обошлось, правда, и без неприятностей. Семен, как всегда, перебрал
лишнего, разболтался, начал всех учить, как жить. Слишком много наговорил
такого, чего не следовало бы знать ни Потаповым, ни тем более их
родственникам. Они, эти родственники, то ли прикидываются простачками, то
ли на самом деле такие пентюхи: "Откуда? Как? Ох да ах!" Деньги делать
надо, как Семен, а не высиживать на работе зарплату.
   Не куры, должны понимать.
   О нехорошем думать ей не хотелось. Вера Петровна вспомнила, что сегодня
собиралась сходить к Леночке и забрать заказанные два месяца назад
серебряный перстень в виде ремешка с пряжкой и кулон - древнегреческую
сандалию на серебряной п.епочке. Такие она видела у одной знакомой и
захотела иметь у себя. Леиочкин знакомый ювелир, который все может, заказ
принял, и вот он уже готов, осталось только забрать.
   Едва Вера Петровна все же задремала, раздался телефонный звонок. Дочка
уже ушла на работу, и ей самой пришлось подниматься.
   - Это квартира Москвиных? Вера Петровна?
   Взволнованно дребезжащий голос был ей незнаком.
   - Да, я. Кто это говорит?
   - Вас Романов беспокоит, Яков Борисович. Из тринадцатого магазина. Мне
сейчас принесли записку от Семы, то есть, простите, от вашего Семена
Павловича.
   Он в бэхээсе. Понимаете? В милицию забрали. Арестовали. Просит, чтобы
вы все самое ценное в доме собрали и к кому-нибудь отнесли. А то к вам
скоро приедут с обыском и все заберут.
   Москвиной стало вдруг очень зябко, хотя в квартире от жары было трудно
дышать. Она попыталась плотнее запахнуть халат, по руки не слушались.
Чего-то такого Вера Петровна ждала давно: с тех самых пор, как мужа
назначили директором мебельной фабрики и они стали жить в достатке - как,
собственно, и надлежит жить культурной женщине с ее нынешним положением.
Сначала было страшновато, но потом Веря Петровна привыкла. Она почти
убедила себя, что живет на честные трудовые деньги своего умного мужа.
   За "так" ведь никто ничего не дает.
   И вот сейчас, вдруг... Все, что нажито, куда-то нести, прятать. Ведь
свое же!
   - Алло! Вы меня слышите? - раздавалось в трубке.
   - Да, да, конечно.
   - Это надо сделать очень быстро. Они вот-вот нагрянут. Слышите? С
обыском. Скорее.
   Вера Петровна с минуту стояла, опустив руку с прерывисто гудящей
трубкой. Наконец очнувшись, бросила ее на рычаг и заметалась по квартире.
В большую дорожную сумку вытряхнула содержимое заветной шкатулки, бросила
туда с трельяжа золотой браслет и другие безделушки, серебряные рюмки и
поднос из стенки, достала с антресолей увесистый сверток из оберточной
бумаги, в котором хранились деньги, и еще множество всяких вещей и вещиц.
Все это она упаковала вместе с наиболее редким хрусталем. Не успев как
следует одеться и привести себя в порядок, бросилась было к двери. Но
огромная сумка оказалась неподъемной. Тут Вера Петровна вспомнила, что
надо взять только самое ценное. Она вынула хрусталь, массивный поднос, еще
кое-что, но большего себе позволить не могла. Не решилась.
   Еле волоча сумку, Москвина вышла на улицу, за хлопотами так и не решив
еще, где спрячет добро. Машины проносились мимо, никто не обращал внимания
на женщину, которая нетерпеливо топталась у края тротуара.
   Сзади кто-то подошел.
   - Гражданка Москвина! Это ваша сумка?
   - А то чья же? - машинально огрызнулась Вера Петровна, оборачиваясь и
обреченно осознавая, что все потеряно.
   - А вы из милиции.
   Двое молодых мужчин встали так, что ей некуда было шагнуть. Один уже
держал в руках ее сумку, другой, говоривший быстро, поднес к ее глазам
красную книжечку и тут же спрятал ее в карман.
   - Пройдемте в дом, у вас будет обыск. Ваш муж арестован.
   Вера Петровна сидела за столом в большой комнате.
   Ей было почти физически больно видеть, как чужие люди роются в ящиках и
шкафах. Хотела было заплакать, но вовремя вспомнила, что платка под рукой
нет.
   Пришлось подняться и достать его из комода.
   Молодые люди проводили ее взглядом и продолжали работать сноровисто,
больше не обращая на нее никакого внимания.
   - Вес, - подошел к ней тот, который предъявил удостоверение. - Вот
копия описи ваших вещей, которые мы забираем с собой, и повестка. Завтра к
одиннадцати часам явитесь на допрос к следователю Трофимову, который
занимается делом вашего мужа. Вам все понятно?
   Вера Петровна неопределенно кивнула, не отрывая платка от глаз.
   - Сегодня из дома никуда уходить вам не разрешается Звонить тоже,
телефон мы отключили. На балконе не появляться. Свидание с мужем вам
разрешат через несколько дней.
   Они ушли. Москвина осталась одна. Первое, о чем она подумала, - как же
теперь сходить к Леночке.
   Если сегодня не забрать перстень и кулон, вдруг Леночка их отдаст еще
кому-нибудь. Вера Петровна бросилась к телефону. Но он молчал: провод,
ведущий к розетке, был обрезан. Только теперь до нес наконец дошел весь
ужас случившегося, и она разрыдалась.
   Потом Вера Петровна долго лежала на своем любимом диване лицом вниз, не
будучи в силах ни подняться. ни хотя бы повернуться на бок.
   К вечеру она немного успокоилась. Умылась, коекак причесалась и стала
осматривать оставшиеся после обыска вещи. К своему немалому удивлению,
обнаружила, что почти ничего из вещей, кроме тех, что лежали в сумке,
работники милиции не взяли. Не оказалось на месте лишь десятка полтора
старых книг, которые не так давно муж откуда-то принес.
   Она прочитала оставленную на столе бумажку.
   Опись конфискованного имущества за редким исключением соответствовала
тому, что находилось в сумке.
   Хрусталь, часть серебра, ее шубы и еще многие другие ценные вещи
остались на своих местах, в том числе ковры, фарфоровая посуда, весь
антиквариат. Это открытие обрадовало Веру Петровну. Значит, в ближайшие
два-три года она может не искать работу. "Сегодня же надо составить список
вещей и все отвезти к маме", - решила Вера Петровна. За весь день о муже
она даже не вспомнила.
   Занятая составлением списка, Вера Петровна не слышала, как открылась
входная дверь. Она очнулась, когда на кухне хлопнула дверца холодильника.
   - Это ты, Аля? - спросила она, не отрываясь от бумаги. - Возьми яйца,
сделай себе яичницу. Я сегодня ничего не готовила, мне некогда.
   - Тебе всегда некогда! Что ты на меня так смотришь? - В дверях стоял
Семен Павлович.
   Он был зол. Сегодня директор объединения устроил ему разнос за
отставание по выполнению плана. Но сам по себе разнос его не удручал.
Горела премия, а это поважнее...
   - Никто его не арестовывал, - продолжала Москвина свой рассказ. - Муж
сказал, что это жулики у нас все унесли. Он так ругался, вы себе не
представляете. Но в милицию, сказал, не пойдет, а то потом затаскают.
Скажите, - с надеждой глядя на Илью, спросила она, - вы их найдете? Нам
вернут то, что они взяли?
   Этого вопроса Илья словно ждал.
   - А как же? Обязательно найдем. На то и милиция, чтобы жуликов на
чистую воду выводить. Простите, - сказал он, как можно ласковее глядя на
хозяйку. - Я хотел бы взять у вас, на время, конечно, список похищенных
вещей и осмотреть комнату, где орудовали мошенники.
   - Конечно, пожалуйста, - поднялась Вера Петровна. Она прошла вперед и
открыла дверь в большую комнату.
   Прямо перед Иль„й стоял большой резной шкаф темного дерева, а всю
свободную середину комнаты занимал круглый стол, аккуратно застеленный
бордовой плюшевой скатертью, расшитой золотистыми металлическими нитями. С
краев ее свисали тяжелые кисти.


   VI


   "...И обратися буря на град больший, и загорелся во граде у соборныя
церкви Пречистыя верх, и на царском дворе великого князя на полатах
кровли, и избы древяныя, и полаты украшенныя золотом, казенной двор с
царскою казною, и церковь на царском дворе и царския казны - Благовещение
златоверхая, деисусь Андреева письма Рублева златом обложено, и образы
украшенный златом и бисером многоценныя гречаскаго письма прародителей его
от много лет собранных, и казна великаго царе погоре. И оружейничая полата
вся погоре с воинским оружием, и в погребах на Царском дворе под полатами
выгоре вся древяная в них, и конюшня царская".
   Ким с трудом дочитал страницу и закрыл книгу.
   "Сколько же всего погибло! - думалось ему. - И это только в 1547 году.
А раньше! А потом! По летописям выходит, такие пожары в Москве тогда были
делом обычным". Он отложил книгу направо, в стопку просмотренных, и взял
следующую.
   Утром ему не повезло. Напрасно просидев у монастыря и побродив вокруг и
около несколько часов, он решил пойти в библиотеку. Ведь если удастся
выйти на след книг, поди разберись, какая ценная, а какая гроша ломаного
не стоит. Кое-чтo, конечно, Ким помнил из университетского курса истории.
Еще что-то выяснилось из беседы Смолянинова с Ревзиным. Но все этокапля в
океане знаний.
   Он прошел прямо в основной фонд. Там ему подобрали имеющиеся материалы,
главным образом по истории древнерусской литературы. Необходимые и
полезные сведения приходилось буквально выискивать в ворохе различных
актов.
   "В начале второй половины XVI века, - читал Ким в одном из трудов, -
стала ощущаться потребность в установлении единых текстов церковных книг в
связи с появлением множества так называемых "растленных"
   книг, под которыми подразумевались книги с ошибками и искажениями
религиозных текстов.
   При кустарно-ремесленном производстве рукописных книг одним из способов
увеличения их выпуска стало служить переписывание на слух, то есть
переписка группой в 5-10 человек под диктовку. Это еще более увеличивало
возможность появления описок и искажении, допускавшихся малограмотными
переписчиками".
   "Интересно, - отвлекся Ким, - как переписчиков за это наказывали? На
кол сажали или прямо в костер живыми спроваживали?"
   Он отодвинулся от стола, оглядел зал. Передовые студенты уже готовились
к весенней сессии. Некоторые, небрежно развернув книги и навалив их друг
на друга, слюнявили страницы и что-то подчеркивали в тексте разноцветными
фломастерами. Киму хотелось подойти к одному, другому, дать по шее и
повернуть лицом к стене, на которой висел красочный плакатик: "Любите
книгу - источник знаний!" Но он тут же представил реакцию лупоглазых
студентов, для которых эта надпись не более чем составная часть
библиотечного интерьера. А ведь наверняка кпждый из них еще в школе
слышал, что книга - общественное достояние и ее падо беречь.
   Когда Ким оформлял читательский билет, библиотекарь на абонементе
сетовала на пропажу за последние два дня еш,е шести книг. "Вот такие и
тащат, - злился Ким. - Надо бы на каждой книжке делать надпись, как на
одном рукописном издании, хранящемся в библиотеке Британского музея.
Хорошее пожелание, хотя и слишком, по сегодняшним понятиям, может быть,
суровое: "Кто тебя унесет, да поплатится за это смертью, пусть его
поджаривают в аду, пусть его трясет лихорадка и швыряет на землю падучая,
пусть его земным уделом станут виселица и колесование".
   Чем больше Ким узнавал об истории книги, тем лучше понимал, что без
системного изучения проку не будет. К обеду он успел узнать, что самыми
первыми памятниками письменности были клинописные глиняные таблички
шумерского царства, а самой древней библиотекой - собрание книг царя
Ассирии Ашшурбанипала, поавившего две с половиной тысячи лет тому назад.
   Большим книголюбом был, оказывается, царь Птоломей 1, сделавший после
смерти Александра Македонского Александрию столицеи Египта. Книги и
библиотеки с древних времен служили предметом военной добычи. Особенно
преуспевали римские полководцы.
   Эмилий Павел захватил библиотеку македонского царя Нерсея, Лукулл -
царя Нонта. Не отставал от них и Юлий Цезарь. В 47 году он решил вывезти в
Рим Александрийскую библиотеку. Но тюки книг, подготовленные к отправке,
сгорели. Известно, что Цезарь не собирался брать их в личное пользование.
Он намеревался открыть в Риме первую в мире общественную библиотеку.
   Ким углубился в чтение книги о библиотеке Улугбека, внука Тамерлана, то
ли безвозвратно пропавшей после смерти владельца, то ли спрятанной где-то
в окрестностях Самарканда, и не сразу понял, что хочет склонившаяся над
ним девушка.
   - Вы не Логвинов? - повторила она в третий раз и на утвердительный
кивок Кима таинственным голосом прошептала, с уважением глядя на него:
   - Вас к телефону.
   В кабинете заведующей библиотекой, показав глазами на аппарат со снятой
трубкой, девушка вышла, плотно затворив за собою дверь.
   - Слушаю, - Логвинов поднес трубку к уху.
   - Это ты, Ким? - узнал он голос Смолянинова. - Твоя догадка
подтверждается. Книги, похоже, и в самом деле из нашего монастыря. Пришла
телефонограмма из Москвы. В аэропорту у иностранного туриста обнаружена
старинная книга, приобретенная, по его словам, во время посещения нашего
города, около монастыря у мужчины примерно пятидесяти лет, рост средний,
глаза маленькие. Цвет не помнит. Одет в серое пальто и кроличью шапку
коричневого цвета. Ты меня слышишь?
   - Да, слышу, я записываю. Как называется книга?
   - "Артикул воинский". У продавца, видимо, повреждена правая рука. Он ею
плохо владеет. При разговоре делает большие паузы. Записал? Я думаю, тебе
надо присмотреться к монастырю повнимательнее.
   Кима охватило знакомое каждому сыщику волнение, когда он выходит на
верный след, когда после теоретической черновой обработки материалов
начинается живое дело и наступает время вступить в непосредственную борьбу
умов и характеров с пока еще неведомым преступником.
   - Что у Ильи? - спросил Логвинов. - Есть чтонибудь на похитителей
старика?
   - Есть кое-что. Даже не кое-что, а весьма существенное. Ревзина увезли
на такси. Имеются показания свидетеля, что машина стояла у подъезда
потерпевшего. Но это ерунда по сравнению с тем, что Илья вышел на
квартиру, где проводилась "экспертиза". - Смолянинов сделал паузу и с
усмешкой спросил: - Ну, что молчишь?
   - Завидую, - буркнул Ким. - Везет Илье.
   - Везет тому, кто воз везет. Ты мне вот что лучше скажи, когда ты
последний раз держал в руках ну, скажем, рукописную книгу?
   - К сожалению, не приходилось. Только на выставке видел, давно, еще в
Ленинграде. А что?
   - Но ведь псргплет у такой книги должен быть хотя бы местами гладкий.
На нем могут оставаться следы пальцев. И на страницах тоже.
   - Так москвичи, наверное, догадались снять отпечатки пальцев с книги,
изъятой у иностранца.
   - Мы запросили Москву, ответа пока нет. Ладно.
   Это я так, к слоиу. А насчет Карзаняна и везения - ты не совсем прав.
Дело не в везении. Так что на его помощь не рассчитывай, будет действовать
пока самостоятельно. Но связь не теряй, где-нибудь ваши пути вотвот
пересекутся. Ты меня понял?
   - Понял. На всякий случай, на чью квартиру он вышел?
   - Директора мебельной фабрики Москвина. Да,вот еще что. Имей в виду: у
Москвина был "разгон". Сам он к нам не обращался. Дома во время
происшествия была его жена. Илье удалось взять у нее письменное заявление
и опись похищенных вещей, составленную самими преступниками. В нее не
внесены только похищенные книги. Те самые, видимо, о которых говорил
Ревзин. Учти все это, И не задерживайся. Начальник управления торопит, -
добавил полковник. - Если что, сразу звони. Все.
   Он уже ругал себя, что задал Киму вопрос про книгу. Значит, не совсем
он уверен в его непричастности к тому, о чем говорилось в заявлении,
написанном от имени Ревзина. Как тут будешь уверенным, если Сычев,
разбирая старые газеты на сейфе, обнаружил среди них книгу, о которой
говорилось в заявлении. Но самое поразительное, что сотрудники Величко не
нашли на ней ни одного следа пальцев. Тут волей-неволей задумаешься.
   Вернувшись на место, Ким поглядел по сторонам.
   Занятые своим делом, читатели не обращали на него внимания,
библиотекари сидели далеко, за барьером.
   Порывшись в груде еще не просмотренных книг, он нашел нужную,
перелистал страницы. Ага, вот. "К настоящему времени сохранился
единственный экземпляр букваря Ивана Федорова. Найден в Риме в 1927 году и
в настоящее время является собственностью библиотеки Гарвардского колледжа
(США)".
   "Вот тебе и раз, - со злостью думал Ким, - в Гарвардском колледже есть,
а у нас, где его выпестовали, нет. То немецкий палеограф Маттеи,
преподаватель Московского университета, похитил в различных русских
библиотеках 60 ценнейших рукописных книг, то американцы запахали. Теперь
этот еще, интурист. Не задержали бы его сейчас в Москве, спустя некоторое
время где-нибудь можно было бы прочитать: "Редчайший экземпляр "Артикула
воинского" является собственностью..." Чьей собственностью? Какая разница
чьей именно, главное, что не нашей".
   Ким перелистал еще несколько страниц, нашел нужное место, с
удовольствием перечитал несколько раз:
   "В 1705 году в Киево-Печерской типографии печатается "Артикул воинский"
(издание до сих пор не обнаружено)..." Ему непреодолимо захотелось прямо
сейчас, сию минуту зачеркнуть взятые в скобки слова и написать "обнаружена
работниками правоохранительных органов". Но он тут же подавил это
мальчишеское желание.
   Его дело - искать преступников, а не править историю.
   Этим займется тот, кто получит всю монастырскую либерию. И даже не
поинтересовавшись, благодаря кому она вновь увидела спет, придется строка
за строкой ее изучать.
   А впрочем, кто знает, может быть, где-нибудь, когда-нибудь, в какой-то,
пусть сугубо специальной, но лучше, конечно, в популярной литературе
появится короткая фраза: "Авторы выражают благодарность таким-то
сотрудникам уголовного розыска, оказавшим большую помощь в работе над
монографией".
   Ким устыдился своего нового порыва и осторожно поглядел но сторонам.
"Что было б, если люди могли слышать мысли друг друга? - подумал он. -
Вот, наверное, была бы скучища: ни помечтай, ни возомни о себе. Все стали
бы честными и благородными. Тогда и в уголовном розыске необходимость
отпала бы. А чем плохо?"
   Заехав домой и взяв мольберт, он направился к монастырю. Как такового
монастыря давно не существовало. На его территории, в бывшей трапезной с
высокими сводчатыми потолками работал краеведческий музей. Некоторые
экспонаты из-за недостатка места в самом музее поместили в надворных
постройках бывшего монастыря. Соборы и часовня поддерживались в последнее
время в идеальном порядке, и, хотя служба в них не шла, время от времени
по городу лился малиновый звон, гулко звучали басы - для приезжих гостей
артист местной филармонии исполнял "Славься!.." из "Ивана Сусанина".
   Ким сидел за мольбертом и пытался сосредоточиться на этюде.
Беспокойство за Светлану и Катюшку нетнет да и охватывало его. Можно
только изумляться выдержке Карзаняна, не так давно схоронившего отца.
   Так держаться дано далеко не всякому. Какой же нужно обладать волей,
чтобы скрутить нервы, загнать в самую глубину сознания то, что рвется
наружу с исполинской силой, переполняет душу, гнетет и мучает!
   Умея владеть собой, Ким высоко ценил это качество в других людях. Разве
смог бы он нормально работать в сложившейся ситуации, если бы не готовил
себя внутренне к любого рода неприятностям и неожиданностям.
   Дважды за последние дни он сталкивался со смертью.
   Что из того, что ни одна из них к нему лично непосредственного
отношения не имеет? Смерть она и есгь смерть. И все-таки одно дело, когда
человек уходит из жизни сам по себе, другое - убийство, смерть
насильственная. противоестественная.
   Конечно, не случись с Ревзииьш ничего фатального трудно предположить,
что он прожил бы еще очень долго. Но вес же... Ах, Москвин, Москвин! Не он
ли "помогал" старику подняться по лестнице? Нужно еще раз поговорить с
соседкой Рер.зпна. Что, если она его все-таки узнала и поэтому не хочет
назвать? Боится?
   Кто ее знает, и это не исключено.
   Ким продолжал "раскручивать версию" дальше.
   Было бы куда проще официально допросить Москвина, привести
доказательства. От скатерти, некогда похищенной из музея и пока непонятно
как оказавшейся в его