пространство, обязательно по  своей
природе должно быть электромагнитным... Это радиоволны! Вот чем он связан со
своим господином, создателем...
   - Я  замечал,  -  тихо  сказал  Дмитрий  Дмитриевич,  -  что  он  странно
затягивает ответы. Спросишь его -  он  помолчит  и  только  тогда  отвечает.
Правда, сейчас ответы следуют сравнительно быстро, но раньше он чуть  ли  не
по нескольку минут молчал... Я относил это за счет того, что  он  не  совсем
освоил наш язык...
   - Затягивал ответы? - переспросил Аркадий Владимирович. - А сейчас уже не
затягивает? Это очень о многом говорит... Он мог в паузах ждать  приказаний.
Да, да...
   - Теперь я понимаю, для  чего  тебе  нужна  экранная  камера.  -  Дмитрий
Дмитриевич вскочил  со  стула.  С  шуршанием  рассыпались  рулоны  чертежей,
которые он задел плечом: - Теперь-то я понял!  Ты  введешь  его  в  экранную
камеру, закроешь дверь...
   - И отсеку его от приказаний его хозяина! Он превратится  в  то,  что  он
есть,  -  в  бессловесный  автомат!  Но  только  он  не  должен  ни  о   чем
догадываться! А завтра я жду твоего звонка, вечером приведу всех, кого  знаю
и кому верю, в боевую готовность. Да мы с него шкуру снимем!  А  тебе  имени
нет! Ведь с ним опасно, ужасно опасно: мы еще  не  знаем,  какой  камень  он
держит за пазухой!
   - Об этом я как-то не думаю...  Вряд  ли  может  быть  так,  что  техника
становится лучше, а люди хуже.
   - Люди? Все вместе они  идут  к  совершенству,  а  негодяй  может  всегда
найтись. И сколько раз тебе говорить: дело  не  в  технике,  а  в  тех,  кто
владеет техникой. В сорок первом году техника у немцев  была  первоклассная,
но это не мешало Гитлеру быть дегенератом, а эсэсовцам - убийцами.,.
   - Аркадий, но, может быть, мы зря подозреваем его в чем-то  плохом?  Ведь
он... Ведь я еще не рассказал тебе, какие он чудесные вещи принес нам...
   - Ты извини меня, Дмитрий, но я сразу же почувствовал к нему антипатию...
Обещаю тебе, что, если он окажется человеком,  живым  человеком,  постараюсь
изменить свое мнение. Одно то, что он, если он автомат, скрывает это, уже  о
многом говорит. Но у тебя были еще причины...
   - Да, были... Я  хотел  рассказать  о  нем,  но  нужно  было  все  твердо
установить, проверить, доказать. Ведь  найдутся  и  такие,  которые  скажут:
"Что? Человек из  другого  мира?  Хватит  сказки  рассказывать,  нечего  нас
мистифицировать..." Мы вместе с  Человеком  пытались  было  поднять  шум  по
поводу одного  изобретения,  но  без  доказательств,  ясных,  непререкаемых,
наглядных, нас и слушать никто не захотел.
   - Ты не хотел упустить открытия? Может быть, ты не согласен с тем, что  я
предлагаю предпринять более решительные  действия  да  еще  привлекаю  ворох
людей со стороны?..
   Дмитрий Дмитриевич нетерпеливо щелкнул пальцами.
   - Какая чушь! Ерунда, его уже видели и врачи, и  многие  другие...  Давай
приступать. Где она у тебя, эта экранная камера?
   Они вышли из кабинета и  увидели,  что  вокруг  Человека  столпились  все
инженеры лаборатории И пытаются что-то у него отнять.
   -  Ар-аркадий  Вла-владимирович,  -  сказал,  сильно  заикаясь,   пожилой
инженер.  -  Это  какой-то  странный  по-посетитель!  Он  попросил  у   меня
раскаленный па-паяльник, вытащил из паяльника  совершенно  раскаленное  жало
и... и отправил его себе в рот!
   - Жало, конечно, медное, - сказал Дмитрий Дмитриевич.
   - Ну, а какое же еще, - сказал Аркадии Владимирович.
   - Слушайте, при чем здесь... - Пожилой  инженер  растерянно  поглядел  на
них,
   - Мне нужна медь, - сказал Человек. - А вы мне даете журналы  за  прошлое
тысячелетие!
   - Вы получите! Сейчас вы все получите! - Аркадий Владимирович  повернулся
к Дмитрию Дмитриевичу и, толкнув его в сторону  обитой  дерматином  узенькой
двери, сказал: - Иди, Дмитрий, иди...
   Дмитрий  Дмитриевич  вошел,  в  камеру.   Там   было   прохладно,   холод
металлических листов, которыми был устлан пол, не смягчался  ни  линолеумом,
ни дорожкой. Дмитрий Дмитриевич  прошел  к  длинному  столику  и  сел  перед
осциллографом. Окна  экранной  камеры  были  затянуты  двойной  яично-желтой
латунной сеткой. Камеру, по-видимому, оборудовали наспех и не предусмотрели,
что открыть затянутую сеткой форточку будет нельзя. Поэтому  в  камере  было
душно.
   - Да, Антон Иванович, - донесся до ушей Дмитрия Дмитриевича голос Аркадия
Владимировича, - прошу вас, сейчас же  пойдите  на  склад,  скажите,  что  я
сегодня же все оформлю, и принесите оттуда полосу листовой меди.
   - Чистой, - сказал Человек.
   - Да, конечно, рафинированной меди.
   "Не нравится это мне, - думал Дмитрий Дмитриевич.  рассеянно  поворачивая
ручку осциллографа. - Не нравится мне, что Человек так  откровенен,  так  не
скрывает того, что он не человек. Или, может быть, где-то во Вселенной живет
раса, которая питается металлами? А если нет?  Кто  знает,  может  быть,  мы
накануне каких-то событий... Аркадий прав, нужно спешить!"
   -  Мы  очень  благодарны  вам,  -  зазвенел  напряженный  голос   Аркадия
Владимировича (он говорил торжественно и четко). - Мы очень благодарны  вам,
что вы согласились посетить нашу лабораторию. Мы снабдим вас всем,  что  вам
нужно для вашего здоровья. Но мы слышали  от  Дмитрия  Дмитриевича,  что  вы
просто  сокровищница  науки  будущего,  новых   идей.   Возможно,   что   вы
разбираетесь  в  автоматике  и  в  телевидении...  -  Аркадий  Владимирович,
придерживая  Человека  за  локоть,  прохаживался  с  ним  в  проходе   между
столиками.
   - Конечно, - ответил Человек. - Я смотрел ваши  журналы,  вот  эти.  Меня
удивляет, что вы не применили память  при  передаче  движущихся  объектов  в
телевидении... Нужно передавать только изменения, которые возникают от кадра
к кадру... А то, что не меняется, остается в  покое,  пусть  хранит  память,
искусственная память...
   Они шаг за шагом подходили к  экранной  камере,  из  которой  нетерпеливо
выглядывал Дмитрий Дмитриевич. Аркадий Владимирович вошел в  камеру  первым.
Человек  перешагнул  ее  порог  и  сразу  же  метнулся  назад,  но   Аркадий
Владимирович быстро захлопнул дверь.  Человек  остановился  на  полуслове  и
забормотал:
   - Что?.. Что?.. Что?..
   Человек преобразился. Он  раскинул  руки  и  стал  носиться  по  комнате,
ощупывая сетку. Выражение его лица стало безвольным, тупым. Вся  его  фигура
выражала растерянность.
   - Его руки - антенна! - сказал Аркадий Владимирович. - А! Забегал!
   - Но что с ним происходит? - прошептал Дмитрий Дмитриевич.
   - Не слышу, - говорил Человек, ощупывая сетку. - Я не слышу...
   - Кого? Кого вы не слышите? - спросил Аркадий Владимирович.  -  Подойдите
сюда!
   - Не подчиняюсь, - резко ответил Человек.  -  Я  ничего  не  знаю...  Нет
сигналов, почему нет сигналов? У меня все в порядке,  все  работает,  почему
нет сигналов?
   - Что вы можете делать самостоятельно? - спросил Аркадий Владимирович.
   - Выполнять приказы, видеть, запоминать, двигаться.
   - А если я прикажу вам, мне вы подчинитесь?
   - Нет, - ответил Человек.
   - Что нужно, чтобы вы подчинились мне?
   - Нужно иметь шлем... Нельзя, нельзя подчиняться... Если связь  прервана,
нужно искать связь, связь искать...
   - Кажется, теперь я кое-что понимаю, - проговорил Дмитрий-Дмитриевич. - Я
его таким не видел... Видел, но тогда .он был гораздо спокойнее...
   А Человек метался по камере, цепляясь ногтями, взобрался на  потолок,  по
стене соскользнул вниз и повторял бесконечно, упорно:
   - Связь, связь, связь... Искать, искать, искать...
   - Он повторяет слова инструкции, которая в нем заложена, - сказал Аркадий
Владимирович.
   - Если связи нет, нужно пробиваться вверх, - сказал Человек.
   В его руках вдруг оказался длинный оранжевый прут. Человек взмахнул им, и
Дмитрий Дмитриевич едва успел отскочить в сторону. Человек проткнул потолок,
кисть его  руки  вначале  медленно,  потом  все  быстрее  и  быстрее  начала
вращаться. Тонкая белая пыль штукатурки наполнила камеру
   - Нужно кончать, - сказал Аркадий Владимирович, как только прут  Человека
углубился в потолок.
   - Это ловушка! - закричал Человек. - Это ловушка! - Его лицо снова  стало
осмысленным. - Сетка! Сетка!
   Аркадий  Владимирович  быстро  открыл  дверь  экранной  камеры.   Человек
выдернул прут и выскочил первым. Его руки - это было ясно  видно  -  дрожали
крупной, частой, совсем человеческой нервной дрожью.

   - Я не ожидал от вас, Дмитрий Дмитриевич, - сказал  он.  -  Не  ожидал...
После того как я вам столько принес... - Человек согнул прут, еще и  еще,  с
удивлением ощупал его конец и неуловимо быстрым движением спрятал  оранжевый
жгут в рукаве гимнастерки. - Идемте, Дмитрий Дмитриевич.  -  Человек  первым
шагнул из лаборатории.
   - Неприятно получилось, - сказал Дмитрий Дмитриевич. - И опять нет полной
уверенности в том, что это автомат.
   - Полная уверенность, - ответил Аркадий Владимирович. - Полная! И  теперь
мне ясно, почему он стал отвечать быстрее... Димка, его хозяин  приближается
к Земле! Понимаешь?! Пока он был далеко, радиоволне  или  какому-то  другому
излучению нужно было большое время,  чтобы  донести  к  его  господину  твой
вопрос и принести ответ или приказание... Завтра к вечеру мы вс„  устроим...
Но ты будь осторожен...
   - Аркадий  Владимирович!  -  раздался  вдруг  женский  голос.  -  Георгий
Степанович на вас сердится. Что это вам вздумалось  без  предупреждения  наш
пол сверлить?
   - Пол? - удивился Аркадий Владимирович.
   - Да, пол. Мы сидим, ничего не  подозреваем,  и  вдруг  прямо  посередине
комнаты появляется вот эта штука. Я как испугалась, как закричу,  а  Георгий
Степанович не растерялся - как стукнет молотком! Еще немного, и  нам  прибор
испортили бы... - С этими словами лаборантка протянула Аркадию Владимировичу
оранжевую полоску металла длиной сантиметров в двадцать.
   - Да это же его шпага, шпага Человека, он ей потолок  сверлил!  -  сказал
Дмитрий Дмитриевич.
   - Ну да, лаборатория,  в  которой  работает  эта  девушка,  как  раз  над
экранной камерой!
   - Дайте мне это, - сказал Дмитрий Дмитриевич. - У меня  мелькнула  мысль:
мы, кажется, сейчас точно сможем установить, откуда он взялся...  -  Дмитрий
Дмитриевич выхватил из рук Аркадия Владимировича обломок прута и,  засовывая
его на ходу в карман, бросился догонять Человека.
   Человек был уже в проходной и молча рвал дверь, которую вахтерша  заперла
на задвижку.
   - Пропустите их! - крикнул Аркадий Владимирович, сбежав  по  лестнице.  -
Вот их пропуска, я их отметил...
   Человек выскочил на улицу. Взяв Дмитрия  Дмитриевича  за  локоть  тем  же
движением,  каким  за  несколько  минут  до   этого   его   держал   Аркадий
Владимирович, он, четко выговаривая слова, сказал:
   - Вы хотите знать, кто я? Вы, Дмитрий Дмитриевич, скоро узнаете  все,  но
только вы один.
   "АХ, НА МЕРКУРИИ ВЫ НЕ БЫЛИ?"
   Молодежь нетерпелива. Она торопится и смотрит  только  вперед.  "Потерять
год? - говорит семнадцатилетний. - Что вы! Нужно столько сделать, изобрести,
создать... Стать писателем, ученым, артистом, строителем, и на все,  на  всю
жизнь, отводится еще какой-нибудь  десяток  лет,  старость-то  начинается  с
тридцати!"
   Так думал  и  Коля,  сидя  за  тяжелым  лабораторным  столом  в  ожидании
экзаменатора рядом со своим новым приятелем, Сергеем Кайгородским.
   Люди в походе сживаются. Каждый должен помогать товарищу по походу, иначе
всем не дойти до цели, а цель - общая. Чем меньше людей, тем  труднее  идти.
Казалось бы, что на конкурсном экзамене  совсем  другое.  Казалось  бы,  чем
больше в группе "двоек", тем лучше, тем ты, Коля, или ты,  Сергей,  ближе  к
лабораториям института, ближе к великим открытиям. И тем не менее конкурсные
экзамены не разделили, а спаяли группу. Особенно сдружился Коля  с  Сергеем.
После экзаменов они бродили по улицам и делились планами на будущее.
   С Виталием Коля не виделся -  тот  "откололся"  сразу  же  на  сочинении.
Виталий получил "двойку" и больше на экзамены не пришел.
   - Зайду в институт тридцатого  августа,  заберу  документы...  На  списки
студентов посмотрю; Николай  Ростиков  будет  в  списках...  может  быть.  -
Виталий, сощурившись, проглотил комок в горле.
   - Ничего, Виталька, - ответил ему Коля. - Поступишь через год, а  я  тебе
все буду рассказывать, буду помогать. Да еще неизвестно, сдам ли я...
   Но подошел экзамен по химии, и Коля получил "пять", прибавив балл к своей
вечной "четверке". За химией -  немецкий  язык,  по  которому  Коля  получил
"три". Еще одна "пятерка", и он в институте! У Сергея было  точно  такое  же
положение:  его  "пятерка"  по  немецкому  оказалась  таким  же  неожиданным
подарком, как и Колина "пятерка" по химии.
   И вот последний экзамен - физика. (Это было как  раз  в  то  утро,  когда
Михантьев повел Человека в лабораторию Аркадия Владимировича.)  Основательно
пощипанная и уставшая группа  расселась  в  аудитории.  За  окнами  высились
учебные корпуса института, похожие на поставленные на ребро серые кирпичи, к
которым прикрепили десятки высоких труб. Ясное солнце глядело  в  аудиторию,
освещая неизвестно как попавший в институт совсем домашний граненый  графин,
изготовленный, видимо, из очень хорошего стекла.
   Было известно, что экзаменатор, молодой аспирант, любит ставить  в  тупик
мудреными вопросами о самых простых вещах и  в  предыдущей  группе  озадачил
всех, спросив, какая папироса  больше  весит,  зажженная  или  целая.  Коля,
разглядывая графин, отметил про себя, что радужные блики на потолке и стенах
аудитории могут пригодиться как пример дисперсии света на стекле графина.
   Экзаменатор очинил карандаш и вызвал Колю, Сергея и еще двух  ребят.  Они
получили билеты и уселись за соседними столиками. Через несколько минут  они
с головой погрузились в вопросы...
   Что билет? Билет - это просто. Сейчас нужно было найти именно те  детали,
указав на которые, можно надеяться на "пятерку".
   Однако, чем глубже Коля вдумывался  в  содержание  первого  вопроса,  тем
больше его  захватывало  ощущение  какой-то  пустоты.  Вопрос,  показавшийся
вначале простым, касался устройства  плоского  конденсатора,  однако  он  не
вызвал никаких воспоминаний, не вызвал ничего, о  чем  стоило  бы  говорить.
Коля, закусив карандаш, мучительно старался вспомнить  формулу,  по  которой
определялась емкость плоского конденсатора. "Емкость,  емкость,  емкость,  -
взывал мысленно Коля. - В  числителе  площадь  пластин,  а  внизу?  Внизу  -
расстояние между ними, потом почему-то четыре "пи" и еще что-то..." Но что -
он не помнил. А Сергей уже был у доски и, разделив ее  на  две  части,  стал
готовиться к ответу.
   Дверь заскрипела. Коля поднял голову и увидел человека небольшого роста в
синем беретике. Коля не поверил  своим  глазам.  Этого  еще  не  хватало!  С
достоинством оглядываясь, к столу экзаменатора подходил Евгений Леонович.
   Экзаменатор, увидев Евгения Леоновича, вскочил и вышел ему навстречу.
   -  Здравствуйте,  Евгений  Леонович,  -  сказал  он.   -   Вы   что   же,
экзаменоваться?
   Евгений Леонович рассмеялся блеющим смешком.
   -  Прошло,  прошло,   знаете   ли,   мое   время!   Я   с   удовольствием
проэкзаменовался бы, с  удовольствием...  Разрешите  послушать,  о  чем  вам
сегодня будут рассказывать? Я очень интересуюсь нашей сменой, очень.
   Он присел к столу и стал перемешивать билеты; он складывал из них домики,
тасовал их, и те, кто еще не получил билета,  не  могли  оторваться  от  его
толстеньких ручек  и  удивительно  изогнутого  большого  пальца.  Палец  был
толстым, с широким ногтем, и Евгений Леонович его  изгибал  так,  как  будто
палец был сделан из ваты.
   "Да ведь в числителе стоит эпсилон! - чуть  не  закричал  Коля.  -  Не  в
знаменателе, а в числителе,  диэлектрическая  постоянная  среды,  помещенной
между обкладками конденсатора!" Как ни странно, но вспомнить ему помог палец
Евгения Леоновича, имевший отдаленное сходство с завитком  буквы  "эпсилон".
"Ну, а теперь ему бы уйти, ну зачем он здесь?"
   - У кого вы сейчас? - говорил между тем Евгений Леонович аспиранту.
   Они перешли на шепот, но Коля, повернувшись  вполоборота  (чтобы  Евгений
Леонович его не узнал), помимо воли, услышал обрывок разговора.
   - Так вас потянула структура металлов, не захотели заниматься  спектрами?
- говорил между тем  Евгении  Леонович.  -  Но  в  связи  с  экзаменами  вы,
вероятно, забросили исследовательскую работу?
   - Да... здесь очень трудно, - сказал аспирант. - Ребята устали, у каждого
за плечами по четыре сложных экзамена... Очень напряженная атмосфера. Она  и
мне передается, и я вместе с ними переживаю.
   - Но мне кажется, что эти разговоры о том, что сейчас трудно поступить  в
вуз, делают свое дело. Подают заявления более разбитные, а не более знающие.
   - Нет, сдают  хорошо,  готовятся  серьезно  и  отвечают  отлично.  Я  уже
четвертую группу пропускаю по физике, и,  знаете  ли,  очень  трудно  иногда
выбирать.
   - Ну, это уж не так сложно. Я могу вам помочь.
   - Но ведь вы не за этим пришли, - сказал аспирант.
   - Я?.. Да... Нет, не только, я просто... Меня интересует...  Ну,  словом,
смена смене идет, не так ли? Вот что я вам посоветую. Переведите  экзамен  в
несколько другую плоскость. Выведите опрос за пределы билета,  из  плоскости
формальных знаний... Смотрите на  учащихся  с  точки  зрения  более  полного
комплекса   данных,   данных   будущего   исследователя.   Наблюдательность,
осторожность в выводах, находчивость, смелость в отношении обобщений и  тому
подобное. Это даст в  ваши  руки  более  обширные  возможности  в  отношении
отбора. Не то, в конце концов, важно,  что  пишет  экзаменуемый,  а  как  он
пишет, как он думает, как морщит лоб... Вот, например, мальчик... -  Евгений
Леонович указал глазами на Сергея. - Он совершенно не подходит, я  нисколько
не сомневаюсь, что не подходит. Обратите внимание, он решает задачу, но  лоб
его чист, никакая мысль его не волнует..  Я  вас  понимаю,  вы  еще  молодой
экзаменатор, но вот такие детали говорят о многом, очень о многом.
   - Кайгородский, - сказал экзаменатор, - вы готовы?
   - Да, - ответил Сергей, - готов.
   Евгений Леонович налил из графина стакан воды и отпил несколько  глотков.
Коле страшно захотелось пить. Может быть, если бы не было Евгения Леоновича,
он подошел бы к столу и попросил разрешения напиться.  Но  сейчас  это  было
невозможно. Евгений Леонович его, вероятно, сразу же узнал бы. Коля  перешел
к задаче о разрывающейся в воздухе гранате и, быстро получив ответ, удивился
и испугался. Он стал еще и еще раз перечитывать задачу, опасаясь подвоха.
   - Ну, Кайгородский, отвечайте.
   Сергей рассказал о  законах  электролиза,  об  опыте,  который  доказывал
существование в металле  свободных  электронов,  начертил  схему  телескопа,
показал решение своей задачи.
   - Как видите, - вполголоса сказал аспирант Евгению  Леоновичу,  -  все  в
порядке. У меня нет никаких замечаний. Конечно, я могу его спрашивать еще  и
еще, но только о таких вещах, которые он  знать  не  обязан,  о  которых  он
узнает только со временем.
   - Позвольте, я применю свой метод, - предложил Евгений Леонович.
   - Хорошо, - немного  растерянно  сказал  аспирант.  Сергей  насторожился,
мелкие юношеские морщинки разбежались по  его  лицу,  кожа  на  лбу  сжалась
гармошкой. Аспирант ободряюще ему улыбнулся.
   - Напишите... Ну что бы вам дать попроще... - сказал Евгений Леонович.  -
Не знаю, не знаю... Ну, хотя  бы  формулу  для  определения  емкости  группы
конденсаторов, соединенных последовательно.
   Сергей, повернувшись к доске, стал писать, а Евгений Леонович, не отрывая
от него взгляда, протянул руку и нащупал графин. Он повернул графин  на  сто
восемьдесят градусов, подставив солнечному свету  другой  его  бок.  Цветные
блики, разбросанные стеклянными гранями, скользнули по Колиному  лицу.  Коля
подумал; "Что это он затеял с гр