кал их ваш участковый Карзарян, который принимал
непосредственное участие в раскрытии совершенных преступлений. Теперь им
уже ничто не угрожает.
   Я не случайно так подробно рассказал вам об этом деле. Возможно,
кто-нибудь из вас слышал что-то такое об этих событиях или знает какие-то
подробности, которые нам пока неизвестны. Мы обращаемся к вам за помощью.
Если что-нибудь вам известно, сообщите участковому или позвоните нам по
телефону. Можно просто по 02. Так, еще вопросы есть?
   - Товарищ генерал, - обратился к Левко молодой парень, сидящий в первом
ряду. - Я про книги ничего не знаю. А вот в газете недавно была статья про
то, что у вас неправильно уволили одного из уголовного розыска. Что ж
получается, провинился один, а наказали другого?
   - Я знаю эту статью, - недовольно поморщился Левко. - Сейчас в газетах
много чего пишут про милицию. И было бы хорошо, если бы тот, кто берется
за эту тему, достаточно квалифицированно разбирался в ней. А еще лучше,
был бы к тому же порядочным и объективным человеком. К сожалению, так
бывает далеко не всегда. Автор статьи пошел на поводу у нечестных людей и
опубликовал искаженный материал, который не только не соответствует
действительности, но и оскорбляет тех, кто добросовестно выполняет свой
служебный долг. В действительности дело обстояло так.
   Наш бывший сотрудник допустил вопиющую безответственность, халатность,
безразличие, как хотите называйте, к своим профессиональным обязанностям.
Получив от гражданина заявление и другой материал, который был обязан тут
же передать по назначению, он попросту забыл о них. А когда возникла
опасность разоблачения, попытался всю вину свалить на своего товарища.
   Поэтому и был уволен за дискредитацию звания офицера милиции. Чтобы
придать своим действиям еще большую достоверность, он направил в
инстанции, кроме подложного письма, еще и случайно попавшее в его руки
действительное заявление по поводу недостойного поведения другого
сотрудника. Хотя жалоба оказалась настоящей, к тому, кто в ней обвиняется,
никакого отношения не имела.
   - Это как же у вас получается? - возмутилась молодая женщина, до этого
молча стоявшая у подоконника. - Опять своих выгораживаете? Как раньше...
   Мельком взглянув на покрасневшего Карзаняна, Левко с улыбкой ответил:
   - Никто никого не выгораживает. Если наш сотрудник провинился, я вам
так и сказал, что мы его уволили. Но имя честного заслуженного человека
трепать никому не позволим. Короче говоря, сожитель одной гражданки при
знакомстве назвался именем нашего ветерана, ныне покойного, который в свое
время арестовывал его за различные преступления. После того как этот
мошенник оставил свою сожительницу, считавшую, что он работает в милиции,
она написала на него жалобу в УВД. Вот и все.
   ...Проходя вместе с секретарем профкома и Карзаняном по территории
фабрики к проходной, где его ждала машина, Левко ощущал неудовлетворение
от только что закончившейся встречи. Как ни пытался он пробудить в
собравшихся чувство негодования по отношению к преступникам, в том числе к
руководившим коллективом до недавнего времени взяточникам и валютчикам,
единодушной поддержки он не получил. Одни, он чувствовал это по реакции
зала, оставались равнодушны, другие, видимо, вообще сомневались в
справедливости предъявляемых Москвину и Поталову обвинений, законности их
ареста и целесообразности привлечения к уголовной ответственности.
   Это недовольство работой милиции часто проявлялось в последнее время, и
чем чаще, тем больше чувствовал Левко свое бессилие одним махом изменить
то, что складывалось в течение многих лет. И сегодняшняя беседа с рабочими
- лишь крохотная песчинка в фундаменте, на котором предстоит возрождать
авторитет милиции.
   Распрощавшись с секретарем профкома, генерал предложил Карзаняну
подвезти его до райотдела. Илья хотел было отказаться, но, взглянув на
сердито сосредоточенное лицо начальника, не решился и полез на заднее
сиденье. Вопреки установившейся практике, Левко сел рядом с ним, а не
впереди. Машина плавно взяла с места.
   - Скажи честно, Илья Степанович, - неожиданно заговорил генерал,
который до этого, казалось, забыл о его присутствии, - ведь ты не очень
сильно переживал из-за всей этой истории с заявлением?
   Карзанян не торопился отвечать, и Левко продолжал:
   - У меня такое ощущение, что ни ты, ни Логвиноз не придали этому
особого значения. Со мной была подобная история. Я тогда ночей не спал,
боялся, не разберутся по справедливости, с работы уволят. Я тогда
только-только из обкома в УВД вернулся. Чего молчишь-то?
   - Я не знаю, товарищ генерал. Чего мне было бояться?
   - Это понятно. Если совесть чиста, то бояться, конечно, нечего. Но
все-таки ведь здорово же переживал?
   - Да ничего я не переживал. Некогда, да и...
   - Нет, ты уж договаривай, друг любезный, раз начал.
   - Это я так, не по делу.
   - По делу или нет, а давай выкладывай.
   - Если честно, то мне, дядя Сережа, извините, товарищ генерал, мне было
обидно, но не страшно. Терять-то ведь нечего.
   Левко недоуменно уставился на Илью:
   - Как это нечего? А человеческое достоинство?
   Честь офицера милиции? Уважение окружающих?
   - Честь и достоинство, как бы там ни сложилось, всегда при мне
останутся. А насчет работы... И мне и Киму работа везде найдется. При
нынешних заработках на производстве, в обслуживании, не говоря уже о
кооперативах, куда легче и спокойнее. А главное, полноценным человеком
себя чувствуешь, когда твой заработок и вся жизнь только от тебя самого, а
не от начальника и от обстоятельств зависят, как у нас. Никому и в голову
не придет написать в Министерство черной металлургии, что мастер цеха
такой-то недостаточно вежлив с рабочими. А у нас по любой мелочи - сразу в
министерство или в УВД. И не то противно, что пишут всякую ерунду, а то,
что там, наверху, еще и занимаются проверкой таких писем.
   - Ты считаешь, не надо было назначать служебное расследование?
   - Не знаю, товарищ генерал. Я бы не стал: чего волокитой заниматься,
если всем и так все ясно. Не мог же Логвинов в самом деле заявление
Ревзина скрыть и книгу присвоить. А про меня так вообще... - махнул рукой
Илья.
   - А Сычев мог?
   - Конечно!
   - Это ты сейчас так говоришь, потому что знаешь, а неделю назад так не
ответил бы. Ведь не ответил бы?
   Илья понуро молчал.
   - Вот видишь. Я потому и настоял на расследовании, чтобы разобраться в
этом деле, а не потому, что Логвинова и Карзаняна в чем-то заподозрил. И
Смолянинов с Крымовьш меня правильно поняли. Так что дело не в том, где
человек работает - на заводе или в милиции, а что это за человек. Чего
молчишь?
   Не согласен? Так и скажи.
   - А что от того изменится, если скажу? По-моему, никому так не
достается, как работнику милиции. Кто бы что бы ни натворил, он всегда в
конце концов оказывается "крайним", на которого можно свалить всю
ответственность. А там и уволить можно, и в тюрьму посадить. Вы же
помните, как отца тогда таскали. Никаких доказательств его вины, а никто
ничего поделать не мог, ни вы, ни Дмитрий Григорьевич. Я же знаю, как
Федор Семеныч в свой отпуск в Москву ездил отца защищать. Все равно его
только после смерти в партии восстановили. Я только совсем недавно понял,
что отец в последние годы как в круговой обороне жил: сзади
"несуществующая" банда Кравцова, которая расстреляла патрульную машину
вместе с экипажем и разгромила поселковое отделение милиции, - и все это
свалили на пьяных дебоширов, а впереди - персональное дело и "особо
принципиальное" мнение первого секретаря райкома партии, не простившего
отцу критики на заседании бюро.
   Илья замолчал. Он и не подозревал, что когда-нибудь выскажет вслух все,
что за последние дни легло на душу тяжелым грузом. Но теперь стало легче,
и особенно от того, что сказать все это пришлось человеку, который всегда
уважал и ценил отца, а значит, и его, Илью, поймет правильно.
   Споря про себя с Иль„й, Левко, конечно, не мог не согласиться, что в
последние годы работники правоохранительных органов стали единственной,
пожалуй, категорией советских трудящихся, которая, ведя борьбу с
преступностью, наиболее беззащитна от нападок.
   Тех же работников милиции можно заглазно обвинить в чем угодно - в
нарушении законности, злоупотреблении властью или превышении своих
полномочий, и любая, даже самая нелепая жалоба будет проверяться.
   Но независимо от результатов проверки удар уже нанесен. А с каждым
новым незаслуженным оскорблением у человека все меньше и меньше остается
желания идти в атаку. Тем более что за самый откровенный пасквиль никто,
как правило, ответственности не несет.
   - Ты знаешь, на чем твоего отца подловили? - наконец произнес Левко,
выделяя интонацией последнее слово. - Видимо, не знаешь. Он не получил
письменного разрешения прокурора на производство обыска, договорились по
телефону. А потом прокурор от своих слов отказался.
   - Почему?
   - Наверное, испугался, когда тот человек, у кого преступники хранили
награбленное, заявил на суде, что обыск производился без санкции
прокурора. А может быть, еще почему. Степан мне сам не рассказывал и
Смолянинову, видимо, тоже, но мы потом уже с ним пришли к выводу, что
вполне возможно, у твоего отца были в руках какие-то нити, которые вели от
этой банды куда-то наверх. Чтобы обрубить их, было достаточно
скомпрометировать Степана. Но он сознательно шел на риск. Задержись он
тогда с обыском хотя бы на полчаса, мы бы вряд ли это преступление
когданибудь распутали бы. А вот ты почему закон нарушаешь? Не
догадываешься? - горько усмехнулся Левко, глядя на растерянного Карзаняна.
- Ты зачем книги из одной пещеры в другую перепрятал? Вещественные
доказательства укрывал? Почему полтора месяца молчал о своей находке?
Может быть, ждал, когда сторож признается, где хранит свои сокровища?
Ведь, согласись, можно теоретически, конечно, предположить и другое:
сторож промолчит, и тогда ты становишься единственным владельцем
содержимого монастырского тайника. Ты об этом подумал? И как бы Смолянинов
или я должны были реагировать на очередное заявление о том, что участковый
Карзанян скрывает, а вернее, похитил у гражданина Смерницкого некие
предметы, представляющие государственную ценность?
   Они давно уже стояли у машины. Илья низко опустил голову и от этого
казался совсем маленьким по сравнению с возвышавшимся над ним генералом
Левко.
   - Так можешь сказать, что ты собирался делать с этими книгами?
   Илья стоял, не поднимая головы.
   - Если так и будешь молчать, я подумаю, что частью коллекции ты
пополнил личную библиотеку.
   Сказав так, Левко тут же пожалел об этом. Илья резко вскинул голову.
Лицо его покрылось пятнами, глаза горели злобой.
   - Себе? Себе? Мне ничего не надо, товарищ генерал! Я - чтобы всем
досталось, чтобы не испарилось, как раньше вещдоки пропадали. Откуда я
знал, будет следствие или уголовные дела одно за одним прекратят, как по
мановению волшебной палочки. Ищи - свищи тогда эти книги.
   - Значит ты ни мне, ни Крымову, ни Смолянинову не веришь?
   ...Генерал уехал. Совсем стемнело. Зайдя ненадолго в райотдел, Карзанян
отправился на опорный пункт, где его ждали дружинники, ребята из
комсомольского оперативного отряда. Предстоял очередной рейд по дворам,
проводимый, как всегда, в пятницу. До воскресенья оставалось совсем
немного.


_________________________________________________________________________

   П 75 Приключения-91 : Сборник / Сост. Н. Матвеев. - М. : Мол. гвардия,
1991. - 443[5] с. - (Стрела).

   Сборник остросюжетных, приключенческих произведений.

   4702010201-184 ББК 84Р7
   п 078(02)-91 91

   444
   ИВ ј 6838

   ПРИКЛЮЧЕНИЯ-91


   Заведующий редакцией В. Володченко Редактор М. Катаева
   Художник П. Ильин
   Художественный редактор Н. Фадин
   Технический редактор Н. Носова
   Корректор Е. Дмитриева

   Сдано в набор 31.05.81. Подписано в печать 19.08.91.
   Формат 84Х108 1/32. Бумага типографская JMS 1. Гарнитура "Литературная".
Печать высокая. Условн. печ. л. 23,52. Условн. кр, - отт, 23,94.
Учетно-изд. л. 24,7. Тираж 200 000 анэ. (1-й э-д 100000 экз.). Заказ 1143.
   Типография ордена Трудового Красного Знамени издательскополиграфического
объединения "Молодая гвардия". Адрес ИПО: 103030, Москва, Сущевская, 21.


   OCR Pirat