лья знал прекрасно. Тот его засыпал жалобами. За
последний год - девятнадцать заявлений: на соседей, подростков, на
рабочих, которые плохо отремонтировали мостовую. Даже на строителей,
поставивших дом перед его окнами. Теперь Илья готов был подумать, что
похищение старику только пригрезилось. Впрочем, нет, в каждой его жалобе
зерно истины всегда присутствовало. Взять подростков. Старик жаловался,
что ребята отобрали у него на улице собаку, а его ударили. Илья выяснил,
что действительно один из них наступил на поводок, тянувшийся за бежавшей
по скверу собачонкой, поднял его и потащил пса. А вот того, чтобы старика
толкали или били, не было. И так во всех его заявлениях: одна пятая часть
- правда, остальное - вымысел, а то и наговор.
   - Это я знаю, - остановил Илью Смолянинов. - Читал я его заявления,
которые он приносил к нам в управление, а мы направляли в райотдел для
рассмотрения. Читал и твои ответы. Думаешь, и здесь так же?
   - Вроде нет. Тут или все абсолютная ерунда, или в самом деле похищали.
   - А не помнишь, - вмешался в разговор Ким, - на кого он в последнее
время жаловался? Ну хотя бы за неделю или две до происшествия?
   - Дней десять назад Ревзин приходил ко мне на прием в общественный
пункт охраны порядка. Принес заявление на соседа по дому, Москвина,
директора мебельной фабрики.
   - А этот ему чем не угодил? - поинтересовался Смолянинов,
останавливаясь напротив Ильи.
   - Смешно сказать. Тем, что предложил ему по знакомству, недорого
отремонтировать квартиру - за половину стоимости.
   - Ну и что старик?
   - Отказался. "Я, - говорит, - с жуликами не хочу иметь дела. Мне хватит
того, что своим трудом заработал".
   - Жулик, значит, Москвин?
   - Кто его знает. Я доложил начальнику отдела. Он хотел послать к нему
ребят из БХСС, присмотреться.
   - А ты все-таки сам поинтересуйся, Илья, этим Москвиным. Так,
ненавязчиво. С чего бы это он стал предлагать старику ремонт, да еще за
половину стоимости? Тот, кто всю эту кашу заварил, должен был хорошо знать
Ревзина. В таком деле кто попало не подойдет, они подбирали хорошего
специалиста. Надо будет расспросить его знакомых по прежней работе и
особенно соседей.
   - Я вот чего думаю, - медленно произнес Карзанян. - Не может быть,
чтобы в переулке, когда увозили старика, никого не было. Найти бы людей,
которые в это время там обычно проходят. Может, кто видел машину, номер
запомнил. Возможно, кто-то видел эту сцену в окно. Сходим, поговорим.
   - И еще разыскать любителей старинных книг. Через букинистов можем
выйти и на "продавца". Они ведь должны знать друг друга, - предложил Ким.
   Смолянинов молча перевел взгляд с Логвинова на Карзаняна, поднес ладони
к лицу и провел ими по глазам, снимая усталость. Тряхнув головой, он
спросил, обращаясь к Илье:
   - Ты моего Володьку помнишь?
   Карзанян, не понимая, куда клонит полковник, насторожился. Сына
Смолянинова он знал с детства - вместе выросли. Потом несколько лет не
встречались.
   Познакомились заново взрослыми, в секции самбо.
   Илья тогда только поступил на первый курс, а Смолянинов-младший
заканчивал политехнический институт.
   Скоро, как он слышал от общих знакомых, Володька должен был вернуться
из армии.
   - Так вот, - продолжал полковник, - он в милиции нипочем не хочет
работать. Знаешь почему? "Работа у вас, - говорит, - примитивная - аэ да
буки.
   Все по схеме: выехал на место преступления, опросил свидетелей, обошел
родственников, знакомых потерпевшего, побеседовал с подозреваемыми...
Где-нибудь кого-нибудь да зацепишь. Остается или выждать, или догнать. Как
в букваре". Понял? Что посоветуешь ему ответить?
   Илья молчал, глядя в окно. "И чего он ко мне пристал, как будто я эту
схему придумал? Сам ведь знает, что иначе похитителей этих, а может быть,
и убийц, черт бы их побрал, не найдешь. А план, схема-дело святое. Не нами
изобретено, не нам на них и крест ставить".
   - Ладно, ладно, - улыбнулся Смолянинов. - Ты не обижайся. На-ка, вот,
познакомься, - полковник протянул Илье один из томов архивного уголовного
дела, которые стопой лежали на столе Логвинова. - Обрати внимание HP.
перечень и описание церковной утвари. Может, пригодится. И, главное, про
плюшевую скатерть не забудь. Похоже, Ревзин видел ее в той квартире, куда
его затащили. Я к тому все это говорю, что к такому делу особый подход
нужен, нестандартный. Было убийство или нет, мы не знаем. Ты заявления
Ревзина все сохранил?
   - Все. Я на него отдельную папку завел. Могу показать.
   - Это ты проверяющим свою папку показывай, а мне давай всю подноготную
своих подростков.
   - А подростки-то при чем?
   - А при том, что они чуть ли не каждый вечер собирались в подъезде
Реазина, на площадке между вторым и третьим этажами. А теперь куда-то
подевались.
   Что, не знал? Проверь.
   Молчавший во время этого разговора Логвинов не мог не поддержать Илью,
видя, что тот совсем спин под неодобрительным взглядом полковника:
   - Без опроса соседей нам все равно не обойтись.
   Но этого мало. Книги эти злополучные наверняка хранились где-то в нашем
городе. Скорее всего в бывшем монастыре или на чердаке недавно снесенного
дома.
   Надо найти источник их появления и одновременно с ручейками разобраться.
   - Откуда, Ким Климыч, такая уверенность? - спросил Смолянинов.
   - Потому как негде им больше быть. Все старинные библиотеки хранились в
церквах и монастырях или в частных коллекциях. Да еще среди ненужного
хлама. Сколько исторических тайн с его помощью открыли! Не счесть!
   - Тебе виднее, - хмыкнул полковник. Он хорошо помнил всю подноготную
своих подчиненных и знал что Логвинов закончил исторический факультет
Ленинградского университета. Светлана училась одновременно с ним - в
медицинском. Она выбрала эту специальность, чтобы вылечить давно болевшую
мать. Киму предложили остаться в аспирантуре. Но он отказался, оставил в
Ленинграде мать и двух старших сестер и поехал на родину Светланы, ставшей
незадолго до этого его женой. Работы по специальности сразу не нашел и по
совету секретаря обкома комсомола, с которым был знаком еще со школы,
поступил на службу в милицию. Теперь Ким уже считал, что другой работы ему
и не надо. Тем более что знания, полученные в: институте, пригодились и
здесь. Не хватало, правда, юридической подготовки, особенно на первых
порах, а поступать на юрфак было уже поздно - работа и семья занимали все
его время. Тогда он сделал "проще" - одолел курс юридической науки
самостоятельно.
   - Так все уж, наверно, отыскали, - неуверенно произнес Сычев. - Сколько
лет прошло. - За весь вечер он не проронил ни слова, но между тем
внимательно слушал.
   - Если бы отыскали, мы бы с тобой сейчас дома были. До сих пор ученые
не могут найти несколько огромных библиотек русских царей. Ярослав,
недаром его Мудрым назвали, так запрятал свою библиотеку где-то в соборе
святой Софии в Киеве, что ее с тех пор никто не видел.
   - Значит, не очень-то нужна, раз плохо искали, - заметил Илья.
   - Еще как искали! - воскликнул Ким. - Перед самой революцией неподалеку
от собора провалилась земля. Посмотрели - а там подземный ход. За раскопки
взялся киевовед по фамилии Эртель. Ходил-бродил и в один прекрасный день
нашел кусок березовой коры с надписью, что, мол, кто найдет этот подземный
ход, тот найдет великий клад Ярослава. Ученые, конечно, бросились на
поиски, а один, видно, самый дотошный, возьми да исследуй эту записку.
Оказалось, что шрифт надписи не такой уж и древний: начала восемнадцатого
века. А Ярослав жил в одиннадцатом.
   - Как же она туда попала? - поинтересовался Вадим.
   - Мало ли было кладоискателей! Может, библиотеку Ярослава давно
пытались обнаружить? Кто-то из них и решил подшутить над потомками. Так до
сих пор о той библиотеке ни слуху ни духу.
   - Ну а другие? - спросил Смолянинов. Оп со все возрастающим интересом
слушал Кима, жалея о том, что самому ему не довелось читать об этом.
   - Как в воду канули, а вернее, в землю.
   - Как библиотека Ивана Грозного? А может, это все легенды? - подал
голос Сычев.
   Не отличавшийся общительностью, сегодня Вадим был особенно хмур.
Смолянинову казалось, что он заставляет себя принимать участие в
разговоре, но Логвинов, ставший свидетелем утренней сцены в квартире
Ревзина, догадывался о причинах сумрачного состояния товарища.
   - Есть два достоверных свидетельства о существовании этой библиотеки...
   Ким посмотрел на часы. Они показывали десять с минутами. За окном
стояла ночь. Родственники, конечно, уже разошлись. Светлана уложила дочку
и сейчас на кухне моет посуду. Ему очень захотелось домой, и он не скрывал
этого. Илья же, наоборот, готов был до утра сидеть здесь, только бы
подольше не возвращаться в пустой дом. Совсем осиротевший после того, как
вскоре после смерти матери скоропостижно скончался и отец, всю жизнь
проработавший в милиции и уволенный по несоответствию занимаемой должности.
   Его давно уже никто не ждал по вечерам и не расспрашивал о том, как
прошел день. Отец для него был не только родителем, но и учителем, другом,
советчиком.
   Как будто не обратив внимания на жест Кима, Карзанян попросил:
   - Расскажи. Вдруг для дела пригодится? Хотя бы конспективно.
   Смолянинов тоже смотрел выжидательно.
   - Я подробно уже не помню. Если в двух словах, то так. В одном из
сказаний о Максиме Греке говорится, что у царя Ивана Грозного было
замечательное собрание древних рукописей - целая библиотека, которую в те
времена называли либереей.
   В ливонской хронике, составленной в XVI веке, говорится, что либерею
Ивана Грозного видел некий немецкий пастырь Иоганн Веттерман и что
хранилась она в подземелье Кремля.
   - А ведь наверняка немало таких редкостей хранится в частных
коллекциях, - с сожалением произнес Смолянинов. - И сами владельцы
прочесть их не могут и другим не дают.
   - Вот и надо, пока все не растащили, заняться нашим монастырем, -
подхватил Ким.
   - Убедил, убедил, - согласился Смолянинов, понимая, что, пока Логвинов
свою очередную версию не отработает, он не успокоится. Упрямство этого
парня было его оружием. Он даже сумел убедить генерала Левко - начальника
управления в необходимости своей шевелюры. Принес фотографии, на которых
был изображен с короткой прической разных фасонов. На любой из них он
выглядел более чем подозрительно.
   И генерал вынужден был согласиться, что оперуполномоченный уголовного
розыска с такой внешностью - хоть самого задерживай для установления
личности.
   - А подростков ты, Илья, зря на потом оставил, - продолжал Смолянинов,
обращаясь к Карзаняну. - С них и надо начать. А заодно сходи в
комиссионный.
   Занятнейшее, я тебе скажу, заведение. Такого добра, как там, ты нигде
больше не увидишь. И чего туда только не приносят! И, как ни странно,
находятся покупатели.
   Ну, ладно, я пошел, и вы давайте по домам.


   IV


   В Америке, Японии и многих западных странах в различных ведомствах
давно используются телефоны с компьютером, помогающие толково организовать
работу. У Смолянинова же было шесть аппаратов, звонивших порой
одновременно, но всего два уха. Поэтому по субботам он четыре выключал,
оставляя прямую связь с начальником управления и городской, по которому
звонил председатель горисполкома.
   В эту субботу полковник собирался заняться бумагами, накопившимися за
неделю, и поэтому пришел пораньше. Но взяться за них как следует не успел:
около десяти часов раздался звонок прямой связи. Левко просил немедленно
зайти с материалами по делу Ревзина.
   В кабинете генерала уже находился его заместитель подполковник Крымов.
Коротко расспросив о делах, необычно сегодня хмурый Левко предложил:
   - Давай теперь послушаем Александра Павловича.
   Смолянинов насторожился: для обсуждения состояния работы среди личного
состава областной милиции генерал не стал бы приглашать его одного, а
собрал бы всех своих заместителей и начальников отделов.
   - Сегодня утром, Дмитрий Григорьевич, к нам поступила копия жалобы,
направленной в городскую прокуратуру за подписью гражданина Ревзина.
   И еще - самостоятельное заявление по поводу наших сотрудников. - Крымов
сделал многозначительную паузу.
   - Я в курсе последних событий, связанных с этим человеком. Письмо, судя
по проставленной на нем дате, передано в УВД две недели назад. Так что
здесь все нормально. Ненормально другое - Ревзин этого заявления скорее
всего не писал. И вот почему. Во-первых, инспектор секретариата обнаружила
его только сегодня утром в пачке со свежей почтой. Раньше оно не было
зарегистрировано.
   - Во-вторых, - прервал его Левко, державший в руках несколько листов
бумаги, - даже невооруженным глазом видно, что почерки, которыми написано
заявление, переданное тебе лично Ревзиным, и полученное сегодня, не имеют
ничего общего. Хотя это тоже предстоит проверить.
   - Значит, анонимка?
   - Анонимка-то анонимка. Но хотим с вами посоветоваться, Дмитрий
Григорьевич, - продолжил Крымов. - В заявлении изложены факты, которые
вполне могли иметь место, и потому требуют проверки, да и обвинения более
чем серьезные, чтобы от них просто так отмахнуться. Думаю, что вы
согласитесь с нашим мнением, ознакомившись с жалобой. Прочтите сразу все,
потом будем решать, как быть дальше.
   Смолянинов читал медленно, и чем дальше читал, тем больше убеждался,
что, если даже ни слова в заявлениях не соответствует истине, он,
начальник отдела уголовного розыска, должен временно отстранить от работы
Логвинова и Карзаняна. А это - упущенное время, возможность для
преступников замести следы, остаться безнаказанными. Кроме этого,
пострадают ребята, которым тем самым будет оказано недоверие.
   Служебное расследование продлится не один день, и все это время они
будут под подозрением, от которого потом придется долго отмываться. Ведь
здесь речь идет не только о нарушениях законности, но и о прямом
предательстве интересов службы.
   Нахлынувшие мысли мешали сосредоточиться и Смолянинову приходилось
снова и снова возвращаться к тексту. В заявлении, написанном от имени
Ревзина, говорилось, что в июне текущего года он обратился в УВД с
письмом, в котором сообщал, как в первые послевоенные годы купил за
бесценок у бывшего пономаря местного монастыря Иннокентия семнадцать
старинных книг. Все их, кроме одной, ему вскоре пришлось продать, так как
он оказался без работы и без средств к существованию. Единственную
оставшуюся инкунабулу он сохранил до сегодняшних дней. Ревзин давно
собирался сдать ее, но боялся расспросов о происхождении книги. Только
поверив в последние годы, что его правильно поймут и не отдадут под суд,
он принял решение написать письмо и отнести книгу в милицию.
   Письмо вместе с книгой, говорилось в жалобе, он отдал постовому у
входа, который обещал, что передаст их куда следует. Но Ревзин якобы
настоял, чтобы это было сделано в его присутствии. Тогда постовой
остановил проходившего мимо работника уголовного розыска Логвинова и
вручил ему письмо и книгу. Тот прочел письмо, поблагодарил Ревзина,
пожелал ему всего доброго и заверил, что за давностью лет никакого
наказания ему не будет, а книгу он сам направит в Москву, в Библиотеку
имени Ленина с просьбой сообщить о получении. Несмотря на это, через семь
месяцев книга в библиотеку не поступила, и Ревзин не получил уведомления
ни из Москвы, ни из Управления внутренних дел. Значит, книгу похитили.
Ревзин требовал принять меры к вору в милицейской форме.
   В этом же заявлении сообщалось о том, что участковый Карзанян вместо
того, чтобы бороться с хулиганами и пьяницами, потворствует им. К этому
было приложено заявление, в котором говорилось:
   "Я, Хорева Нина Власовна, обращаюсь к Вам с просьбой разобраться. Дело
в том, что я познакомилась с Карзаняном, который работает в милиции. Мы
начали встречаться и вступили в гражданский брак.
   Он познакомил меня со своими "друзьями", которые работают в универмаге
в винном отделе, - Федоровой, Петровой, Галимзяновой и другими.
   Федорова в это время жила вместе с Абакиным С., который нигде не
работал и не был прописан нигде.
   Зная об этом, Карзанян никаких мер не принимал, хотя он участковый
этого участка, так как был с Федоровой в дружеских отношениях и
неоднократно мы присутствовали на дружеских попойках в ее квартире и у нее
на работе (в подсобном помещении винного отдела).
   Спустя некоторое время Федорова, узнав, что Абакин живет с другой
женщиной, начала его терроризировать. Это выражалось в том, что по ее
просьбе Карзанян стал звонить в милицию того района, где жила эта женщина,
и даже приезжал, заявляя, что по данному адресу проживает без прописки
Абакин.
   Так возникает вопрос, почему же, когда Абакин жил на его территории, то
Карзанян сквозь пальцы смотрел на нарушение паспортного режима и сам грубо
нарушал нашу социалистическую законность. Находясь в дружеских отношениях
с Карзаняном, указанные продавцы после окончания работы винного отдела в
моем присутствии продолжали торговать, но уже по другим ценам, а он их
охранял.
   После ухода от меня Карзанян стал звонить мне и моим соседям и
угрожать. Неужели таким может быть сотрудник милиции, офицер? Какой же
пример этот наставник показывает молодым сотрудникам? Как он может на
такой должности разбирать людские судьбы, если сам является участником
гнусных торговых махинаций и ведет аморальный образ жизни? Поймите меня
правильно, я не мщу ему, а хочу помочь, чтобы он выбрал для себя
правильный путь работы и в личной жизни.
   Прошу Вас разобраться в его недостойном поведении сотрудника милиции и
дать мне ответ о принятых мерах".
   - Ну, что скажешь? - спросил Левко, когда Смолянинов закончил читать.
   - Что тут скажешь? Надо проводить служебное расследование. Только я
буду настаивать, чтобы оно было негласным. И ребят от розыска по делу
Ревзина не отстранять.
   - Как ты себе это представляешь? - удивился Левко.
   - А так, работа работой, а расследование само по себе. Оба заявления -
сплошной вымысел, во всяком случае, по отношению к Логвинову и Карзаняну.
Вы же сами считаете, что Ревзин его не писал. А что касается этой Хоревой,
то здесь тоже липа. Я настаиваю на своем предложении, иначе буду
требовать, чтобы к этим жалобам отнеслись как к анонимным.
   - Ну уж, во всяком случае, заявление Хоревой придется проверять, -
заметил Левко.
   - Конечно, если она в самом деле существует.
   - Я поддерживаю Дмитрия Григорьевича, - сказал Крьшов. - Расследование
надо назначать независимо от того, как к этому делу отнесется прокуратура.
   А что касается Карзаняна и Логвинова, то им пока об этом знать не
следует. Да и другим тоже. Я думаю, генерал нас в этом поддержит.
   - Не возражаешь? - обратился Левко к Смолянинову. - Ну, раз молчишь,
значит, так и сделаем.
   А если уж на всю чистоту, не нравится мне эта история, нехорошим душком
здесь попахивает. До каких же пор мы вместо того, чтобы целиком и
полностью делом заниматься, будем утрясать свои собственные неприятности?
Ты, Дмитрий Григорьевич, еще не укомплектовался?
   - Нет, еще две вакансии - опера и зама.
   - Вот видишь. И у Крымова, я знаю, вакансия, и в других отделах. А в
некоторых по две, а то и по три.
   По области у нас какой некомплект? - обратился генерал к подполковнику
Крымову.
   - Всего около двухсот единиц. И раньше было туго, а сейчас совсем уж
никуда не годится. Требования с каждым днем растут, работать все тяжелее,
а мы все по старинке считаем, раз поступил человек на службу в милицию,
значит, ничего ему в жизни не надо - ни дома, ни семьи, ни свободного
времени. И в лес, на природу его будто не тянет. Одна радость -
круглосуточное патрулирование. У развитого, культурного, образованного
человека, каким мы хотим видеть нашего сотрудника, и интересы широкие. А
что мы ему предлагаем, кроме ответственной и опасной работы?
   Вод и получается, что, ничего не вкладывая, мы хотам иметь большую
отдачу. Вы, может быть, привыкли к такому положению, а мне свежим глазо