адет ли он в цель, и не думал,  что  может  разбить
миску, хотя так оно и вышло. И тут-то Эмиль обрадовался, что папа  дале-
ко, на ржаном поле. Мама продержала Эмиля в столярной совсем  недолго  -
отчасти потому, что жалела его, отчасти потому, что  надо  было  отнести
косарям еду и кофе. Они привыкли пить кофе в поле - так уж было заведено
в Леннеберге и во всем Смоланде, и хуторяне всегда отправляли в поле де-
тей.
   Что за славные посыльные были эти смоландские ребятишки!  Они  шагали
по извилистым тропинкам, держа в руках корзинки с едой и кофе.  Тропинки
петляли по лугам, по пастбищам и обычно заканчивались на скудном лоскут-
ке пашни, усеянном валунами. Камней было так много, хоть плачь. Но  смо-
ландские ребятишки, понятно, не плакали, потому что среди  камней  росла
земляника, а землянику они очень любили.
   И вот Эмиля с Идой также послали отнести в поле еду и кофе. Они  отп-
равились в путь рано и шли быстро, крепко держа корзинку за  обе  ручки.
Но Эмиль никогда и никуда не ходил прямой дорогой. Ему  нравилось  коле-
сить, идти кружными путями - туда-сюда, благо везде было на что  посмот-
реть. А куда бы ни шел Эмиль, за ним следовала Ида. На  этот  раз  Эмиль
сделал крюк и заглянул на болотце, где обычно водилось много лягушек,  и
без труда поймал одну. Ему хотелось разглядеть ее поближе, да и  лягушке
не помешало бы некоторое разнообразие: не торчать же ей  деньденьской  в
болотце. Поэтому Эмиль посадил лягушку в корзинку с кофе и едой  и  зах-
лопнул крышку. Теперь-то она была надежно спрятана.
   - А куда же мне ее девать? - удивился Эмиль,  когда  Ида  усомнилась,
хорошо ли держать лягушку вместе с кофе и едой. - Сама подумай,  ведь  в
кармане у меня дыры. Пусть посидит немного, потом я пущу  ее  обратно  в
болотце, - сказал этот сообразительный мальчик.
   Далеко в поле косили рожь папа Эмиля и Альфред. За ними  шли  Лина  с
Кресой-Майей и ловко подбирали ее граблями, а затем связывали  в  снопы.
Именно так убирали рожь в старые времена.
   Когда Эмиль с Идой объявились наконец-то со своей корзинкой, папа  не
встретил их как долгожданных гостей, а, наоборот, отругал за то, что они
опоздали. Те, кто работал в поле, строго следили, чтобы кофе им приноси-
ли в самый полдень, минута в минуту.
   - Зато теперь  неплохо  хлебнуть  глоточек,  -  примирительно  сказал
Альфред, желая направить мысли папы в другую сторону.
   Если тебе когда-нибудь доводилось полдничать вместе с косарями  прямо
в поле теплым августовским днем в окрестностях  Леннеберги,  ты  знаешь,
как приятно отдыхать вместе с ними у нагретых солнцем валунов,  болтать,
попивать кофе и есть бутерброды. Но папа Эмиля все еще злился и не  стал
добрее. Потому что когда сердито рванул к себе корзинку и открыл крышку,
лягушка прыгнула прямо на него и исчезла за расстегнутым изза жары воро-
том рубашки. У лягушки были такие холодные противные лапки! От неожидан-
ности и отвращения папа взмахнул рукой, и кофейник  перевернулся.  Эмиль
стремглав подхватил его, так что кофе пролился самую малость. Но лягушка
не показывалась. От испуга она юркнула в  папины  брюки,  и  папа  вовсе
рассвирепел. Он задрыгал ногами, чтобы вытряхнуть лягушку из штанины,  и
опять пнул несчастный кофейник, который, на беду, снова попался папе под
ноги. Кофейник непременно бы перевернулся и все остались бы без кофе, не
подхвати его Эмиль.
   Лягушка, понятно, не собиралась долго задерживаться там, куда попала.
В конце концов она выскочила из штанины, и Эмиль подобрал ее. А папа все
еще бушевал. Он считал, что история с лягушкой - очередная проказа  Эми-
ля, хотя это было совсем не так. Эмиль думал, что корзинку откроет  Лина
и, может, от души обрадуется, увидев маленькую славную лягушку. Для чего
я все это рассказываю? Для того, чтобы ты понял: и Эмилю порой  приходи-
лось туго. Особенно когда его обвиняли в проказах, которые вовсе не были
проказами. Ну, например, просто непонятно: где он мог  держать  лягушку?
Ведь карманы-то его штанов были дырявые!
   А Лина знай твердила свое:
   - Сроду не видывала этакого пострела. Коли он сам не  напроказит,  то
все равно попадет в какую-нибудь историю!
   Попасть в историю - это уж Лина правду  сказала!  То,  что  случилось
немного позднее тем же днем, подтверждает ее слова. Эмиль попал в  такую
историю, о которой вряд ли следует рассказывать!  Вся  Леннеберга  потом
еще долго охала и причитала над ним. А все случилось оттого, что его ма-
ма была удивительно расторопная хозяйка, и еще оттого, что в тот  год  в
Каттхульте на редкость уродилась вишня. Но все это вовсе не зависело  от
Эмиля, нет, он просто попал в историю!
   Во всей Леннеберге не было хозяйки, равной маме Эмиля в умении варить
варенье, выжимать сок, готовить и находить применение  всему  тому,  что
росло в лесу и созревало дома, в саду. Она без устали собирала бруснику,
чернику, малину, делала повидло из яблок и слив, желе из смородины,  ва-
рила варенье из крыжовника и готовила вишневый сироп. А сушеных  фруктов
для вкусных компотов у нее хватало на всю зиму. Яблоки,  груши  и  вишни
она сушила в огромной печи на кухне и складывала в белые холщовые мешоч-
ки, которые потом развешивала под потолком в кладовой. Да, эта  кладовая
радовала глаз!
   В самый разгар сбора вишни в Каттхульт приехала погостить расфуфырен-
ная фру Петрель из Виммербю. И тут мама Эмиля возьми да  пожалуйся,  что
уж слишком много уродилось этой благословенной вишни, которую просто не-
куда девать.
   - Я думаю, Альма, тебе надо поставить вишневую наливку, - сразу  наш-
лась фру Петрель.
   - Боже упаси! - воскликнула мама.
   О вишневой наливке она и слышать не хотела. В  Каттхульте  жили  одни
трезвенники. Папа Эмиля в рот не брал спиртного, он даже  пиво  не  пил,
разумеется, кроме тех случаев, когда его угощали на ярмарках.  Тогда  уж
нельзя было отказываться! Что еще делать, если уговаривают выпить бутыл-
ку-другую пива! Он тотчас подсчитывал в уме, что две бутылки стоят трид-
цать эре, а тридцать эре на земле не валяются! Оставалось лишь взять  да
выпить, хочешь ты того или нет. Но пить вишневую наливку - нет,  на  это
его не подбить. Мама Эмиля так и сказала фру  Петрель.  Но  фру  Петрель
возразила, что ежели в Каттхульте не желают пить наливку,  то  в  других
местах все же найдутся такие, которые не прочь пропустить рюмочку.  Нап-
ример, ей самой хотелось бы иметь несколько бутылок вишневой наливки,  и
почему бы маме Эмиля тайком от домашних не поставить бродить  вишни  ку-
да-нибудь в темный угол погреба, где кувшин с вишнями никто не увидит. А
когда наливка будет готова, фру Петрель приедет  в  Каттхульт  и  хорошо
заплатит за нее.
   Маме Эмиля всегда было трудно отказать, когда ее о чем-нибудь  проси-
ли. К тому же она была расторопной хозяйкой, у которой ничего не  пропа-
дало даром, а для себя она уже насушила вишни предостаточно. И неожидан-
но, сама не понимая, как это сорвалось у нее с языка, она пообещала  фру
Петрель приготовить для нее вишневку.
   Но мама была не из тех, кто делал что-нибудь тайком  от  других.  Все
как есть она рассказала папе Эмиля. Он долго ворчал, но под  конец  ска-
зал:
   - Делай как знаешь! Кстати, сколько она обещала заплатить?
   Но об этом фру Петрель ничего толком не сказала.
   Несколько недель вишни бродили в большом кувшине, поставленном в пог-
реб, и как-то в августе, в тот самый день, мама решила, что вино уже го-
тово и пришел срок разлить его по бутылкам. Она выбрала подходящее  вре-
мя, когда папа был на ржаном поле. Он не увидит вина в своем доме  и  не
почувствует за собой греха.
   Вскоре мама Эмиля расставила в ряд на кухонном столе  десять  бутылок
красной наливки. Теперь их надо было убрать в корзину и задвинуть в угол
погреба, чтобы они никому не мозолили глаза. Пусть  теперь  фру  Петрель
приезжает, когда ей вздумается, и забирает свое вино.
   Вернувшись домой с пустой корзинкой для провизии, Эмиль и Ида увидели
у кухонной двери ведро с вишнями, из которых готовилась наливка.
   - Эмиль, возьми-ка ведро, - сказала мама, - и пойди зарой эти вишни в
мусорной куче.
   И Эмиль пошел, послушный, как всегда. Но мусорная куча была сразу  за
свинарником, а в свинарнике слонялся словно неприкаянный Заморыш. Увидев
Эмиля, он громко захрюкал, давая понять, что хочет выйти  и  погулять  с
ним.
   - Это я тебе сейчас устрою, - сказал Эмиль и поставил ведро на землю.
   Он отворил дверцу свинарника, и оттуда с радостным хрюканьем выскочил
Заморыш. Он тотчас сунул пятачок в ведро, полагая, что Эмиль принес  ему
поесть. И тут, Эмиль впервые задумался над словами мамы: "... зарой  эти
вишни в мусорной куче". Как-то чудно, в самом деле: в Каттхульте не при-
выкли зарывать в землю то, что съедобно. А эти ягоды, очевидно,  хороши,
Заморыш ел их, не отрываясь от ведра. "Может быть, -  подумал  Эмиль,  -
мама хотела зарыть ягоды в мусорной куче, чтобы они ни в коем случае  не
попались на глаза папе, который с минуты на минуту должен был  вернуться
домой с ржаного поля? "
   "Пусть уж лучше Заморыш сожрет их, - решил Эмиль. - Ведь он ест  так,
будто без этих вишен просто жить не может! "
   По всему было видно, что Заморышу эти вишни особенно понравились.  Он
хрюкал от удовольствия и так усердствовал, что весь перемазался - рыльце
его стало совсем красным. Чтобы ему было  удобнее  есть,  Эмиль  высыпал
вишни на землю. Тут явился петух и тоже захотел разделить  с  поросенком
пиршество. Заморыш лишь покосился на петуха, но не прогнал его, и  петух
стал клевать ягоды одну за другой. Следом подошли куры во главе  с  Лот-
той-Хромоножкой, желая посмотреть, что там за лакомство  отыскал  петух.
Но Заморыш и петух безжалостно прогнали кур прочь, едва только они суну-
лись к ягодам. Видимо, эти вкусные ягоды Заморыш с петухом решили прибе-
речь для себя. Рядом на перевернутом ведре сидел Эмиль. Он дудел  в  ду-
дочку - травянистый стебелек - и ни о чем  не  думал.  Вдруг,  к  своему
изумлению, он увидел, что петух шлепнулся на землю. Несколько раз  петух
пытался подняться, но ничего у него не получилось. Едва он  приподнимал-
ся, как снова падал головой вниз и лежал как мертвый. Куры сбились  поо-
даль в тесную стайку и озабоченно кудахтали, глядя, как чудно  вел  себя
их петух. А петух валялся на земле и зло таращил на них глаза. Разве  он
не имеет права лежать и барахтаться там, где ему заблагорассудится?
   Эмиль не понимал, что стряслось с петухом, но ему было жаль  его.  Он
подошел, поднял петуха и поставил его на ноги.  Петух  постоял  немного,
покачиваясь взад-вперед, словно пробуя, держат ли его ноги. И тут  вдруг
его словно  бешеная  муха  укусила  -  закукарекал,  горделиво  захлопал
крыльями и с истошным "ку-ка-ре-ку!" кинулся на стайку кур.  Куры  испу-
ганно бросились наутек, видно, решили, что петух спятил. То же подумал и
Эмиль. Он растерянно смотрел на бесновавшегося петуха и совсем забыл про
Заморыша. Но если уж говорить о том, что кто-то спятил, так это как  раз
Заморыш. Поросенку тоже захотелось погоняться за курами, и он с  пронзи-
тельным хрюканьем бросился вслед за петухом. Эмиль все больше  и  больше
удивлялся. Он никак не мог взять в толк, что приключилось.  Заморыш  но-
сился кругами, громко и дико хрюкая. Казалось, ему было весело, но вот с
его ногами, насколько мог видеть Эмиль, творилось что-то  неладное.  Ко-
пытца то и дело разъезжались в разные стороны, будто не слушались его, и
Заморыш тоже шлепался бы на землю, если бы каждый раз, когда его заноси-
ло, он не подпрыгивал вверх, чему его обучил  Эмиль.  Это  помогало  ему
сохранять равновесие.
   На кур было жалко глядеть. Никогда в жизни они не видели, чтобы поро-
сенок гонялся за ними и подпрыгивал вверх. Вот они  и  удирали  со  всех
ног. Бедные куры! В их безумном кудахтанье слышался вопль: это уж  слиш-
ком! Мало того, что спятил петух, так за  ними  еще  носится  громадными
скачками взбесившийся поросенок с дико вытаращенными глазами!
   Да, в самом деле, это было уж слишком! Ведь Эмиль знал, что с перепу-
гу можно даже умереть, а тут он вдруг увидел это  собственными  глазами:
куры одна за другой повалились на землю и  остались  лежать  неподвижно,
без признаков жизни. Да, так оно и было: повсюду в траве валялись  мерт-
вые куры. Белоснежные и бездыханные. Это было  страшное  зрелище.  Эмиль
отчаянно зарыдал. Что скажет мама, если придет и  увидит  своих  кур?  И
Лотта-Хромоножка, его собственная курица, тоже лежала белым  неподвижным
комочком. Эмиль, плача, подобрал ее. Ну  да,  конечно,  умерла.  Никаких
признаков жизни! Бедная Лотта-Хромоножка, вот и пришел  конец  ей  и  ее
бессчетным вкусным яйцам. Единственное, что теперь  Эмиль  мог  для  нее
сделать, так это как можно скорее похоронить со всеми почестями. Он  во-
образил надгробный камень, где будет написано:
   "Здесь покоится Лотта-Хромоножка, до смерти напуганная петухом и  За-
морышем". Эмиль всерьез рассердился на Заморыша. Этого выродка он  снова
запрет в свинарнике и никогда больше  не  выпустит!  А  Лотта-Хромоножка
пусть пока полежит в дровяном сарае. Эмиль бережно отнес ее туда и поло-
жил на деревянную колоду. Пусть отдохнет в ожидании своих похорон,  бед-
ная Лотта!
   Когда Эмиль вышел из сарая, он увидел, что петух и Заморыш снова вер-
нулись к вишням. Нечего сказать, хороши голубчики! Сперва до смерти  на-
пугали кур, а потом преспокойно продолжают пиршество,  будто  ничего  не
случилось! Уж петухуто не мешало бы иметь хоть каплю совести и  немножко
погоревать. Ведь с помощью Заморыша он разом разделался со всеми  своими
женами. Но, повидимому, петух отнесся к этому равнодушно.
   Правда, теперь он и поросенок пожирали вишни не так жадно. Вдруг  пе-
тух снова шлепнулся на землю, а за ним и Заморыш. Эмиль был  так  сердит
на них обоих, что даже не поинтересовался, живы они или сдохли. Впрочем,
он видел, что они не мертвы, не то что куры.  Петух  слабо  кукарекал  и
чуть дергал ногами, а Заморыш, вероятно, дремал, пытаясь время от време-
ни приоткрыть глаза, и в горле у него что-то булькало.
   В траве валялось еще довольно много вишен, и Эмиль  взял  попробовать
одну. На вкус она была не совсем такой, как обычная вишня,  но  действи-
тельно довольно вкусной! И как это маме могло прийти в  голову  закопать
такие хорошие ягоды в куче мусора?
   Да, мама! Ведь надо пойти и рассказать о беде с курами. Но  идти  ему
не очень хотелось. Во всяком случае, не обязательно  идти  сразу.  Он  в
раздумье съел несколько вишен... потом еще несколько... нет, ему  что-то
совсем не хотелось идти к маме сейчас!
   Тем временем на кухне мама готовила ужин косарям. И вот они все вмес-
те явились домой: папа Эмиля и Альфред, Лина и Креса-Майя. Усталые и го-
лодные после долгого рабочего дня, расселись они вокруг кухонного стола.
Но место Эмиля пустовало, и мама вспомнила, что уже  довольно  давно  не
видела своего мальчика.
   - Лина, сходи-ка взгляни, нет ли Эмиля у Заморыша, - приказала мама.
   Лина ушла и долго не возвращалась. Наконец она появилась на пороге  и
стала ждать, пока все обратят на нее внимание. Она хотела, чтобы все од-
новременно услышали поразительную новость,  которую  она  собиралась  им
преподнести.
   - Что с тобой? Почему ты стоишь как столб?  Что-нибудь  стряслось?  -
спросила мама Эмиля.
   Лина таинственно улыбнулась.
   - Стряслось ли что... да, право, не знаю, что  и  сказать...  Но  ку-
ры-то, это уж точно, сдохли. А петух - пьяный! И  Заморыш  -  пьяный!  А
Эмиль... Эмиль... -  сказала  Лина  и  перевела  дух.  -  Эмиль  -  тоже
пьяный...
   Что творилось в тот вечер в Каттхульте! Просто трудно описать!
   Папа Эмиля шумел и кричал, мама плакала, маленькая Ида плакала,  Лина
тоже плакала, правда, так - за компанию. Креса-Майя охала и вздыхала. Ей
было уже не до ужина. Она должна была немедленно бежать и раззвонить но-
вость всем и каждому в округе:
   - Ох-ох-ох! Бедняги эти Свенссоны из Каттхульта! Эмиль, горюшко наше,
напился пьяным и перебил всех кур! Ох-ох-ох!
   Один только Альфред не потерял голову. Когда Лина явилась с  ужасными
новостями, он вместе со всеми ринулся  из  дома  и  сразу  нашел  Эмиля.
Мальчик лежал в траве рядом с Заморышем и петухом. Да, Лина была  права:
Эмиль в самом деле был мертвецки пьян. Он лежал закатив глаза  и  прива-
лившись к Заморышу. Было видно, что ему совсем худо. Мама Эмиля залилась
горькими слезами, увидев своего мальчика таким бедным  и  несчастным,  и
хотела тотчас же отнести его в горницу. Но Альфред, знавший толк  в  по-
добных делах, сказал:
   - Ему лучше остаться на свежем воздухе!
   Весь вечер просидел Альфред на крыльце людской, держа на коленях Эми-
ля. Он помогал мальчику, когда его рвало, и утешал, когда он плакал. Да,
да, время от времени Эмиль приходил в себя и плакал. Он ведь слышал: все
говорили, что он пьян, хотя и не мог понять, как это произошло. Эмиль не
знал, что, когда из вишен делают настойку и дают им хорошенько  перебро-
дить, ягоды становятся пьяными и от них пьянеют. Потому-то мама Эмиля  и
велела ему зарыть ягоды в куче мусора, а он вместо этого съел их  вместе
с петухом и Заморышем. Вот он и лежал теперь как бревно  у  Альфреда  на
коленях. Настал вечер, взошла луна, а Альфред все еще  сидел,  держа  на
коленях Эмиля.
   - Ну как ты, Эмиль? - спросил Альфред, увидев, что Эмиль чуть приотк-
рыл глаза.
   - Ничего, жив еще! - устало ответил Эмиль, а потом добавил шепотом: -
Но если я умру, тебе, Альфред, достанется Лукас.
   - Не умрешь, - уверенно пообещал ему Альфред.
   Нет, Эмиль не умер, не умер и Заморыш, не умер и петух.
   Но самое удивительное - даже куры остались живы. Случилось так, что в
своем безутешном горе мама все-таки послала маленькую Иду в сарай, нака-
зав ей принести корзину дров. По пути Ида плакала - такой  уж,  в  самом
деле, выдался грустный вечер. Но,  войдя  в  сарай,  она  заплакала  еще
сильнее: ведь на дровяной колоде лежала мертвая Лотта-Хромоножка.
   - Бедная Лотта! - Ида пожалела курицу и, протянув свою тоненькую руч-
ку, погладила Лотту.
   И можете себе представить - Лотта ожила! Она открыла глаза, с  серди-
тым кудахтаньем соскочила с колоды и в гневе  заковыляла  к  двери.  Ида
застыла в изумлении, не зная, что и думать. Надо же! Может, у  нее  вол-
шебные руки, которые умеют творить чудеса и оживлять мертвых?
   Оплакивая Эмиля, никто не позаботился о курах, и они по-прежнему  ва-
лялись на траве. Но вот пришла Ида и погладила всех по  очереди  -  куры
ожили и вскочили одна за другой на ноги. Да, да,  потому  что  ведь  они
вовсе не сдохли, а просто упали в обморок  от  испуга,  когда  поросенок
припустил за ними, - такое иногда бывает с курами.
   А Ида гордо вошла в кухню, где плакали и горевали ее родители, -  те-
перь, по крайней мере, и у нее было что порассказать.
   - Ну вот, хоть кур-то я воскресила из мертвых, - удовлетворенно  ска-
зала она.
   На другое утро и петух, и Заморыш, и Эмиль немного пришли в себя, хо-
тя петух не мог петь целых три дня. Правда, он пытался время от  времени
петь, но никакого "ку-ка-ре-ку" у него не выходило, а лишь какое-то отв-
ратительное "ку-ке-литсу", которого он очень стеснялся. Всякий  раз  при
этом куры смотрели на него с таким упреком, что петух стыдливо  прятался
в кусты.
   А Заморыш ничуть не стыдился. Что касается Эмиля, то у него весь день
был сконфуженный вид.
   - Валяться пьяным вместе с поросенком! Хорош, нечего сказать! - подд-
разнивала Лина. - Два пьяных поросенка - ты и Заморыш! Теперь  я  так  и
буду вас звать.
   - Прикуси-ка язык, - сказал Альфред, зло взглянув на Лину, и она  тут
же примолкла.
   Но история с пьяными вишнями на этом не кончилась.  В  полдень  через
ворота, ведущие в Каттхульт, прошествовали трое степенных мужей,  членов
правления леннебергского Общества трезвости. Да, ты ведь, верно, не зна-
ешь, что это за штука - Общество трезвости. Но должна  тебе  сказать:  в
старые времена это было нечто такое, в чем к