елькающие фразы и должен так  же быстро их  вслух повторять. Все его
слова  записываются.  Потом  по этой записи отлавливаются, подсчитываются  и
анализируются  все  обмолвки. Эксперимент проводится в нескольких вариантах.
Вначале  просто так. Потом --  дают  в  руку  два  конца оголенного провода,
предупредив, что в любой момент может током шарахнуть. Потом -- усадив рядом
на столе настоящую голую студенточку.  С  проводом  -- я уже не помню, а  со
студенточкой -- у всех  замечательные обмолвки стали появляться, и в больших
количествах. Типа (понятно, если  попытаться  на русский  перевести): вместо
"Кот и миска" -- говорят  "Мот  и киска", вместо "Кекс и  сойка" --  "Секс и
койка"...
     -- Ха! -- сказал Паша. --  Теперь, кажется, почуял к  чему  ты клонишь.
Нет, ничего так. Как, говоришь? "Секс и койка"?.. -- он радостно засмеялся.
     Юра, Зоя и Степан Самойлович тоже улыбнулись.
     -- И о чем это  говорит? -- спросил Степан Самойлович. -- Сидит у нас в
голове  что-то,  мы  о  нем и не  знаем, а  оно нас за язык  иногда дергает.
Чувствуете?
     Паша кивнул, Мишенька недовольно поморщился.
     -- А можно  и так сделать... Как бы наоборот, как  Фрейд в  этой  своей
"Психопатологии обыденной  жизни" постоянно и  делает.  Там приводится  куча
примеров  обмолвок,   описок,   опечаток  в  газетах  --  часто  просто-таки
великолепных! -- и уже по ним восстанавливаются их причины. Отлавливается то
самое,  что  в  голове  каждый  раз  сидело  и  за  язык  дергало  или  руку
подталкивало...  Доходит до  совсем уже  мистических  вещей!  Я  сам,  когда
впервые прочел -- обалдел. Называет человек наугад любое число...
     -- Шестьдесят шесть, -- сказал Юра.
     Степан Самойлович удивленно посмотрел на него. Мишенька засмеялся.
     -- ...И я,  -- продолжал Степан  Самойлович, -- за пару часов  беседы с
ним  --  это  уже  технические тонкости  каким  именно макаром --  показываю
совершенно точно, абсолютно убедительно для самого этого человека, почему им
было названо именно это число, а не любое другое! Сколько ты сказал?
     -- Я передумал. Восемьдесят четыре, -- ответил Юра.
     -- Давайте только не сейчас! -- взмолился Мишенька. -- Я сюда не лекции
слушать пришел... Сам  с собой  тихонечко и экспериментируй! Можешь, кстати,
еще  что-нибудь  и  из  области  астрологии  приплести. О  влиянии  небесных
светил...
     -- Нет, интересно! -- сказал Паша.  --  Я, кажется, уже кое-что уловил.
Ты хочешь сказать...
     --  Там  еще  у Фрейда есть  пример,  о  том,  что  случайные  действия
являются,  в  сущности,  преднамеренными...  --  Степан  Самойлович  говорил
уверенно,  выразительно, плавно жестикулируя, с удивительным воодушевлением.
Мишенька с кислой миной встал и ушел в полумрак. Зато опять подошла Лариса и
села, поджав ноги, рядом с Юрой на диван. На коленках ее джинсов были вышиты
два цветка: на правой -- голубой, на левой -- светло лиловый. Чуть улыбаясь,
она смотрела на Степана Самойловича.
     --  Фрейд  однажды  взялся,  -- продолжал  тот,  --  улучшить  семейные
отношения в одной милой семье. Ссорились и все  такое  прочее. Муж носился с
мыслью о разводе, потом отказался от нее, потому что очень любил своих двоих
детей. Потом опять... И  вот, на одном сеансе  психоанализа муж рассказывает
Фрейду про  маленький,  но очень испугавший его, случай. Он  играл  со своим
ребенком, подбрасывал его, причем раз подкинул на таком месте  и так высоко,
что ребенок почти что ударился теменем о висящую на потолке тяжелую  люстру.
Совсем не ударился, или, там, совсем чуть-чуть, ничего не случилось, но папа
в ужасе застыл  с ребенком на руках;  с  мамой -- истерика...  --  все молча
слушали.  --  По особой  ловкости, с  которой  было  совершено  неосторожное
движение, по реакции родителей Фрейд заключает, что это было не случайное, а
симптоматическое  действие,  в  котором  выражалось  недоброе  намерение   к
любимому ребенку. Папаша скоро признался,  вспомнил, что раньше,  когда этот
ребенок только родился и  особой любви, как  позже, еще не вызывал,  у него,
папаши,  бывали пару раз  мысли: "Если  эта козявка, для  меня безразличная,
умрет, я буду свободен и смогу  развестись с женой". А  потом еще выяснилось
из  его  детских  воспоминаний,  что  подобная история  приключилась  с  его
маленьким братом, погибшим,  как считала мать, по  неосторожности отца...  В
общем, Фрейд эту семью потом вылечил и помирил.
     А скажи кто-нибудь тогда, что он  специально  пытался тюкнуть  малыша о
потолок?  На месте бы пришиб!  --  Степан Самойлович похлопал Пашу, ставшего
самым мрачным из всех, по плечу.
     --  То  же самое, -- продолжал  он,  -- и с  "самоповреждениями". Я уже
говорил:  про "прикусить губу", "прищемить палец". Есть история  про чувиху,
которая, скромненькая такая, и вдруг -- к ужасу мужа -- сплясала неприличный
канкан,  причем отлично,  на  столе  перед кучей гостей.  И  так  сама этого
застремалась (а муж ее еще и "шлюхой" обозвал!), что через день  удивительно
ловко  выпрыгнула из повозки и -- совершенно случайно! -- сломала себе ногу.
Ту самую, из-за которой все началось. Чтоб, так сказать, не плясать...
     И  если  может  быть  такое   "полунамеренное  самоповреждение",  то  и
самоубийство может быть  тоже не  обязательно сознательным, намеренным.  Оно
может быть замаскировано  под  случайность... Один  офицер:  из-за  каких-то
личных неурядиц -- впал в депрессуху. Собирался с  горя поехать на войну,  в
Африку; перестал почему-то подходить к  лошадям, хотя отличный был наездник.
Перед скачками, от  которых никак уже  не мог уклониться, говорил  друзьям о
каком-то  мрачном  предчувствии.  И  что? Падает на  этих скачках  с лошади,
ломает  позвоночник и перед  смертью -- умиротворенно так  улыбается...  Или
еще: альпинисту  вдруг начинают сниться  одинаковые сны, как он оступается и
падает в пропасть. Никакие советы его знакомого психоаналитика не действуют,
он  смеется, едет в  горы  и  там совершенно по-глупому,  совсем как во сне,
оступается. И в пропасть... Как тут не почувствуешь что-то этакое, а?..
     Юрий  взял рюмку, но потом передумал и поставил ее обратно. Вернувшийся
Мишенька  с  недовольным лицом  копошился  вилкой в  тарелке,  Зоя и  Лариса
жевали, Паша -- тоже накладывал  себе какого-то бурого,  лиловато-оранжевого
салата. Предложил Юре -- того чуть не стошнило...
     --  Так  что  все  это  не просто так, -- тоже  съев  целиком небольшую
маринованую морковочку, заключил Степан Самойлович.
     -- Нет, с "Сексом и койкой"  -- это хорошо!.. --  удовлетворенно сказал
Паша.
     "Опять  он эту морковку  в рот  тащит..."  -- подумал, глядя на жующего
Степана Самойловича, Юра.
     -- Что же это получается? Что бы я ни сделал -- это, как бы, не  просто
так?.. -- спросил Паша.
     --  Что  бы  ты ни сделал необычного. За каждым необычным поступком  --
что-то стоит.
     -- И  за обычным,  --  сказала вдруг  тихо  Зоя.  Все  удивленно на нее
посмотрели. -- И Юнг,  -- Мишенька скривился, -- он как раз и понял, что это
за  штуки, которые у нас  в голове сидят.  И  за  язык,  руки постоянно  нас
дергают... Фрейд -- только одну нашел, "либидо" называется.  Ну, еще,  может
быть, "танатос"... А Юнг -- круче. -- Степан  Самойлович недоверчиво покачал
головой.   --  Юнг   именно   этими   всеми...   штуками...   и   занимался.
Профессионально. И не только  теми, что за язык, руки дергают, но и... за...
-- она помахала ладонью у лица, -- за мысли тоже...
     Юра  почему-то представил себе вдруг мысль -- в  виде  бурого коровьего
вымени. Кто-то снизу несколько раз за него дернул...
     -- И что это за... штуки? -- боязливо  спросил Паша. Он закатил глаза и
попытался посмотреть на  собственный лоб. --  И как  это  они,  интересно...
дергают?
     -- Да нет,  не  то, чтобы дергают.  Это я не совсем правильно  сказала.
Они... -- она запнулась, задумалась. Все молчали.
     "Идиоты. Вот зачем они все  это говорят?" -- подумал Юра. "И зачем я их
слушаю? Это же чушь собачья. И детский лепет. И словесный понос. Тоже мне --
специалист по Юнгу..."
     -- Здесь все тоже не так просто, -- сказала наконец Зоя. Она, казалось,
думала: начинать  ей  говорить или  нет. Чувствовалось, что хочется.  И Паша
смотрел  ей  в  рот. Степан Самойлович  ковырялся в  тарелке. Мишенька  -- в
пепельнице.
     -- Ты же сказала, что дергают?  -- сказал Паша. И Юра понял, что Зоя не
выдержит. Он угадал:
     -- Скорее -- лепят, вьют... -- начала Зоя. -- Если изучать сны -- много
снов,  как это  приходится психоаналитику, -- то замечаешь... И это, кстати,
Степан Самойлович, впервые еще Фрейд заметил!  Можно, в общем, заметить, что
в  снах повторяются определенные  сюжеты,  образы, элементы.  И  эти  образы
оказываются не индивидуальными, не выводимыми только из личного опыта  того,
кому приснились. Общими для всех! Фрейд их назвал "архаичными остатками". Их
источник где-то  далеко в прошлом,  общий для  всех... Как человеческое тело
представляет из себя целый "музей  органов", каждый  из которых  --  продукт
длительной  эволюции,  так  же  --  и  человеческий  разум.  Эти  древнейшие
психические начала образуют основу психики точно так же, как строение любого
тела  восходит  к  общей  анатомической   структуре  всех   млекопитающих...
Понимаете? И это у всех людей общее. Коллективное бессознательное...
     "Отвратительно,  --  подумал  Юра.  --  И  говорит, говорит, говорит...
Тьфу".  Сидящая рядом  Лариса  положила  вдруг голову ему на плечо.  Тут  же
откуда-то из темноты появился Сережа и сел на пол у ее ног.
     -- ...Эти самые  "архаические  остатки",  Юнг называет их "архетипами",
очень  близки  к  мифологическим образам, только  еще глубже...  Существует,
например, много представлений о враждебном существе. Злые демоны. Еще совсем
недавно   у  нас   --   империалисты.  Дьявол,  в  конце  концов.   Все  эти
представления, образы, объединяет общий момент -- мотив "врага"!  И такие --
их  много! -- более общие мотивы обычных  образов присущи каждому  человеку.
Причем они обычно совершенно  не  осознаются!.. Ну как инстинкт вить  гнезда
присущ сознанию птиц, так и человеческому сознанию присуще -- если опять тот
же пример использовать -- обязательно бояться какого-то обобщенного врага...
И   тому  подобное,  и  тому  подобное.  Только  обычные  инстинкты  --  это
физиология. А вот когда эти  душевные движения, "психологические инстинкты",
о  которых я говорю, проявляют себя, к примеру,  через сны или в  фантазиях,
символических образах,  психических болезнях наконец,  то  вот именно эти их
образные проявления -- и есть те самые "архетипы"... Не очень понятно, да?
     -- Запутался, -- сказал Паша.
     -- Никогда не вил гнезд, -- признался Мишенька.
     --  Гнезда  тут ни при чем, -- вздохнула  Зоя.  -- Просто известно, что
птиц  никто не учит  как, когда, какого  размера  вить  гнезда,  они даже не
думают  об  этом. Они просто  делают. Просто так они  живут. Так  и человек.
Только его сознание вьет не гнезда, а, к примеру, сны.
     -- Нет, сны это действительно  -- что-то! --  оживился Паша. -- Вот мне
недавно...
     -- Какие образы обычно  встречаются в снах? -- перебила его Зоя. --  Их
не  больше, чем... чем  видов птичьих  гнезд! Или --  органов в человеческом
теле.  Эти образы всем  знакомы. Образ  разрушения,  исчезновения, например,
или,  наоборот,  восстановления,  рождения,  неожиданного  появления;  образ
опасности,  открытости,  беззащитности, погони --  или,  наоборот,  укрытия,
покоя,  безопасности; образ  темноты,  неясности, скрытости чего-то и  образ
света, невозможности  скрыть себя... Их, конечно, очень  много! Тут, ясно, и
фрейдовские  Отец  и  Мать  --  по  Юнгу  это  больше,  чем  первые  детские
воспоминания.  Великая   Мать  --  земля,  пашня,  в  которую  падает  семя;
"материя"... Да всего просто и не перечесть!
     -- А отец? -- спросил Мишенька.
     --  Бог, конечно. И  все  эти образы  --  не просто из снов.  Они  ведь
совпадают  с  образами  древнейших мифов. Те  же  греки: богиня  земли  Гея,
родившая всех богов... Изида и Осирис... Христос, кстати -- типичный архетип
"героя" (есть и такой!), спасителя от всяких бед, освободителя. И вся вообще
человеческая   культура  насквозь  мифологична.  Архетип   "Золотого  века",
например.   Коммунизма,   по-русски...  Ну  или,  там,   долгожданной  эпохи
материального  благополучия... И весь  ужас в  том, что  все  это, то, что я
называю -- на  самом-то деле еще не архетипы! Только их проявления. Архетипы
--  в  принципе неосознаваемы!  Осознать  их  мы  можем  только  в  виде  их
проявлений,  каких-то  частных образов.  Того же Христа... Архетип,  который
выходит  на свет, попадает в  ряд  осознаваемого, перестает быть  архетипом.
Становится просто... Ну вот Христос, например. Он  стал для многих не чем-то
невыразимым,  от чего только мороз по коже, а просто  выдумкой  попов. Так и
любой архетип.  Вся  их  сила  --  в  неосознанности.  Но  тогда уж  они  --
о-го-го!..
     -- И-го-го, -- сказал Мишенька. -- Так уж и "о-го-го!.."
     -- А то!  --  улыбнулась Зоя.  --  Ты  просто  сам  на себя посмотри со
стороны.  Скажешь,  что все  делаешь  только сознательно?  Я не  имею в виду
рассеянность, всякие бессознательные описки -- это к  Степану Самойловичу. Я
имею в виду большие, важные дела.
     -- Конечно, сознательно.
     -- Елочку на Новый год наряжал?
     -- Ну... -- удивился Мишенька.
     --   Можно,   конечно,  выпытать  у   тебя   какое-нибудь   более-менее
вразумительное объяснение,  зачем наряжают новогоднюю елочку. Какой  в  этом
смысл. Или в  пасхальном  яйце.  Только  если ты честный мальчик,  то должен
признаться, что смысла в этом особого и нет, а? Неужели нельзя без этого?  И
все это понимают. Но факт-то остается  фактом! Люди делают  некоторые  вещи,
совершенно не  зная зачем. Сначала  ведь обычно что-то  делается, происходят
какие-то  события  и  уже  потом  кто-то  спрашивает, почему  это  делается,
происходит. И так не только с елочкой!.. Все вообще типичные мыслеформы, все
стандартно   понимаемые   человеческие  жесты   --   они   следуют  образам,
сформировавшимся задолго  до того, как человек стал способным  посмотреть на
себя со стороны...
     Юра посмотрел  на  себя  со стороны. Как бы  из-под  потолка.  Сидят  в
темноте вокруг красного торшера.  Шевелят губами, издают какие-то звуки. При
этом --  почему-то! -- еще и едят. "Действительно, странно. Почему,  придя в
гости, обязательно  едят? Так заведено.  Родители  так делали...  А  их  кто
научил? Их родители..."
     Сережа вдруг переполз по полу поближе к Зое.
     -- И  все, что мы  знаем  -- мы не  сами знаем, -- сказала  она. -- Это
вначале само откуда-то взялось, мы привыкли к  этому и только потом -- когда
уже поздно, да и то не все! -- задумываемся над вопросом, "откуда все это?"
     -- Да, -- закричал вдруг Паша. -- Вот я об этом и хотел рассказать!
     Помните, про роддом?! Я вдруг подумал...
     -- Извини, дай  Зое договорить, -- прикоснулся к  Пашиному плечу Степан
Самойлович. -- Потом расска...
     -- Да почему потом?! Я же  как  раз про  то,  про что речь идет! Что мы
только думаем,  что знаем,  а на  самом  деле ничего сами не знаем!  Я вдруг
подумал однажды:  а  откуда,  собственно,  я  знаю, что  мои папа  и мама --
действительно мои?
     -- Ну, это у каждого в определенном возрасте бывает... -- разочарованно
сказал Степан Самойлович.
     -- Ну и что,  что  у каждого? Мне-то что? Ведь если они просто пришли в
роддом и взяли меня... Меня! -- он хлопнул ладонью по груди. -- И совсем они
не мои отец и мать!..
     -- Зоя взяла  его за руку: --  Извини. Теперь я об  этом же. Нормальный
пример!  Только немножко о другом  -- ты сам, Паша, этого  и не заметил. Это
пример  того,  что каждый  человек откуда-то  знает, что  у него обязательно
должны быть собственные отец и  мать.  Вопрос в чем? В  том,  откуда он  это
знает. Почему ты решил, что они у тебя должны быть?
     Все замолчали. --  Здрасьте! --  сказал  молчавший  до этого Сережа. --
Договорилась. Ты же сама будущая мать...
     "Интересно..."
     --  Я не хочу сказать, что мы самозародились  или отпочковались откуда-
нибудь! Я же о другом! О том, что у нас  в голове есть такой... такая... ну,
такое, что папа и мама  -- должны быть у всех! Понимаете? И так почему-то --
обо всем на свете!..
     --  Ну.  Обо всем. И что? Что-то я тебя не  понимаю, --  Мишенька пожал
плечами, недовольно покрутил головой. -- К чему это все?!
     -- Действительно,  пожалуй  слишком умно, -- услышал  Юра свой голос. И
сам удивился.
     Зоя развела руками: -- Ну не понимаете --  и бог с  ним. Хватит с вас и
Фрейда. Поняли, что что-то  есть внутри человека, тайное, невидимое за  руку
его водит, за язык дергает -- и  хорошо. Со временем задумаетесь о  том, что
же это такое -- может тогда меня вспомните. И Юнга.
     -- Нет,  что, мы совсем, по-твоему, идиоты?  --  спросил  Паша. -- Будь
любезна теперь, дообъясняй. При чем здесь сны? И эти твои... архетипы?
     Зоя вздохнула, помолчала.
     -- Последняя попытка,  -- сказала она наконец. -- Что у Фрейда? Человек
забывает вдруг  имя старого  знакомого. Почему? Оказывается, что  совсем  не
просто так: этот друг семьи -- ярко рыжий,  а в кино недавно показывали, как
актриса, очень похожая на жену того, кто забыл имя,  уходит от недотепы-мужа
к рыжему любовнику. Так, Степан Самойлович?
     --  В общих чертах... Можно так сказать. Если муж при этом ощущает, что
он тот самый недотепа...
     -- Не важно. Суть -- схвачена. Любой, самый безобидный, поступок (забыл
имя!  подумаешь!  пустяк!) может  быть объяснен.  Особенно это касается  тех
поступков,   которые...   э...   своей   совокупностью...  образуют  картину
психического  заболевания,  нервного  расстройства   --  в  общем,  какой-то
аномалии.  Так? Юнг тоже выявляет причины  таких психических отклонений.  Но
если Фрейд,  как эмпирик, ищет причины отклонений поведения человека, то Юнг
-- ищет причины разлада не в поведении, а в мыслях человека.
     -- Ну нет, ну ты  совсем! Фрейд ведь... -- Степан  Самойлович всплеснул
руками.
     -- Подожди. Я намеренно упрощаю твоего Фрейда, так легче объяснить Паше
Юнга! -- Зоя опять  повернулась к Паше, Мишеньке, Юрию. --  Если  человек, к
примеру,  испытывает ужас  перед замкнутым пространством,  то Фрейд объяснит
это ему, в конце концов, тем, что в детстве, когда  этот человек  влюбился в
мать,  та надолго бросила его  одного в узкой  кроватке  и он испугался, что
мать исчезнет  навсегда.  Боится он этого, оставаясь один, и теперь. Юнг эту
же фобию может объяснить иначе: тесное пространство, обступающее человека со
всех сторон --  враг,  от которого некуда  скрыться, который повсюду вокруг.
Причем,  враг  бездушный,  неживой,  подобный  страшной  машине.  В   тесном
помещении человек остается как бы один на один с  целым злобным, враждебным,
неживым миром. В психике этого человека, таким образом, господствует архетип
врага.
     Степан Самойлович с трудом сдерживал несогласие,  взмахивал  то  и дело
руками, закатывал глаза -- но, все-таки, молчал.
     -- Это, -- продолжала Зоя, -- пример объяснения крайнего случая, фобии.
Но  точно  так же объясняется  и любое человеческое  переживание! За  каждой
мыслью,  каждым поступком  человека скрываются  определенные  мифологические
образы, проявления базовых архетипов...
     -- Меня  одолевает архетип, выражаемый мифологемой "Заблудился! Не знаю
куда идти!" -- в смысле:  хватит языком  молоть,  --  сказал Мишенька.  -- Я
больше не могу! -- он встал и опять ушел.
     -- А меня, -- встал Паша,  -- архетип, выражаемый мифологемой "Чистота,
очищение". Да, Зоя? В смысле -- я пошел поссать.
     Он  тоже,  шатаясь, ушел.  Юра закрыл  глаза, почувствовал вдруг  запах
волос Ларисы, все еще  лежавшей головой на его плече.  Потом  услышал  голос
Степана Самойловича: