- Да, это была нижняя полка справа. Когда я села в поезд, в купе  уже
находились два пассажира.
   Марсель. Улицы Марселя в десять вечера.  Маленький  бар  на  Афинском
бульваре внизу у длинной лестницы вокзала Сен-Шарль, она попросила  при-
нести ей чай и печенье. Ярко освещенный шумный перрон. И  тяжелый  чемо-
дан.
   Когда она вошла в купе, почти одновременно с мужчиной в кожаном  пид-
жаке, второй пассажир укладывал наверху свои вещи, встав прямо в  ботин-
ках на нижнюю полку. Она не осмелилась сделать ему замечание, она никог-
да на такое не осмеливалась. Впрочем, он помог ей затем поднять и ее че-
модан.
   Ее огорчило, что в купе были  мужчины.  Она  даже  прикинула  в  уме,
сколько ей придется доплатить, чтобы пересесть в вагон  первого  класса.
Но понадеялась, что в купе будут и другие женщины. Однако никто не  при-
ходил. Она ясно представила себе, как сидела боком на своей полке, слег-
ка наклонившись вперед, потому что над головой было слишком мало  места,
делая вид, что ищет что-то в своей сумочке, ожидая, когда  наконец  тро-
нется поезд, закончится комедия прощания и коридор опустеет.
   - Жертва, значит, вошла в купе после вас?
   - То есть та женщина, которая, как я полагаю, была убита, вошла в ва-
гон перед самым отходом поезда. Вторая же пассажирка, молоденькая девуш-
ка, села ночью в Авиньоне.
   Накануне "У Андре", после звонка из полиции, она вернулась  к  столу,
где ее друзья уже перешли к десерту. Они прямо ушам своим  не  поверили,
кто-то сразу сбегал на улицу Франциска Первого купить "Франс  Суар".  Их
за столом сидело человек семь или восемь, среди них начинающая  актриса,
роковая женщина со светлыми глазами, которая в этот день озвучивала  ко-
роткометражный фильм о Мадагаскаре, они все склонились над  лежавшей  на
столе газетой. Посетители за соседними столиками вытягивали шеи, прислу-
шивались.
   - Жертва-брюнетка в темном костюме, -  сказал  инспектор  Грацио  или
Грацино.
   - Да, это она. Я видела фотографию вчера вечером и очень ясно себе ее
представляю. Просто ужасно, что я ее так хорошо запомнила.  Я  всю  ночь
только об этом и думала.
   - Встречали ли вы ее прежде, до того как увидели в поезде?  Ее  зовут
Жоржетта Тома.
   - Нет. Никогда.
   - Вы в этом уверены?
   - Совершенно. Ее полка была прямо над моей.
   - Вы разговаривали с ней?
   - Да. Знаете, обычный разговор в поезде. Она сказала, что живет в Па-
риже, занимается духами, если не ошибаюсь. Она узнала  мои  духи,  и  мы
несколько минут поболтали.
   - Это было сразу же после отправления?
   - Нет, позднее.
   - Попытайтесь описать нам как можно подробнее вашу поездку, начиная с
той минуты, как вы вошли в купе.
   Она кивнула, взглянула на второго инспектора, светловолосого, который
так и не поднял на нее глаз. Она подумала, не следует ли  ей  предложить
им чашечку кофе или стаканчик портвейна, но, может  быть,  им  запрещено
принимать во время работы подобные предложения.
   - Когда я вошла в купе, там уже находились двое мужчин. Один  из  них
занимал верхнюю полку справа от входа. Он был похож на  государственного
служащего, если судить" по его серьезному и чуть печальному виду. В  об-
щем, не знаю, почему я вам это говорю.  Мне  показалось,  что  он  госу-
дарственный служащий. Может, из-за поношенного костюма, который стал ему
немного тесен... Не знаю.
   Она невольно взглянула на темно-синее пальто  сидящего  напротив  нее
инспектора, слишком узкое пальто с потертыми рукавами.  Он  тоже  в  ка-
ком-то смысле государственный служащий. Теперь он ничего  не  заносил  в
свой блокнот. Смотрел, как она все больше запутывается.
   Однако она знала, что ей следует ему сказать. Она не спала всю ночь и
утром в кухне все время думала об этом путешествии, подбирала слова, ко-
торые могли ей понадобиться, чтобы описать эту поездку.
   - Есть одно важное обстоятельство, - сказала она внезапно. -  У  него
произошла ссора с убитой.
   Металлический стук прекратился. Она снова перевела глаза  на  другого
полицейского. И встретила безразличный взгляд молодого блондина, который
спросил:
   - У кого? У служащего?
   - Его фамилия Кабур, - сказал инспектор с костистым лицом. -  Что  вы
подразумеваете под словом "ссора"? Он был знаком с убитой?
   Она ответила: нет, такого впечатления у нее не создалось.
   - Не помню точно когда, я читала иллюстрированный журнал, и эта моло-
дая особа захотела снять с полки свой чемодан, ей нужно было что-то дос-
тать. И тогда тот, похожий на служащего, этот Кабур, помог ей. Затем они
поболтали немного в коридоре, как люди, которые  только  что  познакоми-
лись. Я не думаю, чтоб он был с ней раньше знаком, так как слышала нача-
ло их разговора. Это трудно объяснить.
   - Понятно, - заметил инспектор Грацио или Грацино.  -  А  затем  они,
значит, поссорились? Почему?
   Она выдержала в течение нескольких секунд его  взгляд.  У  него  были
внимательные светлые глаза, бледное измученное лицо. И ответила, что  об
этом нетрудно догадаться. Такое часто случается в поездах.
   Она чувствовала на себе и взгляд молодого блондина, должно быть,  тя-
желый, скучающий взгляд, возможно, немного  ироничный.  Он-то  наверняка
уже догадался, что эта ссора доставила ей удовольствие: ей было завидно,
она завидовала молодой брюнетке, которой строят куры в коридоре  поезда,
говорят разные глупости.
   - Поболтав с ней немного в коридоре, мужчина, наверное, осмелел, поз-
волил себе какое-то неуместное выражение, какую-то вольность... Так  мне
показалось. Еще в купе он как-то странно смотрел на нее... В общем, жен-
щины понимают это. У них произошла ссора. Говорила она. Говорила громко.
Дверь в купе была закрыта, слов я не слышала, но по ее тону  и  так  все
было ясно. Через минуту она вернулась, одна, и сразу легла. Он  вернулся
гораздо позже.
   - В котором часу?
   - Не знаю. Когда я пошла в туалет, переодеться на ночь,  я  взглянула
на часы, было половина двенадцатого. Ссора произошла примерно через час.
   - А вы не помните, это было до или после проверки билетов?
   - После, в этом я совершенно уверена. В купе тогда появилась еще одна
пассажирка. Та, что села в Авиньоне.  Молодая  девушка,  довольно  хоро-
шенькая, на ней было светлое платье и голубое пальто. Вероятно, она  чи-
тала, потому что, когда контролеры открыли дверь и попросили  предъявить
билеты, свет горел только у нее одной. Вы знаете, над каждой полкой есть
маленькая электрическая лампочка.
   - Значит, это произошло после полуночи?
   - Несомненно.
   - Что же было потом?
   - Ничего, она легла. Затем я услышала, как этот мужчина вошел и  под-
нялся на свою полку. Другой мужчина, лежавший на нижней полке слева, уже
давно погасил свет. Я уснула.
   - Можете ли вы еще что-нибудь припомнить об этой ссоре?
   - Нет, думаю, я все вам сказала.
   - Показалось ли вам, что Кабур затаил зло на нее? Она вспомнила,  как
выглядел мужчина в тесном костюме утром, когда они подъезжали к  Парижу,
его ускользающий взгляд, искаженное судорогой лицо, виноватый голос, ка-
ким он, выходя, попросил у нее прощения за то, что должен ее  побеспоко-
ить. Снова возобновилось металлическое постукивание. Она  сказала:  нет,
такого впечатления у нее не создалось.
   - Он вышел из купе, как только поезд остановился,  не  сказав  ей  ни
слова, даже не взглянув на нее, чувствовалось, что ему стыдно,  особенно
перед остальными пассажирами, и хочется как можно скорее уйти.
   - А она?
   - Она вела себя совсем иначе. Она не торопилась, не чувствовала ника-
кого стыда. Она больше не думала об этом или, во всяком случае,  хотела,
чтобы у всех создалось впечатление, что не думает. Она немного поболтала
со мной и с девушкой из Авиньона. Мужчина в кожаном  пиджаке,  попрощав-
шись, тоже вышел из купе. Я думаю, если не считать того, что накануне он
поздоровался, это были единственные произнесенные им за все время слова.
   - Кабур, значит, вышел первым. За ним вышел второй мужчина,  которого
зовут Риволани, так?
   Элиана Даррес отрицательно покачала головой, сказала,  что  Кабур  не
был первым, он вышел после молодого человека с  верхней  полки.  Молодой
блондин сразу прекратил двигать свои фишки, костистый инспектор три раза
постучал себе по губам кончиком карандаша.
   - Молодой человек? - спросил Грацио или Грацино. - Какой молодой  че-
ловек? О какой полке вы говорите?
   - О верхней полке слева. В общем, молодой человек...
   - Какой молодой человек? Она, ничего не понимая, переводила взгляд  с
одного на другого. Глаза молодого блондина  ничего  не  выражали,  глаза
инспектора с бледным измученным лицом смотрели недоверчиво.
   И этот инспектор объяснил ей, что им удалось найти того, кто  занимал
верхнюю полку. Женщину по фамилии Гароди. При этих словах  он  посмотрел
на нее, он был явно раздосадован и, пожалуй, даже разочарован; он думал,
что раз она здесь что-то спутала, значит, могла напутать и во  всем  ос-
тальном, а потому не следует слишком доверять ее показаниям. Актриса без
ангажемента, постаревшая, вероятно, страдающая манией  величия,  излишне
болтливая.
   - Как выглядел этот молодой человек? - спросил он.
   - Довольно высокий, худощавый. По правде сказать, я по-настоящему его
и не видела...
   Послышался короткий дерзкий  вздох  молодого  инспектора  в  коротком
пальто, его товарищ моргнул, и гримаса разочарования  появилась  на  его
лице. Она смотрела только на него, потому что не смогла бы спокойно  вы-
нести взгляд молодого инспектора.
   - Послушайте меня, мсье Грацино, вы, кажется, мне  не  верите,  но  я
знаю...
   - Грацциано, - поправил инспектор.
   - Простите, Грацциано. Я говорю, что по-настоящему не видела его, по-
тому что он вошел в купе очень поздно, когда все лампы уже были  погаше-
ны. Он не стал зажигать свет, когда ложился.
   - Но вы же сказали, что спали.
   Это проговорил молодой блондин. Она повернулась в его сторону, но  он
не смотрел на нее, он снова занялся своей головоломкой,  она  ненавидела
его, у него красивый рот скрытного, недоброго ребенка,  она  бы  ударила
его по губам, ей вдруг так захотелось ударить его по губам; если бы  она
поцеловала эти красивые равнодушные губы, она бы сразу узнала их, потому
что хорошо знала этих мальчишек, даже слишком хорошо, у их поцелуев один
и тот же привкус.
   - Я уснула, - сказала она, и голос ее  невольно  дрогнул.  -  Но  он,
должно быть, оступился в темноте, тем более что  в  проходе  было  очень
тесно, там стояло много вещей... И я проснулась.
   Она думала: я-то знаю, что говорю, хорошо знаю, он чуть  не  свалился
на меня, когда проходил мимо, я узнаю их среди тысячи, узнаю в  темноте,
у всех у них такие же красивые, мокрые и равнодушные губы, как у  детей,
они сами совсем еще дети, очаровательные и недобрые, я их терпеть не мо-
гу.
   - Это была женщина, - сказал Грацио (нет, Грацциано, он  сейчас  ска-
жет, что я ошиблась, что я сошла с ума). - Вы ошиблись, вот и все.
   Она отрицательно покачала головой, не зная, какие найти слова для от-
вета, думая: я не ошиблась, я не видела его, но я точно знаю, он  такой,
как и все они, как ваш юный приятель, который никак уж не похож на  инс-
пектора, как тот молоденький студент, которого я встретила год  назад  в
кафе напротив кинотеатра "Дантон", как те молодые актеры, которые  впер-
вые оказываются перед камерой и которым наплевать, что стоят к вам  спи-
ной. Спокойные, равнодушные, в них есть что-то такое,  от  чего  теряешь
голову, у них такая нежная кожа, они так молоды, они могут войти в купе,
перебудить всех пассажиров, задевая их в темноте, и даже не  извиниться,
вот так. Он не извинился, он чертыхнулся, когда почти свалился на  меня,
он, вероятно, высокого роста, худой и неловкий, как все  они,  потом  он
взобрался на свою полку напротив. И засмеялся, когда потревожил  девушку
из Авиньона, и она тоже засмеялась в темноте, в час или два ночи.
   - Я слышала его голос, - возразила она. - Уже после того как он взоб-
рался на свою полку, он еще долго болтал с девушкой, лежавшей на средней
полке. Могу вас заверить, что это был молодой человек,  совсем  молодой,
почти мальчик. Не знаю, как вам это объяснить, но я точно знаю...
   Инспектор, которого звали Грацциано, поднялся, закрыл свой блокнот на
железной спиральке, заложив карандаш между страницами.  Зачем  ему  этот
блокнот? Он почти ничего не записал. Теперь, стоя перед ней, он  казался
еще выше, еще костлявей: огромный скелет в пальто с потертыми  рукавами,
с бледным измученным лицом Пьеро.
   - Другой свидетель, как раз Кабур, тоже слышал, как эта молодая  жен-
щина разговаривала с девушкой со средней полки. Вы могли ошибиться.
   Он говорил усталым монотонным голосом, не столько чтобы  убедить  ее,
сколько чтобы покончить с этим вопросом и перейти к другому.
   - Во всяком случае, мы ее нашли.
   Она снова отрицательно покачала головой, глядя на молодого  блондина,
который не смотрел на нее, и сказала:
   - Возможно, не знаю, однако мне так показалось.
   И в то же время думала: "Я не могла ошибиться, женщина не  чертыхнет-
ся, свалившись на вас и разбудив вас, мне бы  следовало  им  это  объяс-
нить".
   Слишком много ей следовало бы им объяснить, а потому она просто  про-
должала упрямо качать головой, подняв глаза на худого инспектора с  выс-
тупающими скулами. Она снова представила себе  коридор,  где  было  пол-
ным-полно пассажиров перед отходом поезда, и  паренька  лет  пятнадцати,
печального и светловолосого, стоявшего возле их двери и  посторонившего-
ся, чтобы пропустить ее в купе. Вряд ли это был именно он, но этот паре-
нек со светлыми волосами и очень черными глазами в сером твидовом костю-
ме из магазина готового платья связывался в ее сознании с ночным  проис-
шествием, с голосом, шептавшим с верхней полки что-то такое, отчего  де-
вушка из Авиньона смеялась тихим, приглушенным смехом,  раздражавшим  ее
так же, как головоломка молодого инспектора в коротком пальто.
   - Когда вы проснулись утром, женщины с верхней полки уже  не  было  в
купе?
   Она ответила "нет", продолжая отрицательно качать головой, как бы го-
воря: нет, я не ошиблась, просто не понимаю, я могла бы  вам  объяснить,
но для этого мне пришлось бы рассказать вам о  юноше,  который  коснулся
указательным пальцем моего колена, когда я возвращалась от  парикмахера,
и поцеловал меня во время первой же встречи в кафе  напротив  кинотеатра
"Дантон", рассказать о вещах, которые причинили мне немало  страданий  и
которые покажутся вам отвратительными, - нет, этого я не могу.
   - Я не видела ее. Я пошла переодеться в туалет около шести  или  семи
часов, не помню точно. Во всяком случае, когда я вернулась,  в  купе  ее
уже не было. А женщина, которую потом задушили, еще лежала на своей пол-
ке, она улыбнулась мне, когда я наклонилась, чтобы убрать пижаму в чемо-
дан. Девушка из Авиньона натягивала на  себя  платье,  которое,  видимо,
сняла в темноте. Я это хорошо помню, потому что мы еще пошутили. Ей было
трудно надеть платье, лежа на спине под одеялом. В конце концов она при-
поднялась, сказав: "Ну и пусть, да к тому же мужчины еще спят".
   Мужчина в кожаном пиджаке еще храпел, и даже очень громко, лицо у не-
го было скорбное и бесконечно усталое. Глядя на его  руки,  она  решила,
что он докер или механик, что-нибудь в этом роде. Его фибровый  облезлый
чемодан синего цвета с потертыми уголками стоял у него на полке в ногах.
Кабур лежал неподвижно, и она подумала: он, вероятно, смотрит, как  оде-
вается эта девушка с голыми плечами, а она,  бесстыдница,  возможно,  об
этом догадывается. Все это было отвратительно и фальшиво, как  все,  что
отвратительно. Бедный малый, он, возможно, думал совсем  о  другом,  она
поняла это, когда он спустился вниз: бледный, осунувшийся, с  выражением
омерзительной покорности в глазах.
   - Вас кто-нибудь встречал на вокзале?
   - Нет. Почему вы об этом спрашиваете?
   - Так, просто.
   Он казался таким огромным. Он спрятал в карман  пальто  свой  красный
блокнот. Она глупо добавила, все еще глядя на него:
   - Если вы мне позволите высказать свое мнение, никто из тех,  кого  я
видела в купе, не мог совершить это ужасное преступление, это  я  интуи-
тивно чувствую.
   Высокий инспектор покачал головой, вероятно, ему стало неловко,  ска-
зал "спасибо" и взглянул на молодого блондина,  который  тоже  поднялся,
думая о чем-то своем, и, глядя куда-то вдаль,  заправил  свое  клетчатое
кашне в пальто.
   Она проводила их в переднюю.
   - Не могли бы вы зайти к нам завтра на набережную Орфевр?  -  спросил
тот, чья фамилия кончалась на "о", она бы снова наверняка ее  исковерка-
ла, если бы попыталась произнести.
   Он сказал, что будет ждать ее в десять часов  на  четвертом  этаже  в
комнате 303. И добавил, что, может быть, за это время она  вспомнит  еще
какие-нибудь подробности, а сам он обдумает все, что она им  рассказала,
ей надо будет дать им свидетельские показания, вот и  все,  она  закрыла
дверь, прислонилась к ней спиной, измученная, недовольная собой,  а  они
уже ушли.
   Три минуты спустя в дверь опять позвонили. За это  время  она  успела
вернуться в гостиную, но у нее не хватило мужества опуститься  в  то  же
самое кресло, потому что она боялась еще острее почувствовать  разочаро-
вание, и она прилегла на диван, прикрыв рукой глаза. Она поднялась,  до-
гадавшись, что звонит молодой инспектор, она не знала, почему он вернул-
ся, но поняла это сразу, когда рука ее вдруг нащупала на диване  забытую
им головоломку.
   Плоская металлическая коробочка, три десятка фишек с цифрами, черными
цифрами на красном фоне, маленькие квадратики, которые, передвигая, сле-
дует выстроить по порядку, обычная игрушка.
   В передней она снова чуть не потеряла туфлю без задника и, прежде чем
открыть, взглянула на себя в "ведьмочку - зеркальце с выпуклым  стеклом,
висевшее у двери. Совсем близко в этом выпуклом зеркале она увидела свое
лицо, похожее на лицо надзирательницы, которая была у них в пансионе лет
двадцать пять назад, смешное лицо с огромными черными  глазами,  высоким
открытым лбом и длиннющим носом. "Чем-то я напоминаю Кабура", - подумала
она.
   Белокурый инспектор в коротком пальто и клетчатом кашне улыбался сво-
ей великолепной дерзкой улыбкой, она у них всегда на губах, когда вы  им
нужны. Он сказал, что кое-что у нее позабыл, и уверенно вошел в  кварти-
ру.
   Она закрыла дверь и последовала за ним в гостиную. Он направился пря-
мо к дивану и, наклонившись, принялся искать головоломку.
   - Она у меня.
   И она показала металлическую коробочку, не раскрывая ладони.
   Он подошел к ней и, поскольку она не отдавала  головоломку,  прижимая
руку к груди, спокойно посмотрел на нее с той притворно  невинной  улыб-
кой, которая присуща им всем, и сказал:
   - Извините, я забыл ее у вас.
   И он протянул руку, она же подумала: ты должна отдать ему  головолом-
ку, он же полицейский инспектор, ты с ума сошла. Она отвела руку с  глу-
пой улыбкой, зная, что улыбка глупая, и вдруг сразу вернула ему игрушку.
Она почувствовала прикосновение его горячей ладони, а он продолжал смот-
реть на нее все тем же безразличным взглядом, не улыбаясь.
   - К тому же мы забыли задать вам еще один вопрос.
   Ей пришлось отступить на шаг, так как он, пряча в карман головоломку,
подошел к ней почти вплотную: оказалось, что они с ним почти одного рос-
та.
   - Когда вы выходили из купе, жертва, вероятно, тоже собиралась  поки-
нуть поезд?
   - Не знаю. Думаю, что да.  Я  попрощалась  с  ней  и  с  девушкой  из
Авиньона. Полагаю, они обе готовились выйти из вагона.
   У него был резкий голос, менее приятный, чем  у  другого  инспектора,
вероятно, ждавшего его внизу в машине.
   - Да, довольно много. Но я не стремилась выйти  одной  из  первых,  я
терпеть не могу толчею.
   - При выходе вы не заметили ничего такого, что могло бы быть  связано
с убийством?
   Она ответила, что подумает, что была не очень вним