оврежденным,  выбитые  стекла  и  двери  не в  счет,  и  поэтому  надежно
закрывало поваров от обстрела с тыла.
     Здорово бойцы! -  Сосед сильно стиснул ладонь  и яростно потряс за руку
сначала одного, а потом и второго бойца.
     Привет, потерянные в раю, - хором ответили они. - Кушать будете?
     А че там у вас? -  Сосед важно  нахмурился и заглянул в котелок.  -  Мы
ведь что попало не едим.
     Суп  гороховый!  - ответил боец, одетый  в черный  бушлат  и  рваные  в
коленях камуфляжные штаны. Был он  щуплый, высокий и худой, и каска, надетая
поверх солдатской шапки самого  маленького размера, сползала ему на глаза. -
Ща все будет чики-пуки и готово!
     Зашибись! - только и смог выдохнуть Сосед, пафос которого сразу пропал,
как водой смыло. - Нам плеснете? - он подсел к бойцам.
     Базара нет! А ты, не стой, не на параде,  - кивнул  мне другой боец. Он
был  без головного убора, в  рваном свитере и бронежилете. На ногах - жалкое
подобие  кроссовок.  Но  бросилось  в глаза  другое  -  ремень  его  штанов,
увешанный  гранатами  Ф-1,  магически притягивал  мой взгляд. "Зачем он туда
гранат  понавешал?"  - подумал я  -  "чуть его цепанут, и он сам  взлетит  к
ядрени фени на луну."
     Присаживайся!  Или  нет,  говорят,  у  вас  полная  машина  консервов и
колбасы. Может, принесешь чего.  Сапог  и про сыр что-то говорил. Прихватишь
чуточку?
     Ноу проблем, сэры! - заверил бойцов Сосед, а меня дернул за рукав:
     Вместе слетаем, принесем чего.
     Хлеб нужен? - я посмотрел в кипящий гороховым лакомством котелок.
     Не, хлеб есть. Тушенку давайте, да все тащите, что не жалко, - короткой
алюминиевой ложкой помешивая произведение своего кулинарного искусства, боец
в бронежилете скороговоркой повторил:
     Тушенку давайте, тушенку.
     Сбегаете?
     Мы  мигом! Только без нас не начинайте, не ломайте кайф первой ложки, -
шутливо, по-детски, пальцем пригрозил ему Сосед.
     Ага, ждем.
     Подбежав к бэшке,  мы открыли люк десантного отделения и осмотрели свои
богатства. Сыр, яйца  и  колбасу мы уже  съели,  оставалось  ящиков  по пять
тушенки и рыбных консервов. Хлеба тоже,  пока хватало. Взяли каждый  по  три
банки и  того и другого,  и  по буханке хлеба, все равно - плесневеть начал,
лучше уж съесть, чем потом выкинуть. А с бульончиком за милую душу съедим, и
думать не будем!
     Сосед дернул меня за плечо:
     Усман, подожди, давай автоматы  возьмем, вдруг пригодятся. Не бежать же
сюда за ними обратно.
     А  я без калаша никуда идти и не думаю. Мы  на войне находимся, а не на
заграничном  курорте, - я  достал автомат и проверил магазин.  В этот момент
раздалась  серия взрывов, но мы,  прикрытые  с одной стороны нашей  железной
коробочкой,  а  с другой -  котельной, даже  особо  не нагибались,  по звуку
определив, что грохнуло чуть левее от нас.
     Достали,  суки!  Вот  пожру,  и  за вас  примусь!  - словесно пригрозив
кому-то неизвестному,  Сосед для  уверенности  выпустил  очередь  в  сторону
бледно светящего солнца. - Козлы гребаные!
     А солнце тут при чем? Кончай выкобениваться, пошли!
     Рассовав  продукты  по карманам, мы  захлопнули люк и, пригнувшись и не
поднимая головы, побежали к ожидающему нас вкусному завтраку.
     Когда до супа осталось шагов двадцать,  я  почувствовал,  что что-то не
так. И точно - ни бойцов,  ни супа у здания не  было. "Исчезли,  бля! Кинули
нас, "махра" беспонтовая!"  -  зло подумал я, но тут же чуть не  захлебнулся
собственной слюной. На  месте, где три минуты  назад, в предвкушении сытного
завтрака  мы мило беседовали с  бойцами, зияла  воронка от 120 миллиметровой
мины.
     - Ахрене-еть! Суки! Суки!! Суки!!! - все громче крича, Сосед закрутился
волчком, поливая из калаша окрестности.
     Я  замер на месте. Слов не  было. Только  страх. Я боялся  шелохнуться,
боялся думать, боялся дышать, боялся говорить,  боялся жить. Я боялся  жить.
На мгновение я умер. Умер вместе с этими двумя пацанами, имя которых даже не
знал, не спросил, не поинтересовался.  Один - худой  и в каске, а другой - в
жилете  и с гранатами.  Варили гороховый  суп. Все, больше о них я ничего не
знаю.
     - Суки! Я  найду, кто это сделал! - у  Соседа  кончились  патроны и он,
отбросив автомат,  упал на колени. - Мы же  могли погибнуть вместе  с  ними!
Усман! Мы могли погибнуть с ними!!!
     Заглушая "вжики" пуль, послышался нарастающий гул и свист.
     - Мины! Усман,  бежим! - Сосед вскочил, поднял  автомат и уже был готов
дать деру. Но я охладил его пыл:
     - Я остаюсь здесь. Все! Я никуда не пойду!
     - Да ты че? Охренел? Здесь решил подыхать? Минометный обстрел!
     - Я никуда не пойду! И тебя не пущу! Кругом мины! - я рухнул на землю и
схватил Соседа за ноги. - Все заминировано! Стой!!!
     - Да не  заминировано! Это чечены  из  минометов стреляют!  Стреляют из
минометов! В  пацанов  попала  мина, выпущенная  из миномета! Она  с воздуха
прилетела, сверху на них упала! Тупой ты, татарин! Тебя чему в учебке учили?
А? Усман? Ты че, с ума бежишь? Крыша едет? Усман, не молчи!
     Я вспомнил про минометы - "подносы" или как их там. До войны видел пару
раз. Да где мне их видеть, если я целый год в части только и делал, что снег
кидал, да  лед долбил.  Лопата  и  лом -  вот оружие,  которым  я овладел  в
совершенстве.
     -  Извини, братан!  Извини,  торможу. Как же так, только мы с  ними тут
разговаривали...
     - Усман, все нормально, Усман!
     Сосед  сел  рядом,  вытянул  ноги и  закрыл  глаза. Глубоко вздохнув  и
сплюнув, он положил свою руку мне на плечо и заключил:
     - Ладно, посидим немного и пойдем. Хрен с ними, с минами.
     Я  успокоился.  Дрожь в  коленях прошла,  дыхание выровнялось,  тошнота
отступила,  зрачки  вернулись  в  орбиты. Я  снова  мог здраво рассуждать  и
принимать решения. Я поднялся на ноги, подобрал автомат:
     - Сосед, пошли отсюда, пока миной не накрыло.
     - Да-да, идем.
     - И пошли!
     Сосед открыл глаза и медленно встал.
     - А ты смотри, Усман, хорошо смотри, - он  показал на  обожженный кусок
человеческой ноги. Кусок  ноги  - от  колена  до  ступни - вот  и  все,  что
осталось  от двух молодых  парней. - Узнаешь кроссовки?  Это  он, который  в
жилете был. Был, да сплыл. А вон и пластины его. Смотри!
     В нескольких метрах, в  коричневой луже  крови лежал ярко-красный кусок
мяса.  Квадратный  такой,  сантиметров   пятнадцать  на  пятнадцать.  Рядом,
вплотную, валялся  обрывок бронежилета. Прямо на нем  лежала  граната, вся в
крови.
     -  Граната!  И как она  не разорвалась, не пойму!  Эх,  не пропадать же
добру, надо  забрать. Надо,  -  Сосед сел  на  колени  и  осторожно подобрал
гранату. - Извини, боец,  но  тебе  она больше не пригодиться. Извини.  А  я
использую ее по  назначению, я отомщу им за тебя твоей  же гранатой. Извини,
боец, но мне эта граната нужней.
     Он встал, обтер гранату об штаны и поклонился до самой земли:
     - Извини, боец.
     Потрясенный увиденным, я почти потерял сознание,  похолодел и  покрылся
испариной.  Голова закружилась,  ноги  подкосились под весом  враз обмякшего
тела. Вцепившись в цевье калаша, я прошептал:
     - Пошли отсюда...
     Не  обращая  внимания  на  упорство автоматных очередей, я  поплелся  в
сторону зданий,  где  засела "махра".  Сосед,  молча постояв  еще  несколько
секунд,  поднял  кусок  бронежилета  и  накрыл им  останки радушного  бойца,
искренне желавшего угостить нас свежим завтраком. Гороховым супом.

Тридцать первый.
     Сидели  внутри  котельной, ужинали. Набор  продуктов  небольшой:  рис в
банке,  тушенка,  да рыбные консервы - килька  в  томатном соусе. Еда не для
гурманов, для
     бойцов. И что бы как-то скрасить  сей скорбный прием пищи, мы вспомнили
о  спиртном.  Голосованием  единогласно постановили,  что  черный  день,  на
который оставляли бальзам, наступил именно сегодня. С удовольствием, одна за
одной,  мы осушили  все  бутылки  - выпили весь  запас знаменитого бальзама.
Согрелись, опьянели, расслабились, раздобрели. Сидели и шутили шутки.
     - ... да-да-да, так и сказал, "копайте от забора и до обеда", - смеялся
Сапог. - Вот дурень был, этот наш прапор!
     Чтобы не отморозить "личное имущество", я  сидел не на  голом бетоне, а
на своем бронежилете,  который  хоть  и  слабо,  но  защищал  мою задницу от
холода. Ноги поджал под себя и старался шевелить пальцами, а то мокрые носки
неприятно студили  ступни. Руки  скрестил на  груди. Голову  я  прислонил  к
стене, глаза закрыл и  старательно косил под  пьяного, пытаясь поймать кайф.
Думать о чем-либо не хотелось, устал.
     Сосед отдыхал справа от меня и полностью копировал мою позу. Виноград и
Сапог примостились напротив, и активно обсуждали очередной анекдот. Еще трое
бойцов устроились  между нами.  Они, вытянув ноги, замыкали  общий полукруг.
Автоматы и каски  лежали  рядом, в коридоре у стены. Пустые консервные банки
мы, собрав в кучу, неспешно кидали в угол занятого нами помещения.
     Все слышали, что начался минометный обстрел, но большого значения этому
не придали - свою отрицательную роль здесь сыграл алкоголь - и оставались на
своих  местах.  Минометный  обстрел,  своим  свистящим воем летящей  с  неба
смерти, каждый день сводил меня с ума.  Это так страшно и неприятно  - свист
летящей в  тебя  мины. Свист, плавно переходящий в  гул, всегда  забивал мое
тело страхом. Страхом ужасной, разрывающей меня на кровавые обрубки, смерти.
Умирать я  не хотел.  Перспектива стать инвалидом  меня,  конечно,  тоже  не
радовала, и в  плен попадать желания  не было,  но все  другие страхи быстро
меркли перед страхом смерти. Смерти от мины.
     Взрыв страшной силы прогремел как всегда неожиданно. Кирпичная стена за
спинами мотострелков треснула и обрушилась на их головы. Меня оглушило и  я,
на десяток секунд, потерял ориентацию  в замкнутом пространстве красно-серой
пыли,  забившей  мне нос,  рот  и  уши. Голова  загудела  звуком авиационных
двигателей,   видимо   меня   слегка  контузило.   Постепенно   зрение   мое
восстановилось, но я  смотрел  на мир глазами наркомана  - все непонятно и в
тумане.  Покашливая, я сорвал шлем и ощупал голову  - вроде,  череп в норме.
Ноги,  руки, грудь,  живот, пах -  я потрогал все, и с радостью отметил, что
ничего  не болит. Опираясь на остатки стены, я медленно попытался  встать на
ноги. С четвертой  попытки  мне  это удалось -  шатаясь, я  стоял и  шальным
взглядом рыскал в облаке пыли, пытаясь  понять, что стало с остальными. Все,
кто  серьезно  не  пострадал,  вскочили  и,  не дожидаясь повторных взрывов,
ломанулись на улицу. В котельной остались только я и Сапог.
     Сапог лежал на животе, но в абсолютно неестественной позе: ноги, выгнув
колени  в  обратную  сторону,  запрокинулись  на спину,  руки, скрючившись и
пальцами  сцепившись  между собой,  торчали  поверх  ступней,  голова, почти
надвое расколотая кирпичом, судорожно  дрыгалась  вверх-вниз. Крови почти не
было  видно, все  засыпало  мелкой кирпичной крошкой.  Я заплакал и, схватив
Сапога  в  охапку,  выбежал  на  улицу.  Кругом  все  взрывалось и  моросило
осколками,  землей  и  стройматериалом.  Пригнув  голову,  я   с  предельной
скоростью помчался к  зданию, в котором,  по словам мотострелков, находилось
что-то типа полевого госпиталя.
     За  стеной,  прямо у  входа в  здание, дежурили  два бойца. Окинув меня
равнодушным  взглядом, они  указали мне на  лестницу  в подвал. Стараясь  не
трясти залитую кровью голову друга, я осторожно спустился вниз.
     Ничего более  жуткого я,  в  своей  недолгой  жизни,  еще не  видел.  В
подвале, и справа, и  слева  от ступенек лестницы, по  которой  я только что
спустился, на старых разодранных одеялах аккуратно сложенными  в  ряд лежали
тела  наших  солдат.  Разные  тела  - обгоревшие,  без  рук  и  без  ног,  с
вывернутыми  наружу  внутренностями,  с   размноженными  черепами,  с   едва
заметными  дырочками  от пуль.  В тусклом свете одиноко мерцавшей засаленной
лампочки, все это походило на ад,  огненным  смерчем выжегшим эту землю и  в
поисках новых жертв ушедшим дальше.
     Пораженный такой страшной картиной  я молча стоял и плакал от бессилия.
Как-то  машинально  руки  мои  разжались  и опустились,  бесформенной  кучей
выронив тело друга на утоптанный песчаный пол.
     Я  не  заметил,  как  из  темноты  появился  боец.  Он  дыхнул на  меня
перегаром, потряс за плечи и крикнул:
     - Ты не стой здесь, иди наверх.
     - А он? - тихо отозвался я.
     - Я сам о нем позабочусь. Иди.
     - А они?
     - Погибли. Мотострелки из  81-ой.  Их сейчас только принесли. Их  ровно
тридцать. Твой, если уже умер, - тридцать первый.
     - Тридцать первый... Это Сапог...  Мой  друг... Помоги ему... Он жив, я
чувствую, он жив. Он - не тридцать первый, он живой. Его надо спасти.
     - Ты иди, я помогу, - боец, полотенцем вытерев мне лицо, развернул меня
к лестнице. - Иди-иди, подымайся.
     Глухо шаркая  по бетонным  ступеням, я очень-очень медленно поднялся до
первого этажа. Один из бойцов караула, схватил меня за руку и остановил:
     - Эй, ты как, в порядке?
     - Тридцать первый, -  безразличным голосом  ответил ему  я, и вышел под
обстрел на улицу.
     Бойца по прозвищу Сапог я больше никогда не видел.

     Братья.
     - Задолбала  такая  жизнь! Все!  Не  могу я  так! Лучше погибнуть,  чем
сидеть здесь  и смотреть на это! Эй, Усман, собирайся! Едем к своим! - Сосед
в  ярости  отшвырнул с брони  пустую коробку  из-под патронов к ПКТ.  - Чего
ждать? Пока они придут сюда и здесь нас поцокают? Нет! Уезжаем прямо сейчас!
     Сосед завел  машину и  на прощание махнул  рукой самарцам,  толпившимся
вокруг какого-то офицера, щедро раздававшего бойцам пачки с сигаретами.
     - Эй, братва! Счастливо оставаться! - он  сжал пальцы в кулак и с силой
выкинул его в воздух. - Но пасаран, мужики!
     Самарцы помахали ему в ответ.
     - Скатертью дорожка! Долгих лет жизни! Гуд-бай, ребята! - кричал кто-то
из толпы. - Гуд-бай! Ни пуха!
     Сосед  забрался  на свое  место  и,  высунув  голову  в  открытый  люк,
скомандовал:
     - Усман, на место!
     Я  повиновался.  Деваться некуда. Не  оставаться  же  здесь  одному  на
съедение чеченским волкам. Я залез в машину и закрыл свой люк. Дернул Соседа
за руку:
     - Спрячь голову  и люк  закрой! Или хочешь,  чтобы  снайпер тебе  башку
отстрелил?
     Настала  очередь Соседа  беспрекословно послушать мое  наставление.  Он
закрыл люк и недовольно фыркнул:
     - Не вижу я так ни фига!
     - Ничего,  неделю сидел на одном месте, все  видел! А  от пяти минут не
убудет!
     - Тебе хорошо говорить!
     - А чего хорошего? Если подобьют, все равно вместе сгорим.
     - Не каркай, скажешь тоже, "подобьют"...
     Минут двадцать мы на полной скорости неслись по улицам Грозного. Искали
знакомые здания,  но ничего интересного не  нашли,  - все  вокруг  одинаково
грязное, серое и разрушенное. Изуродованное войной.
     "Берлин 45-го" - уныло подумал я, но Сосед перебил:
     - Сталинград 43-го.
     Обогнув какой-то обгорелый  кинотеатр  (или Дом Культуры), выезжаем  на
небольшую квадратную площадь. Картина  впечатляющая - повсюду дымят подбитые
танки, БМП и БТРы, а вперемешку с  оторванными башнями,  колесами, траками и
бронелистами  валяются обезображенные  людские трупы. Не знаю чьи - наши или
духовские. Скорее  всего  - вперемешку.  Кто-то, контролирующий опоясывающие
площадь четырехэтажки,  завидев  нашу движущуюся  бэшку, открывает огонь  из
автоматов и  гранатометов. Что-то  попадает  в установленный на нашей  башне
прожектор и взрывает его. Но мы едем дальше.
     На пути  попадаются  и  наши  солдаты,  перебегающие  дорогу  в  разных
направлениях  и  необращающие  на  коробочку никакого  внимания,  и боевики,
сидящие на обочине и удивленно  глазеющие вслед нашей, быстро удаляющейся от
них, БМП.
     Несколько раз,  круто  вырулив  из кварталов,  мы едва  не  наезжали на
женщин славянской наружности. Они стояли скученными группами  по четыре-пять
человек  вдоль  узких дорог. Держали какие-то таблички в руках.  У некоторых
таблички висели  на  груди. Сосед притормозил около  одной из  женщин. Не по
сезону легко одетая, худая седовласая мать держала в руках белый самодельный
плакат, где большими черными буквами было написано:  "Ищу сына, ф.и.о., 1975
г.р. из 131  омсбр ".  Мурашки  побежали  по моей спине, когда  я,  прочитав
страшные слова  плаката, представил  на  месте этой несчастной женщины  свою
мать. Не дай Бог ей оказаться в таком положении!
     - Вот дерьмо! - только и смог подумать я о трагедии этих людей.
     - Да,  бардак! - откликнулся Сосед не отрываясь  от управления скачущей
по колдобинам коробочки. - Не повезло. Влетели люди по-крупному!
     Дорогу преградила искусственно насыпанная преграда.
     - Приехали, бля! - разочаровался я.
     - Гребаный город! - заорал Сосед,  пытаясь с первого наскока преодолеть
внезапно возникшее препятствие. Не тут-то  было, подергавшись и покрутившись
на месте, мы заглохли:
     - Приехали, бля-буду-мантана!
     Не успели мы отдышаться и оглядеться, как к машине подбежали трое.
     - Вас к  нам на помощь прислали? А  что так долго? - увидев мою голову,
поднимающуюся из открытого люка, спросил один из них.
     - Вы где катались, паразиты? Целый час прошел, как мне передали, что вы
выехали к нам! - прокричал другой, с эсведэшкой в руках.
     -  Да мы не к вам, мы своих ищем! - ответил я. Но его  мой ответ как-то
мало волновал:
     -  А что, вы  только  двое? Где остальные? Почему  десантное  отделение
пустое? Я еще с вами разберусь, обезьяны!
     - Вы  зачем  так орете? - на свет  появился бойкий на язык Сосед.  - Вы
кто?
     - Майор ***, разведбат *** вдд, - перестал ругаться тот, который был со
снайперской винтовкой. - Вы что, не к нам?
     -  Нет,  товарищ  майор, мы своих  ищем,  - вежливо улыбнулся  Сосед  и
вкратце описал офицеру наши последние злоключения.
     - Тогда понятно. Но рядом ваших нет. Это точно. Рядом только чечены. Мы
отсюда второй день выйти не можем, технику  ждем. Но  на вашу БМП мы  все не
полезем. Нужны  еще две коробки. Плюс убитые и раненые, - почесал подбородок
майор. - Слушайте, вы лучше здесь останьтесь,  помогите  нам, а завтра я вам
помогу.  Придет  техника  -  вместе  отсюда  и  выйдем.  Потом  найдем  ваше
подразделение, обещаю. Ну как, согласны?
     - А куда матросу  деваться из подводной лодки? Согласны! - бодро кивнул
Сосед.
     Мы  помогли разведчикам сгруппироваться и  закрепиться на  обозначенной
местности - быстро подготовились  к ночной  обороне кирпичной двухподъездной
пятиэтажки. Заложили камнями и  кирпичами  окна,  завалили барахлом проходы,
заминировали подвальные  лестницы.  Притаились и  ждали врага у  самодельных
бойниц  - я с  РПК,  Сосед с  ПКТ. Но  никто на  нас не напал. Где-то  сбоку
стреляли, но ближе к нам - тишина. И хорошо, что так.
     Стемнело.  Дело  запахло  ужином.  Разведчики  обещали  угостить чем-то
вкусненьким,  и мы  с  нетерпением  ждали  приглашения к  столу.  Скоро  оно
последовало:
     - Мужики, айда, бросайте свой трактор, пошли кушать.
     - Идем-идем, сейчас, - сразу выскочил я.
     Мы  вошли  в одну из квартир на  первом этаже, где нас уже ждали пятеро
разведчиков. Все устроились на полу, так как мебель отсутствовала полностью,
видимо мародеры  поработали на  славу, вытащив из  оставленных  квартир  все
нажитое бежавшими хозяевами имущество.
     Подкрепились холодной  кашей-сечкой и  тушенкой. Попили полупрозрачного
чаю  с  сахаром.  Все  обыденно,  ничего  вкусненького.  Мы  уже  встали  и,
поблагодарив пацанов за радушный  прием, собирались отойти на позиции, когда
новые хозяева квартиры вспомнили о самом главном.
     - Мужики, мне кажется,  что что-то грустно мы сидим. Может, дербалызнем
по  стаканчику? - воровато  оглядываясь,  спросил один из  разведчиков,  сам
худой и нес