то пришли насчет Саши?
   Я  рассеянно  кивнул  головой.  Я  все  еще  не  мот  отделаться   от
впечатления, которое произвело на меня мое открытие. Мы сидели  напротив
друг друга в музейных креслах с резными позолоченными подлокотниками,  а
между нами стоял  столик,  который,  вероятно,  можно  было  бы  назвать
журнальным, если бы ему не было лет сто пятьдесят. Его  крышка  состояла
из тщательно подобранных и подогнанных кусочков отполированного зеленого
камня, образующих затейливую мозаику. Я готов был поклясться, что  видел
однажды  подобный  малахитовый  столик  в   комиссионном   магазине   на
Октябрьской площади, куда мы случайно забрели с Ниной. Он запомнился мне
потому, что Нина восхищалась не столько столиком, сколько ценой на него:
там была какая-то пятизначная цифра.
   Столик украшала хрустальная ладья, помещенная в металлическую корзину
тончайшей работы. Я уже понял, что в этом доме она не серебряной быть не
может. И если даже на ней нет клейма поставщика двора его императорского
величества,  какого-нибудь  Хлебникова  или  Фаберже,   корзинка   стоит
столько, сколько я не зарабатываю за целый год. Кругом висели на  стенах
картины в массивных лепных рамах, стояли на полках статуэтки и  вазы,  а
за фигурными створками шкафов тускло отсвечивал фарфор.
   - Да, - сказал я, - совершенно верно. Насчет Саши.
   - Ох, - вздохнула Елена Сергеевна, - он очень трудный  мальчик.  Отец
так с ним мучается. А уж меня он просто ни во  что  не  ставит!  А  что,
собственно, случилось? - вдруг испугалась она.
   - Как что, Елена Сергеевна? Разве Саша не пропал? Он уже два  дня  не
ходит в школу!
   Она посмотрела на меня удивленно:
   - Вот вы о чем. А что, теперь, если ребенок два дня пропускает школу,
сразу присылают корреспондента?
   Не так уж она простодушна, эта медуза.
   - Нет, - сказал я сухо,  -  не  сразу.  У  меня  есть  еще  основания
интересоваться Сашей.
   Она возвела очи горе:
   - Я, конечно, всего лишь мачеха... Но раз уж вы  пришли,  расскажите,
пожалуйста, в чем  дело.  Я  хоть  буду  иметь  возможность  подготовить
Виктора Васильевича. Он такой нервный...
   Я рассказал ей о письме Кригера. Она всплеснула руками:
   - Ах,  ну  конечно,  я  знаю  его!  Его  убили  вчера,  кажется,  или
позавчера. Это ужасная история, весь дом у нас только об этом и говорит!
Да, он бывший Сашин учитель, Саша иногда бегал к нему наверх. Но  почему
он не обратился сначала к нам, а сразу в газету?
   Понемногу мне становилось понятно почему.
   - Не знаю, - сказал я. - Может быть, потому, что у вас  ребенок,  как
вы его называете, вторые сутки пропадает неизвестно где, а вы...
   - Но ведь он нашелся! - перебила она меня.
   - Когда?! - Я так подался вперед, что чуть не опрокинул столик вместе
с вазой.
   - Сегодня, - сказала она с испугом. - Я час назад пришла с  работы  и
сразу увидела, что все в его  комнате  перевернуто,  исчезла  спортивная
сумка, кое-что из одежды, его магнитофон.
   - И это вы называете "нашелся"? - спросил я.
   - А вы это называете "пропал"? - парировала она. - Он, между  прочим,
взрослый человек, ему  семнадцать  лет.  К  тому  же  у  него  постоянно
какие-то бзики: то грозится пойти ночами вагоны разгружать, то перестает
брать у нас деньги даже на завтраки. А теперь вот это. Правильно  Виктор
Васильевич говорит: он ему сроду ни в чем не отказывал, а  надо  было...
Что вы хотите - переходный возраст... Но  вообще-то  вам  надо  с  мужем
поговорить, он занимается его воспитанием.
   Из ее слов скорее можно  было  понять,  что  Сашиным  воспитанием  не
занимается никто.
   - Последний  вопрос,  Елена  Сергеевна.  А  не  мог  Саша  поехать  к
Жильцовым?
   - К Жильцовым? - Она высоко подняла брови. -  Ах,  Витя  Жильцов!  Мы
как-то об этом не думали.
   - Но может быть, имеет смысл им позвонить?
   - Жильцовы - это  знакомые  Сашиной  матери.  Она..,  умерла.  Виктор
Васильевич уже много лет не поддерживает с ними отношений. Но от Саши  я
слышала, что они сейчас  живут  где-то  в  новом  районе,  кажется,  без
телефона.
   Она встала. Я понял, что меня выставляют.
   - Вы не позволите мне  взглянуть  на  его  комнату?  Елена  Сергеевна
пожала плечами:
   - Пожалуйста.
   В комнате  Латынина-младшего  никакого  антиквариата  не  было.  Обои
изрисованы разноцветными  фломастерами,  надписями  на  английском.  Над
столом  -  большой  портрет  Джона  Леннона,  вырезанный   из   журнала.
Единственная картина висела над  кроватью  дешевая  репродукция  Шишкина
"Утро в  сосновом  лесу".  Пол  был  усеян  разбросанными  вещами,  шкаф
распахнут настежь.
   - А больше ничего не пропало? - спросил я. - Из ценностей, например?
   В глазах у нее мелькнуло сначала сомнение, потом нечто  большее.  Она
быстро прошла в гостиную, потом в другую комнату, вероятно  спальню  или
кабинет, и вернулась обратно:
   - Нет, как вы могли такое подумать!..
   Сама небось подумала, злорадно отметил я про себя. Ишь как кинулась!
   В прихожей  тоже  висели  по  стенам  старые  картины  и  стояли  две
роскошные парные бронзовые лампы на резных деревянных  тумбах.  Когда  я
уже надевал ботинки, Елена Сергеевна сказала:
   - Расстроили вы меня с этим письмом. А он не писал поконкретней,  что
за компания такая?
   - Нет, он должен был рассказать мне это при встрече.
   -  Жаль,  очень  жаль.  Виктор  Васильевич  сегодня  утром  уехал   с
концертами в Вологду дня на три. Я думаю, вам  обязательно  надо  с  ним
встретиться.
   Я тоже так думал.
   Открыть латынинскую дверь самостоятельно я даже не стал пытаться: она
была  обита  железом,  вся  в  каких-то  горизонтальных  и  вертикальных
запорах, со множеством замков. Ступив за порог, я услышал, как они  один
за другим щелкают и поворачиваются.
   Моя версия заключалась в том, что в течение  последних  двух  месяцев
кто-то исподволь и очень тщательно, не жалея сил  и  средств,  подбирает
ключик к этим замкам. И этот ключик - Саша Латынин.
 
14 
 
   Похоже, Горелов начал  понимать.  В  лице  у  него  появилось  что-то
жалкое.
   - Ребята, давайте скорей рассчитаемся, мне надо со стола убирать, вон
клиенты ждут...
   Но я рассчитываться не торопился.
   - В общей сложности - шесть восемьдесят, - сказал я в раздумье.  -  А
ведь небось хотел еще на чай получить. Не слишком жирно?
   - Давайте пересчитаю, - сделал он последнюю попытку. - Я вас с другим
столом перепутал.
   - Ясное дело, - сказал я. - Значит, ты и другой стол хотел обжулить.
   Он сел напротив меня. Я аккуратно сложил счет и спрятал во внутренний
карман куртки.
   - Значит, так. У меня есть несколько вопросов,  на  которые  я  очень
хочу получить правдивые ответы. Правдивые!  -  подчеркнул  я.  -  Иначе,
милейший, вам меньше чем увольнением по статье не отделаться.
   - Вы обэхаэс, что ли? - спросил он обмирая.
   Я с сожалением посмотрел на него. Разве стал  бы  инспектор  ОБХСС  в
такой ситуации задавать еще какие-то вопросы?
   - Нет, - сказал я. - Итак, вопрос первый: почем  ты  покупал  джинсы,
которые продавал Латынину по сто рублей? Вот тут я  увидел  в  глазах  у
него настоящий страх.
   - Из утро?
   - Нет, - ответил я, начиная терять терпение. - Из другой организации.
   Я достал удостоверение и показал его, повернув к нему  той  сторонок,
на которой большими буквами написано слово "ПРЕССА".
   Несколько секунд он усваивал информацию, а потом глаза у него  злобно
сузились.
   - Щелкоперы, - проговорил он с  какой-то  неожиданной  яростью.  -  А
знаете вы, щелкоперы, что  у  нас  приносить  и  распивать  запрещается?
Нажрались тут водки с пивом, а теперь вопросики задают! Вот я сейчас сам
милицию вызову, посмотрим, как ты запоешь!..
   Он сидел напротив меня, сжав зубы, но не делал при этом  ни  малейшей
попытки действительно кого-то звать. Нет, эта дубина явно не могла  быть
главной фигурой во всей истории.
   - Зови, - сказал я решительно. - Сейчас составим актик, снимем кассу,
заодно другие  счета  проверим.  И  кстати,  -  наклонившись,  я  дыхнул
Горелову прямо в лицо, - проведем экспертизу, кто тут у пас  пьяный.  Я,
понимаешь ли, совсем не пью, печень у меня нездоровая.
   Вся его ярость мигом куда-то делась. Теперь он смотрел на  меня,  как
глухонемой  на  радиоприемник.  У  него  даже  нижняя  губа  отвалилась.
Происходящее было явно выше уровня его понимания.
   - Так почем были джинсы? И уж заодно, кто давал на  них  деньги?  Да,
забыл предупредить: все останется между нами. Ну? Он  молчал.  Я  встал,
застегнул куртку.
   - Стой! - сказал он. - Я скажу, но только если дальше - без трепа.
   Я снова сел. Он протянул руку:
   - Сначала отдайте счет.
   Я рассмеялся ему в глаза. Он заканючил:
   - Ну хоть потом-то отдадите?
   - Нет, - сказал я твердо, -  счет  не  отдам  до  тех  пор,  пока  не
проверю, соврал ты мне или нет. И если соврал...
   Он  сцепил  перед  собой  большие,  как  лопаты,  руки   и   взглянул
исподлобья. Я порадовался тому, что сейчас день и вокруг нас люди.
   - Я его не знаю, - наконец процедил он.
   На моем лице, вероятно, очень хорошо отразилось сомнение.
   - Почти не знаю. Когда ему нужно, он приезжает  сюда  или  домой  мне
звонит.
   - И о чем вы беседуете?
   - Вам что, все мои дела рассказать? - спросил он угрюмо. -  Тогда  уж
лучше сразу стукните на меня ментам за это...
   - Хорошо, - покладисто  согласился  я,  -  все  не  надо.  Давай  про
Латынина.
   - Про Латынина... - повторил он. - Месяца три назад или чуть поменьше
звонит он мне домой, я как раз выходной был. Говорит, повидаться надо. И
назначает стрелку у телеграфа, под глобусом...
   - Кто звонит-то? - спросил я.
   - В каком смысле?
   - Ну, как его зовут, знакомого  твоего?  Горелов  посмотрел  на  меня
сумрачно:
   - Слушай, отдай счет по-хорошему, нос к носу - и разбежались. Ты меня
не знаешь, я тебя не знаю. Плачу две кати, а?
   Я молча его изучал.
   - Три!
   - А пятьсот дашь? - спросил я.
   - Дам! - быстро сказал он. - Сейчас у ребят в момент соберу.
   Я покачал головой:
   - Почему ж ты его так боишься?
   - Раз боюсь, значит, надо, - ответил он. - Так пошло?
   - Не пошло. Я ж сказал тебе: все между нами. Он мне нужен,  а  как  я
его нашел - пусть гадает.
   - Да не  нужен  он  тебе!  -  взорвался  вдруг  Горелов.  -  Наживешь
приключений на свою...
   - Ты меня не  жалей,  -  сказал  я.  -  О  себе  лучше  думай.  Давай
рассказывай.
   - Ну гляди. Только не жалуйся потом,  что  я  тебя  не  предупреждал.
Зовут его Марат.
   - В Центре крутится?
   - Центровой. Но - сурьезный товарищ. В общем, встретились мы. Посадил
он меня в машину, и поехали мы куда-то на Колхозную, в переулки,  встали
там напротив какой-то школы. Сейчас, говорит, покажу тебе парня, запомни
его,  потом  познакомься  с  ним  как  хочешь  и  сделай  так,  чтоб  он
пристроился к делу. Подкинуть, значит, ему  чего-нибудь  сфарцевать  или
другую какую работенку, главное, чтоб нетрудную и  денежную.  И  вообще,
говорит, подружись с ним, а все расходы, говорит, принимаю на себя.
   - А что у него за машина?
   - У кого?
   - Кончай придуриваться! - рассердился я. - Не у мальчика же!
   - "Жигули", синяя, "трешка", кажется.
   - Номер?
   - Да что ж я, чокнутый, номера запоминать?!
   - Слушай, Горелов, - сказал я мягко, - пойми наконец,  чем  скорее  я
его найду, тем скорее ты получишь счет. Ну, подумай.
   Он действительно задумался:
   - Кажется, три семерки там есть, но точно не помню.
   - Так, хорошо. Что было дальше?
   - Дальше я их свел. Познакомил, в общем...
   - Когда это было?
   - С месяц, наверное.
   - А как ты это обставил?
   - Как велели, так и обставил. Позвал  мальчишку  обедать  в  пиццерию
напротив, а Марат туда зашел, будто бы случайно. Ну я  и  говорю  вашему
Латынину: вот, говорю, настоящий деловой человек, хочешь, познакомлю?  И
все: с тех пор ни того, ни другого ни разу не видал.
   На этот раз было похоже, что Горелов не врет.
   - Верю, - сказал я поощрительно.  -  А  теперь  опиши  мне  его.  Как
выглядит, в чем ходит.
   Горелов в задумчивости почесал подбородок:
   - Росту в нем примерно метр восемьдесят, волосы  черные,  очки  такие
затемненные. Что еще-то?
   - Как одет?
   - Да по-разному. Что у него, по-вашему, одни штаны,  что  ли?  Я  его
последний раз видел - только снег стаял, а сейчас лето на дворе.
   - Сколько ему лет?
   - На вид - к сорока. А так - не знаю...
   Я понял, что больше мне из него ничего не выжать.  Пора  уходить.  Но
напоследок я все-таки спросил:
   - Кстати, а что было в этом чемоданчике? С которым ты его посылал?
   - Ни черта. Пара пустых бутылок, тряпье какое-то. И адрес я ему давал
то тещи моей, то тетки.
   - И еще: почем, говоришь, были джинсы?
   Он криво ухмыльнулся:
   - У одного кента брал оптом по сто тридцать.
   - А Марату говорил, что сто пятьдесят?
   Горелов прямо вскинулся:
   - Вы откуда знаете?
   - Ладно, - успокоил я его, поднимаясь, - меня это не касается.
   - Отдайте счет, -  снова  стал  упрашивать  он.  -  Всю  правду  ведь
рассказал...
   - Обождешь, - жестко сказал я. - А пока можешь получить с меня. Минус
шесть восемьдесят...
   По-моему, когда я отсчитывал ему деньги, он смотрел на меня,  как  на
полного психа. Мы все-таки жили с ним в совершенно разных измерениях.
   Феликс и Лика ждали меня в машине.
   - Поехали ко мне, - предложил Феликс. Поздно вечером,  проводив  Лику
до метро, мы возвращались по пустынным улицам домой,  и  Громов  спросил
меня:
   - А тебе не кажется, что ты сейчас лезешь не совсем в свое дело? Если
это шайка, пускай ее ловит уголовный розыск.
   - Нет, - ответил я твердо, -  не  кажется.  Сухову  я,  конечно,  все
передам, но вот задачи у нас с ним разные. Понимаешь, Латынин  дружил  с
Кригером, а это для меня характеристика. Я тоже  дружил  с  Кригером.  И
старик перед смертью попросил меня помочь вытащить парня.  Пускай  Сухов
ловит шайку, если она, конечно, существует, а я буду искать Латынина.  Я
не верю, что он имеет отношение к убийству, по крайней мере прямое, но я
не знаю, насколько он уже увяз в этом деле. Зато я знаю, чего  хотел  от
меня Кригер: чтобы я не дал увязнуть еще больше. И я обещал ему, что  он
может на меня положиться.
   - Хорошо, - сказал Феликс. - Тогда по-другому спрошу. А ты, часом, не
боишься?
   - Боюсь, - честно ответил я.
 
15 
 
   Свой следующий рабочий день я начал с того, что дозвонился  Сухову  и
рассказал ему про официанта. Он реагировал как-то вяло. Поблагодарил, но
сказал:
   - Побаловался, и хватит. Давай кончай свою самодеятельность.
   - Какую самодеятельность?! - возмутился я. -  Это  моя  работа,  мне,
между прочим, за нее деньги платят!
   - Не забивай мне баки,  -  ответил  Сухов,  -  за  то,  чтобы  ловить
жуликов, деньги платят  мне.  А  тебе  платят  за  то,  чтобы  ты  потом
описывал, как я их ловлю.
   Я обиделся:
   - Пожалуйста, могу больше ничего тебе не сообщать.
   - А вот это зря, - сказал он. - Не лезь в бутылку, мы ж с тобой  одно
дело делаем, в конце концов. Я тебе вот что предлагаю: ты ищешь Латынина
и ищи. Найдешь - спасибо. А вот Марата оставь, пожалуйста, мне, я сам им
займусь.
   - Это почему же? - спросил я ревниво.
   - Да потому,  что  ты  можешь  там  напортачить  и  еще  влипнуть  во
что-нибудь. Ну скажи, найдешь ты его, что будешь делать?
   - Ну-у... - задумался я.
   - Вот именно "ну-у", - передразнил меня Сухов. -  Я  чувствую,  этого
Марата, как того официанта, на  кривой  козе  не  объедешь.  А  спугнуть
можно. Если ты уже не спугнул, - добавил он.
   Да, резон в его словах был. Но мне не хотелось так просто сдаваться.
   - Как же  я  буду  искать  Латынина  без  Марата,  если  все  на  нем
завязано?
   - Обещаю, - сказал Сухов, - что узнаю, расскажу. Договорились?
   - Договорились, - согласился я с сожалением. - Кстати, нашли вы потом
что-нибудь в квартире?
   - Нашли. Два автомата и ящик с гранатами.
   - Понятно, - сказал я.  -  Вот,  значит,  какой  у  нас  будет  обмен
информацией.
   - Чудак человек, - засмеялся Сухов, -  сравнил  кой-чего  с  кое-чем.
Разве ж я могу тебе все рассказывать? Ничего мы там  не  нашли.  Хоть  и
сидели до самой ночи.
   Потом я сел и стал думать, как мне найти Витю Жильцова. Мосгорсправка
вряд ли поможет. Про него мне было известно  только,  что  он  учится  в
школе где-то в новом районе. В Москве тысяча с  лишним  школ,  и  больше
половины из них наверняка находится  именно  в  новых  районах.  Неужели
звонить  по  справочнику  в  каждую  из   них?   А   вдруг   еще   среди
старшеклассников окажется не один Витя Жильцов? Сколько времени  у  меня
уйдет на проверку?
   Я  снял  трубку  и  позвонил  Воропаевой.  Мне  хотелось  знать,   не
существует ли каких-нибудь сводных списков учащихся хотя бы по  районам?
Оказалось, таких списков нет.
   - А вы попробуйте позвонить по секторам учета райкомов  комсомола,  -
сказала Светлана  Николаевна.  -  Он  ведь  наверняка  комсомолец,  этот
Жильцов. В Москве, не считая Зеленограда, тридцать один  район,  вычтите
отсюда центральные, и вам останется совсем не так много работы.
   Я был восхищен.
   - Раз уж вы такая добрая фея, - сказал я, - просветите  меня  заодно,
что за дискотека такая, куда ходил Латынин.
   - Год назад у нас в районе открылось молодежное  кафе,  там  устроили
дискотеку.
   - Туда легко попасть вечером?
   - Я бы не сказала. А вам очень надо?
   - Хотелось бы.
   - Тогда я, пожалуй, могу вас провести.
   - Вы?!
   - Я, наверное, в вашем представлений  совсем  старая  грымза,  да?  -
засмеялась  Воропаева.  -  Просто  еще  недавно  я  работала  в  райкоме
комсомола, так что меня там знают. Когда вы хотите?
   - Да хоть сегодня, - сказал я.
   - Хорошо. Часов в  восемь  вас  устроит?  Сейчас  объясню,  как  туда
подъехать...
   Витю Жильцова я нашел в девятом по счету районе. Он жил в  Лианозове,
на Абрамцевской улице. Раньше я даже не подозревал о  ее  существовании.
Правда, оставалась опасность, что это совсем не тог  Витя,  который  мне
нужен, но я решил рискнуть.
   Я уже совсем собрался уходить, когда раздался телефонный звонок.
   - Приветик. - Это была Нина - Мне нужно с тобой поговорить.
   Я мысленно чертыхнулся:
   - Мне бежать надо. У тебя что-то срочное?
   - Да, срочное, - сказала она настойчиво. - Я все утро  пыталась  тебе
дозвониться, у тебя без конца занято. Теперь ты, как  всегда,  убегаешь.
Если так пойдет дальше...
   - Корочек - оборвал я ее поток, зная по опыту,  что  это  может  быть
надолго. - Что ты хочешь?
   В трубке буквально стало слышно, как она набирает воздух в легкие:
   - Я хочу начать с тобой бракоразводный процесс.
   Я рассмеялся. Меня развеселила такая напыщенность.
   - Не вижу здесь ничего смешного, - оскорбилась Нина.
   - Прости, пожалуйста, - сказал я. - Так что в связи с этим  требуется
от меня?
   - Как что? Для начала пойти в загс и написать заявление.
   - Эх, Ниночка, - проговорил я, - вспомни, как четыре года назад мы  с
тобой уже ходили в загс писать заявление. И что из этого вышло?
   - Прекрати паясничать! - сердито сказала она.  -  Я  говорю  с  тобой
совершенно серьезно.
   - Я с тобой тоже. В загсе придется долго ждать - целых три месяца.  А
ты собери необходимые бумаги и пойди в районный суд. Скажи, что я не даю
тебе развода. Меня вызовут, я приду и соглашусь.  Вся  процедура  займет
четыре недели.
   - Вот как. - В голосе Нины мне послышалась досада. Кажется,  ее  даже
огорчила моя покладистость. А  быть  может,  ей  показалось,  что  таким
образом я вырываю у нее инициативу в этом мероприятии. Для  меня  всегда
оставалось загадкой, в каком неожиданном направлении могут двинуться  ее
амбиции. - Хорошо, я подумаю.
   - Все?
   - Нет, не все. Нам надо с тобой решить имущественные проблемы.
   Меня  снова  стал  разбирать  смех.  Откуда   она   набралась   таких
выражений?
   - Что ты имеешь в виду, Нина? Нашего кота?
   - При чем зде