-  Не собираешься,  и  Бог с тобой, не участвуй.  Тогда тем более нужен
твой снимок и жизнеописание. Другим будет любопытно  взглянуть, насколько ты
изменилась.  -  Заметив  упрямое  выражение   на  ее  физиономии,  я  решила
прибегнуть к небольшому шантажу.  -  Не  вредничай, Галина.  Иначе  я засяду
где-нибудь в кустах с фотоаппаратом и сниму тебя в самом невыгодном ракурсе.
Или найму сыщика, он меня и фото обеспечит, и биографическими данными.
  Как это ни смешно, угроза подействовала.
  - Ладно, сейчас  принесу,  - уступила Жердочкина.  - Только про жизнь и
карьеру давай  потом поговорим, ладно? Сейчас я  и правда спешу. Позвони мне
как-нибудь. Номер у тебя есть?
  Я  была  сама   покладистость.  Взяла  снимок,  вежливо  поблагодарила,
попрощалась и удалилась, разумеется, прихватив с собой Лешу.
  - Ну и как тебе  показалась Жердочкина? - спросила я его после того как
вернула  сообщникам  ключи,   выдала  денежное  вознаграждение  и  пообещала
отметить в рапорте их героическое содействие. - Похоже, что звонила она?
  Леша - человек осмотрительный, к скоропалительным выводам не склонный.
  -  Не  знаю,  - сказал  он,  почесав в затылке. -  Вела она себя как-то
странно. Нервничала. Но, может, она вообще со странностями?
  -  Ну,  вспоминая впечатления  многолетней  давности,  не без  того.  К
примеру, она никогда  не  смеялась, не болтала о пустяках и,  упаси бог,  не
хулиганила. Если подумать, она вообще  никогда  не вела себя, как нормальный
ребенок.  Не  прогуливала уроки, не выбегала  на  переменах на школьный двор
поиграть,  не списывала и не  давала списывать  на  контрольных.  Зато  была
бессменным  председателем  совета пионеротряда, а потом и комсоргом. Толкала
политически грамотные речи, даже если никого из "сташих товарищей" не было в
пределах слышимости. Ясное дело, сверстники считали, что она "с приветом".
  - Так, может,  в  этом  все  дело? Раз  в классе ее  не  любили, вполне
понятно, что твое появление и эта затея с юбилеем ей неприятны.
  - Леша, где у тебя глаза? Разве это было простым проявлением неприязни?
Она испугалась, или я ничего не понимаю в  людях. Кстати,  я  бы не сказала,
что ее так уж не  любили в  классе. Скорее, относились,  как  к деревенскому
дурачку, - посмеивались, но беззлобно. Друзей у нее не было, это верно. Но и
врагов - тоже.
  - А у тебя какие были с ней отношения?
  - Пожалуй что никаких. Не  знаю, обменялись ли мы с  ней хотя бы сотней
слов за все годы учебы.  Впрочем, нет, я не права. Однажды, не  помню уж, по
какому  случаю, Жердочкина пригласила нас с Надькой зайти к ней домой.  Вах,
как  же я  могла  забыть  о  таком  памятном событии!  Мы  с  Надеждой прямо
обомлели,  когда  попали  в квартиру.  Помнишь,  тогда,  в семидесятые  годы
обстановка  у  всех  была  стандартная,   как  кирзовые  сапоги.  Одинаковые
мебельные  гарнитуры, "стенки",  кухни  из ДСП  в  белом  пластике...  Ну, у
кого-то,  может,  буфеты  со  столами  еще от бабушек остались,  а так все с
одного  конвейра.  Так вот, у Жердочкиных в квартире было, словно  в  музее.
Какие-то  расшибенные столики на гнутых ножках, куранты напольные, бронзовые
статуэтки-канделябры,  китайский  фарфор,  голубая  спальня...  Нас  напоили
необыкновенно  душистым  чаем  со  швейцарским  шоколадом, и там я впервые в
жизни увидела кокосовый орех и попробовала манго.
  - Родители из партийной номенклатуры?
  -  Нет.  Мама Жердочкина  директорствовала на продуктовой базе. Кстати,
буржуинская роскошь  была не единственным  нашим  потрясением в  тот день. У
Гали,  польщенной нашей реакцией  на ее хоромы, поднялось настроение,  и она
разговорилась, наверное,  впервые в жизни, даже поделилась своими планами на
будущее. Программа по пятилеткам  выглядела так: закончить школу с медалью и
поработать годик-другой в райкоме комсомола, потом - Лумумбарий и вступление
в партию,  потом -  ВПШ и, наконец,  руководящая должность, все равно какая.
Заметь, девчонке  было  четырнадцать лет!  Мне доводилось  встречать  людей,
мечтающих   о   довольно  экзотических   профессиях,  например,   каскадера,
дегустатора, зверолова...  Но  никогда ни  до, ни после того  я  не слыхала,
чтобы подросток мечтал о карьере руководителя общего профиля. Интересно, как
отразилась на ее замыслах перестройка? Как Жердочкина приспособилась к новой
реальности?
  - Судя по нынешнему благосостоянию,  неплохо, - сказал Леша. - Квартира
в элитном доме в Центре, домработница...
  -  Средний класс, - заключила  я. - Маленький  собственный  бизнес  или
высокооплачиваемая  работа в крупной фирме.  Вечером позвоню, уточню. Только
мечты ее были дерзновеннее.


  У Веденеевой нам не открыли. Я долго звонила, прислушиваясь к тишине за
дверью, и в конце концов смирилась.
  - Наверное, никого. То  ли все на работе, то ли в отпуске. Думаю, ждать
не  имеет   смысла.  Проще  связаться  с   Таткой.  Пусть  узнает  у  своего
бывшенького, в Москве ли его кузина.
  И мы поехали по последнему адресу - в Марьино, к Ольге Манихиной.
  - Я ее  практически  не помню, - рассказывала  я  Леше  по  дороге. - В
памяти  остался  только  размытый   образ.  Тихая,  незаметная   девочка   с
худосочными  русыми  хвостиками.  Когда  она  отвечала  у   доски,  учителям
приходилось подходить вплотную и склонять ухо к ее губам, иначе слов было не
разобрать. Других характерных черт, как ни стараюсь, припомнить не могу. Чем
она  увлекалась?  С  кем  дружила? Никаких проблесков.  Наверное, дружила  с
Таткой, раз позвала ее на новоселье.
  Несмотря на атлас Москвы, который Леша предусмотрительно носит с собой,
в  Марьино пришлось изрядно поплутать.  Каменные джунгли новосторек тянулись
от  горизонта до горизонта, и планировка кварталов  местами была на редкость
бестолковой. Наконец мы отыскали нужный дом, но достичь цели мешал магнитный
замок на двери подъезда. Если позвонить по домофону и  предупредить Манихину
о  нашем визите, сюрприза  не  получится, а значит,  поездку  можно  считать
напрасной, посему мы избрали тактику выжидания.
  Но  вот  из  подъезда  высыпала  ватага  подростков,  и  мы проникли  в
неприступное парадное.
  - Опять впустую, - проворчал Леша, в третий раз  давя на кнопку звонка.
(Увидев в двери "глазок", я  спряталась за его спину и  предоставила звонить
ему.)
  Я уже собиралась с ним согласиться, когда за дверью кто-то зашевелился.
Мы замерли, думая, что дверь сейчас распахнется, но этого не произошло.
  - Может быть, собака? - предположил Леша.
  Мысль вообще-то  здравая.  Обученная  собака не станет лаять,  когда  в
дверь звонят. Встанет за дверью, и  будет  терпеливо ждать развития событий.
Но  что-то  подсказывало  мне:  в  данном  случае  за  дверью притаилось  не
четвероногое. Наверное, мою подозрительность пробудил  "глазок". Его наличие
наводило  на мысль,  что шевеление  в  квартире  имеет  иное  происхождение.
Например, такое: кто-то из двуногих подкрался к глазку  и, посмотрев в него,
решил  не открывать. Что ж,  проверим. Я  опустила голову так,  чтобы  челка
упала на лицо, отстранила  Лешу и  принялась терзать звонок сама. А вдосталь
натрезвонившись, громко сказала:
  - Ничего не поделаешь, придется  встать  здесь лагерем.  Будем подавать
звуковые сигналы с периодом в три минуты.
  Когда  я  в третий раз  попыталась изобразить на  подручном инструменте
траурный марш Шопена, нервы у противника сдали. "Вот она,  неискушенность! -
думала я со снисходительностью  мастера к неумелому ученику, прислушиваясь к
щелчкам  замков и засовов.  - Если тебе  хочется  впускать только избранных,
раздай  им  ключи  и  не  подходи  к  двери.  А  настойчивый  трезвон  можно
игнорировать, надев наушники и включив музыку. И вообще, если уж ты считаешь
свой дом крепостью,  закаляй  нервную систему. Вон троянцы, как пить дать, в
первый  же  день  осады  устали  от  шума, поднятого у  ворот  ахейцами,  но
открывать почему-то не бросились".
  Минуту спустя я смотрела в злые глаза Манихиной. Она изменилась.  Тощие
хвостики  стараниями  парикмахера  превратились  в  пышную  гриву.  Искусная
подводка   вкупе   с   сильными   чувствами   придавала  глазам  яркость   и
выразительность.  Куда только  подевалась  памятная мне блеклость!  Дамочку,
яростно сопящую мне  в лицо, никто  не назвал бы тихоней. Тем не  менее я ее
узнала. У меня хорошая память на лица.
  Ольга тоже меня узнала. Не сразу, но узнала. Однако это не прибавило ей
дружелюбия.
  - Ты всегда была чемпионкой  по наглости,  Клюева! Вижу,  годы  тебя не
изменили. Говори, чего нужно, и проваливай, - прошипела она.
  Я никогда не вступаю в пререкания с  фуриями. По себе знаю: бесполезное
это  занятие.  Даже опасное,  пожалуй. Если вы  хотите  чего-то  добиться от
разгневанной дамы,  то либо уйдите  на  время  и  дайте ей успокоиться, либо
смиренно  согласитесь  со  всем,  в  чем  она  вас не замедлит  обвинить,  и
подчинитесь ее требованиям.
  Уйти и дать Манихиной успокоиться я не могла - кто знает, открыла ли бы
она нам во второй раз? Оставался один вариант. Я ласково изложила приевшуюся
уже историю  о  подготовке  к  выпускному  юбилею.  Манихина  затряслась  от
негодования  и  попыталась захлопнуть дверь.  Я  уперлась  плечом в  стену и
ладонью в дверную ручку.
  - Ты же знаешь, Ольга, я упрямая. Раз пообещала Надьке раздобыть снимки
и биографии, - умру,  а  раздобуду. - И, прибегнув к проверенной уже уловке,
добавила: -  В крайнем случае найму частного сыщика, он сделает все в лучшем
виде.
  Результат превзошел все  ожидания. Манихина  побелела  и  ухватилась за
косяк, чтобы не упасть.
  - Ты... ты не имеешь права!
  -  Спасибо,  что предупредила.  Непременно проконсультируюсь  со  своим
адвокатом.
  - Чего ты хочешь?! - заорала она истерично.
  - Разве я не объяснила?
  Она уставилась на меня. Не знаю, чего в ее взгляде было больше - ярости
или  смятения.  Безмолвная  дуэль  длилась  минуту. Потом  она  стремительно
повернулась и бросилась в комнату. Я не успела  решить,  следует ли  принять
это за приглашение, как Манихина уже вернулась. С фотоснимком в руке.
  - Вот. И дай мне телефон Денисовой. Я сама ей позвоню.
  - Пожалуйста. - Я пожала плечами, вынула  из сумочки записную  книжку и
продиктовала номер. От попытки вытянуть из собеседницы последний недостающий
адрес меня удержало  выражение ее лица. Ну  не было  в нем  приветливости  и
стремления помочь ближнему.



Глава 13

  Как ни скромны были наши с Лешей сегодняшние успехи, на фоне достижений
прочих они оказались самыми значительными. Но все по порядку.
  Домой мы приплелись полуживые от усталости, и, вдохув  гастрономических
ароматов, витавших  в  квартирке,  едва не попадали  в голодный обморок, ибо
банан, сомнительный чебурек и несомненная бурда под кодовым названием  "кофе
со  сливками", подкреплявшие наши силы в течение дня, давно отошли в область
воспоминаний. Ввалившись на кухню, мы обнаружили шкворчащий на плите омлет с
помидорами и луком, и Прошку, любовно нарезающего огурчики и зеленый салат.
  - Спасибо,  darli g,  ты спас нам жизнь, - проникновенно  сказала  я  и
выложила омлет в две тарелки, одну из которых взяла себе, а другую поставила
перед Лешей.
  Прошка   сначала  онемел,  а  потом   издал  боевой  клич.  Услышь  его
краснокожие, они  в  тот  же миг  превратились  бы в бледнолицых,  побросали
томогавки и дали деру. А мы даже не вздрогнули (ну, разве что чуть-чуть).
  - Штаны, - коротко напомнила я, отправляя в рот первый кусочек омлета.
  Сраженный на лету,  Прошка сник и  покосился  на Лешу в слабой  надежде
найти в его лице защитника. Но тот удавил надежду в зародыше.
  - А  ты что  будешь?  Салатик?  -  спросил он, с аппетитом  уминая плод
Прошкиного кулинарного искусства. - Это правильно. От него не толстеют.
  В  глубине  Прошкиных  очей поселилась  печаль.  По доброте  душевной я
решила отвлечь друга от неприятных мыслей.
  -  Как  твои  успехи  на  поприще  частного  сыска?  Удалось  расколось
психопатку Инну?
  Прошка помрачнел еще больше (хотя, казалось, дальше некуда) и попытался
уклониться от ответа.
  - Она  не психопатка. Наоборот.  Дверь, захлопнутая перед твоим  носом,
свидетельствует  о ее  незаурядном уме,  проницательности и  хорошо развитом
инстинкте самосохранения.
  Я не поддалась на провокацию.
  - Ее  незаурядные способности давай обсудим  в другой раз.  Сейчас меня
интересует, что ты от нее узнал. Она  сообщила, где трудился и с кем якшался
Доризо?
  -  До  этого мы  еще  не дошли, -  пробурчал Прошка, с  неудовольствием
разглядывая листик салата, свисающий с его вилки.
  -  Вот как? -  Леша от удивления  перестал  жевать. -  А до чего  же вы
дошли?
  -  Мы достигли известного  взаимопонимания  во взглядах. Так сказать, в
мировоззренческом плане. - Уловив наше разочарование, Прошка разъярился: - Я
вам что, чародей?! Вчера девица не разжимала  губ и не желала никого видеть.
И сегодня  я разве  что на руках не  плясал, соловьем разливался, чтобы  она
хотя бы изредка  подала реплику. Начни я допытываться про Доризо, она тут же
сообразила бы, что мой  интерес к ней  меркантилен, и послала  бы к чертовой
бабушке.  Вы этого хотите? Ну и  нечего на меня  наседать!  Чтобы установить
доверительные  отношения  с девушкой,  которая  к ним  не  стремится,  нужно
терпение.  Я  выкладываюсь,  как  могу.  И  уже кое-чего  добился. Например,
поприставав к ней  всего  каких-то два  часа с  вопросом,  почему она  такая
грустная, вырвал признание, что девушка недавно потеряла любимого человека и
пока не готова говорить на эту тему. Довольны?
  - Любимого?  -  переспросила  я. - Ты  думаешь, речь идет о  Доризо? Но
Евгений  Алексеевич  сказал,  что  они вот уже  пару лет друг  с  другом  не
разговаривали и даже не здоровались. Скорее всего, она имела в виду  кого-то
другого.
  - Я всегда подозревал, Варвара, что  ты эмоционально ущербная личность.
И не только эмоционально, коли уж на то пошло. Тут все ясно, как дважды два.
Девушка  крупно  поссорилась  с  возлюбленным, вышла  ему  назло  замуж,  но
сердце-то  не  обманешь.  Два  года она маялась, не зная,  как выбраться  из
ловушки, в  которую сама себя загнала, а потом возлюбленный погиб.  Ей впору
волосы на  себе рвать, а она вынуждена  перед мужем и  домашними делать вид,
что у нее все  в порядке. А тут еще  являешься  ты  и  требуешь,  чтобы  она
рассказала тебе о Доризо...
  - Я не требовала. Я вежливо попросила.
  -  Да плевать ей на твою вежливость! Она и  без тебя на стенку лезла, а
ты пришла сыпать ей  соль  на  раны. Скажи  спасибо,  что она  просто  дверь
захлопнула. Могла бы и на  части разорвать. Короче, я готов спорить,  что ее
любимый - Доризо. Это объясняет все странности ее поведения.
  Поразмыслив, я неохотно (нелегко было отказаться от убеждения, что Инна
- обыкновенная психопатка) признала его возможную  правоту. Потом мы с Лешей
поведали  о  своих приключениях. После  горячего спора  на  тему:  можно  ли
считать неадекватной реакцию  на мое  появление Жердочкиной  и Манихиной,  я
встала из-за стола, объявила, что мне нужно позвонить, и ушла в спальню.
  Первым  делом  я  протелефонировала  Татке  и  попросила  ее  узнать  у
экс-супруга,  где  пребывает его  кузина. Татка  проворчала,  что  беседы  с
бывшеньким  не относятся  к  числу  ее  любимых  развлечений,  но  позвонить
согласилась. Потом я набрала номер Жердочкиной. На  третьем гудке  включился
определитель номера. На десятом стало ясно,  что трубку никто не  снимет. Не
исключено, что Жердочкина до  сих пор где-то шлялась, но мне в это почему-то
не верилось. Я позвонила Надежде и рассказала ей о событиях дня.
  -  Не знаю,  что и  сказать, Варварка.  Жердочкина пропала с  горизонта
сразу после окончания школы. Не помню, чтобы кто-нибудь из ребят хоть раз ее
помянул. Но  старое  мое впечатление о  ней таково,  что  Галина  никогда не
ввязалась  бы в глупую, сомнительную затею. Не  стала  бы она  звонить тебе,
назвавшись чужим  именем, не говоря уже о том, чтобы заманивать в квартиру с
трупом. Конечно, люди со временем меняются, но не настолько же!
  - А чего же она тогда испугалась?
  -  Мало  ли чего!  Может,  ждала возлюбленного,  которому  рассказывала
всякие небылицы о своей необыкновенной популярности в юности. Представь, как
бы ей было неловко, если бы вы столкнулись,  и ей пришлось тебя представить.
А вдруг разговор свернет на школу?
  - Ты не видела ее лица. Она была вне себя от страха.
  - Ну и что? На свете полно таких, кто предпочтет наложить на себя руки,
лишь бы  не попасть  в неловкое или смешное  положение. Тем более, на глазах
объекта нежной страсти.
  - Как-то не ассоциируется Жердочкина с нежной страстью, - буркнула я. -
Ладно, оставим пока Жердочкину. А что тебе известно о Манихиной?
  -  Немногое.  Закончила  пед.  Замужем,  двое  детей.  Лет   двенадцать
прозябали в коммуналке,  потом получили квартиру. Ты  лучше  с  Таткой о ней
поговори. Они  раньше жили рядом, часто встречались. Таткина Ксюшка и Ольгин
младший сын - ровесники.
  -  Понятно.  И последний вопрос. -  Я посмотрела в список, который мы с
Надеждой  составили вчера  общими  усилиями,  и нашла  глазами  единственную
фамилию,  оставшуюся  без пометок. - Ты не  знаешь,  у кого можно  раздобыть
адрес Белоусовой? Кто поддерживал с ней связь?
  - Точно не знаю, но, думаю, нужно справиться у Гели. Помнишь, Белоусова
ходила  за ней  хвостиком?  Как  -  не помнишь?  Ты же сама  Ленку  Липучкой
нарекла!
  Я схватилась за  голову. Вот так, незаметно, подкрадывается  старческий
маразм! Как я могла забыть Липучку - неизменную подпевалу и тень Гелены? Они
составляли парочку  того  же  рода, что Шер-Хан и Табаки. Липучка,  понятное
дело,   разделяла   Гелину   неприязнь   ко  мне.  В   списке  одноклассниц,
предположительно  готовых  подстроить  мне  пакость,  ее  имя  следовало  бы
поставить вторым.
  - Надька,  это  она! Нутром чую - она. Черт,  сколько  мы времени даром
потратили! Вижу, придется мне завтра до Сергиева Посада тащиться, клянчить у
Гели адрес...
  - Остынь, Варька, не пори горячку. Я совсем не уверена, что Ленка - та,
кого ты  ищешь. Мне  кажется,  она не питала  к  тебе личной неприязни. Так,
прикидывалась Гелиного одобрения ради.
  - Тогда скажи,  кто  питал.  У меня  оказалось  дырявое  решето  вместо
головы.  Кому я досадила до  такой степени, что  у  человека и  двадцать лет
спустя  не пропало  желание  отомстить?  Кто меня так  ненавидел,  ты можешь
сказать?
  - Могу. Единственный  человек в классе, который тебя ненавидел  - Геля.
Другие иногда на тебя  обижались или даже злились. Тактом, уж извини,  ты не
отличалась. Но это были обиды-однодневки. А Геля с наслаждением  бросила  бы
тебя в чан с маслом и развела под ним медленный огонь.
  - Ты преувеличиваешь, Надька. Тебя она ненавидела больше.
  - Не обманывай себя, солнышко. Меня она никогда не принимала всерьез. С
ее точки зрения, я - человек второго  сорта, об меня не стоит и руки марать.
Ты - другое дело. Тебя она считала ровней. И ненавидела от души.
  - По-моему,  ты  не  права. Наша непримиримая  вражда  кончилась  еще в
начальной школе. Все, что  ты наблюдала потом, -  остаточная  деформация. Но
Геля в любом случае не наш человек. Она с первого августа не просыхая гуляет
на даче и о здешних драматических событиях, по нашим сведениям, не ведает ни
сном, ни духом. Так что Липучка  - самая многообещающая  кандидатка. Как  бы
раздобыть ее координаты, минуя Гелю?
  Мне  не  удалось  решить эту задачу. Я  еще раз поговорила  с Таткой  и
выяснила, что Веденеева  в конце  июля отправилась в  двунедельный  круиз по
Средиземному морю. Но о Белоусовой Татка ничего не знала. Как и  экс-Митина,
которой я позвонила следом. У Жердочкиной по-прежнему никто не  брал трубку.
Приставать к Манихиной после сегодняшнего  рандеву я не решилась. Переложила
это  неблагодарное  дело на  Надькины плечи.  Надежда, поболтав с  Ольгой, в
подробностях  пересказала мне, что  та  обо  мне думает, но  по