, месяц, год"**.
     Самое  интересное  и,  может  быть, парадоксальное с точки
зрения здравого смысла заключается в том, что введение  понятий
абсолютных   пространства   и  времени  обусловлено  именно  их
относительным характером (который был для Ньютона  самим  собой
разумеющимся     фактом).    Зачем    потребовалось    введение
дополнительных  абсолютных  понятий  --  хорошо   показано,   к
примеру,  в  комментариях  Дж. Ламора к уже упоминавшейся книге
Максвелла.   Комментатор,   исходя   из   новейших   физических
представлений,   --  в  том  числе  и  теории  относительности,
поясняет,  что  поскольку  пространственно-временные  параметры
материальных  тел  всегда  относительны (то есть "всегда бывают
отнесены к  какой-нибудь  другой  системе"),  постольку  Ньютон
задался целью искусственно выделить некоторую основную всеобщую
"систему  референции",  к  которой  можно  было  бы отнести все
наблюдаемые величины. В соответствии с этим замыслом  Ньютон  и
построил   "систему   абсолютного   пространства   и   времени,
относительно которых должны  определяться  движения  и  силы  в
природе"*.
     Итак,   абсолютное,   по  Ньютону,  --  это  прежде  всего
абстрактно-математическое,       а       относительное       --
чувственно-реальное**.  Другое  дело,  какой смысл вкладывали в
данные  понятия  последующие  интерпретаторы  --  философы  или
естествоиспытатели.    Современная    физика    отказалась   от
ньютоновской  "системы  референции"   и   изобрела   новую:   в
специальной  теории  относительности,  к  примеру,  в этой роли
выступает  универсальная  световая  константа.  Вместе  с   тем
ньютоновский  подход  послужил известным толчком для позднейшей
традиции в разработке  концептуальных  моделей  пространства  и
времени,  с  разных  сторон  и в различных аспектах описывающих
собой обычные  абстракции,  действительные  материальные  корни
которых  обнаруживаются только при сопоставлении с отображенной
в них реальностью. В этом смысле материальность пространства  и
времени  выражается  в  том, что данные коренные формы бытия не
существуют независимо от реальных вещей и процессов.
     Принцип  монистического  Всеединства  помогает  выявить  и
объективные    основания   развития   пространственно-временных
представлений.  Главным  источником   непрерывного   обогащения
знаний   о  пространстве  и  времени  является  открытие  новых
природных явлений и познание их в  неразрывной  связи  с  ранее
известными  фактами.  Тем  самым  обнаруживаются  новые,  ранее
неизвестные  отношения,  требующие  либо  отображения  в  новых
понятиях,  либо  учета  в  старых  (в  результате  традиционные
понятия подвергаются  уточнению,  корректировке  и  дальнейшему
развитию).  Знание о существовании объекта мало что дает, кроме
констатации   его   пространственно-временной   определенности.
Поэтому такое знание -- бедное, ограниченное, хотя одновременно
и   коренное,  существенное,  составляющее  ядро  развивающихся
представлений  о  пространстве   и   времени.   Зато   познание
многообразных   пространственно-временных   отношений  поистине
неограниченно: здесь и неисчерпаемые внешние  отношения  каждой
вещи  или системы с любой другой, и отношение внутри системы, и
сложные комбинации различных отношений, находящих  оригинальное
отображение   в   математических   понятиях.   Вот   почему   в
естественно-математических   науках    существуют    различные,
казалось   бы,  совершенно  несходные  понятия  пространства  и
подходы к определению времени. Однако сколько бы ни было  таких
понятий  и подходов -- в конечном счете в них отображена одна и
та же  пространственно-временная  реальность  как  неотъемлемый
атрибут Вселенной.
     В   научной   литературе  обсуждалась  гипотеза,  согласно
которой на определенном уровне микромира  пространственность  и
временность исчезают и что будто бы вполне допустимо говорить о
"внепространственных"  и  "вневременных"  формах  существования
материи.  Такой  вывод  вытекает,  к  примеру,   у   известного
американского  физика-теоретика Джеффри Чу. Затем эта идея была
воспринята   и   получила   известное   распространение   и   в
отечественной литературе*.
     В  чем  же  причина  увлечения столь экстравагантной идеей
"внепространственных" и "вневременных" форм материй? Все в  том
же:  в  отождествлении  пространства  и времени с определенными
пространственно-временными отношениями.  Отсюда  и  получается,
если  в  ходе  исследования  возникает такая ситуация, когда от
отношений приходится  перейти  к  тем  материальным  элементам,
которые  данные  отношения  образуют,  то (по условиям подхода,
ограничивающего пространственность и временность отношениями) и
выходит: раз нет отношений, значит, исчезли  и  пространство  и
время.  В.С.  Барашенков  --  первоначально горячий сторонник и
пропагандист  "внепространственности"  и  "вневременности"   на
уровне  микромира  -- в дальнейшем смягчил категоричность своей
позиции и сам же показал ее бесперспективность. В обстоятельной
монографии, специально посвященной  пространству  и  времени  в
микромире,  он  скрупулезно  проанализировал основные аргументы
"за" и "против" и пришел к выводу, что  ни  один  из  известных
фактов  "в  действительности  не  может служить доказательством
существования   внепространственных   и    вневременных    форм
материи"*. Однако общая реляционистская позиция автора осталась
прежней.
     Таким     образом,    конкретное    применение    принципа
монистического Всеединства  при  анализе  общенаучной  проблемы
пространства  и  времени вновь и вновь показывают: любые уровни
организации материи (все вместе или каждая  в  отдельности)  не
могут  существовать  иначе  как  в  пространстве  и во времени.
Всюду, куда бы  ни  проникло  человеческое  познание,  движение
материи   выражается   в   возникновении   конечных  вещей  или
образовании определенных систем и в их уничтожении или распаде.
Исходный и завершающий моменты существования любого из конечных
материальных  объектов  и   служат   реальными   границами   их
объективной  длительности:  с  возникновением  вещи  начинается
длительность ее существования, с исчезновением вещи  обрывается
и  конкретная  длительность.  Аналогичным  образом  обстоит и с
протяженностью, пространственные  границы  которой  обусловлены
самим существованием вещи.
     Реляционный аспект пространства и времени абсолютизируется
самыми  разнообразными  способами.  Иногда рассуждают следующим
образом: на протяжении всей истории науки известны две основные
концепции   пространства   и   времени   --    реляционная    и
субстанциальная. Последняя, представлявшая пространство и время
в виде неких самостоятельных субстанций, не выдержала испытание
временем  и  рухнула под напором научных фактов. Развитие науки
полностью  подтвердило  правильность   реляционной   концепции,
триумф которой как раз приходится на ХХ век.
     При  подобном  рассуждении по принципу "или-или" неизбежна
деформация в понимании самого существа пространства и  времени.
Во-первых, все, что не вмещается в прокрустово ложе реляционной
концепции,    связывается   с   ненаучной   точкой   зрения   и
отбрасывается    якобы     за     ненадобностью.     Во-вторых,
абсолютизированная     реляционная    концепция    неправомерно
отождествляется с  научным  решением  проблемы  пространства  и
времени.  Так,  профессор  Мичиганского  университета  Л. Склар
утверждает, что согласно реляционной концепции в  мире  реальны
лишь  физические  объекты  и  события,  а  пространство и время
представляют собой только их отношения. Тем  самым,  в-третьих,
из  поля  зрения  истолкованной в упомянутом смысле реляционной
концепции   опять-таки   выпадает    экзистенциальный    аспект
пространственности  и временности, то есть все, что относится к
протяженности и длительности существования материальных вещей и
процессов.
     Истина же состоит не в отбрасывании одного или  нескольких
из  правомочных научных подходов, не в их противопоставлении, а
в  монистическом  синтезе   самих   подходов   и   результатов,
полученных  при  их  использовании.  В  этом  смысле  одинаково
необходимо  и  плодотворно  исследование  как  внешних,  так  и
внутренних пространственно-временных отношений. В свою очередь,
реляционный   подход   (в  единстве  всех  своих  аспектов)  не
исключает, а дополняет и  дополняется  сам  познанием  бытийных
(экзистенциальных) сторон пространства и времени.
     Первоначально,         на         заре        формирования
пространственно-временных абстракций, пространство, собственно,
и не означало ничего иного, кроме протяженности, как и время не
означало ничего, кроме длительности. Ни то, ни другое не  могло
означать  ничего  иного  по  той  простой  причине, что понятие
пространственности   формировалось   на   основе   ощущений   и
восприятий  протяженности  конкретных  тел и явлений, а понятие
временности возникло на той же  основе  восприятий  и  ощущений
реальной   длительности   конкретных  процессов  и  событий.  В
дальнейшем   с   возникновением   теоретического   знания,    в
особенности  в результате развития геометрии (и всей математики
в целом), механики, астрономии и философии, содержание  понятий
пространства  и  времени  значительно расширилось. Пространство
стало  абсолютным,  бесконечным,   трехмерным,   пустым   (как,
например,  в  античной  атомистике  или в ньютоновской физике),
независимым от природы вещей вместилищем материальных тел, -- в
то время как  о  протяженности  стали  больше  говорить  как  о
характеристике    геометрических   и   механических   объектов.
Аналогичным путем шло  развитие  категории  времени.  Однако  в
большинстве     случаев     (за     исключением,    разумеется,
субъективно-идеалистического  подхода)  пространство  и   время
оставались   твердым  оплотом  мировоззрения,  опирающегося  на
принцип монистического Всеединства.
     Позиция космистской философии по  вопросу  пространства  и
времени  проста  и  понятна;  она позволяет, исходя из реальной
протяженности и  длительности,  присущей  всем  без  исключения
объектам  природной  и социальной действительности, установить:
каким именно образом различные отношения  протяженно-длительных
вещей   и   процессов   приводят   к   появлению  разнообразных
пространственных  или  временных   характеристик,   таких   как
направление,  расположение,  расстояние, интервал и более общих
-- координация,        субординация,        последовательность,
упорядоченность и т.п.
     Существует   мнение,   что  протяженность  и  длительность
выражают  исключительно  метрические  свойства  пространства  и
времени  и  связанны  в  первую  очередь  с  их  количественным
аспектом.  Чтобы  разобраться,  насколько  данное   утверждение
правильно,   необходимо   рассмотреть   вопрос   об   измерении
пространственных и временных величин. В  повседневной  практике
человек  пользуется  понятием  пространственности  не иначе как
выраженным  в  каком-то  измерении.   Суть   измерения   --   в
сравнивании;  в  нем  проявляется  и  объективность  измерения,
поскольку сравниваться могут лишь реальные объекты, находящиеся
в  отношениях,  какое  бы  преломление  они  ни   претерпевали,
отражаясь в тех или иных понятиях.
     Измерение   может   быть   как  однопорядковым  (например,
измерение пространства в единицах протяженности  или  измерение
времени   в   единицах  длительности),  так  и  разнопорядковым
(например, объективно понятию скорости соответствует  выражение
протяженности   через   длительность)*.   Потребности  практики
обусловило  и  то,  что   до   XIX   в.   человечество   вполне
удовлетворяли  три  вида пространственных измерений: одномерное
(линия),   двухмерное   (плоскость)   и   трехмерное   (объем).
Впоследствии  возникла  (прежде  всего  в  математике,  затем в
физике) теория так называемых многомерных пространств.
     Объективная природа пространства не меняется в зависимости
от того,   в   скольких   измерениях   оно   будет    выражено.
Действительная основа линии, площади, объема, а также какого бы
то  ни  было многомерного пространства одна и та же -- реальная
протяженность вещей и процессов материального мира. Возможность
же  измерения  пространства-времени  каким  угодно  образом   и
соответствующего  выражения  любым числом измерений обусловлена
конкретными  зависимостями   между   внутренними   и   внешними
материальными  отношениями, в которых могут находиться реальные
объекты,   обладающие   пространственностью   и   временностью.
Стандартная  буханка  хлеба имеет около 20 см в длину, примерно
10 см в ширину и столько же в высоту -- всего 2000 см3.  Таково
ее   пространственное  бытие  в  трех  измерениях.  (Заметим  в
скобках,  что  длительность  временного  существования  обычной
буханки  хлеба  как  пищевого продукта -- около суток с момента
выпечки  до  полного  съедения.  Но  для  последующего  анализа
временная  координата  не  потребуется.)  Спрашивается:  почему
пространственный   объем   буханки   (или   пространство,    ее
окружающее)  имеет три измерения -- не больше и не меньше? Этот
простой вопрос в действительности один из сложнейших  в  науке,
имеет   длительную  теоретическую  судьбу,  скрестившую  усилия
философов, математиков, естествоиспытателей.
     Чтобы понять,  почему  пространство  трехмерно,  попробуем
вначале  выяснить,  почему расстояния между объектами или длины
физических  тел  принято  выражать  в  одном  измерении.   Ведь
расстояния  определяются  на поверхности Земли, которая сама по
себе объемна. Расстояние между объектами на Земле или в Космосе
-- это ведь тоже расстояние между объемными физическими телами.
А вот математические точки и линии  --  абстракции,  в  "чистом
виде"  в природе не встречающиеся. Точку и линию можно получить
путем соприкосновения или наложения объемных предметов (линеек,
циркулей, карандашей, рейсфедеров, бумаги и т.п.).
     Метр как единица длины  в  первом  определении  был  равен
1·10--7  части  четверти  длины  парижского  меридиана (то есть
воображаемой линии на поверхности объемного  земного  шара).  В
современном  определении метр -- длина, равная 1650763,73 длины
волны в  вакууме  излучения,  соответствующего  переходу  между
строго  определенными  уровнями  атома  криптона  86. Излучение
происходит в объемном пространстве между  электронами,  которые
также  занимают  хотя  и  невообразимо  маленький в сравнении с
привычными макроскопическими человеческими мерками, но все-таки
объем. Таким образом, реальные вещи, тела, процессы, с которыми
сталкивается человек в практической деятельности,  объемны.  По
существу,   объемность   (или  емкость)  и  представляет  собой
реальную пространственную протяженность*.
     Измерение -- процесс достаточно произвольный. В популярном
детском  мультфильме  длину  удава  измеряют  в   попугаях.   В
повседневном  быту  тоже  допустимо  забыть о метрах и измерить
длину или площадь  в  толщине  пальцев  или  ширине  ладони,  в
горстях песка или мешках картофеля. В прошлом вполне обходились
частями  человеческого  тела и отношениями между ними, откуда и
пошли все сажени, локти, шаги,  футы,  дюймы  и  т.п.  Лишь  на
известном  этапе развития науки и техники были введены эталоны,
сделавшие устаревшими прежние способы измерений.
     В  далеком  прошлом,  на  заре  математики,   практические
потребности  пастушества  и  земледелия  вывели на первое место
измерение длин и расстояний (а не, скажем, объемов и емкостей).
Развитие строительной и землемерной практики обусловили переход
к измерению углов и  поверхностей.  Абстрактная  геометрическая
наука,   отражая   логику  развития  практики  и  производства,
двигалась от изучения линии через поверхность -- к объему. Одно
измерение прибавлялось к другому, в результате  в  классической
Евклидовой    геометрии    объем    оказался    трехмерным   (и
соответственно плоскость -- двухмерной, а линия -- одномерной).
     Однако  в  повседневной  практике  долго  еще   оставались
измерения  с  помощью  реальных  объемных  тел.  Так, у древних
индийцев  одной  из  наиболее  употребительных  мелких   единиц
измерения  (причем  одновременно  --  веса  и  длины) выступала
величина ячменного зерна (привлекались и еще более  мелкие,  по
существу  мельчайшие  из видимых частицы -- например, пылинка в
солнечном луче). Длины измерялись в следующих единицах:  восемь
ячменных  зернышек  приравнивались  к  толщине  пальца,  четыре
пальца -- к объему кулака,  а  двадцать  четыре  --  составляли
"локоть",  четыре  локтя  -- величину индийского лука и т.д. --
вплоть до мили, содержавшей четыре тысячи локтей*.  Современные
каменщики, как еще строители в Древнем Египте, измеряют толщину
кладки  в кирпичах (так, толщина стен оценивается в полкирпича,
в кирпич, полтора, два и т.д.).  И  кирпич,  и  ячменное  зерно
используются  в  обоих  приведенных случаях, как одномерные (то
есть недифференцированные по измерениям) объемы  для  измерения
одномерной  же  длины,  ширины,  толщины. Понятно, что в тех же
"одномерных  единицах"  можно  измерить  площадь  или   емкость
(например, кувшина, мешка -- с помощью ячменя, а вагона, кузова
-- с помощью кирпичей).
     Принципиально  допустимо,  опираясь на понятие одномерного
объема,   построить   сколько   угодно   -мерную   воображаемую
геометрию,  где  площади  и длины будут определяться в порядке,
обратном    логике    геометрии    Евклида.    Фундаментальным,
основополагающим  понятием  геометрической науки могли стать по
линии и  плоскости,  а  объем  как  непосредственное  отражение
реальной пространственности.
     Например, говорят: такая-то комната (зал, дом, резервуар и
т.п.)  больше,  чем  другая;  или:  новый прибор (машина) более
компактен и занимает меньше места (меньшее  пространство),  чем
прежняя   модель.   При   всей   приблизительности  приведенных
сравнений реальная пространственная объемность выражена здесь в
одном измерении -- в отношении "больше --  меньше".  Разве  при
измерении   линейкой   поверхности   стола   одномерная   линия
получается не при помощи операций с двумя  объемами  (поскольку
объемны  и  линейка,  и  стол, поверхность которого как сторона
реальной объемности подвергается измерению)? Полученная линия и
измеренная длина, а также  их  численные  величины  и  являются
результатом   определенного   сопоставления  реальных  объемных
предметов.
     Если  бы  в  результате   аналогичных   сравниваний   были
выработаны единицы измерений одномерных объемов, а само понятие
одномерного объема было положено в основание геометрии, -- то в
этом   случае   понятие   линии   естественно   могло  бы  быть
представлено  в  виде   научной   абстракции,   вытекающей   из
одномерного  объема, а именно: как кубический корень из единицы
одномерного объема. Гипотетическая  геометрия,  построенная  на
таком   основании,   была   бы  отнюдь  не  менее  полной,  чем
традиционная  Евклидова,  и  так  же  бы  отражала  объективные
свойства  пространства. Однако представлять одномерность в этом
случае в качестве сущности реальной пространственной объемности
было  бы  так   же   недопустимо,   как   и   отождествлять   с
пространственностью трехмерность и четырехмерность.
     Пример  того,  как  одни  и  те  же математические понятия
выражаются в различном числе измерений, можно найти,  сравнивая
традиционную   геометрию   с   аналитической.  В  аналитической
геометрии точка описывается в системе координат на плоскости --
двумя числами (абсциссой и  ординатой),  а  в  пространстве  --
тремя   числами  (абсциссой,  ординатой  и  аппликатой),  --  в
результате чего точка может выступать и как двухмерная,  и  как
трехмерная точка. Дополнив три координаты четвертой (временем),
Г. Минковский сформулировал понятие мировой точки, выразив ее в
четырех измерения