заявила я, входя в гостиную. -
Могу я поинтересоваться предметом вашего ученого диспута?
  - Мочь-то ты можешь... - начал Прошка, но Генрих его заглушил.
  - Марк  отстаивает свою  версию  Синей Бороды,  - объяснил  он.  -  Ему
кажется,   что   новые  данные  ее  подтверждают.  Короче,  всех   прикончил
родственник Доризо. Женщин - ради денег,  а Анненского  и Доризо - из страха
перед разоблачением.
  - Кстати, ты его вспомнила? - сурово спросил меня Марк.
  - Кого?
  - Братца Доризо, вестимо!
  - Нет еще. -  Я снова обратила  взор на  Генриха.  - А  что  утверждают
оппоненты?
  - Мне, например, непонятно: зачем в таком случае ему было втравливать в
это дело тебя? С его стороны чистое безумие сдавать тебя милиции. Ты  же его
знаешь или, по крайней мере, видела.
  - И убирать Доризо - безумие, - похватил Прошка. - При раскрутке мокрых
дел легавка первым делом берется за родичей. Это каждому идиоту известно.
  Леша взял сторону Марка.
  - А что ему оставалось делать, если список из блокнота способен навести
на Доризо милицию? Тот бы его выдал.
  - Это  еще неизвестно, способен ли.  И  тут,  кстати,  у  вас  еще одна
неувязка, - сказал Генрих.  -  Доризо работал в  банке, а  банки гарантируют
тайну вклада. Не мог он сообщать родственнику паспортные данные клиенток, не
ведая, что творит. Значит, он  был  сообщником, и  разоблачение родственника
грозило  ему самыми неприятными  последствиями -  от увольнения  с работы  с
занесением в черные списки банковских  кадровиков до  переселения в места не
столь отдаленные. Иными словами, ему был прямой резон молчать. И зачем Синей
Бороде его убирать?
  -  Господи! Мало ли причин, по которым убивают сообщников! - Марк пожал
плечами.  -  Поссорились, деньги не поделили,  не уверены в надежности  друг
друга...
  -  Брось,  Марк!  -  вмешался Прошка. -  Никакая ссора  не сподвигла бы
Доризо сдать родича, если  за это ему светила зона и нищенское существование
впоследствии.  Живой  он  был  куда  безопаснее  для  Синей  Бороды,  нежели
умерщвленный.
  -  По-моему,  разрешить  ваш  спор  можно,  только  выяснив  правду,  -
миролюбиво сказал Леша.
  Это замечание переключило внимание Марка на меня.
  - Шевели мозгами, Варвара! - грозно  повелел  он.  - Вспоминай,  где ты
видела  субъекта,  похожего  на Доризо.  Если  он  - Синяя  Борода,  то  это
случилось совсем недавно - уже после того, как японцы перевели тебе гонорар.
То есть  максимум  три  месяца  назад.  Не  может быть,  чтобы ты  не сумела
воскресить в памяти столь судьбоносную встречу!
  - Это ты так думаешь, - проворчала я. - При моем образе жизни случайные
знакомые множатся, как тараканы. Раз в неделю я езжу в Сокольники поиграть в
пинг-понг. Когда моих  постоянных  партнеров нет,  играю с кем  попало.  Это
во-первых. Во-вторых, по  воскресеньям  я веду  занятия  для  "чайников"  на
собачьей площадке.  Текучка  клиентов  там  -  будь здоров! Придут пару раз,
смекнут, что дрессировка  любимца сильно осложняет жизнь, и исчезают. На  их
место  приходят  новые, и  все  повторяется.  Терпения  и  целеустрмленности
хватает  единицам. В-третьих, я пашу на два издательства, где меня то и дело
подстерегают авторы. Хватают за полы, и разъясняют сверхценные идеи из своих
творений. Не  дай Бог, упущу суть при ваянии обложки. В-четвертых, свадьбы и
крестины наших дорогих  однокашников. А равно их радостные проводы на вечное
поселение  в сверхдальние края  и еще  более  радостные  встречи,  когда они
вырываются  оттуда,  чтобы  поведать соотечественникам  о чуждости  тамошней
цивилизации. На этих  светских раутах незнакомцы кишмя  кишат. Родственники,
коллеги и друзья детства  виновников торжества  слетаются  тучами.  Я  уж не
говорю о незнакомцах,  пытающихся  втянуть  меня в  разговор на  улице  и  в
общественном транспорте, в кафе и магазинах, в театрах и на выставках...
  -  Мать честная!  -  воскликнул Прошка. -  Да  ты  у нас,  оказывается,
светская львица! А мы-то  думали, ты ведешь тихую скромную жизнь затворницы.
И как, здоровье не подводит? Позволяет выдерживать такие нагрузки? - спросил
он с фальшивым участием.
  - У меня железный организм, - успокоила  я ерника. - Если уж даже ты не
смог за столько лет вывести его из строя, ему ничто не страшно.
  - Да ты только  благодаря мне  и  держишься!  - нагло заявил  Прошка. -
Высосала из меня все соки, вампирша энергетическая!
  - То-то на тебя штаны не налезают!  - не удержалась я  от укола в самое
больное его место.
  Он ответил мне тяжелым укоризненным взглядом и заметно помрачнел. Марк,
самовольно взявший на себя роль рефери, вынес решение:
  - Варвара дисквалифицирована  за неспортивное поведение. Бой остался за
Прошкой. Все, хватит  валять  дурака!  Варвара, отправляйся  в  спальню и не
выходи, пока не вспомнишь, где встретила родcтвенника Доризо.
  - Ну уж  нет! -  взбрыкнула  я. -  Сначала  мы выпьем чаю и  обменяемся
новостями. Генрих, тебе удалось поговорить с домработницей?
  - Да. И, кажется,  с Жердочкиной можно снять подозрения. Подробности за
чаем,  - пообещал  он  и вышел  в прихожую  за сумкой,  из  которой выгрузил
вафельный тортик, мармелад и ветчину.
  Прошка  немедленно  съежился в  углу дивана.  Я  сходила  на  кухню  за
припасами из холодильника.  В  Леше  и  Марке проснулся  внезапный талант  к
сервировке,  и стол  вышел  на  загляденье. Однако  наш голодающий  друг  не
набросился коршуном  на  бутерброды  и даже  не взглянул  на сахарницу, хотя
обычно  пил нечто похожее на сироп. Бросив в  чашку  кружок лимона и отрезав
тонюсенький  ломтик  сыра,   бедняга   демонстративно  переставил  чашку  на
журнальный столик и  отвернулся.  Марк ненароком пододвинул поближе к Прошке
вазочку с мармеладом.  Генрих завел речь  о  только что открытых диетических
свойствах  ветчины.  А  я  льстиво  заверила новоявленного  аскета,  что  он
выглядит гораздо  стройнее, чем  вчера.  Но  все было напрасно. Прошка гордо
закусывал  несладкий чай микроскопическим  кусочком  сыра и игнорировал  все
наши ухищрения. Мы повздыхали и сдались. Не кормить же человека насильно!
  - Ты обещал подробности про Жердочкину, - напомнила я Генриху.
  - Да-да!  - Он  оторвал  жалостивый  взгляд от Прошки и оживился. - Мне
здорово повезло. Я не прослонялся у подъезда  и получаса, когда оттуда вышла
женщина с сумкой-тележкой. Я ее сразу узнал по рисунку. Она пошла в магазин,
точнее, в ближайший супермаркет -  это в пяти минутах  ходьбы. Я потихонечку
шагаю за  ней, думая,  как  бы завязать знакомство. В магазине решение стало
очевидным  -  домработница  набрала  такую  гору  снеди,  что   ни  в  какую
сумку-тележку не влезет. Пока она ее выбирала, я побродил по залу, взял этот
тортик  и ветчину, а потом пристроился за объектом в очередь к  кассе. После
чего  оставалось  только  предложить  ей   свою   помощь  в  транспортировке
продуктов.  Сначала  она, конечно,  отнекивалась,  говорила:  "Ой,  да  вам,
наверное, некогда!  Да  мне недалеко!" -  но было видно,  что предложение ее
обрадовало.
  По дороге  мы познакомились  и разговорились.  Зовут домработницу  Вера
Ивановна.  Она работает  на  Галину Николаевну уже  четвертый  год. Местом в
общем-то довольна. Правда,  поначалу ее немного обижало, что хозяйка считает
ее  чем-то вроде мебели, то есть  попросту ее  не замечает. Зато  никогда не
придирается, не кричит, платит вовремя и щедро одаривает по праздникам.
  Когда я довел Веру  Ивановну до квартиры и уверил ее, что не потерял на
своем самаритянском подвиге ни минуты, поскольку неправильно рассчитал время
и пришел на всречу с другом на час раньше, чем нужно, она любезно пригласила
меня выпить  хозяйского  кофе.  За  кофе  Вера  Ивановна расспросила меня  о
работе, о семье и, кажется, прониклась ко  мне  доверием,  во всяком случае,
разоткровенничалась.  Рассказала  о дочке-инвалиде,  пожаловалась на пьющего
зятя  и на тяжелую жизнь - Вера Ивановна практически единственный кормилец в
семье. Потом я незаметно  подвел ее к разговору о  хозяйке. Добрая женщина с
радостью  ухватилась  за возможность посплетничать.  Жердочкина,  рассказала
она,  -  важная шишка в  Комитете  образвания.  Но  метит Галина  Николаевна
гораздо, гораздо выше. В настоящий момент она сражается за теплое местечко в
Думе. Избирательная кампания в самом разгаре.
  - Какая избирательная  кампания?  - удивился Леша. - До выборов еще три
года!
  -  С предыдущим народным  избранником от того округа, где баллотируется
Жердочкина, что-то случилось, -  объяснил  Генрих. -  Теперь  на  его  место
претендуют пятеро  кандидатов. По словам  Веры Ивановны, Жердочкина  всерьез
рассчитывает  на  победу. Электорат в  округе  в  основном  ориентирован  на
демократов, а ее соперники - не  того поля ягоды. Один - коммунист, другой -
националист, третий - военный, а  четвертый вообще никто. Никому неизвестный
самовыдвиженец   склочного  нрава,  всю   жизнь  искавший  справедливость  в
товарищеских  и  нетоварищеских  судах. А у  Галины  Николаевны  кристальная
биография убежденной демократки.
  Я поперхнулась чаем.
  -  Теперь понятно, почему  она так испугалась, - сказал Леша и объяснил
остальным:  -  Когда-то  Жердочкина имела  неосторожность поделиться  своими
планами  на  будущее с  Варькой и Надеждой.  Она  мечтала  пробиться  в ряды
партийной элиты. Естественно, коммунистической.
  -  Ерунда  какая-то,  -  пробормотала  я. - Мало  ли какую  чушь  несут
подростки  в  четырнадцать  лет!  В  конце  концов,  у  всех  у  нас  позади
комсомольская юность. Не могла она испугаться из-за такой чепухи!
  - Еще  как испугалась! - заверил Генрих. - Вера Ивановна рассказала мне
о  вашем  вчерашнем визите.  После  вашего  ухода  Жердочкина  дрожала,  как
осиновый  лист. Бросилась  кому-то звонить, плотно закрыв  за собой дверь. А
потом  строго-настрого запретила Вере Ивановне  впускать тебя и  отвечать на
вопросы о хозяйкиной карьере. Даже к телефону подходить не велела.
  Я помотала головой.
  - Ничего не понимаю.
  -  А  я,  кажется, понимаю,  -  сказал Леша.  -  Когда Жердочкина  тебя
увидела, в  первую минуту она испугалась  от неожиданности -  просто потому,
что ты знаешь о ней нечто  такое, о чем она  не хотела бы вспоминать. А  ты,
заметив ее  испуг, повела  себя агрессивно, да еще  пристала с расспросами о
карьере. Допустим,  ты узнала, что  она перекрасилась в демократку и лезет в
Думу,  и, кто  тебя  знает, вдруг заявишься  на  какую-нибудь  ее  встречу с
избирателями и расскажешь  собранию о  ее честолюбивых юношеских замыслах  -
про райком комсомола,  про вступление  в партию, как она метила в  ВПШ и так
далее?
  - Я что, похожа на сумасшедшую?
  - Спрашиваешь! - проснулся Прошка.
  - Сумасшедшая -  не сумасшедшая, а предсказуемой  тебя не  назовешь,  -
смягчил диагноз Леша.  - Оценив комичность ситуации, ты вполне  могла забавы
ради поделиться  своими  воспоминаниями с  избирателями  или  журналистами -
наймитами конкурентов. Тем более что  сердечности по отношению к Жердочкиной
ты не выказала. А для нее сейчас важен каждый голос.
  - В любом  случае подозрения  с  Жердочкиной можно снять, - резюмировал
Генрих.  -  Охота  была  без  пяти  минут депутату ввязываться в  криминал -
незадолго до выборов.
  -  Ладно,  Жердочкину вычеркиваем, - согласилась я. Тем более  что мы с
Лешей,  кажется, нашли виновницу моих бед.  - И я рассказала о Липучке, о ее
перевоплощении в классическую красавицу,  из-за чего я не  обращала  на  нее
внимания, хотя вот уже несколько лет то и дело натыкаюсь на нее возле своего
дома, и наконец о ее дружбе с Софочкой, соседкой, чьей единственной страстью
остается неукротимое любопытство, напрвленное,  похоже, исключительно на мою
персону.
  Марк вздохнул:
  - Ну что ж, придется вступить в контакт с Софочкой.
  Я оцепенела.
  - А вот ты  точно не в себе! Я восемь лет руками  и ногами отбиваюсь от
ее навязчивых попыток сойтись со мной поближе,  а ты собираешься в одночасье
свести на нет все мои усилия? Побойся бога, Марк! Уж лучше явка с повинной!
  -  Ну уж нет!  - отрезал он. - Не  для  того мы тут копья ломали, чтобы
тебя упекли  за решетку. Вовсе  не  обязательно тебе  самой  разговаривать с
Софочкой. Это могу сделать я, Прошка или Генрих...
  - Не думаешь ли ты, что Софочка не  учует, откуда дует ветер? За восемь
лет бдений у дверного глазка и кружки, прислоненной  донышком  к стене,  она
как-нибудь  уяснила,  что  мы неразделимы,  словно сиамские близнецы! Оказав
услугу  любому из  вас,  она будет рассчитывать  на  мою благодарность. Нет,
лучше умереть, чем стать ее должницей!
  Голос  мой  набирал  силу,  и  Леша,  безошибочно  спрогнозировав бурю,
попытался повернуть корабль в безопасную гавань:
  - А не стоит ли нам поискать других знакомых Белоусовой?
  - Потратить неизвестно сколько  времени с неизвестно каким результатом?
- подал голос Прошка из своего угла. -  Где гарантия, что она кому-то, кроме
Софочки, говорила о своем интересе к Варваре?
  - А где гарантия, что она говорила о нем Софочке? - прорычала я. -  Эту
отпетую сплетницу упрашивать не нужно. Соглядатайство -  ее любимое занятие.
Сиди  себе,  слушай, да мотай  на  белый  ус. Бьюсь об заклад, Софочка и  не
подозревает  об  истинной цели  визитов  Липучки.  Просто  заходит  знакомая
посидеть, поболтать.
  - Все равно мы должны попытаться, - сказал Марк.
  - Нет!
  - Да!
  - Я запрещаю!
  - Запрещай на здоровье!
  - Только посмейте!  Я вас прокляну! На порог  не пущу! -  Я швырнула на
пол чашку.
  - Прекрати!
  - Варька, успокойся!
  - Видали психопатку?
  Я потянулась за тарелкой из-под  бутербродов, схватила ее и занесла над
головой. В эту минуту в дверь позвонили.



Глава 17

  - А вот и Софочка! - злорадно объявил Прошка.
  Я вздрогнула и  опустила тарелку. Что  же это я так раскричалась, когда
враг за стеной? Неужто и впрямь она? Говорят же умные люди: не поминай черта
к ночи!
  - Не смейте открывать! - просипела я.
  Но спина Марка уже исчезла  в дверном проеме.  "Ах,  так! Ну,  пеняй на
себя! Если это  Софочка, я окажу ей такой прием, что она добровольно вылетит
отсюда пробкой, и никогда больше не рискнет заговорить с одним из нас!"
  К  моему  несказанному  облегчению, голос, зазвучавший в  прихожей, был
мужским. Минуту спустя в гостиную вошел юный Санин. "Сюрприз номер четыре! -
мысленно объявила  я и, вспомнив сегодняшний  визит  Куприянова, мысленно же
удивилась: - Интересно,  почему они всегда являются гуськом?  Сговариваются,
что ли?"
  Мы поздоровались, я пригласила гостя к  столу, не  спрашивая  поставила
перед ним чашку, подобрала с пола осколки, сходила на кухню, долила в чайник
воды, вернулась, включила чайник и только  после этого поинтересовалась, что
привело ко мне сыщика.
  - Мне нужна ваша помощь, Варвара, - он с тоской оглядел моих друзей.  -
Могу я поговорить с вами наедине?
  - Ни  в  коем  случае! - встрепенулся Прошка.  - Вы  не знаете,  о  чем
просите! Думаете, ваша молодость защитит вас...
  - Прошка!
  - Смолкни, паяц!
  - Не  обращайте внимания, Андрей. Это обыкновенное помрачение  рассудка
на почве добровольного голодания. Сами понимаете, бред, галлюцинации...
  - Чья бы  корова  мычала! Кто только  что бесновался, ревя и круша?  На
сытый желудок, между прочим.
  - А что мне оставалось делать,  если у всех  вас  одновременно  поехала
крыша?
  - Твоя крыша стартовала уже давно. Нашим ее нипочем не догнать.
  Щелчок чайника и дрессировщицкий окрик Марка прозвучали одновременно. Я
послала Прошке убийственный взгляд и  занялась гостем. Когда он получил свой
чай   и   тарелку   с   последним   кусочком   тортика,   Генрих   осторожно
поинтересовался:
  -  Андрей,  а  почему вам понадобилась  помощь Варвары? Появились новые
данные?
  Поскольку Санин  только что откусил тортика, он  не  ответил  сразу. Но
кивнул.
  - Дайте человеку спокойно выпить чаю, - сказал Марк, предупреждая новые
вопросы.
  Не знаю, можно ли спокойно пить  или есть, когда тебя пожирают пять пар
глаз,  но так  или иначе  Санин опустошил и чашку,  и тарелку  и  перешел  к
новостям.
  Когда  он  назвал  имя Виктор,  что-то  зазудело  у  меня в  мозгу, но,
поглощенная повествованием сыщика, я не обратила на это внимания. Однако зуд
все  нарастал  и нарастал и  наконец  его  стало невозможно игнорировать.  Я
закрыла  глаза. Перед мысленным взором  тут же  возникли фотоснимок Доризо и
почему-то  -  новое лицо Липучки. Потом внутренний  голос произнес несколько
раз "Виктор,  Виктор..."  в мозгу щелкнуло и  внезапная вспышка выхватила из
темноты другое лицо. Я вспомнила.

  * * *

  Вдыхая   крепкий  сладкий  аромат  черемухи  и  поеживаясь  от  холода,
пробиравшего  меня под ветровкой, я торопливо шагала к метро. Перед  глазами
маячила  спина рослого широкоплечего  молодого человека  в  дорогой  кожаной
куртке.  Мы шли в  одном  направлении  с  одинаковой  скоростью, и  это меня
раздражало  - не люблю  таких  случайных "связок".  Я  прибавила шагу, чтобы
обогнать  парня, но  тот вдруг  запнулся,  остановился  и  начал  оседать на
асфальт. Я подоспела как раз вовремя, чтобы уберечь его голову от контакта с
бордюром.
  Свинцовая бледность,  бисеринки пота  на лбу и закрытые глаза утвердили
меня во мнении, что молодой человек нуждается в  срочной медицинской помощи.
Оказать таковую не  в моих силах, поэтому я  начала  озираться по сторонам в
поисках  более  подкованных по этой части  прохожих. Но  тут  парень  открыл
глаза.
  -  Шприц... в  нагрудном кармане...  - прошелестел он. И уловив в  моих
глазах ужас, добавил через силу: - Подкожно... Это просто.
  Просто -  не просто, а деваться некуда.  Не  помирать  же мoлодцу из-за
моей  неспособности сделать инъекцию  и  глупого  страха  перед медицинскими
инструменами! Я нашла  у  него  в  кармане упаковку с заряженным одноразовым
шприцем, сорвала обертку,  задрала рукав кожанки, зажмурилась... Получилось!
Ай да  я!  Вот он - талант. Не даром баба  Маня уговаривала меня поступать в
медицинский.
  Через пару  минут молодой человек снова открыл глаза, достал из кармана
платок и провел им по лицу. Капельки пота и  свинцовая бледность пропали, на
лицо   вернулись   краски.   Воскрешенный   сел,  посидел  немного,   словно
прислушиваясь к себе, потом встал  на  ноги, отряхнулся и отрекомендовался с
виноватой улыбкой:
  - Виктор.
  - Варвара. Вы уже совсем ожили или может случиться рецидив?
  - Надеюсь, что совсем, но... - Он замялся. - С моей стороны будет очень
большой наглостью, если я попрошу вас проводить меня до дома? Отсюда полчаса
на машине, дорогу туда и обратно оплачиваю, естественно, я. И угощаю обедом.
Сегодня же, если вы не торопитесь, или в любой другой удобный для вас день.
  - Мне нужно позвонить. - Я огляделась, высматривая телефон-автомат.
  - Прошу.  - Виктор  достал из внутреннего  кармана мобильник и протянул
мне.
  Я позвонила в издательство, извинилась и, сославшись  на непредвиденные
обстоятельства, перенесла встречу на завтра.
  Виктор  держался безупречно - не  смущал меня  избыточными проявлениями
благодарности, не цепенел  от неловкости, не пытался  заигрывать. Его манеры
были естественны  и  сердечны.  Он оказался неплохим рассказчиком и  хорошим
собеседником -  внимательным, чутким к переменам настроения визави, искренне
заинтересованным. Сначала я не собиралась принимать его приглашение на обед,
думала, что довезу больного до дома и поеду  по своим делам, но Виктор очень
мило настоял на своем, уверяя,  что  он прекрасный повар  и я представить не
могу, как много потеряю, если не останусь.
  Он действительно очень ловко управлялся с кухонной утварью. В мгновенье
ока приготовил превосходный салат из креветок,  а  потом божественный мясной
рулет  с какими-то редкими пряностями. За обедом он признался мне  в любви к
Франции  -  к  ее  литературе  и  живописи,  вину  и  кухне,   ландшафтам  и
архитектуре.  Его  красочные  живописания  французских  провинций  и  Парижа
сделали бы честь