Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
ко это и надо.
- Ну хорошо, - говорю я. - Один раз он так сделает, а в следующий раз
мать ведь сразу догадается, что он получил двойку.
- А в следующий раз он что-нибудь другое придумает. Например, приходит и
говорит матери:
"Знаешь, у нас Петров сегодня получил двойку".
Вот мать и начнет этого Петрова пробирать:
"И такой он и сякой. Родители его стараются, чтоб из него человек вышел,
а он не учится, двойки получает..."
И так далее. Как только мать умолкает, он говорит:
"И Иванов у нас сегодня получил двойку".
Вот мать и начнет отделывать Иванова:
"Такой-сякой, не хочет учиться, государство на него даром деньги
тратит!.."
А Круглов подождет, пока мать все выскажет, и снова говорит:
"Гаврилову сегодня тоже двойку поставили".
Вот мать и начнет отчитывать Гаврилова, только бранит его уже меньше.
Круглов, как только увидит, что мать уже устала браниться, возьмет и скажет:
"У нас сегодня просто день такой несчастливый. Мне тоже двойку
поставили".
Ну, мать ему только и скажет:
"Болван!"
И на этом конец.
- Видать, этот Круглов у вас был очень умный, - сказал я.
- Да, - говорит Шишкин, - очень умный. Он часто получал двойки и каждый
раз выдумывал разные истории, чтоб мать не бранила слишком строго.
Я вернулся домой и решил сделать так, как этот Митя Круглов: сел сразу на
стул, свесил голову и скорчил унылую-преунылую физиономию. Мама это сразу
заметила и спрашивает:
- Что с тобой? Двойку небось получил?
- Получил, - говорю.
Вот тут-то она и начала меня пробирать.
Но об этом рассказывать неинтересно.
На следующий день Шишкин тоже получил двойку, по русскому языку, и была
ему за это дома головомойка, а еще через день на нас обоих опять появилась в
газете карикатура. Вроде как будто мы с Шишкиным идем по улице, а за нами
следом бегут двойки на ножках.
Я сразу разозлился и говорю Сереже Букатину:
- Что это за безобразие! Когда это наконец прекратится?
- Чего ты кипятишься? - спрашивает Сережа. - Это ведь правда, что вы
получили двойки.
- Будто мы одни получили! Саша Медведкин тоже получил двойку. А где он у
вас?
- Этого я не знаю. Мы скачали Игорю, чтоб он всех троих нарисовал, а он
нарисовал почему-то двоих.
- Я и хотел нарисовать троих, - сказал Игорь, - да все трое у меня не
поместились. Вот я и нарисовал только двоих. В следующий раз третьего
нарисую.
- Все равно, - говорю я, - Я этого дела так не оставлю Я напишу
опровержение! Говорю Шишкину:
- Давай опровержение писать.
- Л как это?
- Очень просто: нужно написать в стенгазету обещание, что мы будем
учиться лучше. Меня так в прошлый раз научил Володя.
- Ну ладно, - согласился Шишкин. - Ты пиши, а я потом у тебя спишу.
Я сел и написал обещание учиться лучше и никогда больше не получать
двоек. Шишкин целиком списал у меня это обещание и еще от себя прибавил, что
будет учиться не ниже чем на четверку.
- Это, - говорит, - чтоб внушительней было.
Мы отдали обе заметки Сереже Букатину, и я сказал:
- Вот, можешь снимать карикатуру, а заметки наши наклей на самом видном
месте. Он сказал:
- Хорошо.
На другой день, когда мы пришли в школу, то увидели, что карикатура висит
на месте, а наших обещаний нет. Я тут же бросился к Сереже. Он говорит:
- Мы твое обещание обсудили на редколлегии и решили пока не помещать в
газете, потому что ты уже раз писал и давал обещание учиться лучше, а сам не
учишься, даже получил двойку.
- Все равно, - говорю я. - Не хотите помещать заметку - не надо, а
карикатуру вы обязаны снять.
- Ничего, - говорит, - мы не обязаны. Если ты воображаешь, что можно
каждый раз давать обещания и не выполнять их, то ты ошибаешься.
Тут Шишкин не вытерпел:
- Я ведь еще ни разу не давал обещания. Почему вы мою заметку не
поместили?
- Твою заметку мы поместим в следующем номере
- А пока выйдет следующий номер, я так и буду висеть?
- Будешь висеть,
- Ладно, - говорит Шишкин.
Но я решил не успокаиваться на достигнутом. На следующей переменке я
пошел к Володе и рассказал ему обо всем.
Он сказал:
- Я поговорю с ребятами, чтоб они поскорее выпустили новую стенгазету и
поместили обе ваши статьи. Скоро V нас будет собрание об успеваемости, и
ваши статьи как раз ко времени выйдут.
- Будто нельзя сейчас карикатуру вырвать, а на ее место наклеить заметки?
- спрашиваю я.
- Это не полагается, - ответил Володя.
- Почему же в прошлый раз так сделали?
- Ну, в прошлый раз думали, что ты исправишься, и сделали в виде
исключения. Но нельзя же каждый раз портить стенную газету. Ведь все газеты
у нас сохраняются. По ним потом можно будет узнать, как работал класс, как
учились ученики. Может быть, кто-нибудь из учеников, когда вырастет, станет
известным мастером, знаменитым новатором, летчиком или ученым. Можно будет
просмотреть стенгазеты и узнать, как он учился.
"Вот так штука! - подумал я. - А вдруг, когда я вырасту и сделаюсь
знаменитым путешественником или летчиком (я уже давно решил стать знаменитым
летчиком или путешественником, вдруг тогда кто-нибудь увидит эту старую
газету и скажет: "Братцы, да ведь он в школе получал двойки!"
От этой мысли настроение у меня испортилось на целый час, и я не стал
больше спорить с Володей. Только потом я понемногу успокоился и решил, что,
может быть, пока вырасту, газета куда-нибудь затеряется на мое счастье, и
это спасет меня от позора.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Карикатура наша провисела в газете целую неделю, и только за день до
общего собрания вышла новая стенгазета, в которой уже карикатуры не было и
появились обе наши заметки: моя и шишкинская. Были там, конечно, и другие
заметки, только я сейчас уже не помню про что.
Володя сказал, чтоб мы все подготовились к общему собранию и обсудили
вопрос об успеваемости каждого ученика. На большой перемене наш звеньевой
Юра Касаткин собрал нас, и мы стали говорить о нашей успеваемости. Говорить
тут долго было не о чем. Все сказали, чтоб мы с Шишкиным свои двойки
исправили в самое короткое время.
Ну, мы, конечно, согласились. Что ж, разве нам самим интересно с двойками
ходить?
На другой день у нас было общее собрание класса.
Ольга Николаевна сделала сообщение об успеваемости. Она рассказала, кто
как учится в классе, кому на что надо обратить внимание. Тут не только
двоечникам досталось, но даже и троечникам, потому что тот, кто учится на
тройку, легко может скатиться к двойке.
Потом Ольга Николаевна сказала, что дисциплина у нас еще плохая - в
классе бывает шумно, ребята подсказывают друг другу.
Мы стали высказываться. То есть это только я так говорю - "мы", на самом
деле я не высказывался, потому что мне с двойкой нечего было лезть вперед, а
надо было сидеть в тени.
Первым выступил Глеб Скамейкин. Он сказал, что во всем виновата
подсказка. Это у него вроде болезнь такая - "подсказка". Он сказал, что если
б никто не подсказывал, то и дисциплина была бы лучше и никто не надеялся бы
на подсказку, а сам бы взялся за ум и учился бы лучше.
- Теперь я нарочно буду подсказывать неправильно, чтоб никто не надеялся
на подсказку, - сказал Глеб Скамейкин.
- Это не по-товарищески, - сказал Вася Ерохин.
- А вообще подсказывать по-товарищески?
- Тоже не по-товарищески. Товарищу надо помочь, если он не понимает, а от
подсказки вред.
- Так уж сколько говорилось об этом! Все равно подсказывают!
- Ну, надо выводить на чистую воду тех, кто подсказывает.
- Как же их выводить?
- Надо про них в стенгазету писать.
- Правильно! - сказал Глеб. - Мы начнем кампанию в стенгазете против
подсказки.
Наш звеньевой Юра Касаткин сказал, что все наше звено решило учиться
совсем без двоек, а ребята из первого и второго звена сказали, что обещают
учиться только на пятерки и четверки.
Ольга Николаевна стала объяснять нам, что, для того чтобы успешно
учиться, надо правильно распределять свой день. Надо пораньше ложиться спать
и пораньше вставать. Утром делать зарядку, почаще бывать на свежем воздухе.
Уроки нужно делать не сейчас же после школы, а сначала часа полтора-два
отдохнуть. (Вот как раз то, что я говорил Лике.) Уроки обязательно делать
днем. Поздно вечером заниматься вредно, так как мозг к этому времени уже
устает и занятия не будут успешными. Сначала надо делать уроки, которые
потрудней, а потом те, что полегче.
Слава Ведерников сказал:
- Ольга Николаевна, я понимаю, что после школы нужно отдохнуть часа два,
а вот как отдыхать? Я не умею так просто сидеть и отдыхать. От такого отдыха
на меня нападает тоска.
- Отдыхать - это вовсе не значит, что надо сидеть сложа руки. Можно,
например, пойти погулять, поиграть, чем-нибудь заняться.
- А в футбол можно играть? - спросил я.
- Очень хороший отдых - игра в футбол, - сказала Ольга Николаевна, -
только не надо, конечно, играть весь день. Если поиграешь часок, то очень
хорошо отдохнешь и учиться будешь лучше.
- А вот скоро начнется дождливая погода, - сказал Шишкин, - футбольное
поле от дождя раскиснет. Где мы тогда будем играть?
- Ничего, ребята, - ответил Володя. - Скоро мы оборудуем спортивный зал в
школе, можно будет даже зимой играть в баскетбол.
- Баскетбол! - воскликнул Шишкин. - Вот здорово! Чур, я буду капитаном
команды! Я уже был раз капитаном баскетбольной команды, честное слово!
- Ты вот сначала подтянись по русскому языку, - сказал Володя.
- А я что? Я ничего... Я подтянусь, - сказал Шишкин. На этом общее
собрание закончилось.
- Эх, и оплошали же вы, ребята! - сказал Володя, когда все разошлись и
осталось только наше звено.
- А что? - спрашиваем мы.
- Как "что"! Взялись учиться без двоек, а все остальные звенья обещают
учиться только на четверки и пятерки.
- А чем мы хуже других? - говорит Леня Астафьев. - Мы тоже можем на
пятерки и четверки.
- Подумаешь! - говорит Ваня Пахомов. - Ничем они не лучше пас.
- Ребята, давайте и мы возьмемся, - говорит Вася Ерохин. - Вот даю
честное слово, что буду учиться не ниже чем на четверку. Мы не хуже других.
Тут и меня подхватило.
- Верно! - говорю. - Я тоже берусь! До сих пор я не брался как следует, а
теперь возьмусь, вот увидите. Мне, знаете, стоит только начать.
- Стоит только начать, а потом будешь плакать да кончать, - сказал
Шишкин.
- А ты что, не хочешь? - спросил Володя.
- Я не берусь на четверки, - сказал Шишкин. - То есть я берусь по всем
предметам, а по русскому только на тройку.
- Ты что еще выдумал! - говорит Юра. - Весь класс берется, а он не
берется! Подумаешь, какой умник нашелся!
- Как же я могу браться? У меня по русскому никогда лучшей отметки, чем
тройка, не было. Тройка - и то хорошо.
- Послушай, Шишкин, почему ты отказываешься? - сказал Володя. - Ты ведь
уже дал обещание учиться по всем предметам не ниже чем на четверку.
- Когда я дал обещание?
- А вот, это твоя заметка в стенгазете? - спросил Володя и показал
газету, где были напечатаны наши обещания.
- Верно! - говорит Шишкин. - А я и забыл уже.
- Ну, так как же теперь, берешься?
- Что ж делать, ладно, берусь, - согласился Шишкин.
- Ура! - закричали ребята. - Молодец, Шишкин! Не подвел нас! Теперь все
вместе будем бороться за честь своего класса.
Шишкин все-таки был недоволен и по дороге домой даже не хотел
разговаривать со мной: дулся на меня за то, что я подговорил его написать в
газету заметку.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Не знаю, как Шишкин, а я решил сразу взяться за дело. Самое главное,
подумал я, это режим. Спать буду ложиться пораньше, часов в десять, как
Ольга Николаевна говорила. Вставать тоже буду пораньше и повторять перед
школой уроки. После школы буду играть часа полтора в футбол, а потом на
свежую голову буду делать уроки. После уроков буду заниматься чем захочется:
или с ребятами играть, или книжки читать, до тех пор пока не придет время
ложиться спать.
Так, значит, я подумал и пошел играть в футбол, перед тем как делать
уроки. Я твердо решил играть не больше чем полтора часа, от силы - два, но,
как только я попал на футбольное поле, у меня все из головы вылетело, и я
очнулся, когда уже совсем наступил вечер. Уроки я опять стал делать поздно,
когда голова уже плохо соображала, и дал сам себе обещание, что на следующий
день не буду так долго играть. Но на следующий день повторилась та же
история. Пока мы играли, я все время думал: "Вот забьем еще один гол, и я
пойду домой", но почему-то так получалось, что, когда мы забивали гол, я
решал, что пойду домой, когда мы еще один гол забьем. Так и тянулось до
самого вечера. Тогда я сказал сам себе: "Стоп! У меня что-то не то
получается!" И стал думать, почему же у меня так получается. Вот я думал,
думал, и наконец мне стало ясно, что у меня совсем пет воли. То есть у меня
воля есть, только она не сильная, а совсем-совсем слабенькая воля. Если мне
надо что-нибудь делать, то я никак не могу заставить себя это делать, а если
мне не надо чего-нибудь делать, то я никак не могу заставить себя этого не
делать. Вот, например, если я начну читать какую-нибудь интересную книжку,
то читаю и читаю и никак не могу оторваться. Мне, например, надо делать
уроки или пора уже ложиться спать, а я все читаю. Мама говорит, чтоб я шел
спать, папа говорит, что пора уже спать, а я не слушаюсь, пока нарочно не
потушат свет, чтоб мне нельзя уже было больше читать. И вот то же самое с
этим футболом. Не хватает у меня силы воли кончить вовремя игру, да и
только!
Когда я все это обдумал, то даже сам удивился. Я воображал, будто я
человек с очень сильной волей и твердым характером, а оказалось, что я
человек безвольный, слабохарактерный, вроде Шишкина. Я решил, что мне надо
развивать сильную волю. Что нужно делать для этого? Для этого я буду делать
не то, что хочется, а то, чего вовсе не хочется. Не хочется утром делать
зарядку - а я буду делать. Хочется идти играть в футбол - а я не пойду.
Хочется почитать интересную книжку - а я не стану. Начать решил сразу, с
этого же дня. В этот день мама испекла к чаю мое самое любимое пирожное. Мне
достался самый вкусный кусок - из серединки. Но я решил, что раз мне хочется
съесть это пирожное, то я не буду его есть. Чай я попил просто с хлебом, а
пирожное так и осталось.
- Почему же ты не стал есть пирожное? - спросила мама.
- Пирожное будет лежать здесь до послезавтрашнего вечера - ровно два дня,
- сказал я. - Послезавтра вечером я его съем.
- Что это ты, зарок дал? - говорит мама.
- Да, - говорю, - зарок. Если не съем раньше назначенного срока это
пирожное, значит, у меня сильная воля.
- А если съешь? - спрашивает Лика.
- Ну, если съем, тогда, значит, слабая. Будто сама не понимаешь!
- Мне кажется, ты не выдержишь, - сказала Лика.
- А вот посмотрим.
Наутро я встал - мне очень не хотелось делать зарядку, но я все-таки
сделал, потом пошел под кран обливаться холодной водой, потому что
обливаться мне тоже не хотелось. Потом позавтракал и пошел в школу, а
пирожное так и осталось лежать на тарелочке. Когда я пришел, оно лежало
по-прежнему, только мама накрыла его стеклянной крышкой от сахарницы, чтоб
оно не засохло до завтрашнего дня. Я открыл его и посмотрел, но оно ничуть
даже еще не начало сохнуть. Мне очень захотелось тут же его прикончить, но я
поборол в себе это желание.
В этот день я решил в футбол не играть, а просто отдохнуть часика полтора
и тогда уже взяться за уроки. И вот после обеда я стал отдыхать. Но как
отдыхать? Просто так отдыхать ведь не станешь. Отдых - это игра или
какое-нибудь интересное занятие. "Чем же заняться? - думаю. - Во что
поиграть?" Потом думаю: "Пойду-ка поиграю с ребятами в футбол".
Не успел я это подумать, как ноги сами вынесли меня на улицу, а пирожное
так и осталось лежать на тарелке.
Иду я по улице и вдруг думаю: "Стоп! Что же это я делаю? Раз мне хочется
играть в футбол, то не нужно. Разве так воспитывают сильную волю?" Я тут же
хотел повернуть назад, но подумал: "Пойду и посмотрю, как ребята играют, а
сам играть не буду". Пришел, смотрю, а там уже игра в самом разгаре. Шишкин
увидел меня, кричит:
- Где же ты ходишь? Нам уже десять голов насажали! Скорей выручай!
И тут уж я сам не заметил, как ввязался в игру.
Домой снова вернулся поздно и думаю:
"Эх, безвольный я человек! С утра так хорошо начал, а потом из-за этого
футбола все испортил!"
Смотрю - пирожное лежит на тарелке. Я взял его и съел.
"Все равно, - думаю, - у меня никакой силы воли нет".
Лика пришла, смотрит - тарелка пустая.
- Не выдержал? - спрашивает.
- Чего "не выдержал"?
- Съел пирожное?
- А тебе что? Съел, ну и съел. Не твое ведь я пирожное съел!
- Чего же ты сердишься? Я ничего не говорю. Ты и то слишком долго терпел.
У тебя большая сила воли. А вот у меня никакой силы воли нет.
- Почему же это у тебя нет?
- Сама не знаю. Если б ты не съел до завтра это пирожное, то я сама бы,
наверно, его съела.
- Значит, ты считаешь, что у меня есть сила воли?
- Конечно, есть.
Я немножко утешился и решил с завтрашнего дня снова приняться за
воспитание воли, несмотря на сегодняшнюю неудачу. Не знаю, какой бы
получился из этого результат, если бы погода была хорошая, но как раз в этот
день с утра зарядил дождь, футбольное поле, как и ожидал Шишкин, раскисло и
играть было нельзя. Раз играть было нельзя, то меня и не тянуло.
Удивительно, как человек устроен! Вот бывает: сидишь дома, а ребята в это
время в футбол играют; ты, значит, сидишь и думаешь: "Бедный я, бедный,
несчастный-разнесчастный! Все ребята играют, а я дома сижу!" А вот если
сидишь дома и знаешь, что все остальные ребята тоже сидят по домам и никто
не играет, то ничего такого не думаешь,
Так и на этот раз. За окном моросил мелкий осенний дождь, а я сидел себе
дома и спокойно занимался. И очень успешно у меня занятия шли, пока я не
дошел до арифметики. Но тут я решил, что не стоит мне самому особенно ломать
голову, а лучше просто пойти к кому-нибудь из ребят, чтоб мне помогли
арифметику сделать.
Я быстро собрался и пошел к Алику Сорокину. Он в нашем звене лучше всех
по арифметике учится. У него всегда по арифметике пять.
Прихожу я к нему, а он сидит за столом и сам с собой играет в шахматы.
- Вот хорошо, что ты пришел! - говорит. - Сейчас мы с тобой сыграем в
шахматы.
- Да я не за тем пришел, - говорю я. - Вот помоги мне лучше арифметику
сделать.
- Ага, хорошо, сейчас. Только знаешь что? Арифметику мы успеем сделать. Я
тебе все объясню в два счета. Давай сначала сыграем в шахматы. Тебе все
равно надо научиться играть в шахматы, потому что шахматы развивают
способности к математике.
- А ты не врешь? - говорю.
- Нет, честное слово! Ты думаешь, почему я хорошо по арифметике учусь?
Потому что играю в шахматы.
- Ну, если так, тогда ладно, - согласился я. Расставили мы фигуры и стали
играть. Только я тут же увидел, что играть с ним совсем невозможно. Он не
мог спокойно относиться к игре, и, если я делал неверный ход, он почему-то
сердился и все время кричал на меня:
- Ну кто так играет? Куда ты полез? Разве так ходят? Тьфу! Что это за
ход?
- Почему же это не ход? - спрашиваю я.
- Да потому, что я съем твою пешку.
- Ну и ешь, - говорю, - на здоровье, только не кричи, пожалуйста!
- Как же на тебя