Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
ем. Да вы идите, не бойтесь! - усмехнулась
она.
Мы пришли в кабинет директора, остановились на пороге и сказали:
- Здравствуйте, Игорь Александрович!
Игорь Александрович сидел за столом и что-то писал.
- Здравствуйте, ребята! Заходите и садитесь вот на диван, - сказал он, а
сам продолжал писать.
Но мы сесть боялись, потому что диван стоял очень близко возле директора.
Стоять возле дверей казалось нам безопаснее. Игорь Александрович кончил
писать, снял очки и сказал:
- Садитесь. Чего же вы стоите?
Мы подошли и сели. Диван был кожаный, блестящий. Кожа была скользкая, и я
все время съезжал с дивана, потому что сел с краю, а усесться на нем как
следует я не решался. И так я мучился в продолжение всего разговора - а
разговор получился длинный! - и от такого сидения устал больше, чем если бы
все это время стоял на одной ноге.
- Ну, расскажи, Шишкин, как это тебе пришло в голову стать прогульщиком?
- спросил Игорь Александрович, когда мы сели.
- Не знаю, - замялся Шишкин.
- Гм! - сказал Игорь Александрович. - Кто же об этом может знать, как ты
думаешь?
- Н-не знаю, - снова пролепетал Шишкин.
- Может быть, по-твоему, я знаю?
Шишкин исподлобья взглянул на Игоря Александровича, чтоб узнать, не шутит
ли он, но лицо у директора было серьезное. Поэтому он снова ответил:
- Не знаю.
- Что это, братец, у тебя на все один ответ: "Не знаю". Уж если
разговаривать, то давай разговаривать серьезно. Ведь я не просто из
любопытства спрашиваю тебя, почему ты не ходил в школу.
- Так просто. Я боялся, - ответил Шишкин.
- Чего же ты боялся?
- Я боялся диктанта и пропустил, а потом боялся, что Ольга Николаевна
спросит записку от матери, вот и не приходил.
- Почему же ты боялся диктанта? Что он, такой страшный?
- Я боялся получить двойку.
- Значит, ты плохо готовился по русскому языку?
- Плохо.
- Почему же ты плохо готовился?
- Мне трудно.
- А по другим предметам тебе тоже трудно учиться?
- По другим легче.
- Почему же по русскому трудно?
- Я отстал. Не знаю, как слова писать.
- Так тебе подогнать надо, а ты, наверно, мало по русскому занимаешься?
- Мало.
- Почему же?
- Ну, он у меня не идет. Историю я прочитаю или географию - и уже знаю, а
тут как напишу, так обязательно ошибки будут.
- Вот тебе и нужно побольше по русскому заниматься. Надо делать не только
то, что легко, но и то, что трудно. Если хочешь научиться, то должен и
потрудиться. Вот скажи, Малеев, - спросил Игорь Александрович меня, - ты
ведь не успевал раньше по арифметике?
- Не успевал.
- А теперь стал лучше учиться?
- Лучше.
- Как же это у тебя вышло?
- А я сам захотел. Мне Ольга Николаевна сказала, чтоб я захотел, и я
захотел и принялся добиваться.
- И добился-таки?
- Добился.
- Но тебе ведь сначала было, наверно, трудно?
- Сначала было трудно, а теперь мне совсем легко.
- Вот видишь, Шишкин! Возьми пример с Малеева. Сначала будет трудно, а
потом, когда одолеешь трудность, будет легко. Так что берись за дело, и у
тебя все выйдет.
- Хорошо, - сказал Шишкин, - я попробую.
- Да тут и пробовать нечего Надо сразу браться, и дело с концом.
- Ну, я попытаюсь, - ответил Шишкин.
- Это все равно что попробовать, - сказал Игорь Александрович. - Вот и
видно, что у тебя нет силы воли. Чего ты боишься? У тебя есть товарищи.
Разве они не помогут тебе? Ты, Малеев, ведь друг Шишкина?
- Да, - говорю я.
- Ну, так помоги ему подтянуться по русскому языку. Он очень запустил
этот предмет, и ему одному не справиться.
- Это я могу, - говорю, - потому что сам был отстающим и теперь знаю, с
какого конца нужно браться за это дело.
- Вот-вот! Значит, попробуешь? - улыбнулся Игорь Александрович.
- Нет, - говорю, - и пробовать не буду. Сразу начну заниматься с ним.
- Хорошо Это мне нравится, - сказал Игорь Александрович. - У тебя
общественная работа есть?
- Нету, - говорю
- Вот это и будет твоя общественная работа на первое время Я советовался
с Ольгой Николаевной, и она сказала, что ты сумеешь помочь Шишкину. Уж если
ты сам себе сумел помочь, то и другому поможешь. Только отнесись к этому
делу серьезно.
- Я буду серьезно, - ответил я.
- Следи, чтоб он все задания выполнял самостоятельно, вовремя, чтобы все
доводил до конца. За него ничего делать не надо. Это будет плохая помощь с
твоей стороны. Когда он научится работать сам, у него появится и сила воли и
твоя помощь ему уже будет не нужна. Понятно это тебе?
- Понятно, - сказал я.
- А ты, Шишкин, запомни, что все люди должны честно трудиться.
- Но я ведь еще не трудюсь... не тружусь, - пролепетал. Шишкин.
- Как так не трудишься? А учеба разве не труд? Учеба для тебя и есть
самый настоящий труд. Взрослые работают на заводах и фабриках, в колхозах и
совхозах, строят электростанции, соединяют каналами реки и моря, орошают
пустыни, насаждают леса. Видишь, как много дел!.. А дети учатся в школах,
чтобы в будущем стать образованными и, в свою очередь, принести нашей родине
как можно больше пользы. Разве ты не хочешь приносить родине пользу?
- Хочу.
- Вот видишь! Но, может быть, ты думаешь, достаточно сказать просто
"хочу"? Надо быть стойким, упорным, без упорства ты ничего не достигнешь.
- Я буду теперь упорным.
- Вот хорошо, - сказал Игорь Александрович. - Надо быть честным. А разве
ты честен? Ты обманывал мать, обманывал учительницу, обманывал своих
товарищей.
- Я буду честным теперь.
- Постарайся, - сказал Игорь Александрович. - Но это еще не все. Надо
любить своих товарищей.
- Разве я не люблю их? - удивился Шишкин.
- Где же любишь! Бросил их всех и решил без них обойтись. Разве это
любовь?
- Но я ведь скучал по ним! - чуть ли не со слезами на глазах воскликнул
Шишкин.
- Ну хорошо, что хоть скучал, но будет еще лучше, если ты будешь
чувствовать, что без товарищей тебе не прожить, чтоб даже в голову не
приходило бросать их.
- Я буду больше любить, - сказал Шишкин.
- Что же ты делал, голубчик, пока не ходил в школу? - спросил его Игорь
Александрович.
Мы рассказали, как учили Лобзика считать. Игорь Александрович очень
заинтересовался этим и подробно расспрашивал, как мы это делали.
- Да разве же можно научить собаку считать, как человека? - сказал
наконец он.
- А как же считала та собака в цирке? Игорь Александрович засмеялся:
- Та собака вовсе не умела считать. Ее выучили только лаять и
останавливаться по сигналу. Когда собака пролает столько раз, сколько нужно,
дрессировщик дает ей незаметный для публики сигнал, и собака перестает
лаять, а публике кажется, что собака сама лает, сколько нужно.
- Какой же сигнал дает дрессировщик? - спросил Костя.
- Ну, он незаметно кивает головой, или машет рукой, или потихоньку
щелкает пальцами.
- Но наш Лобзик иногда считает правильно и без сигнала, - сказал Костя.
- Собаки очень наблюдательны, - сказал Игорь Александрович. - Ты сам
незаметно для себя можешь кивать головой или делать какое-нибудь
телодвижение как раз в то время, когда Лобзик пролает столько раз, сколько
нужно, вот он подмечает это и старается угадать. Но так как твои
телодвижения очень неуловимы, то он и ошибается часто. Для того чтобы он
лаял правильно, приучите его к какому-нибудь определенному сигналу, например
щелкайте пальцами.
- Я возьмусь за это, - сказал Костя. - Только я сначала подтянусь по
русскому языку, а потом буду учить Лобзика.
- Вот правильно! А когда у нас будет вечер в школе, можете выступить со
своей дрессированной собакой.
Мы так боялись, что Игорь Александрович придумает для нас какое-нибудь
наказание, но он, видно, и не собирался наказывать нас, а хотел только
объяснить нам, что надо учиться лучше.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Когда мы вышли из кабинета директора, то увидели, что Володя и все ребята
дожидались нас в коридоре. Они моментально окружили нас и стали спрашивать:
- Ну что? Что вам Игорь Александрович сказал? Что вам будет?
- Простил. Теперь уже ничего не будет, - ответил я.
- Ну вот и хорошо! - обрадовался Толя. - Пойдемте в пионерскую комнату,
поговорим. Надо поговорить.
Мы все гурьбой пошли в пионерскую комнату. Шишкин вошел последним.
- Иди, иди, Шишкин, не бойся! - говорил Юра. - Никто тебя ругать не
будет.
Мы сели вокруг стола, и Володя сказал:
- Теперь поговорим, ребята, как помочь Шишкину. Он плохо учился и в конце
концов дошел до того, что совсем перестал ходить в школу. Но мы все тоже
виноваты в этом. Мы не обращали внимания на то, как он учится, и не помогли
ему вовремя.
- Мы, конечно, тоже виноваты, - ответил Ваня. - Но и Шишкин должен
понять, что надо учиться лучше. Если он не возьмется теперь, то это опять
может плохо кончиться.
- Правда, Шишкин, только ты не обижайся, это опять может плохо кончиться,
- сказал Юра. - А мы поможем тебе, честное слово! Все, что надо, сделаем.
- А как помогать? - сказал Лепя Астафьев. - Мы ведь ему помощника
выделили. Видно, Алик Сорокин плохо занимался с ним, раз такие результаты.
- Может быть, вы и не занимались совсем? - спросил Володя Алика.
- Почему - не занимались? Мы занимались! - ответил Алик.
- Сколько же раз вы занимались?
- Ну, я не помню. Раза два или три.
- Раза два или три? - удивился Юра. - Да ты должен был каждый день
заниматься с ним, а не раза два или три. Сам обещал на собрании. Мы тебе это
дело доверили, а ты не оправдал доверия!
- Как же я мог оправдать доверие? - сказал Алик. - К нему придешь, а его
дома нет. Или придешь, а он говорит:
"Я сегодня не в настроении заниматься". Ну, я и бросил.
- Ишь ты, "бросил"! - сказал Юра. - Ты должен был на звене поставить
вопрос, чтоб звено помогло. Шишкин у нас неорганизованный. Ты вот хорошо
учишься, о себе позаботился, а о товарище позаботиться не захотел... Ну
ладно, я тоже виноват, что не проверил тебя.
- Я теперь буду хорошо заниматься с Шишкиным, - сказал Алик. - Я
шахматами увлекся, поэтому так и вышло.
- Нет, - ответил Володя, - больше мы тебе этого дела не доверим.
- Теперь я буду с Шишкиным заниматься, - сказал я. - Мне Игорь
Александрович велел.
- Что ж, - сказал Володя, - раз тебя Игорь Александрович назначил, то и
мы тебя на это дело выделим. Правда, ребята?
- Конечно, - согласились ребята. - Пусть занимается, раз Игорь
Александрович сказал.
Сбор кончился, и мы вышли на улицу. Шишкин по дороге долго молчал, все
думал о чем-то, потом сказал:
- Вот, оказывается, какой я скверный! Никакой у меня, силы воли нет! Ни к
чему я не способный. Ничего из меня путного не выйдет!
- Нет, почему же? Ты не такой уж скверный, - попробовал я утешить его.
- Нет, не говори, я знаю. Только я сам не хочу быть таким Я исправлюсь.
Вот ты увидишь. Честное слово, исправлюсь! Только ты уж, пожалуйста, помоги
мне! Тебе ведь Игорь Александрович велел. Ты не имеешь нрава отказываться!
- Да я и не отказываюсь, - говорю я. - Только ты меня слушайся. Давай
начнем заниматься с сегодняшнего же дня. После обеда я приду к тебе, и
начнем заниматься.
После обеда я сейчас же отправился к Шишкину и еще на лестнице услышал
собачий лай. Захожу в комнату, смотрю - Лобзик уже сидит на стуле и лает, а
Костя щелкает пальцами у него перед самым носом.
- Это, - говорит, - я его приучаю к сигналу, как Игорь Александрович
учил. Давай немножко позанимаемся с Лобзиком, а потом начнем делать уроки.
Все равно ведь Лобзика учить надо.
- Э, брат, - говорю я, - сам сказал, что с Лобзиком начнешь заниматься
после того, как исправишься по русскому языку, и уже передумал.
- Кончено! - закричал Шишкин. - Пошел вон, Лобзик! Вот, даже смотреть на
него не стану, пока не исправлюсь по русскому. Скажи, что я тряпка, если
увидишь, что я занимаюсь с Лобзиком. Ну, с чего мы начнем?
- Начнем, - говорю, - с русского.
- А нельзя ли с географии или хотя бы с арифметики?
- Нет, нет, - говорю. - Я уж на собственном опыте знаю, кому с чего
начинать. Что нам по русскому задано?
- Да вот, - говорит, - суффиксы "очк" и "ечк", и еще мне Ольга Николаевна
задала повторить правило на безударные гласные и сделать упражнение.
- Вот с этого ты и начнешь, - сказал я.
- Ну ладно, давай начнем.
- Вот и начинай. Или, может быть, ты думаешь, что я с тобой буду это
упражнение делать? Ты все будешь делать сам. Я только проверять тебя буду.
Надо приучаться все самому делать.
- Что ж, хорошо, буду приучаться, - вздохнул Шишкин и взялся за книгу.
Он быстро повторил правило и принялся делать упражнение. Это упражнение
было очень простое. Нужно было списать примеры и вставить в словах
пропущенные буквы. Вот Шишкин писал, писал, а я в это время учил географию и
делал вид, что не обращаю на него внимания. Наконец он говорит:
- Готово!
Я посмотрел... Батюшки! У него там ошибок целая куча! Вместо "гора" он
написал "гара", вместо "веселый" написал "виселый", вместо "тяжелый" -
"тижелый".
- Ну-ну! - говорю. - Наработал же ты тут!
- Что, очень много ошибок сделал?
- Да не так чтоб уж очень много, а, если сказать по правде, порядочно.
- Ну вот! Я так и знал! Мне никогда удачи не будет! - расстроился Костя.
- Здесь не в удаче дело, - говорю я. - Надо знать, как писать. Ты ведь
учил правило?
- Учил.
- Ну, скажи: что в правиле говорится?
- В правиле? Да я уж и не помню.
- Как же ты учил, если не помнишь?
Я заставил его снова прочитать правило, в котором говорится о том, что
безударные гласные проверяются ударением, и сказал:
- Вот ты написал "тижелый". Почему ты так написал?
- Наверно, "тежелый" надо писать?
- А ты не гадай. Знаешь правило - пользуйся правилом. Измени слово так,
чтоб на первом слоге было ударение.
Шишкин стал изменять слово "тяжелый" и нашел слово "тяжесть".
- А! - обрадовался он. - Значит, надо писать не "тижелый" и не "тежелый",
а "тяжелый".
- Верно, - говорю я. - Вот теперь возьми и сделай упражнение снова,
потому что ты делал его и совсем не пользовался правилом, а от этого никакой
пользы не может быть. Всегда надо думать, какую букву писать.
- Ну ладно, в другой раз я буду думать, а сейчас пусть так останется.
- Э, братец, - говорю, - так не годится! Уж если ты обещал слушаться
меня, слушайся.
Шишкин со вздохом принялся делать упражнение снова. На этот раз он очень
спешил. Буквы у него лепились в тетрадке и вкривь и вкось, валились набок,
подскакивали кверху и заезжали вниз. Видно было, что ему уже надоело
заниматься. Тут к нам пришел Юра. Он увидел, что мы занимаемся, и сказал:
- А, занимаетесь! Вот это хорошо! Что вы тут делаете?
- Упражнение, - говорю. - Ему Ольга Николаевна задала.
Юра заглянул в тетрадь.
- Что же ты тут пишешь? Надо писать "зуб", а ты написал "зуп".
- А какое тут правило? - спрашивает Шишкин. - У меня правило на
безударные гласные, а это разве безударная гласная?
- Тут, - говорю, - такое правило, что надо внимательно списывать. Смотри,
что в книжке написано? "Зуб"!
- Тут тоже есть правило, - сказал Юра. - Надо изменить слово так, чтобы
после согласной, которая слышится неясно, стояла гласная буква. Вот измени
слово.
- Как же его изменить? "Зуб" так и будет "зуб".
- А ты подумай. Что у тебя во рту?
- У меня во рту зубы, и язык еще есть.
- Про язык тебя никто не спрашивает. Вот ты изменил слово: было "зуб",
стало "зубы". Что слышится: "б" или "п"?
- Конечно, "б"!
- Значит, и писать надо "зуб". В это время пришел Ваня. Он увидел, что мы
занимаемся, и тоже сказал:
- А, занимаетесь!
- Занимаемся, - говорим.
- Молодцы! За это вам весь класс скажет спасибо.
- Еще чего не хватало! - ответил Шишкин. - Каждый ученик обязан хорошо
учиться, так что спасибо тут не за что говорить.
- Ну, это я так просто сказал. Весь класс хочет, чтоб все хорошо учились,
а раз вы учитесь, значит, все будет хорошо.
Тут опять отворилась дверь, и вошел Вася Ерохин.
- А, занимаетесь! - говорит.
- Что это такое? - говорю я. - Каждый приходит и говорит: "А,
занимаетесь", будто мы первый раз в жизни занимаемся, а до этого и не
учились вовсе!
- Да я не про тебя говорю, я про Шишкина, - ответил Вася.
- А Шишкин что? Будто он совсем не учился? У него по всем предметам не
такие уж плохие отметки, только по русскому...
- Ну, не сердись, я так просто сказал. Я думал, что он не занимается, а
он занимается, вот я и сказал
- Мог бы хоть что-нибудь другое сказать. Будто других слов нет на свете!
- Откуда же я знал, что это вас так обидит? По-моему, ничего тут обидного
нет.
Тут снова отворилась дверь, и на пороге появился Алик Сорокин.
- Сейчас тоже, наверно, скажет: "А, занимаетесь!" - прошептал Шишкин.
- А, занимаетесь! - улыбнулся Алик Сорокин. Мы все чуть "от смеха не
лопнули.
- Чего вы смеетесь? Что я такого смешного сказал? - смутился Алик.
- Да ничего. Мы не над тобой смеемся, - ответил я. -А ты чего пришел?
- Так просто. Думал, может, моя помощь понадобится.
- Может быть, и шахматы с собой захватил? - спросил я.
- Ах я растяпа! Забыл шахматы захватить! Вот бы мы и сыграли тут!
- Нет, ты уж с шахматами лучше уходи отсюда подальше, - сказал Юра. -
Пойдемте домой, ребята, не будем им мешать заниматься.
Ребята ушли.
- Это они приходили проверить, учимся мы или нет, - сказал Костя.
- Ну и что же? - говорю я. - Ничего тут обидного нет.
- Что же тут обидного? Я и не говорю. Ребята хорошие, заботливые.
- А Ольга Николаевна сказала маме, что ты не ходил в школу? - спросил я
Костю.
- Сказала. И маме сказала и тете Зине сказала! Знаешь, какая мне за это
была головомойка! Ох, и стыдили меня - век помнить буду! Но ничего! Я и то
рад, что все теперь кончилось. Я так мучился, пока не ходил в школу. Чего я
только не передумал за эти дни! Все ребята как ребята: утром встанут - в
школу идут, а я как бездомный щепок таскаюсь по всему городу, а в голове
мысли разные. И маму жалко! Разве мне хочется ее обманывать? А вот обманываю
и обманываю и остановиться уже не могу. Другие матери гордятся своими
детьми, а я такой, что и гордиться мною нельзя. И не видно было конца моим
мучениям: чем дальше, тем хуже!
- Что-то я не заметил, чтоб ты так мучился, - говорю я.
- Да что ты! Конечно, мучился! Это я только так, делал вид, будто мне все
нипочем, а у самого на душе кошки скребут!
- Зачем же ты делал вид?
- Да так. Ты придешь, начнешь укорять меня, а мне, понимаешь, стыдно, вот
я и делаю вид, что все хорошо, будто все так, как надо. Ну, теперь конец
этому, больше уже не повторится. Как будто буря надо мной пронеслась, а
теперь все тихо, спокойно. Мне только надо стараться учиться получше.
- Вот и старайся, - сказал я. - Я и то уже начал стараться.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
На следующий день Ольга Николаевна проверила упражнение, которое задала
Косте на дом, и нашла у него ошибки, каких даже я не заметил. Пропущенные
буквы в словах он написал в конце концов правильно, потому что я за этим
следил, а ошибок наделал просто при списывании. То букву пропустит, то не
допишет слово, то вместо одной буквы другую напишет. Вместо "кастрюля" у
него получилась "карюля", вместо "опилки" - "окилки".
- Это у тебя от невнимательности, - сказала Ольга Николаевна. - А
невнимательность оттого, что еще нет, наверно, охоты заниматьс