кина  сковал  ужас.  Его  самоходка, родной  дом,  превратилась  в
огромную глыбу взрывчатки.  Малейший толчок-- капсуль-детонатор срабатывает,
и... Саня закрыл глаза и  увидел огромный взрыв, а на  месте машины-- черную
яму. Он невольно попятился.
     -- Дела  так дела,--  протянул  Бянкин; ему все-таки  удалось  свернуть
папироску и закурить.
     Малешкин взглянул на ефрейтора, который жадно  глотал дым,  и  протянул
руку. Бянкин отдал  ему окурок. Саня затянулся, обжег губы и опять рассеянно
спросил:
     -- Что же делать-то теперь, а? Если взорвется  машина, нам  всем...-- и
не договорил.
     Впрочем, все  поняли  и молчали.  И  в этом молчании  младший лейтенант
Малешкин почувствовал,  что теперь все зависит  от него. Он  командир, он за
все в ответе. Саня закрыл ладонью глаза, стиснул зубы.
     -- Сержант Домешек, вы сейчас пойдете в машину и достанете ту  гранату.
Понятно?
     Домешек скорее  удивленно, чем испуганно посмотрел на командира, словно
спрашивая: "Ты что, шутишь, лейтенант?"--  и наконец понял,  что
это не шутка, а приказ.
     Он поднялся, опустил руки и тихо по складам проговорил:
     -- Есть достать гранату.
     С минуту  он  стоял,  повесив  руки и опустив голову, потом  поднял ее,
горько усмехнулся и пошел к  машине. Когда  он уже занес ногу  на  гусеницу,
Малешкина обожгла мысль: если Домешек погибнет, ему тоже не жить. "Так
зачем же и ему? Уж лучше один я". И Саня тихо позвал:
     -- Мишка.
     Домешек через плечо посмотрел на командира.
     -- Вернись.
     -- Зачем?
     -- Назад!-- грубо оборвал его Саня.
     Домешек пожал плечами и вернулся.
     -- Я сам... Понимаешь, я сам.-- Саня отвернулся от наводчика, посмотрел
на корявую сосну с перебитой макушкой.-- В какой сумке она?
     -- С левой стороны.
     -- Какая она?
     -- Не знаю, лейтенант. Я  ее не видел. Когда я увидал в руке чеку,  все
забыл, ничего не помню, словно по затылку бревном ахнули...
     -- Значит, в левой?
     -- Кажется, в левой.
     -- "Кажется", "кажется"! Должен точно  знать,--
взорвался ефрейтор.-- Лейтенант, давай я ее достану?
     -- Нет... Я сам.
     -- Разрешите. Для меня эти гранаты раз плюнуть.
     -- Ефрейтор!--  И  Малешкин так  посмотрел на  заряжающего,  что у того
сразу отпала охота настаивать. Бянкин посоветовал лейтенанту снять фуфайку.
     -- Без нее удобнее,-- сказал он.
     Саня стащил  фуфайку,  бросил ее  на  снег, потом  снял  шапку  и  тоже
швырнул, подошел к машине, вскочил на нее и взглянул в  открытый люк. Оттуда
на него дохнуло холодом. Он оглянулся  на  ребят, хотел улыбнуться, помахать
им  рукой,  сказать  что-нибудь  доброе,  но улыбки  не получилось,  рука не
поднялась, и сказал он то, что надо было сказать:
     -- Отойдите от машины  подальше.  А  то взорвется,  и вам будет хана.--
Последних слов  Саня не хотел произносить,  они  сами неожиданно соскочили с
его губ,  и  Малешкнн  почувствовал,  что он немеет от страха.  --  Господи,
помоги!-- прошептал гвардии младший лейтенант Малешкин и спустил ноги в люк,
как в могилу.
     Саня не помнил, как он разыскал гранату, как  осторожно и цепко ухватил
ее за взрыватель и вынул из сумки.
     Когда Саня вылез из машины и вытер  с  лица  пот, который был  холоднее
родниковой воды, он  опять увидел мир, огромный и прекрасный, хотя над лесом
висело  сырое,  тяжелое  декабрьское  небо.  Саня  поднял  вверх  гранату  и
закричал:
     -- Ребята! Вот она!
     Ребята  подошли и боязливо покосились на  гранату, которую Малешкин так
сжал, что побелели пальцы.
     -- Забрось ее вон туда, в кусты,-- посоветовал Домешек.
     Но Саня категорически отверг это разумное предложение,  сказав, что  на
взрыв сбегутся и опять припишут батарее ЧП.
     -- Вставить на место чеку.  Вот и все,-- сказал Бян-кин,-- Мишка, давай
чеку. -- Ефрейтор подул на чеку, обтер об ватник и подступил к командиру.
     -- Где там дырка?
     Малешкин протянул заряжающему руку с гранатой.
     -- Что же ты зажал дырку? Раздвинь пальцы!
     -- Не могу.-- Саня спрятал гранату за спину.
     -- Почему?-- удивился ефрейтор.
     -- Боюсь.
     Бянкин попытался отобрать у Малешкина гранату.
     -- Ладно, черт с тобой. Держи крепче взрыватель.
     -- А ты что будешь делать? -- испуганно спросил Саня.
     -- Ничего. Держи.
     Саня не успел сообразить, в чем дело, как Бянкин отвернул от взрывателя
гранату.
     -- А теперь бросай взрыватель.
     -- Куда?
     -- В снег. Да чего ты боишься?
     Саня бросил. Взрыватель, описав  дугу, упал в снег. Все ждали взрыва, а
его не было.
     -- Что за хреновина?-- удивленно протянул Домешек.
     Бянкнн поднял взрыватель, подергал трубку.
     .-- Брак!
     Заряжающий с наводчиком принялись дико  хохотать, к ним присоединился и
Щербак.
     Домешек схватил Малешкина за руку:
     -- Я по этому поводу расскажу анекдот...
     Анекдота  наводчик рассказать  не  успел:  появился комбат  и  приказал
выводить машину на дорогу.
     На  другом конце  леса,  как молотилка, застрекотала самоходка,  к  ней
присоединилась вторая. "Первая батарея уже заводит",-- догадался
Малешкин  и  стал  торопливо  натягивать фуфайку. Затрещал и  защелкал мотор
командирской  машины, и  в ту же секунду за кустами взвизгнул стартер и, как
пушка,  захлопала  самоходка  Пашки  Теленкова.  Справа   с  надрывным  воем
выползала из ямы машина  Чегнички. Сам он пятился  перед ней,  махал руками,
грозил кулаком  и  показывал  пальцем то  на  одну, то  на другую, гусеницу.
Теперь  весь  лес  стрекотал, трещал, хлопал, выл...  Сизый  вонючий  дым по
стволам искалеченных сосен пополз к такому же сизому сырому небу, смешался с
ним, и ничего не стало видно.
     Саня, прикрывая  лицо  руками,  стоял  перед люком механика-водителя  и
ждал, когда тот запустит мотор. Стартер  визжал, выл, как сирена, а мотор не
заводился. Саня в конце концов не выдержал, подскочил к люку.
     -- Почему не заводится, а? Ты что, меня угробить хочешь?!
     -- Аккумуляторы сели, -- ответил Щербак.
     -- Отчего ж они сели? Вчера заводили, а сегодня сели?
     -- Потому что вы всю ночь рацию гоняли!-- закричал Щербак.
     Саня  опешил. Такого он от  Щербака не ожидал.  Малешкина  затрясло  от
обиды.
     -- Ты чего валишь с больной  головы...  Не подготовил машину, а  теперь
валишь. Ну погоди, я с тобой разберусь,-- зловеще прошипел Малешкин.
     --  Не  очень-то, лейтенант, разоряйтесь! А  что  вы все  время  музыку
слушаете-- факт, и никуда не попрешь,-- заявил механик.
     Действительно, против этого факта переть было  некуда. Радио он любил и
частенько часа  по  два  гонял рацию, хотя знал, что  от этого  аккумуляторы
разряжаются. Саня с тоской посмотрел в глаза механика-водителя. Они от гнева
округлились и пожелтели, стали как медные пуговицы.
     -- Давай еще попробуй, Гриша, -- попросил Саня.
     Щербак попробовал, и металлический пронзительный  звон ударил Малешкина
по ушам. Однако мотор не завелся.
     -- Эх ты, механик-водитель, -- простонал Саня.
     --   Садитесь    сами   и   заводите,    --   огрызнулся   оскорбленный
механик-водитель.
     Ах, если б Саня умел! Разве бы он не завел? Но Саня не знал мотора и не
умел его  заводить,  в боевой  машине  за рычагами  сидел  всего два раза  в
училище на танкодроме,  а то все время упражнялся на учебных да  на макетах.
Попав на фронт, он целиком  доверился механику-водителю. Как в эту минуту он
жалел, что так бесшабашно относился к технике! "Выйдем на формировку--
не
     отойду от машины, изучу ее до винтика и научусь водить". Дав себе
такой  обет, Саня попросил Щербака попробовать в последний раз. Попробовали,
и ничего  не  вышло.  Подошел ефрейтор  Бянкин.  -- Лейтенант, может, воздух
попал в систему?  -- А может, и  в самом  деле! -- Саня  ухватился  за  этот
"воздух",  как утопающий за бревно, и крикнул  наводчику,  чтобы
тот спустил из топливной системы воздух.
     Домешек давно успел все приготовить к  маршу. Закрепил пушку, чтоб  она
не  болталась, на казенник натянул  чехлы, поудобней  приспособил сиденье. И
теперь, наблюдая, как Щербак мучается с мотором, злорадно думал:  "Так
ему  и  надо". Он не любил Щербака за трусость, лень и наплевательское
отношение к  машине  и  твердо  был  уверен,  что  это для  них когда-нибудь
кончится  очень печально.  Всегда  веселый,  неунывающий,  Мишка  Домешек  в
последние дни скис и почти перестал рассказывать свои анекдоты.
     -- Мишка, выпусти из системы воздух! Там есть краник, поверни вправо!--
кричал  младший лейтенант Малешкнн.  Сам он толком не  знал, где этот краник
находится, но знал, что он есть и что повернуть его надо вправо.
     Наводчик   же  отлично  знал  этот  краник,  и   поворачивать  сто  ему
приходилось тысячу раз еще до младшего лейтенанта Малешкина. Домешек полтора
года  сидел  в  танке.  Когда после  госпиталя  его направили  в  самоходную
артиллерию,   он  несказанно   обрадовался,   что  наконец-то  избавился  от
"братской могилы  четырех"-- так называли танкисты  свою машину.
Но  когда его  посадили в самоходку, которая  почти не отличалась  от танка,
Домешек,  горько  усмехнувшись,  сказал:  "Нельзя желать того, чего не
знаешь... На войне как на войне".
     Наводчик повернул  краник, спустил на днище машины сто граммов газойля.
Щербак  нажал  кнопку  стартера,  он дзинькнул,  и  мотор  завелся  с  таким
остервенелым хлопаньем, что у Сани чуть не лопнули барабанные перепонки.
     Щербак со страшным скрежетом  воткнул первую  скорость и дал такой газ,
что машина пробкой  вылетела из ямы. Саня едва  успел отскочить в сторону, а
Домешек, проклиная дурака водителя, завалился на снаряды.
     Малешкин пятился перед самоходкой, показывая Щер баку то на одну, то на
другую гусеницу. Спиной дошел он до канавы на окраине леса, перепрыгнул ее и
стал  обеими руками  махать  водителю, что означало: "Давай  смело впе
ред,  через  канаву".  Но  самоходка  стояла перед  канавой, а  Щербак
ожесточенно ругался. Саня бросился к ма шине.
     -- Опять? Что?
     -- Лопнула тяга левого фрикциона.
     -- Почему же она лопнула?-- со
     слезами на глазах спросил Саня.
     -- Лопнула, и вес,-- ответил Щербак.
     -- Ну и гад же ты, Гришка! Мерзавец,-- сказал Домешек. -- "У меня
все готово"... Подлец!
     Подошел Бянкин и, узнав, в чем дело, мрачно за сопел.
     -- Слушай, Щербак, а ведь ты доиграешься.
     -- Я виноват, что она лопнула?!-- истошно заорал водитель.
     --  А кто ж?  Конечно,  ты, -- поддержал  ефрейтора  Домешек.--  Ладно,
лейтенант. Если что, мы  скажем, какой он механик-водитель и как он к машине
относится.
     -- Факт, командир здесь ни при чем,-- добавил Осип Бянкин.-- А
     перед наступлением за такие штучки...-- И ефрейтор выразительно щелкнул
языком.
     У Щербака испуганно забегали глаза.
     -- Вы что, ребята, с ума сошли? Думаете, я ее нарочно  сломал? Ей-богу,
она сама сломалась!
     --  Почему  же  ты  перед выездом  не проверил,  а  доложил лейтенанту:
"Все готово"? -- спросил Домешек.
     -- Да, почему ты доложил: "Все готово"? -- повторил Саня.
     -- Ну что вы на меня все навалились? Подумаешь, тяга! Да я ее сейчас, в
одну минуту... Одну минуту, и поедем, товарищ лейтенант. --  Щербак выскочил
из  машины,  забегал вокруг нее, с  грохотом открывая ящики  с инструментом.
бросился  назад,  к  яме, где раньше стояла самоходка, и вернулся  с толстым
концом проволоки.
     Щелкая по сапогам  прутиком, короткими, отрывистыми  шажками  к  машине
подошел капитан Сергачев.
     -- Опять у Малешкина не слава богу,-- усмехнулся комбат.
     Всех боялся Саня, а капитана Сергачева особенно. В полк Сергачев прибыл
недавно, и  его сразу же назначили командиром  четвертой  батареи, на  место
уехавшего в академию старшего  лейтенанта Танеева.  С приходом Сергачева для
Сани  настали  черные  дни.  Капитан  с  первого взгляда невзлюбил  младшего
лейтенанта Малешкина, придирался по любому пустяку, а в последнее время  все
чаще  грозился снять Малешкина с машины, отчислить из батареи  и отправить в
резерв. Это для  Сани  было  подобно смерти.  Жить без самоходки, без  своих
ребят он уже не мог.
     -- Почему стоим, Малешкин?
     Саня съежился, как от удара.
     -- Тяга лопнула.
     -- Что? Какая тяга?
     Бянкин хмуро посмотрел на комбата.
     -- Бортового фрикциона.
     -- Сейчас  поедем.  Один секунд,  товарищ  комбат! -- крикнул из машины
водитель.
     -- Ни у кого не лопнула, а у Малешкина лопнула. Вот навязали мне на шею
командира,-- желчно, не  разжимая зубов,  процедил капитан Сергачев и, резко
повернувшись, пошел от машины, четко чеканя шаг.
     -- Это еще неизвестно, кого кому навязали. Ишь зачикилял, как принцесса
Турандот,-- сказал Домешек.
     Бянкин  неожиданно сорвался с места и побежал за комбатом. Догнав, стал
что-то говорить ему, энергично размахивая руками.
     Саня  смотрел  на них и  думал, что Сергачев наверняка отнимет  у  него
самоходку.  Настроение  было  отвратительное. Ничего не  хотелось  делать, и
ничто не радовало, даже предстоящий марш, наступление, бои, к которым он так
рвался.
     -- Над чем, лейтенант, задумался?-- окликнул его наводчик.
     -- Да так. Ужасно все плохо, Миша,-- пожаловался Саня.
     -- Не унывайте, лейтенант, еще будет и хуже.
     Саня вздохнул:
     -- Веселый ты парень, Мишка, отчаянный!
     Домешек  удивленно вскинул на командира свои большие, с тяжелыми веками
глаза и очень серьезно спросил:
     -- Это  я-то  веселый, отчаянный?-- и  обнял  Малешкина.-- Сейчас,  Сан
Саныч, я вам по этому поводу расскажу заплесневелый анекдот.
     Саня приготовился слушать. И на этот раз Мишка не успел рассказать свой
заплесневелый  анекдот. Из  люка  высунулась  грязная рожа Щербака  и, скаля
зубы, объявила:
     -- Готово. Поехали.
     Самоходка переползла через канаву, Саня с Домешеком вскочили на  нее, и
машина покатила по дороге.
     Полк Малешкин  догнал на северной окраине леса. Он стоял, вытянувшись в
походную  колонну,  и  чего-то ждал. Саня  пристроился  в хвост и тоже  стал
чего-то ждать.
     Настроение у  младшего лейтенанта  Малешкина теперь  было превосходное.
Машина готова к бою хоть сейчас. История с гранатой прошла так удачно, что и
комбат  не  узнал. Саню  все радовало,  даже это хмурое  утро. Он готов  был
расцеловать и веселого наводчика, и умного Осп-па Бянкина, а заодно и Гришку
Щербака. За то, что механик-водитель в какие-то  десять минут устранил такую
сложную неисправность, Саня простил ему сразу все грехи и пороки.
     Прошло  полчаса.  Колонна  продолжала  стоять.  Сверху посыпался  снег,
мелкий,  как крупа. Стало подмораживать. Экипаж уселся на жалюзи  и накрылся
брезентом.  Саня  залез  в шубу. Шуба эта  тоже  была  своего рода реликвией
полка. Ее привез начальник штаба майор Кенарев из Монголии и  сдал на  склад
помпохозу  Андрющенке. Когда в полк привезли легкие романовские полушубки  и
стали одевать  в них офицеров, Сане не досталось  полушубка.  Помпохоз выдал
ему этот тяжелый,  как воловья шкура, монгольский тулуп.  В него можно  было
завернуть двух лейтенантов Малешкиных.
     -- Чего стоим? Чего стоим? -- сердито спросил себя Саня.
     Его окликнул ефрейтор Бянкин.
     -- Лейтенант, узнай, когда тронемся. Может, еще обедать тут будем.
     Саня сполз с машины и пошел вдоль колонны. Шел, переваливаясь с боку на
бок, а сзади волочилась шуба, заметая его следы. Саня миновал свою батарею--
никого из командиров не было, третью-- тоже, вторую...
     Комсостав  полка  собрался  у  самоходок  первой  батареи.  Еще  издали
Малешкин услышал дружный хохот.
     "Наверное,  надо мной..."-- поморщился  Саня, но не изменил
ни  походки, ни важного вида. Он  знал, что  сейчас опять начнется комедия и
главную роль в ней будет исполнять  он, гвардии младший  лейтенант Малешкин.
Саня и сам  не понимал, почему это так получалось. С экипажем он был строг и
всячески стремился  держать  на высоте престиж  командира.  А как попадал  в
общество офицеров, совершенно терялся.
     Когда  Саня  приблизился,  круг офицеров  разомкнулся, вперед  выскочил
лейтенант Наценке и громко доложил:
     -- Товарищ генерал Малешкин, полк в полном составе к маршу готов!
     У всех, видимо, было отличное настроение, поэтому хохотали так громко и
долго, что Сане стало не по себе. Смеялись все:  и  командир полка  Басов, и
начальник штаба, и даже пожилой строгий замполит полковник Овсянников. Когда
смех наконец смолк, Овсянников сказал:
     -- А что? К пятидесяти годам Малешкин вполне может быть генералом.
     Саня быстро  взглянул  на замполита и  потупился. Даже  этот  серьезный
человек, которого он очень уважал, смеется над ним.
     Сергачсв с нескрываемым презрением посмотрел на Малешкнна и сказал:
     --  Пусть  этот "генерал" расскажет, как вынимал  из машины
гранату. Чуть в штаны не наложил.
     У  Сани из глаз покатились желтые кольца. Такого удара в эту  минуту он
никак не ожидал.
     -- А зачем он ее вынимал?-- спросил Басов.
     -- Не знаю. Он мне не докладывал,-- ответил капитан.
     -- Малешкин, в чем дело? -- строго спросил полковник.
     Саня,  как  рыба,  хватил  ртом воздух и начал  рассказывать. Он  хотел
посмешить, но шутки не получилось. Рассказ произвел угнетающее впечатление.
     -- Вы говорите,  Малешкнн, что  наводчик дотронулся  до  гранаты и чека
сама вывалилась?-- прервал молчание майор Кенарев.
     -- Так мне сказал наводчик,-- ответил Саня.
     -- А сколько в сумке гранат?
     -- Шесть.
     -- И все со взрывателями?
     -- Все.
     Начальник  штаба  повернулся  к  Басову:  -- Во время  движения  машину
трясет,  усики, вероятно, разогнулись, и чека  свободно вывалилась.  Но ведь
какая случайность! А если б не испорченный взрыватель?
     Полковник Басов вынул из кармана платок, вытер им лицо и шею.
     -- Капитан Сергачев, почему вы об этом сразу не доложили?
     Сергачсв пожал плечами:
     -- Я этому не придал значения.
     -- Вот как, -- выдавнл Басов. -- А вот Малешкин придал этому значение.
     --  Мне об этом  рассказал заряжающий.--  Сергачев вытянулся  и щелкнул
каблуками.
     Басов уставился на Саню;
     -- Малешкин, почему вы не доложили комбату?
     Саня опустил голову  и так сжал зубы, что никакая сила не смогла  бы их
разомкнуть.  Что будет, то пусть и будет. Все смотрели  па Малешкина,  а он,
опустив голову, упорно молчал. И вдруг Пашка Теленков громко сказал:
     -- Он  боится  комбата, товарищ полковник. Комбат Сергачев все грозится
снять его с машины.
     --  Как  это снять?--  недоумевая,  переспросил  Басов  и  с  интересом
посмотрел на Сергачева.
     Теперь  все  смотрели  на  капитана.  Сергачев   вскинул  подбородок  и
заговорил твердо, не спуская глаз с полковника:
     -- Снимать с машины командира  у меня нет прав. Я имею  в виду, товарищ
полковник, подать  вам рапорт,  чтоб убрали  с  батареи  младшего лейтенанта
Малешкина. Я его подам после боевых действий.
     -- Почему?
     Сергачев удивленно  вскинул брови, как бы давая этим понять, что вопрос
крайне странен.
     --  Вы сами видите, товарищ  полковник,  какой  Малешкин  командир. Шут
гороховый.-- Капитан усмехнулся одними губами.
     Командир полка побагровел:
     --  Я  вас,  капитан, спрашиваю не  о  причинах. Я спрашиваю: почему вы
хотите его снять не перед боем, а после? Вы считаете его плохим командиром?
     Сергачев четко щелкнул каблуками:
     -- Так точно.
     -- Тогда почему же вы с плохим командиром решились идти в бой?
     Стало так тихо, что  было  слышно,  как в головней  самоходке  работает
радиостанция.
     -- Странная логика у капитана Сергачева,-- задумчиво промолвил замполит
Овсянников.
     -- Вы недавно на фронте? А до этого где служили? -- как бы между прочим
спросил полковник Басов.
     Сергачев побледнел и растерялся.
     -- В Нижнем Тагиле. В учебном полку.
     Саня замети