тебя в губораскатнический институт, ха!
     -  Урод  полуграмотный!  -  отмахнувшись  от  Сапога,  Виноград  устало
уставился  в  зарево далекого пожара. -  Я бы еще сказал,  почему у духов  и
оружия, и боеприпасов  больше, чем у  нас. Сами-то они его не производят. Ни
патронов, ни автоматов,  ни, тем более, танков. А ведь у них все есть, и все
новое. Спрашивается, откуда?
     - И откуда?- поинтересовался я.
     - Схема простая. Сначала...
     - Ладно тебе, - Сосед пресек нашу последнюю попытку продлить дебаты.  -
Лучше  скажи,  доживем мы  до  конца  войны?  -  он  убрал  остатки  пищи  с
воображаемого стола и выжидающе посмотрел на собеседника.
     - Вин, скажи! - я положил руку ему на плечо.
     - Хренушки... - совсем не весело рассмеялся Виноград, - хренушки...

Вишневое варение.
     Стояли у  трехэтажки,  разговаривали.  Я,  Сосед  и  Сапог.  Удивлялись
услышанному по радио: возмущались, по-своему, в тихушку, бунтовали, обзывали
всеми  известными  неприличными словами  высокое штабное  начальство.  А все
из-за того, что утром по радио передали  сводку  по убитым и раненым в наших
войсках  за истекшие сутки. Нам, всем четверым,  показалось, что  количество
убитых  сильно занижено. Даже не показалось,  а  мы точно знали,  что убитых
гораздо больше. В  действительности, только по 81-му полку потерь было в два
раза  больше,  чем "по  официальным  данным" во  всей  группировке  войск  в
Грозном.
     -  Опять  наша  страна  пытается нас надуть.  Что  за  хренатень такая?
Нам-то, зачем по ушам ездить, если мы сами живые свидетели этих потерь. Сами
чуть потерями  не стали!  Говнюки,  они что, не понимают,  что такой фальшью
только злят  нас! Уроды, лучше  бы позаботились  о  том,  как  трупы с  улиц
собрать, да на родину на погребение отправить! - голосил Сапог. - Что у  нас
за армия  вшивая, если  даже погибших  героев не  уважает, в  своих  крысьих
интересах скрывает их честные фамилии!
     - Бля, тут эти собаки гребучие, трупы наших пацанов грызут, а им - хоть
бы  хрен! Песни поют  о  минимальных потерях  и  максимальных  успехах, -  я
угрожающе скривил рот  в  жалком подобии ухмылки.  - Я  за  эти  дни столько
дерьма увидел, что мне  на  всю оставшуюся  жизнь хватит! Мутят всякую чушь,
сволочи!
     - Кретин ты, Усман, - постучал мне по лбу Сосед. -  Данные искажают для
того, чтобы  поднять боевой дух оставшегося в  живых  солдата,  то есть твой
боевой  дух. Типа  "все окей, духаны  воевать не  умеют, еще  чуть-чуть и мы
победим". Понял?
     - А я не хочу понимать!
     - Ну тогда...
     - Пацаны! Пацаны! - прервал наши жаркие дебаты голос Винограда.
     - О, зырьте! Виноград прется. Опять где-то жратвы надыбал!  - показал я
на него пальцем.
     Виноград трусцой спешил к нам:
     - Во, там, в подвальчике нашел! Наткнулся ногой, пошарил, взял на руки,
смотрю - варение. Все, думаю, живем! Есть с чем чаек погонять!
     Он, восстанавливая сбитое дыхание, охал и  плевался, но,  одновременно,
спешно вытирал трехлитровую  банку с  варением. Несколько раз похвалив себя,
любимого,  Виноград  полюбовался находкой и, практически  натерев  банку  до
прозрачного блеска, передал ее мне.
     -  Держи,  Усман! Спрячь  в  коробочке,  а  будет  время, вечерком  чаи
погоняем и похаваем.  Только  не  урони,  а то башку твою кудрявую оторву  и
чеченам сдам на память. Любишь варение?
     - Вишневое,  мое любимое, - громко облизнулся я.  - Может, прямо сейчас
схаваем? Че на завтра оставлять то, что можно съесть сегодня?
     - Доверь козе капусту.
     - Ты кого с козлом сравниваешь? Я наводчик-оператор, а не мент.
     - Да это пословица такая.
     -  Нашли козла отпущение. Я  вам такого козла покажу, не обрадуетесь. А
это, - я, держа банку за  крышку двумя пальцами на весу, поднес  ее к самому
своему лицу, - это я сожру один. За возмещение морального ущерба.
     "Пух!" -  банка лопнула и  рассыпалась на  мелкие  кусочки. Меня  всего
осыпало  малюсенькими  стекляшками и залило сладким  варением. С шеи и груди
виноградными  гроздьями свисали  и  капали  сморщенные пунцовые  вишенки,  а
стеклянные градинки хрустели не хуже первого ноябрьского инея. По счастливой
случайности  стекло  не попало ни в глаза, ни в приоткрытый на радостях рот.
Продолжая  держать  у  заляпанного  варением   лица  пластиковую  крышку,  я
недоуменно посмотрел на пацанов.  А  они  и сами обалдели от  неожиданности.
Через секунд десять наше шоковое состояние прервал автомат Сапога,  висевший
на  его левом  плече. Автомат резко вздрогнул, и  от него отвалились крупные
щепки раздробленного приклада.
     - Снайпер!!! - заорали мы всей толпой и рухнули на землю.
     Снайпер продолжал  методично обстреливать нас,  но  успеха добиться  не
смог.  Мы заползли в подъезд, забежали  в первую попавшуюся квартиру, благо,
дверь  оказалась  выбитой, и сели на  полу  на кухне. Мебели  никакой там не
осталось - мародеры  все вынесли, даже табуреток  не  было,  а газовая плита
валялась  в  проходе и загораживала  проход в какую-то  комнату.  Но это  не
важно,  главное  -  окна  выходили  в  противоположную от  позиции  снайпера
сторону.  Мы  успокоились Поудобнее прислонившись к стене и вытянув уставшие
ноги, я, успевая громко ругаться, стирал липкое варение с лица:
     - Вот сука, а! Чуть мозги мне не вышиб!
     -  Мазила  хренов!  Напугал  до боли в жопе! Ладно приклад  отшиб, а не
руку!
     - Кончать надо этих духанов! Заколебали уже, суки!
     -  Кажется  мне, что  снайпер этот  специально  вас  не снял.  Поиграл,
показал,  что все видит и все контролирует, - сделал резюме Виноград. - Если
бы  он  хотел,  он бы не  банку  разнес, а башку  твою. Повезло тебе, Усман,
повезло.
     -  Слышь,  Усман,  ты  же  этот,  мусульманин. Ты, давай, сиди и молись
своему Аллаху, он  же и у тебя, и у  снайпера  этого - один, этот ваш Аллах.
Вот и  попроси его о помощи. Только хорошо проси,  а то, наверняка, и  духан
этот  тоже  сидит в своем укрытии и  Аллаха молит, что бы  тебя, в следующий
раз, снять. Так что - кто Всевышнего перемолит, тот и победит. Давай, Усман,
молись,  твоя  жизнь - в  твоих  молитвах! -  кряхтя  и  вытирая со лба пот,
посоветовал Сосед. - Молись, а я послушаю, может, и мне это поможет.
     -   Вот  тебе  и  варение.  Поели,   аж  устали   доедать,  -  Виноград
разочарованно  посмотрел  на мои красные от варения руки.- Вишневое варение,
сгреб вашу мать! Эх, скоты, лишили ребенка последней сладости. Совести у вас
нет. Разбить три литра отличного варения! Варвары... вар-ва-ры...

Рикошет.
     Самарцы  долбили  девятиэтажку  из  всех  видов  оружия.  Грохот  стоял
невообразимый. Думал, что после такой  канонады  оглохну  или,  как минимум,
стану инвалидом по  слуху. Земля,  пытаясь уйти из-под ног,  шевелилась  как
живая. Дом вибрировал, но стоял крепко,  не рассыпался. Строили его, видать,
качественно.
     Не знаю зачем, но духи не отсиживались в укрытиях, а  пытались отвечать
на  наш  ураганный  огонь.  Они тоже палили из  всего, что там  у  них было.
Палили, зная о своей неотвратимой кончине. Не боялись умереть что-ли. Нам бы
их смелость. Нет, это все  же не  смелость,  а безрассудство, сумасбродство,
наплевательское  отношение к своей собственной жизни. Боевики в девятиэтажке
просто  смирились  с тем, что они -  смертники,  поэтому  и  не  бежали,  не
отлеживались,  а  сопротивлялись. Они  или  наркоманы,  или,  действительно,
фанатики  какие-нибудь, реальные верующие. Но  скорее - накаченные  героином
салаги, которым без разницы, за что погибать.
     Мы с  Соседом  сидели в своей  БМП.  Нам в  атаку  идти  не  разрешили.
Приказали сторожить бэшку. Но эмоции, адреналин, азарт  - в нас всего было в
переизбытке.  Хотелось  стрелять.  Мочить  духов.  Разрушить  их  постройки.
Уничтожить этот дом, сравнять его с землей, опустить "ниже уровня моря".
     Прошло больше трех часов. Руки  по-прежнему чесались стрелять, но мы не
вмешивались, наблюдали за боем со стороны.
     Мимо нас пронесли раненых, человек тридцать. Некоторые молчали - может,
терпели,  а  может, потеряли  сознание.  Но большинство кричали, матерились,
плакали, угрожали вернуться и разделаться со своими обидчиками. Нам по новой
захотелось в бой  -  отомстить  и  за этих пацанов, и  за  нас  самих, но мы
мужественно терпели, отодвигая чувства на задний план.
     Когда  мимо  нас потянулась  очередная вереница  бойцов  с  носилками и
одеялами, на которых лежали убитые и раненые, наше терпение лопнуло.
     -  Бля, не могу  смотреть! Давай, снимай с полозьев ПКТ! Разнесем их на
хер! -  Сосед вытащил ящики с патронами  и принялся убирать мусор с бетонной
площадки.
     - На хрена?
     - Да ты че? Опух? Снимай, я сказал! Или будешь ждать, пока они и до нас
доберутся? -  Сосед  уже  организовал  место для установки пулемета. - Давай
быстрее!
     Чуток  повозившись, я  снял с бэшки  пулемет  и  передал его Соседу. Он
помучился немного с  установкой, но поставил его  грамотно и, хищно  сверкая
глазами, приготовился открыть огонь.
     - Куда стрелять, знаете? - перед нами возник боец.
     - Куда? - растерялся Сосед, но осмотрев бойца кивнул:
     - А ты, кто такой?
     - Раненого относил. Назад  иду. Только там делать  нефиг,  наши  уже  в
здание вошли. И вы, отсюда не стреляйте, своих заденете.
     -  В  здание  вошли, -  повторил  Сосед, -  отсюда не  стреляйте, своих
заденете.
     - Точно говорю. Вы лучше из пушки долбаните по верхним этажам,  или  из
гранатомета. Есть гранатомет?
     - "Муха" есть, два выстрела. А ты че, умеешь? - спросил я недоверчиво.
     - А ты че, нет? - удивился он.
     - Ни разу не стрелял. Не учили.
     -  Давай,  покажу,  ничего  сложного.  А  может,  и  АГС  у  вас  есть?
Постреляем, если что.
     - Постреляем! Только я и с него ни разу еще не стрелял.
     -  А  че  ты мне втираешь, что стрелять не учили. Не может такого быть!
Кто твой командир? Номер части?
     - Ты кто такой, КГБ что-ли? Я никому не обязан  ничего говорить. Хочу -
говорю, не хочу - пошлю на три известные буквы.
     - Пошлешь старшего по званию?
     - А ты кто? - я придирчиво оглядел бойца.
     Невысокий, чуть выше  меня, плотненький. В берцах, бушлат рваный, каска
загаженная,  знаков  отличия нет.  Лицо  грязное, не  разглядеть  толком, но
морщины на лбу и под глазами достаточно глубокие, и значит ему, как минимум,
лет тридцать пять. Здесь, и в таком возрасте, вероятнее всего - офицер.
     - Извините, вас от рядового бойца не отличишь.
     - А вот это хорошо! Так держать, боец!
     Я достал "Муху" и осторожно передал офицеру.
     -  Учись, трудного ничего  нет. Для  неграмотных тут и инструкция есть.
Читать-то,  надеюсь,  умеешь?  Ладно, смотри,  просто делаешь вот так, - он,
злорадствуя, смачно сплюнул и нацелился в  сторону девятиэтажки. -  Компания
Джонсон энд Джонсон представляет одноразовый гранатомет РПГ-18. Ловите, духи
черномазые! Новогодний подарочек от ... Как тебя?
     - Усман.
     - ... от Усмана! - офицер выстрелил навесом, чтобы случайно  не угодить
в наш спаситель-забор.
     Мощный взрыв порушил  часть стены  шестого этажа, выдав вверх неслабое,
темно-серое, бетонно-блочное облако.
     - Ух ты! - я подпрыгнул от удовольствия. - Трындец там кому-то!
     Схватив второй,  последний выстрел, я спешно повторил  процедуру, ранее
проделанную офицером. Толком не прицеливаясь, я встал на колено и выстрелил.
"Вшу-у-уй!" - оставляя  едва  заметную белесую  полосу, заряд  устремился  к
заданной цели. Попал  примерно  туда же,  что  и первый, но взрыв  получился
более колоритным  и смотрибельным, чем  предыдущий. Рвануло  как в  кино - с
высоким столбом пламени, пожирающим все живое и не живое.
     -  Получите,  уроды, подарок  от  сына  татарского  народа!  -  чувство
гордости за проделанную работу переполняло меня.
     -  Зашибись рвануло! В  боеприпасы что-ли попал?  - офицер  закурил  и,
понюхав сигаретного дыма, спросил:
     - Ты из Татарии вроде родом?
     - Да! - я отбросил ненужный тубус. - А чего?
     - Зря ты радуешься.
     - Чему зря радуюсь?
     - Скажу тебе по секрету, как боевой офицер  младшему товарищу, что есть
новый приказ. Секретный.
     - И что там? - забеспокоился я.
     - Через две недели,  когда раскутачим  всю  Чечню, поворачиваем танки и
идем прямым ходом на Татарию. Восстанавливать конституционный порядок.
     В  голове   закружились   страшные  картины  возможного   будущего.   Я
представил,  как  танки  обстреливают  мою  деревню и,  круша на своем  пути
хозяйственные  постройки,  ровняют  с  землей  мой  дом.  Я представил,  как
ненасытный огонь пожирает наши золотистые  ржаные поля и  взрывает  нефтяные
вышки. Я представил перепуганных,  бегущих в неизвестность людей. Представил
отца, стоящего на дороге с  охотничьим  ружьем в руках, и еле сдержал слезы.
Настроение испортилось  безвозвратно. Неужели это возможно? Впервые,  как-то
подсознательно, я пожалел чеченцев: "Народ, в принципе, и  не виноват. Из-за
придурка Дудаева страдает вся Республика. За что? Блин, а вдруг я только что
убил не боевиков, а мирных жителей, не  успевших покинуть свои квартиры? Что
за дурдом! Неужели и у нас так будет? О, Аллах, помоги мне, грешному!"
     Офицер, посмотрев в мое окаменевшее лицо, спешно попрощался:
     -  Не унывай,  татарин! Если  ваш президент отдаст  нефть  добровольно,
может войны и не будет. России - нефть,  Татарии - свобода! Давай, счастливо
оставаться.
     Выкинув окурок, он трусцой  побежал к месту боя.  Я затравленно смотрел
ему в след. Что делать?
     - Не грузись! Воевать надо! - вмешался в мои мысли Сосед. - Отойди!
     - Он же сказал, не стрелять, - я загораживал Соседу видимость.
     - А я говорю - отойди!
     Отодвинув меня от ствола пулемета, Сосед дал длинную очередь по верхним
этажам  окончательно  задолбленной  девятиэтажки.  Следов  попадания  мы  не
видели, далековато.
     - Мощная штука, не слабее твоей "Мухи"! Постреляешь?
     - Не...
     - Да не грузись ты, не нужна нам твоя Татария!
     - Что значит "нам"?
     Сосед не ответил, а улыбнулся и продолжил обстрел здания:
     - Ну, как вам там, а? Жарко, суки?! Получите и распишитесь!
     Сосед  расстрелял две коробки патронов и  радостно всматривался в стены
по-прежнему  атакуемого  нашими  солдатами дома.  Я  сидел  рядом  и думал о
перспективах военной кампании России против родного  Татарстана. Волновался,
сердце  билось  громче   разрывов  авиабомб,  в   висках  стучало,  я  начал
задыхаться.  Мне  перестало  казаться, что  такое  невозможно. После Чечни -
возможно все!
     Вдруг, откуда не возьмись,  появился Виноград. Посмотрел на нас и  тоже
решил принять участие в  уничтожении  противника. Взял  РПК и с  рук, как  в
американском кино, стал  вторить Соседу, отправляя в  девятиэтажку тучи пуль
5,45.
     И так - минут двадцать.
     -  Етит вашу мать!  -  обогнув забор, навстречу  нам  бежал боец. - Кто
стрелял? Кто стрелял, козлы?
     Остановившись, он долго не  мог  успокоить  дыхание  и, тяжело выдыхая,
вытирал пот со лба. Мы молчали.
     - Майор ***! Мои  штурмуют здание! А отсюда лупанули  из пулемета! - он
снял бушлат  и  бросил  его на бетон.  -  Какого,  спрашивается,  хрена? Кто
стрелял и по какой надобности? Вы стреляли?
     - Я стрелял, - тихо признался Виноград.
     - У меня, бля, сегодня итак, пятьдесят человек полегло! И ты тут, козел
безрогий! - отчаявшись, майор махнул рукой, присел и закурил. - Скажи, боец,
какого хрена ты отсюда  стрелял? Насмотрелся фильмов и решил поиграть? Рэмбо
хренов! Может, наградить тебя?
     - За что, товарищ майор?
     - Скоро сам увидишь! Салага,  бля, долбанутый!  Даже бить  тебя,  и  то
желания нет! Козел! - майор  встал и, окатив нас пренебрежительным взглядом,
пошел по направлению к временному штабу самарских. - Поиграть  решили, вояки
хреновы.  Что  же вы в  атаку  под  пули не  идете?  Из-за спины  бьете. Эх,
понабрали детей...
     Через  минуты три мы увидели двух  бойцов, бежавших с раненым на руках.
Парень  обмяк и обвис на своих товарищах. Рана  была тяжелой - из  пробитого
горла  фонтанчиком  била  кровь.  Раненый  дрожал  неестественной  дрожью  и
несколько раз резко дернулся, похоже, отходя в мир иной.
     - Что с ним? - Сосед, посмотрев на раненого, покраснел и вспотел.
     -  Мы  на  втором  этаже на  лестнице  с  двумя духами бились. Он стоял
напротив окна. Пуля попала в горло... сзади... рикошетом...
     - А духов че, грохнули?
     - Когда его ранило, мы уже срубили духов...
     Бойцы  ушли, оставив  нас наедине  с  нашими мыслями.  Мы  молчали.  Не
слышали и не видели ничего. Просто сидели и молчали.
     -  Это  я его... задел... я... - Виноград пнул ящик  из-под  патронов и
посмотрел на пулемет. - Это я его... убил...

Гороховый суп.
     Утро.  Семь  часов.  Просыпаюсь. Спал  хорошо,  не  жалуюсь.  Но  глаза
открывать  не хочется, хочется спать до бесконечности, до конца войны, чтобы
открыл  глаза  и  раз - ты уже  дома. Но и спать страшно, придется  встать и
вылезти  наружу. Открываю  глаза - возвращаюсь  к  реальности, которую и  не
покидал. "Вжик, вжик, вжик, вжик, вжик..." - тот же свист пуль, что и вчера,
и позавчера, и, кажется, всю жизнь, целую  вечность  одно  и то же -  "вжик,
вжик, вжик, вжик, вжик...". Спал-то всего ничего - четыре  часа, а бок ноет,
будто  на голом льду лежал неделю.  Тут почки застудить  - за делать  нефиг,
быстро, как в  аду поджариться.  Чувствую, еще  пару дней такого скрюченного
недосыпания внутри бэхи, и все - или от простуды загнусь, или с ума сойду.
     Сосед   тоже   проснулся:   дергается,   ворчит   чего-то   недовольно,
постанывает, поскуливает. Я трясу его за плечо:
     Сосед! Мыться пошли!
     Пошел ты! Никуда я отсюда не пойду, мне и здесь хорошо. Домой хочу!
     Сосед!
     -  О-о-о! Иду, иду,  -  Сосед, сморщившись  от неприятных предвкушений,
поднимает свои опухшие веки. - Иду, будь ты неладен.
     Отбрасываю  спальник,  открываю  люк,  выбираюсь  наружу.  Сосед  лезет
следом:
     Ну, че? Кончилась война?
     Свист пуль ему в ответ.
     Сам  знаю,  что  нет.  И  спросить  уже  нельзя!  -  он  взял  какие-то
замасленные рваные тряпки. - Усман! Мыться пошли!
     Идти мыться  - это значит подбежать к забору, под которым лежит  тонкий
слой черного как  смоль  снега, согнуться  в три погибели, чтоб ненароком не
задело осколками или еще чем, соскоблить с земли снег и тщательно  размазать
его по лицу и шее. Когда  под тройным слоем липкой слизи  уже не видно лица,
полученный  концентрат следует смыть  водой из фляжки. Благо, хоть вода пока
есть, ее из Сунжи бидонами натаскали  наши новые друзья, а мы позаимствовали
этой мутной речной жидкости у них.
     Закончив  водные процедуры, мы обтерлись тряпками и выкинули их тут же,
у забора.
     Хорошо!  -  к Соседу  вернулись  его  обычная  беззаботность  и  бодрое
расположение духа. - Че будем делать? Может, пожрем? Жрать охота!
     Пошли,  консервы  пожуем. Делать  все равно нечего, хоть пузо наполним,
может жить легче станет.
     Я выпрямился, потянулся,  вдохнул полной грудью,  и ... уловил приятный
запах свежего супчика. Невероятно!  Я не верил  самому себе, но  сквозь вонь
пожарищ  мой  чуткий нос уловил столь непривычные  для этих  мест оживляющие
пары деликатеса. Вру, конечно, ничего я  не вынюхал, я ж не  собака Павлова.
Заметил краем глаза бойцов на четвереньках и смекнул,  что  к чему. Да какая
разница.
     Ого! Супец!
     Где? - недоверчиво повертел головой Сосед. - Где ты занюхал?
     А вон!  - ткнул я  пальцем  в двух бойцов, пристроившихся  у небольшого
костра недалеко от нашей БМП.
     Не сговариваясь  и не переглядываясь, мы одновременно рванули в сторону
незнакомых поваров.
     Бойцы сидели на  обломках бетонных плит у стены старого двухподъездного
трехэтажного  здания   из   красного  кирпича.  Снаружи  здание  было  почти
неп