ей, но  я бы так в атаку не ходил. Касок спецы не одели,
только черные спортивные шапочки,  то есть небольшой осколок - и все, капут.
На ногах не берцы, а  потертые кроссовки - и  как по обломкам стройматериала
бегать будут, не знаю, только ноги переломают себе, изувечатся, намучаются в
такой  обуви. Жалко,  свои же  мужики, нашенские.  Но самое непонятное - они
даже бронежилеты не одели, так и поехали в одних тонких черных свитерах, без
верхней  одежды. Зачем? Вспотеть, что-ли, боятся? Как  они воевать-то будут?
Замерзнут. Да и боекомплект у них слишком уж  маленький - у каждого АКМ 7,62
и четыре  наступательных гранаты. Никаких спецсредств. "Че это они,  налегке
поехали,  как  деревенские депутаты  на  концерт саратовского симфонического
оркестра", - подумал я, а вслух сказал:
     - Я сверху прокачусь. Так интереснее.
     Вылез наружу, сел.  Еду, глотаю выхлопные газы, всматриваюсь в  остатки
городского пейзажа. Не видно ни хрена. Один дым.
     Выезжаем  из контролируемого  квартала, проезжаем  мимо  наших  скрытых
постов,  приезжаем  в  неизвестность.  Теперь  мы на  их,  чужой, враждебной
чеченской территории. "Бамс, бамс, бамс" - рядом стреляют из гранатометов. Я
спешно нырнул внутрь бэшки и закупорил все люки.
     -   Страшно?  -  ориентируясь  лишь  по   засаленным  триплексам,  руля
коробочкой почти вслепую, спросил Сосед.
     -  Бля... - только и смог ответить  я, подавляя неприятные ощущения.  -
Очково там. Лучше тут...
     - Ой!
     Бэшку резко качнуло и подкинуло вверх. Мы ударились головами о броню  и
громко выругались. БМП остановилась, Сосед махнул наружу:
     - За мной!
     Страшный азарт захватил наше  сознание. Не понимая чего творим и зачем,
мы вылезли наверх, встали в полный рост на броню и мигом опустошили магазины
своих автоматов.  Стреляли по окнам первого  этажа  гигантской девятиэтажки,
перед которой и остановились. "Ура! Смерть  фашистам! Бей гадов! За Родину!"
- проносилось  в моей голове. Что поделать - сказывались издержки воспитания
советским  кинематографом,  когда "наше дело правое и мы победим",  при  чем
"все наши станут героями, а все враги сдадутся в плен", и ни убитых тебе, ни
раненых,  все здоровы  и  живут себе  припеваючи.  Военная  романтика,  она,
конечно, дело  хорошее, но  на  самом деле все совсем  не так, "всамделишнее
кино" намного страшней и неразборчивей.
     Из десантного  раздавался непонятный шум,  напомнивший  о спецназовцах.
Они,  оказывается, застряли и не могут открыть "парадную дверь". Пришлось им
помочь.
     Обласкав нас  матом последней московской  моды,  спецы  рассыпались  по
кварталу  и  исчезли  в  ночи.  А  мы  так  и  стояли  на броне  еще  секунд
десять-пятнадцать,  мечтательно  смотря  им  вслед  и  видя  себя  на  крыше
Рейхстага с красным  знаменем в руках. Стояли и мечтали, пока духи не начали
обстреливать нас с  верхних этажей. Мы сразу назад, вовнутрь, да  как вдарим
из пушки! И еще, и еще, и еще! Духи замолчали.
     Не успели мы обрадоваться нашей  микро-победе, как обнаружили, что были
не  единственными  освободителями этого дома  - на  противоположной  стороне
улицы засел целый полк, гвоздивший закрепленный квартал уже целые сутки.
     Подбежал солдат, стучит по броне:
     - Живы? Эй, придурки, живы?
     Сосед высунулся и ответил тем же:
     - Придурки живы. А дураки как?
     -  Хорошо хоть  у  них  выстрелов  к  гранатометам  не осталось,  иначе
зажарили  бы  вас немедля.  Вы  че  остановились  у  быка  на рогах?  Давай,
откатывай машину вон туда, надежней будет, - солдат, по одежде и интонации -
"махра", стволом  автомата указал на относительно непострадавшее одноэтажное
здание из красного кирпича.
     - А че там?
     - Это котельная.  Вот, между ней и  забором приткнитесь, и хрен вас кто
достанет. Если что, окружать надумают или невмоготу станет вам одним, бегите
к нам, мы во-он там. Места у  нас много, и вам хватит.  Только  без  машины,
конечно.
     Солдат вкратце  описал положение дел в  квартале  и  за  его ближайшими
пределами. Картина относительно спокойная, а по сравнению с другими местами,
даже  привлекательная.  Хозяйничает  в  квартале  81-й мотострелковый  полк,
прибывший  из-под Самары. Тяжелого вооружения  у  них нет, но  ничего, и так
неплохо справляются.
     Выслушав  солдата,  представившегося  младшим сержантом, старшим группы
разведчиков, Сосед, от гостеприимного предложения остаться, отказался.
     - Нет, спасибо, мы уходим к своим.
     -  Какой,  нахрен,  к  своим! Туда нельзя,  там  чечены везде!  Квартал
снаружи обложен полностью! Одни не пробьетесь! - повысил тон сержант.
     - Не, мы попробуем. Мы вон, оттуда приехали.
     - Да не оттуда вы приехали, - сержант  махнул на восток, -  а оттуда, я
же видел!
     - Ты путаешь. Не могли мы оттуда приехать. Вроде,  вон, с того поворота
мы сюда вывернули,- попытался возразить ему Сосед.
     - Нет, - не уступал упрямый разведчик, - вы повернули с того  поворота,
- он повернулся и помахал в темноту, - оттуда.
     - Как ты  мог видеть, если темно вокруг, не видно ничего! - рассердился
Сосед. - Даже не видно твоего поворота.
     - Ладно, делай, как  знаешь, я предупредил.  Мой  дело предложить, твой
дело  отказаться,  -  сержант  развернулся и пошел в темноту. - Фамилию хоть
свою  скажи, и адрес домашний,  чтоб было куда  написать, что  сожгли  тебя,
непослушного придурка! - крикнул он напоследок.
     - Во  заколбасил,  а! - Сосед,  обращаясь ко  мне, покрутил  пальцем  у
виска. - Как он мог видеть откуда мы свернули, если ни фига не видно.
     Сосед  попытался  развернуть  машину.  Не  удалось. Сначала  мы  снесли
невесть  откуда появившееся дерево, потом зацепили большую  бетонную плиту и
заглохли.
     С третьей  попытки Сосед все же  смог развернуться. И  только  он повел
бэху в сторону предполагаемого  поворота, как начался  новый обстрел. Пули с
новой силой забарабанили по броне. Где-то неподалеку раздались взрывы. Стало
страшно. Я решил попросить Соседа остаться здесь до утра. Не успел.
     - Усман! Надо оставаться, иначе не доедем, - первым выпалил Сосед.
     - Я двумя руками "за"! Рули куда сказали, к котельной.
     Удачно приткнув  БМП  к стене  котельной, мы  дождались  относительного
затишья  и  обошли  прилегающую к  нашей машине территорию,  более  детально
ознакомившись с местностью. От котельной до дороги  буквой "Г" стоял высокий
двухметровый  бетонный забор, закрывавший  духам обзор  на  всю  свою длину,
метров  на сорок.  С  другой стороны, впритык друг к другу,  горбатились три
длинные  пятиэтажки,  надежно   укрывавшие  нас  с  тыла.   Пехота,  видимо,
обосновалась  именно там, рассосавшись  по всему освоенному  периметру.  Это
обнадежило.  И  только  спереди нас  ничего  не  закрывало от  удара  прямой
наводкой, но  пустырь, метров  на сто излучавший  вселенскую пустоту, сам по
себе держался под  прицелом всей  нашей - с пехотой -  братией.  Получалось,
прав был тот солдат, место действительно удачное.
     - Во, дебилы! - я слегка ударил себя ладошкой по лбу. - Рация же есть!
     - Ничего  ты с этой рацией не сделаешь. Не  мучайся, толку  нет. Только
засветишь  перед  духами наше хреновое настроение, -  Сосед, тремя короткими
предложениями, вернул меня с облаков на землю.
     - Думаешь, не поможет?
     - Уверен, что нет.
     Напрасно я мучался с рацией. Ничего кроме  сквернословия я, в  ответ на
свои призывы о помощи,  не услышал. Русские орали друг на друга многоголосым
матом, а чеченцы клялись Аллахом, что зарежут всякого, не сдавшегося в  плен
до конца этой бурной ночи. Все кому-то что-то передавали, но никто ничего ни
от кого не принимал. Вот такая оказия.
     Посидели на картонных  коробках  у стены, поежились  от нехолодного, но
страшного  войной холода, стали  грузиться  суицидальными  мыслями.  Боялись
погибнуть  здесь, прямо  на  этом месте. "Нас не найдут  и объявят, что мы -
пропали без вести, а может  и вовсе, сбежали. Обзовут трусами и дезертирами.
И родителям  так  напишут,  что  мы  добровольно  сдались  в  плен, что мы -
предатели..." - лезли в голову отвратительные своей правдоподобностью мысли.
Чтобы как-то отвлечься и воспрянуть духом, Сосед решил напиться. Но никакого
спиртного  у нас,  разумеется, не было, и он решил напиться хотя бы воды. Но
даже воды у нас в бэшке не нашлось ни грамма. Сосед расстроился еще больше:
     -  Попить бы  чего! - он  жалостно, словно маленький ребенок,  почмокал
ртом. - В горле пересохло, петь не смогу.
     - А не нужно было целый  день огуречный рассол хлебать. Ты ж один - три
литра выдул. Говорил я тебе, а ты и слышать не хотел. Один все выдул, жаба.
     -  Нашел дурака. Да кто в нашей жизни от рассольчика отказывается? Да и
с хлебушком.  Нам  эти огурцы от  чистого сердца  подогнали, а я от  чистого
сердца их съел. И, что такого?
     - Ничего. Мучайся теперь. Хрен мы тут воду найдем.
     -  А  вон,  смотри,  -  Сосед   показал   на  желтую  пятисот  литровую
бочку-полуприцеп, брошенную по середине дороги. - Там наверняка что-то есть.
     - Где-где? - сощурился я.
     - Да вон, что по левую сторону от ТП.
     - А, теперь вижу. Пошли?
     До бочки идти семь секунд - десять метров, но нам это расстояние дается
примерно  за  час  с  небольшим: мешает снайпер,  неожиданно объявившийся  в
недавно покоренной нашими совместными с "махрой" усилиями девятиэтажке. Этот
козел и попасть в нас  не мог, снайпер хренов, и успокоиться никак не желал,
палил, да палил.  Мы  лежали, уткнувшись  носами  в  гусеницы  БМП. Я  хотел
спрятаться  "дома" - внутри,  но  боялся  встать, а  Сосед хотел  набрать во
фляжки  воды, но  тоже боялся встать. Как только кто-то из нас поднимался  и
делал  какое-то  движения, мудак, считавший  себя снайпером, открывал огонь.
Куда стрелять в ответ, мы не знали. Так и лежали, пока снайпер сам не смолк.
Патроны у него,  наверное,  кончились.  Сосед  резко вскочил и,  сделав  три
быстрых шага,  рухнул  на землю.  Выстрелов нет. Сосед  снова повторил  свой
незамысловатый  трюк,  и  снова  - выстрелов  нет.  Последний рывок и Сосед,
радостно скаля лошадиными  зубами,  полулежа,  вытянутыми  руками  с  трудом
откручивает  вентиль крана  бочки.  Какая-то  жидкость  звучно  струится  во
фляжку.
     -  Прикинь,  вода!  -  Сосед радостно сообщает приятную  новость мне, а
заодно и всему  кварталу,  который отзывается  разнокалиберной стрельбой  во
всех направлениях. - Достал, сейчас напьемся!
     Вода оказалось не родниковой, но ничего, пить можно. Напились  от души.
Сидим,  молчим, слушаем отголоски боя. Стреляют  достаточно  далеко  от нас.
Обрадовались,  успокоились,  невольно заулыбались.  И  вдруг, как обухом  по
голове  - внезапно из-за  стены  выскакивают  солдаты,  все в мыле, в рваных
бушлатах, без головных  уборов.  Бегут, что-то кричат. Сосед сразу напрягся,
соскочил  с  брони, подбежал  к  одному солдату,  остановил. Тот,  сбиваясь,
сообщил, что  чечены идут в прорыв и скоро будут здесь. Пока Сосед думал что
спросить, солдат сорвался догонять своих.
     Обсудив  наше непростое  положение и решив, что деваться  нам все равно
некуда,  Сосед  почесал  свои грязные,  поцарапанные  ладони  и  постановил:
"Остаемся!"
     От греха подальше забрались в бэшку. Напряженно выискивали врага, ждали
чего-то  страшного. Все  нормально, в квартале никто не появился. Плюнули на
войну и решили поспать. Определяя  очередность  дежурства,  дернули спички -
мне выпало отдохнуть первым.
     Согнулся  котенком,  лежу и  снова  не  могу  заснуть:  думаю о доме  и
вспоминаю  родителей.  Никак не получается вспомнить черты лица отца.  И так
его в мыслях поверну, и эдак, но так и не вижу его глаз, не вижу губ. Только
голос слышу: "Ты когда  вернешься,  сынок?" Аж слезы на глазах  навернулись,
как домой охота.
     Прошло не больше получаса,  мне страшно захотелось в  туалет. Ёрзал  я,
ерзал,  -  не  помогает, выпитая недавно вода  упрямо рвется наружу.  Делать
нечего, надо вылезать в ночь и делать свои маленькие дела.
     - Сосед, мне сходить надо, отлить. Поспи ты, я подежурю.
     - Попробуй, - Сосед  за три секунды развалился, на сколько это возможно
в тесноте БМП, по  отсеку  и, приторно  посапывая, захрапел бурым, впавшим в
глубокую зимнюю спячку медведем.
     - Во люди дают, - прошептал я и только  хотел выполнить свой  план, как
раздалось  несколько  десятков мощных взрывов и автоматная  трескотня  стала
звучать  все ближе  и  ближе.  Послышались  крики -  это  соседи-мотострелки
готовились  к  встрече  незваных гостей.  Дышать  свежим  воздухом мгновенно
расхотелось, но мочевой  пузырь  гневно продолжал настаивать на освобождении
своих пространств.  Я сидел  в замешательстве, а стрельба  за бортом приняла
новый, еще более неприятный оттенок. Подумав, я решил лишний раз головой  не
рисковать и, высунув в люк одни лишь причиндалы, начал свое мокрое дело.
     -  Сколько  время?  - неожиданно открыл  глаза Сосед. - Ты че  делаешь,
пенек?  Отстрелят  тебе щас  женилку,  останешься без  наследства.  Ну,  ты,
крендель, придумал! - он звонко, нарочно смущая меня хохотом, заржал.
     - Лучше без  женилки, чем без головы. А  женилку, между прочим, и новую
могут пришить. Это сейчас умеют.
     - Не дай бог, новую. Мне и со старой не плохо. - Сосед прекратил  ржач.
- Расслабься ты, женилка! Нельзя без отдыха, отдыхай!
     Снова пытаюсь заснуть. Фиг там.
     Пролежал с закрытыми глазами еще  с полчаса.  Сознание,  в глубине души
рисуя страшные  картины смерти, не позволяет уснуть. Страшно умереть во сне,
и на яву страшно. Страх охватывает меня и прожигает насквозь.  Страх, страх,
страх.
     Грубый  автомобильный сигнал чуть не поверг  меня в шоковое  состояние.
Боясь открыть  глаза и  увидеть страшное,  зажмуриваю  и  без  того закрытые
глаза. Лежу без движения, как труп.
     В подсознание врывается Сосед:
     - Ну и дела... Вылезай, смотри, фура приехала!
     - Какая фура? - я открыл глаза.
     - "КамАЗ", фура! Как она досюда доехала, ума не приложу.
     -  Что за  фура?  - оцепенение наконец-то пошло  на убыль. Я, вслед  за
Соседом, поспешил увидеть это чудо собственными глазами.
     Перегородив поперек всю улицу, рядом с нашей коробочкой стоял "КамАЗ" -
фура, огромный полуприцеп. Особых  повреждений  ни на кабине, ни на кузове я
не заметил. Целехонький "КамАЗ", как с неба спустился, прилетел.
     - Э,  мужик!  - Сосед осторожно открыл  дверцу  "КамАЗа". -  Мужик!  Ты
откуда?
     В стельку пьяный водитель, еле окинув нас мутным взором, прошептал:
     - С Новым годом... сегодня же Новый год... А где ***ая бригада?
     - Не знаю. А что тебе?
     - У меня  продуктов... полная машина...  продуктов. Забирайте все,  мне
ничего не надо, - водитель кое-как подбирал нужные слова. - Забирайте все...
Я  домой  хочу...  Забирайте   все...   Меня  сожгут,  пропадут  продукты...
забирайте, - он чуть не вывалился с сиденья.
     - А  твоя  бригада?  - я,  придерживая  его  за  рукав, заглянул  этому
пришельцу  в  лицо  и  увидел черноволосого,  лет тридцати пяти,  мужчину  с
волевым подбородком  и  орлиным  носом.  Абсолютно  нетрезвый,  растерянный,
неконтролирующий свои эмоции, он почти повис на моих плечах.
     -  Братуха...  Открывай  там,  бери, все забирай.  И  друг  твой  пусть
берет... А я домой хочу, домой... Берите, мужики...
     - Сосед! Берем?
     -  Бери, солдат,  пока дают! Беги,  солдат,  когда  пошлют! Базара нет,
будем брать!
     Закрыв дверцу кабины, мы заглянули в кузов.
     -  В рот компот! Сыр, настоящий голландский  сыр в моей любимой красной
упаковке!  Усман, давай, таскай!  - Сосед не  мог  скрыть радости  от такого
шикарного подарка. - Больше сыра бери!
     Целиком  забив  немаленькое десантное  отделение  БМП  колбасой, сыром,
хлебом,  консервами,  тушенкой и свежими куриными  яйцами, мы  поблагодарили
водителя и отправили его в сторону пятиэтажек, к "махре". Так решил Сосед.
     - Щас его там встретят, разгрузят, положат отоспаться,  -  оправдывался
он мне. - Пусть лучше эта жратва пацанам достанется, чем душманам. Все равно
бедолага до своей бригады не дотянет. Считай, мы доброе дело сделали. Может,
именно  за  такие  благие  дела  люди потом в рай  попадают.  И  мы, значит,
попадем.
     - Благими  намерениями выложена дорога в ад! - я  вспомнил где-то ранее
услышанную фразу. - Сечешь?
     - That's all right, mama, that's all right! - напел Сосед.
     - Че?
     -  Элвис  Пресли. Великий  и  могучий. Таких  надо  знать,  дюревня  ты
невоспитанная. Дэбилла из  Нижнэго  Тагилла! Деревенщина татарская! Запомни:
Элвис Пресли  - король мирового рок-н-ролла. Это  музыка такая:  рок-н-ролл.
Быстрая, заводная, танцевальная. Элвис жил в Америке в шестидесятые, но он и
сейчас считается  непревзойденным,  настоящим королем. Элвис Пресли - король
мирового  рок-н-ролла. А  я, Сосед,  король  чеченского.  Король  чеченского
рок-н-ролла! Звучит, как ты думаешь?
     - Звучит.  С тобой все  звучит. Балабол чеченского рок-н-ролла.  Вот ты
кто.  Балабол,  - впервые  за  последние две недели я  весело рассмеялся,  -
хренового, потного, вонючего чеченского рок-н-ролла...
     Удалось  вздремнуть. Усталость,  притупив инстинкты,  победила страх  и
минут сорок я был в полной отключке. Дрыхнул, как кот на лавке. Проснулся от
голода.
     - Сосед, спишь?
     - Нет. Тебя охраняю.
     - Жрать охота. Давай, похаваем, еды-то навалом.
     - Согласен.
     Вылезаем на  броню. Светает.  В  квартале  тихо  - не свистят  мины, не
взрываются снаряды, не стонут раненые. Почти мирная тишина. Смотрю на небо -
смог  над  израненным  городом  закрывает  восходящее  солнце,  тучи темные,
тяжелые,  агрессивно-дымчатые. Смотрю на землю  - снега  нет, асфальта  нет,
только  грязь,  неприятная  свинцово-пепельная   жижа.   Смотрю  на   БМП  -
поцарапанная,   замасленная,  закопченная,  с   многочисленными  выемками  и
вмятинами  от  осколков  и  пуль,  раненая.  Смотрю  на  Соседа - общий  вид
отвратителен, морда черная, волосы торчком, глаза красные-красные, усталые.
     Больно мне, больно. Покажите мне другую, мою Россию.
     Вздыхаю, громко сморкаюсь, сплевываю горькую вязкую массу  за прошедший
день забившую мою носоглотку. Теперь можно дышать.
     Раскладываем еду: толстыми кусками  нарезаем  сыр  и  колбасу, большими
ломтями  ломаем  хлеб, торопливо  -  царапаясь  о  края  крышки - штык-ножом
открываем консервы. Слюни, переполняя рот, вытекают и свисают на подбородке.
Сосед довольно смеется, напевает что-то под нос, шутит.
     Сделав  бутерброд из всего, что было, я поднес  его ко рту. Откусить не
успел - вывернув из-за забора, на полном ходу к нам летел БТР.
     Отбросив бутерброды, мы схватили калаши.  Бэтэр тормознул резко, и трое
бойцов, сидевших снаружи, едва не слетели на землю.
     - Здравия желаю, мужики! Лейтенант ***, ***ой парашютно-десантный полк!
-  отчаянно   пытаясь  перекричать  рев   двигателей,   тоненьким   голоском
представился худой миниатюрный боец, оказавшийся офицером.
     Никаких знаков  отличия  ни на ком нет. Снайпера чеченские не разрешают
звезды носить,  звездных  -  "снимают" первыми. И офицеров  от  солдат здесь
можно  различить  только по возрасту, да  по густой  щетине, черной  полосой
выделяющейся   на  неделю  небритых  рожах.  А  этот  лейтенант  -  молодой,
"зеленый", ни  усов, ни бороды у  него  и в  помине не  было, может, он и не
брился еще никогда.  И  не  отличишь  его от простого бойца. И  по одежде не
скажешь, что он - десантник, ростом не вышел. Я думал, таких мелких, как он,
в десантуру и не берут.
     А Сосед  вытянулся  в  струнку  и,  как  на конкурсе  строевого смотра,
отчеканил:
     - Рядовой Шапошников!
     - Это улица Госпитальная? А где улица Госпитальная? - спросил лейтенант
и наклонился к открытому люку. - Выруби движки! Не слыхать ни хера!
     - Не знаю, что  за улица, товарищ  лейтенант! - Сосед