ивычную армейскую рутину - подъем,  муштра, отбой.
И, главное, на душе спокойно.
     Однако уже  29  сентября  батальон  из  350  человек  под командованием
опытного полковника  ***  был  командирован  в Чечню.  Цель  командировки  -
обнаружение  и уничтожение  групп  боевиков  по маршруту Моздок - Гудермес -
Аргун.
     Въезжать в чеченские  села гораздо опаснее, чем в дагестанские. Фугасы,
мины и другие взрывоопасные подарки могли  поджидать  нас  на  каждом  шагу.
Завалы,  засады  и  кражи  имущества  -  такие  последствия  кратковременных
остановок  не  особо  прельщали  нас,  поэтому  колонна  нашей  бронетехники
проходила села "насквозь" - быстро и  без остановок. И, все равно, я успевал
заметить, что людей  в  пройденных  нами  населенных  пунктах практически не
было, только укутанные в черное  женщины неопределенного возраста, вероятнее
всего  пожилые.  Они  стояли  толпами вдоль дороги:  размахивали  кулаками и
плакатами с лозунгами  различного содержания,  кричали и  шептались, грозили
карой  небесной  и  плевались. Молодые  или старые,  они все были  худыми  и
высокими, одинаковыми. Довольно мрачная и неприятная картина: женщины в роли
магических психологов, выставленных для  запугивания "зеленых"  (находящихся
на службе не более шести месяцев). И ведь молодняк действительно боялся этих
женщин-призраков, шарахаясь от них, как от чумных.
     Почти  до  самого  Гудермеса  колонна  двигалась  быстро  и   уверенно,
нападений  боевиков или провокаций от местных аборигенов не наблюдалось. Уже
в  районе села ***  случилось небольшое ЧП - поломка  одной боевой машины. К
сожалению  той,  в  которой находился  я. Несмотря на 3 ноября по календарю,
погода стояла прекрасная: плюс 15-170С, ясно, видимость отличная,
поэтому, в случае остановки всей колонны  мы оказались бы бездейственными на
прицеле  противника.  Парализовывать  движение   колонны  было  нельзя,  это
понимали все. Командир колонны, объяснив нам дорогу до ближайшего блокпоста,
двинул с остальными дальше. А мы остались.
     В БМП нас было 11  человек: сержант  (командир боевой машины), механик,
наводчик  пушки и все остальные - десант. Четверо  ушли в  караул, по одному
бойцу  на каждую  из  сторон света,  а другие занялись ремонтом.  Копались в
двигателе до конца, пока ночь не установила свои законы. Кто служил в Чечне,
знает, что  такое  провести  ночь посреди  чистого поля.  Ждали  всего,  что
угодно, готовились к худшему. Но ночь прошла спокойно,  лишь  где-то вдалеке
была видна стрельба трассерами.
     Ремонт продолжили с появлением первых лучей долгожданного солнца. Через
несколько часов  поломка  была устранена.  Радостно  допивая  остатки воды и
усердно  попыхивая  последними  сигаретами, мы вышли в путь. До темна  своих
надо было догнать обязательно, поэтому  гнали, что есть сил. В бэшке трясло,
как майских жуков  в спичечном коробке первоклассника.  Дым, выхлопные газы,
гарь,  запах  паленой резины - все смешалось  и  отчаянно  заполняло легкие,
мешая  дышать и  хоть маленечко  соображать извилинами. "Соображайте  своими
извилинами" - любимое высказывание ротного, плотно  засевшее  в мои  мозги и
почти вытеснившее комбатовское "Я вам что тут, бля?" Смешно.
     Почти весь  день ехали без  приключений.  Успокоились окончательно.  Но
около  15  часов, со стороны лесного массива по нашей,  одиноко  двигавшейся
машине,  был открыт огонь из автоматического  оружия. Вахи цокали калашами и
пукали подствольниками, угрожающе  звеня рикошетом  по прохудившейся  броне.
Пришлось тормознуть и занять оборонительную позицию, волной выплеснувшись из
коробки наружу. Мы ответили, задействовав  и пушку бэшки. Вахи не  отходили.
Завязалась перестрелка: автоматные трели сменялись уханьем пушки, одиночки с
СВД чередовались с трескотней крупнокалиберного пулемета.
     Экстремистов было  человек  30, что гораздо больше чем нас.  К тому же,
зеленка   оказывала   вахам   свои  услуги,   почти   полностью  скрывая  их
передвижения. Наш  радист связался с  блокпостом, до  которого оставалось-то
всего  5-6  км.  Те  обещали помочь.  И, на  наше счастье,  подмога  подошла
вовремя,  уже через 30-40 минут БМП и  БТР, а это 30 бойцов, обрушили на лес
всю  мощь  своего  огня.  Сопротивление  потихоньку  умолкало,  вахи  спешно
покидали  позиции,   уходя  вглубь  леса.  К  17  часам  бой   был  окончен.
Успокоились,  осмотрелись, обрадовались.  У нас обошлось  без  потерь.  Зато
боевики,  как было видно  в бинокль,  уносили с собой человек  пять-шесть на
самодельных носилках. Не знаю, убитые это были или раненые, но приятно,  что
мы вышли победителями из этой схватки. Дали вахам прикурить.
     Со  своими спасителями мы  доехали до  блокпоста,  где  нас  накормили,
напоили, и дали маршрут дальнейшего движения. Мы, сытые и довольные, тронули
дальше.  А ведь даже познакомиться  толком с этими бойцами не смогли, не то,
что бы адресами обменяться.  Вроде они были ОМОНовцами из какого-то крупного
города на Урале. Тогда я ни  о чем не думал, сразу уснул без задних  мыслей.
Устал, наверное. Короче, на войне, как на войне, трудно.
     Еще через сутки  мы,  выжав из нашего железного  коня последний остаток
сил,  догнали  основную  колонну  и  до  самого Аргуна  доехали  более-менее
спокойно, а главное - без потерь.
     (19.08.00)





 * 6. ЕФРЕЙТОР Бабай *

Мы пили с Масхадовым чай.
     Два  наших   блокпоста  стояли  возле  небольшого  населенного   пункта
Бачи-Юрт, через который проходила федеральная трасса на  Гудермес и, дальше,
разветвляясь  на  несколько  разбитых  дорожек,  на  дагестанский  Хасавюрт.
Основное шоссе  было  добротное:  широкое и асфальтированное. Других таких к
тому моменту  в  Чечне, наверное, уже почти и  не осталось. Дорога эта имела
стратегическое  значение  для  всех  армейских  подразделений  находящихся в
данном  районе, поэтому посты на  ней  располагались  и выше по  карте.  Чем
больше постов, тем безопасней.
     Может, все было  совсем  не  так, но нам комбат  обрисовал именно такую
картину. А я своему комбату верил. Там, если не верить, не выжить.
     Расстояние между нашими  постами - двойняшками приблизительно равнялось
километру. От  моего,  второго по  счету  поста, до  села оставалось  метров
восемьсот.  Местность  была равнинная,  и сельская  окраина  просматривалась
довольно  хорошо, а в бинокль,  при желании, можно было детально  разглядеть
любые  относительно  крупные  постройки  по всему  периметру  села.  Хорошая
видимость вселяла уверенность, ведь любое мало-мальское движение на дороге и
возле нее,  мы могли своевременно  засечь  и приготовиться к встрече гостей.
Причем, гостей не всегда желанных.
     Для  официального  приема  горячих  свободолюбивых  чеченских парней, в
нашем распоряжении имелась  "скатерть-самобранка".  То  есть, мы могли  сами
успешно обороняться и, естественно, браниться изо всех сил. Что мы и делали.
Особенно удавалось второе  - бранились много,  с  неподдельным рвением и  на
разных    языках    многочисленных    народов    необъятной    Родины.   Два
бронетранспортера,  две зенитки и гранатомет АГС,  а  так  же автоматы АКС с
подствольными  гранатометами  у  каждого  из  двадцати двух  бойцов  второго
батальона  оперативного назначения двадцать второй бригады ВВ МВД РФ, делали
свое дело исключительно  добросовестно, исправно  поливая  огнем обнаглевших
противников.  Однако,  при нападении  крупного отряда  боевиков,  способного
окружить и уничтожить пост, наше сопротивление оказалось бы тщетным. Но тут,
словно Чип и Дейл, к нам на помощь устремлялись армейцы,  дислоцированные на
полуразрушенной заброшенной ферме времен  советских колхозов  "имени  десяти
лет без урожая".  На ферме,  недостроенной неподалеку от  села, командование
поселило около тысячи  вооруженных до зубов бойцов, готовых уничтожить любое
бандформирование отсюда и до Гудермеса. Напрямик, через поле, до фермы ехать
не более трех километров, а это  всего десять минуть на бэтэре.  К тому  же,
между  фермой  и  постом скрывалось  отлично  закамуфлированное  снайперское
гнездо, откуда, в случае чего, могли нанести точечный удар по самому слабому
месту противника. Врезать по заднице.
     Снаружи  пост казался этаким  квадратным бетонным  монстром сто на  сто
метров,  с выпирающими  зубами  зениток и  бэтэров. А изнутри  все выглядело
более  уютно. Два  блиндажа,  две  палатки для  хозяйственных нужд и туалет,
"типа сортир", делали серые будние дни срочной вэвэшной службы в приветливом
чеченском крае более обнадеживающими и даже яркими. Командовал  этим парадом
майор ***,  человек  в самом расцвете сил и умений. К слову,  просто хороший
мужик. А я, ефрейтор не по  своей вине, был назначен  начальником караула, а
фактически выполнял обязанности "замка".
     Мне  вообще повезло.  Школу  закончил  на одни  пятерки  и мог получить
золотую медаль, но  учитель военного дела  неожиданно влепил мне в  аттестат
четверку и, со словами "солдата из тебя не выйдет", увел  драгоценную медаль
из-под носа. Институт  я закончил хоть и не с красным, но с твердым дипломом
студента-отличника. Военной  кафедры в институте не  было, поэтому военкомат
призвал  меня на службу в звании рядового и  на  один год. Спокойно отслужив
восемь месяцев,  я, не  желая отставать от родной  бригады, решил  поехать в
командировку  на Северный  Кавказ  для  участия  "в  операции  по  наведению
конституционного  порядка на  территории Чеченской Республики".  В последнюю
ночь перед отъездом из части, меня вызвал комбат и, разлив чайку,  предложил
никуда не ехать.
     - Тебе служить всего пару месяцев осталось, образование есть, вся жизнь
впереди.  Разрешаю  в  командировку  не  ездить.  Стреляют  там.  Убьют  еще
ненароком, -  говорил  он, глядя мне прямо  в глаза,  - а ранят, жениться не
сможешь, так и помрешь холостым.
     На что я, переполненный никому ненужным героизмом, ответил:
     - Если и убьют, то  только всех  вместе. Я от своих братков не отстану.
Нехорошо. Кем я буду, если я живой приеду, а они, не дай Бог, не живые.
     Довольно  ухмыльнувшись  и   еще  раз  заглянув  мне  в  глаза,  комбат
неторопливо, словно растягивая буквы, произнес:
     - Хо-ро-шо. Хре-ен с тобой. Я предлагал. Хорошо. Ладно. Поехали.
     И мы поехали.
     С первых дней августа и по декабрь месяц 1995 года я проходил службу на
разных  участках  невидимого  чеченского  фронта.  В  основном,  приходилось
ошиваться в городе Гудермесе или его окрестностях. Стояли на  блоках, ходили
на зачистки. Кормили вшей, голодали, худели, болели, стреляли,  но выживали.
Служили, одним словом. Отдавали дань Родине, "великой и могучей России".
     В день отлета из аэропорта "Северный", когда легкий декабрьский морозец
указывал на начавшуюся зиму, я в последний раз посмотрел на чеченское  небо.
Вертолет с  пацанами  из  нашей  бригады, прощально нахмурив облака, ушел  в
сторону "Гудэра". Они ушли,  а я не мог насмотреться на  небо. В Чечне  небо
особенное.  Когда в горячке боя падаешь  вниз  головой, то  боишься  открыть
глаза,  - а  вдруг  что не  так. Но  вот  когда  глаза  медленно,  неохотно,
открываешь, то первое, что видишь - небо. Разное небо. Синее в белое облако,
красное  в пламени  пожара,  черное  во  вспышках  трассеров,  серое в дымке
тумана.  Небо.  Одно большое  счастливое небо. Счастливое  потому, что  если
видишь  его,  значит  живешь.  Пока  еще живешь. В  эту  минуту  испытываешь
огромный  прилив энергии, радости, счастья.  Счастья. Потом за  это  счастье
становится стыдно. Ведь кто-то из друзей уже не смог увидеть небо. Последнее
небо...
     В  этот ясный сентябрьский  день небо над нашим  блоком было  чистым  и
безоблачным, почти  прозрачным насквозь. Я, как  дежурный  начальник караула
охранения,  вышел  на  улицу  и,  вяло  прислонившись  к  бетонному  монстру
ограждения,  устало уставился в горизонт.  Пытался найти  подвох, но  ничего
подозрительного   не   видел.   Глаза   мои,   требуя  сна,  самопроизвольно
закрывались,  а я, последними усилиями воли,  старался их вытаращить наружу,
выкатывая  зрачки  вперед,  на сколько это  возможно дальше. Не спать! Ночью
была  слышна стрельба в районе соседнего поста.  Вероятно, их обстреляли. Но
нас,  слава Аллаху, не тронули.  Заснуть такой  ночью  мы  не смогли в любом
случае, вот  и выходило,  что  не спали уже около двух суток. Спать хотелось
страшно. Но,  приказ  -  есть  приказ, и никуда  от него  не денешься, вот и
стоишь. Не знаю, сколько я  так простоял, может час, а может, и все три. Уже
почти  в полностью отключенном  состоянии я заметил  новый синий УАЗ-462, на
большой   скорости  мчавшийся  в  нашу  сторону.  Не  успел  я  как  следует
опомниться,  как машина, за считанные минуты преодолев остаток расстояния до
поста, резко затормозила и, неприятно взвизгнув шинами, остановилась в метре
от  бетонки,  заграждавшей  дальнейший путь.  Я вышел  за  ограждение  и,  с
автоматом наперевес,  шагнул  навстречу открывающейся  двери.  Только тут  я
заметил  ярко-зеленую  эмблему  на  передней  правой двери  УАЗика.  Эмблему
Независимой Ичкерии! Палец правой  руки автоматически обнял  спусковой курок
АКСа,  а я  мгновенно  очнулся  от  сладкой  полудремы,  в  которой  все еще
пребывал. Стараясь  сохранять спокойствие, я  бросил  пытливый взгляд внутрь
машины. Несмотря на почти тридцати градусную жару,  крыша и боковые стекла с
УАЗика сняты не были, поэтому почти ничего  интересного  я и не увидел. Да и
отражение  палящего  солнца  била от лобового  стекла прямо  на  меня, мешая
заглянуть поглубже в салон. За  то время, что я разглядывал машину, водитель
успел  выйти  и сделать шаг в мою сторону. Огромный,  как сибирский медведь,
одетый в потертый камуфляж, мужчина поздоровался первым.
     - Задаравствуйтэ!-  торжественно  подняв правую руку  вверх,  он потряс
своим здоровым, величиной со спелую дыню кулаком.
     По первому произнесенному слову стало  понятно, что водила  - не чечен.
Акцент не тот, грузинский какой-то, или абхазский, или  таджикский, но нохчи
точно так не разговаривают.
     - Здрасте! - удивленно дернул я подбородком в ответ на его жест.
     Лицо мужика почти полностью скрывали огромные солнечные  очки  и густая
черная  борода мусульманина. На надвинутом на  глаза зеленом берете блестела
кокарда с изображением  ичкерийского герба - серого, во всех смыслах, волка.
По бокам  виднелись белого цвета надписи на арабском. "Молитвы!" - почему-то
сразу подумал я.
     Ми должны проехат зидэс! Вот мой разрешение на бэзпрыпатцвеный праез. -
картавил водила.
     Хорошо, но  я  должен  осмотреть  автомобиль. Приказ,-  я развел руки в
стороны, мол тут приказ виноват, а не я, - приказ у меня такой.
     Ти  знаешь  пра мараторий?  - повысив  голос  и поменяв  тон  на  более
жесткий,  угрожающе вопрошал  незнакомец, -  Эта  типа перемирий.  Ми  можем
передвигаться по этой месту гдэ захотим. Давай, дальше ехать будэм, а?
     Хорошо, хорошо. Будем. Все  я знаю. И как вы этот мораторий соблюдаете,
тоже знаю. Но ничего поделать не могу. Надо осмотреть! - почти  срываясь  на
крик настаивал я, - Приказы не обсуждают, а выполняют!
     Ладно,  смотри машина!  Там все  нармално! -  слегка  ударив кулаком по
капоту, наконец согласился водила, - Сматри, харашо сматри!
     Дверь   машины  резко  открылась,  и  тут  я  увидел  начальника  штаба
вооруженных сил Ичкерии Аслана Масхадова! Он вылез из машины и спокойно, как
будто  знает  меня  сто   лет,  поздоровался  и   важно   протянул  какое-то
удостоверение.   Эта  бумаженция,  за  подписью  одного   большого  штабного
генерала,  действительно   разрешала   Масхадову   проезд   по   территории,
контролируемой  федеральными  войсками.  Я  внимательно осмотрел  одного  из
главных  наших противников в этой несуществующей войне. Пожилой,  но  крепко
сложенный мужчина лет пятидесяти, с удивительно безмятежным выражением лица,
устало смотрел на  мой  автомат. Без усов и  без бороды, Масхадов больше был
похож на простого российского прапорщика, чем на командира войск противника.
Лишь большая красивая папаха, помпезные погоны, да мудреные шевроны на новом
камуфляже, выдавали его несолдатское звание.  Да и ботинки на его ногах были
кожаными  и, наверно,  очень удобными и  дорогими. Оружия  у Масхадова  я не
заметил. Зато его оказалось в избытке у трех гориллаподобных телохранителей,
покинувших кабину вслед за своим  командиром.  Один,  как  собака  в  кость,
вцепился  в  новенький АКС с  подствольником,  а другой умело  держал СВД. У
обоих  имелось и  по  паре гранат. А  третий "дух" и вовсе,  как ребенка  на
руках, нежно держал в своих огромных лапах гранатомет.
     Все нормально?
     Попрошу всех  задержаться. Проезд временно закрыт. Я должен  сообщить о
вооруженных   людях   командиру.   Если  он  примет   решение,   вы  сможете
беспрепятственно проехать дальше. Подождите.
     Ну, раз надо, я подожду.
     Я, Карл  Льюисом  пролетев  спринтерскую дистанцию  до  палатки, вихрем
проник вовнутрь и кратко доложил майору о происшедшем. Он молча взял автомат
и вышел вслед за мной. Подошли к Масхадову,  который  все так  же безмятежно
стоял у  машины.  При  появлении  вооруженного  майора противника, окружение
бывшего полковника  Советской армии, уподобившись начальнику, даже бровью не
повело.  Чеченцы  стояли,  как  вкопанные.  А  мой  командир,  приказав  мне
оставаться сзади, подошел к "духам" и поздоровался, каждому пожав  вытянутую
навстречу ладонь. Минуты три они  говорили, что называется, без  свидетелей.
Затем один из  "духов" отошел  от общей группы и открыл заднюю дверь УАЗика.
Я,  на всякий случай, незаметно снял АКС с  предохранителя. Незаметно  - это
громко сказано,  ведь опытные  вояки  легко услышат  подобный щелчок даже за
километр. Но  "дух",  совершенно  неожиданно  для  меня,  вытащил  из машины
несколько арбузов  и сказал: "Солдат!  Держи  арбузы!".  Майор  одобрительно
кивнул головой, поэтому я  взял  арбузы  из  протянутых  рук  чечена и понес
сладости в палатку. Два наших бойца из караула, все это время наблюдавшие за
происходящим со стороны и в случае ЧП готовые ринутся в бой, помогли "духам"
донести до палатки еще несколько арбузов и пакетов с продуктами.
     Масхадов  зашел  в палатку последним  и, подойдя  к  небольшому  столу,
положил на него популярное  блюдо местной кухни - кислые лепешки, заменявшие
чеченцам  хлеб. В  помещении находилось  несколько наших бойцов,  отдыхавших
после  смены.  Получив  приглашение сесть за  стол и  попить чайку,  они,  с
нескрываемым смущением  ответили отказом,  но,  пошушукавшись, сели рядом  с
командиром. Разлив по  кружкам чай и кое-чего  еще, разрезав угощенья, народ
приступил  к  трапезе.  Чечены  вели  себя подчеркнуто  миролюбиво,  нам  не
угрожали, не шипели, на свой, непонятный нам, язык не  переходили. Ни намека
на обострение.  Ребятки даже шутить  пытались. Я бы  сказал,  вели себя  как
нормальные мужики, по-людски.
     Моя смена еще не закончилась, и я был вынужден выйти вон и вернуться на
рабочее  место. На  улице обстановка оставалась спокойной. Других  машин или
каких-то иных транспортных средств или предметов замечено не  было. Водитель
Масхадова,  отогнав  машину  с  дороги,  выключил  двигатель  и,  вроде  бы,
вздремнул.
     Примерно  через  полчаса  послышались  голоса  -  это гости,  отдохнув,
собрались  отъезжать. Выйдя за  ограждение,  "духи" сели в машину.  Масхадов
садился последним. Попрощавшись с каждым из пяти провожающих по отдельности,
он проронил: "Надеюсь, мужики, больше с вами не встретимся..."
     Наш  майор приказал  пропустить  УАЗ через  пост  и  удалился.  Объехав
ограждения,  машина  с  будущим  президентом  Чеченской  Республики  Ичкерия
рванула  дальше по трассе. "Навстречу новым  приключениям" - робко подытожил
я.
     Непонятная война.
     О том, что Начальника Штаба всех чеченских банд формирований можно было
взять в  п