меня.
     - Выкинуть тебя из своей жизни?
     Он  захохотал,  рывком притянул  меня к себе, и дальнейшее я опускаю по
причине своей природной стыдливости.

x x x
     Утром нас разбудила  Дашка. Она шумно  собиралась в школу  и, распахнув
дверь, ворвалась в мою комнату.
     - Ой! - вскрикнула она и ретировалась.
     Накинув халат, я вышла в салон.
     - Мам, Денис вернулся? - спросила она, делая большие глаза.
     - Да, да, все в порядке. Давай я сделаю тебе завтрак.
     - Как  здорово!  -  обрадовалась  она  не то возвращению Дениса,  не то
завтраку.
     - Ты ничего не забыла? - строго напомнила я.
     -  Ну  мамуля, -  начала  канючить дочь,  - можно я  не пойду сегодня в
школу? Я покажу Денису программу. Скачала с Интернета.
     - Давай, не задерживайся. Нашла причину отлынивать.
     - Вредная ты мама, - подытожила раздосадованная Дашка и, волоча рюкзак,
вышла из дома.
     Включив чайник,  я бросила в чашку полторы ложки кофе "Маэстро". Дениса
нужно было будить. Войдя  в спальню,  я потрясла  его за  плечо и произнесла
нашу дежурную шутку:
     - Сэр, вам кофе в постель?
     -  Нет,  лучше  в  чашку, - машинально  пробормотал  Денис и  мгновенно
оторвался от подушки.
     Я протянула ему дымящийся кофе.
     - Ничего не понимаю, - он уставился  на меня удивленным взглядом, - это
сон, и мне снится...
     - Утро в сосновом  бору, - закончила я вместо него.  - Пей осторожно, а
то обожжешься.
     - Красота! -  Денис потянулся и взял кофе. - Не сравнить  со  вчерашним
пробуждением на какой-то скамейке.
     Эти слова вернули нас обоих к действительности.
     Помолчав, я сказала:
     - И что ты теперь собираешься делать?
     - Я уже все придумал, - буднично сказал Денис, прихлебывая кофе. - Уеду
из  страны  на  время,  пока  не  найдут убийц  Татьяны.  Все  равно я ничем
следствию помочь не могу, я ничего не знаю, врагов ее не  видел, с  друзьями
не  знаком.  Будет  лучше,  если  я  проведу  это  время  не  в следственном
изоляторе, а в Москве у друзей.
     - А как ты собираешься это сделать? Ведь наверняка  в аэропорт передали
о тебе сведения.
     - У меня другая фамилия.
     - Как другая? - не поняла я.
     - Ты знаешь меня  как  Геллера.  Но  это  фамилия  мамы. А  по  отцу  я
Кузнецов.  Мой отец был  полковником КГБ,  русским,  я и  сюда  приехал  как
Кузнецов, а  на  Геллера фамилию поменял здесь, когда получал  удостоверение
личности. Поэтому и мой русский загранпаспорт выписан  на  Кузнецова. Виза в
нем не  просрочена, я  же недавно  летал в  Екатеринбург, - он  протянул мне
пустую чашку, -  и единственное, о чем  прошу тебя - принеси мне паспорт. Он
дома, в комоде, в левом нижнем ящике.
     - А что я скажу Элеоноре?
     -  Так  все  и расскажешь.  Звонить не хочу, может быть, наш телефон на
прослушивании. Возьми паспорт, джинсы, пару рубашек и доллары. Они  там  же,
рядом с паспортом. Остались от прошлой поездки.
     - Ты уверен, что мать дома?
     - Ничего страшного, если  ее  нет, запасной ключ от  квартиры  лежит за
электрическим  счетчиком.  Откроешь  дверку  шкафа  на лестничной  клетке  и
увидишь. Квартира семнадцать. Все поняла?
     - А вы не боитесь на виду оставлять ключи?
     Денис беспечно махнул рукой:
     - Эх, чему быть,  того  не миновать.  Зато сейчас пригодилось.  Да, вот
еще, я напишу маме записку. Если ее не будет дома, оставь на столе.
     - Ладно, - согласилась я, - позавтракаем, и я съезжу.
     Через час я подъезжала к дому  Дениса. Поднявшись на  лифте  на седьмой
этаж,  нажала  на кнопку  звонка.  Никто  не  ответил.  Подождав немного,  я
позвонила снова. Безрезультатно.
     Делать  было  нечего.  Открыв  дверку   на  стене,  я   увидела  четыре
электрических счетчика. На одном из них, с неподвижной шкалой, было выведено
число  семнадцать. Привстав на  цыпочки, я  заглянула за счетчик. Ключ лежал
там,  и  достать его  было  сложно.  Хорошо,  что у  меня  длинные  ногти. Я
подцепила ключ и  вытащила его  наружу. Ничего не поделаешь, придется теперь
входить в чужую квартиру.
     По-видимому,  я  долго  копалась,   открывая  замок.  Соседская   дверь
приоткрылась, и я услышала старческий голос:
     - А их нету.
     Голос принадлежал сморщенной  старушенции, подозрительно наблюдавшей за
моими действиями из-за  приоткрытой двери. Дрожащей  рукой она опиралась  на
цепочку.
     - Знаю, - ответила я, обернувшись. - Мне Элеонора  ключ дала, а открыть
не удается.
     -  Вчерась тоже был  один, крутился тут.  Да видно евреи  добрые  двери
делают,  не  вломишься. - Видимо, бабулька была русской тещей  какого-нибудь
репатрианта.
     - А как он выглядел, бабушка? - насторожилась я.
     - Здоровый такой лоб, брунет, в куртке зеленой. Я было  хотела сказать,
что нет  хозяйки  - и лезть  не  надо, да  побоялась. Такому  ироду  цепочку
порвать - раз плюнуть.
     - Он что, с вами разговаривал?
     - Ну да, позвонил, а у меня все  на работе, я одна квартиру стерегу. Он
и  говорит,  что  дружок  соседкиного  сына,  проведать  пришел.  А  сына-то
Леонориного поди уж с неделю дома нет. Уехал, наверное.
     - Скажите, а  этот парень ничего не  просил передать?  Кто он,  откуда,
имя?
     - Нет, сказал  только,  что сегодня  зайдет. Только  серьгой сверкнул и
вниз по лестнице поскакал, прям козел какой-то.
     Я обмерла.
     - Скажите, бабушка, а на шее у него не было золотой цепочки с буковкой?
     - Как не быть, была. На букву "г" похожая, только не нашенская буковка,
перевернутая. Еврейская, кажись.
     "Это  он, -  подумала я,  - муженек  мой бывший. И  куртка такая у него
есть,  легкая зеленая  плащевка, и  цепочка." От такого  открытия  моя  рука
дрогнула,  ключ  легко повернулся  в замке, и я  чуть не упала, ввалившись в
квартиру семьи Геллер.
     Закрыв  дверь, я присела  на  стул  в  прихожей и отдышалась. Надо было
срочно забирать  шмотки и  мотать отсюда.  Ох,  не нравилось  мне  все  это,
совершенно не нравилось! Встреча с бывшим мужем на квартире любовника совсем
не входила в мои планы.
     В салоне стоял тяжелый резной комод красного дерева. Сначала я вытащила
из  сумочки  записку  Дениса,  положила  ее на  матовую поверхность комода и
придавила чугунной  статуэткой Дон-Кихота,  читающего  книгу. Потом  открыла
нижний ящик и увидела там пачку счетов, различные справки и удостоверения. Я
сунула  руку поглубже,  под  ворох  бумаг, и  вытащила на свет божий  черное
портмоне и старую папку. Отложив папку в сторону,  я открыла портмоне. В нем
лежал  красный  паспорт  на  имя  Кузнецова Дениса Сергеевича и  две  тысячи
долларов сотенными купюрами. Очень  хорошо, одно дело  сделано. Теперь  надо
собрать  вещи. Я прошла в комнату  Дениса, знакомую мне с того единственного
раза, когда я была у него,  открыла шкаф и быстро побросала в сумку белье  и
рубашки. Прихватив пару джинсов, я двинулась к выходу. Тут одна мысль пришла
мне  в голову. Я подошла к комоду  и,  достав из сумки ручку, приписала:  "И
пожалуйста, не нужно открывать дверь незнакомым людям. Это очень опасно".
     Старая папка,  побуревшая  от времени, все  так же лежала на комоде. На
ней было  написано по-английски: "Дело No...". Бросив  ручку  в  сумку, я не
задумываясь сунула туда же папку и, быстро заперев дверь,  спрятала  ключ за
счетчик.  Пока  я стояла, дожидаясь  лифта,  сквозь запертую  дверь напротив
ощущала на себе взгляд любопытной старухи.
     Денис весь извелся, дожидаясь меня. Он мерил шагами квартиру, на диване
валялись разбросанные газеты,  телевизор  орал  что-то  невыносимое.  А  вот
посуду помыть - мужикам в голову не придет. Будет убивать время любым другим
способом.
     - Принесла? - спросил он нетерпеливо.
     Я кивнула  и протянула портмоне. Денис мельком заглянул внутрь, схватил
одежду и поспешил в ванную. Через несколько минут он вышел  полностью одетый
и сказал:
     - Все, Лерочка, пожелай мне удачи. Я пошел.
     - Интересно, куда? У тебя же нет ни шекеля!
     - Ничего, долларами расплачусь с таксистом.
     - А  ты подумал, что это у нас в мае жарит, а там может  быть  холодно?
Возьми,  -  я порылась  в  шкафу и достала куртку.  Она была неопределенного
болотного цвета и чуточку велика мне. Главное, что она не выглядела женской.
- Держи. А в аэропорт я тебя сама отвезу.
     - Ну зачем, не надо!
     - Надо, Федя, надо, а то потом  опять влипнешь во что-нибудь. Все взял?
Пошли.
     Денис вышел, а  я, доставая  ключи из  сумки, увидела  папку, о которой
совершенно   забыла.  Зайдя  к   Дашке  в  комнату,  я  сунула  папку  между
ученическими кляссерами и альбомами, грудой наваленными на полке.
     Когда  я вышла на  улицу, Денис ждал меня  около машины.  Мы поехали  в
аэропорт.
     - Ты  никогда не  рассказывал мне о своем отце,  - сказала я Денису  по
дороге.
     - Нечего  было рассказывать. Я его  помню смутно, -  Денис задумался. -
Отец умер, когда  мне было четыре года, и единственное четкое воспоминание о
нем - это мой  день  рождения.  Я получил тогда  великолепный подарок  - две
шикарные заводные машины. Совершенно одинаковые.
     - А зачем две? - заинтересовалась я.
     - Я, конечно, был рад, что их было две, а не одна, но тоже не удержался
и спросил. И знаешь, что он мне ответил?
     - Что?
     - Отец сказал:  "Дениска, я знаю, ты мальчик любознательный  и захочешь
узнать,  что  у машинки внутри. Ты ее разберешь, а если не  сможешь собрать,
расстроишься и будешь плакать. Мама будет  тебя ругать  за то, что ты сломал
такую дорогую машину. Так вот, чтобы этого не произошло, я дарю тебе две".
     -  Да, -  восхитилась я, - дальновидным человеком был твой папенька. Он
случайно не евреем был?
     -  Не-а,  -  засмеялся  Денис,  -  чистокровный  русак  из  Вологодской
губернии. Высокий, под два метра ростом, очень видный мужчина.
     - А как они познакомились, твои родители?
     -   О,   это  очень   романтическая  история!  Мама   была   студенткой
филологического факультета и  проходила  практику в Ленинке. Представь себе:
тоненькая девушка, черные глаза, длинная пышная коса. А папа  как увидел ее,
сразу забыл,  зачем  он пришел в библиотеку. Да  и разница в  возрасте  - ей
восемнадцать, ему сорок два. Кстати, он был тогда женат.
     - Ты говорил, что он работал в органах. Это где?
     -   В   КГБ,  дошел  до  подполковника.   Он  занимался   диссидентами,
евреями-сионистами, в основном. И в библиотеку пришел, чтобы найти  какую-то
редкую  книгу  из  спецфонда.  Мама  рассказывала,  что  когда она  передала
заведующей записку с названием книги, та зыркнула на нее и пошла обслуживать
отца сама. А маме  сказала, что не ее это дело такие  книги в руках держать,
не по ранжиру.
     Я была заинтригована. Мы уже  проехали половину пути  и  были где-то на
подъезде к Рамле. Денис, как Шахерезада, прекратил дозволенные речи, когда я
пробиралась по  узким  улочкам  старого  города  между  маленькими  церквями
арабов-христиан и  лавками с товарами, выставленными чуть ли не  на середину
проезжей части.  Когда  мы  наконец выбрались на  трассу, он продолжил  свой
рассказ:
     - Отцу мама  понравилась с первого взгляда. Его брак был уже на износе,
он подумывал развестись, но ты представляешь  себе, как  тогда  относились к
разводам? Они стали  встречаться тайно. Но мама вскоре забеременела, и  отец
тут же подал  на развод. Он не  хотел,  чтобы  я родился вне  брака. И тогда
начались неприятности.  Его жена и гэбэшное начальство воспротивились браку.
Она  даже  сказала,  что  евреи-диссиденты, делами  которых занимался  отец,
подсунули ему новоявленную  Юдифь.  Ты  же  знаешь эту  историю  про Юдифь и
Олоферна?
     Мне  сразу  вспомнилась  знаменитая  картина,   на  которой   еврейская
красавица с мечом, выставив изящную ножку, задумчиво  глядит  на отрубленную
голову тирана. И я  представила на  месте Юдифи молодую Элеонору. Ну какова!
Меня обличала, а сама-то, праведница...
     - А что, нельзя было жениться на еврейках?
     - Ты действительно такая  наивная? Прошел шестьдесят восьмой год, танки
в   Чехословакии,  тысячи  отказников,   несколько   месяцев   прошло  после
шестидневной войны. И отец, который вплотную занимался всем этим, разводится
с  русской  женой, чтобы  женится  на  еврейке!  Естественно,  от  дела  его
отстранили, а потом и вообще уволили из КГБ. Он  жутко переживал, разрывался
между двумя желаниями: мама была уже на седьмом месяце, он не мог и не хотел
оставить ее, но  он  любил свою  работу.  Мама рассказывала, что  однажды он
пришел  домой совершенно пьяный, уселся на кухне и стал рыдать. Это страшно,
когда рыдает здоровый, полный сил мужик! Он обнимал какую-то  папку и плакал
над нею, приговаривая: "Это же  дело всей моей  жизни, я хотел, чтобы страна
богатела, а эти сволочи..."
     - Как богатела? - не поняла я.
     - Может быть, ты помнишь, в одну из зим начала шестидесятых Москва была
завалена  апельсинами? Они продавались на  каждом углу. Говорили, что они из
Марокко, но на каждом была маленькая этикетка "Яффо".
     -  Нет, дорогой, я тогда  еще не родилась, но я  помню другое - об этих
апельсинах  недавно  рассказывал  Жванецкий  по  телевизору.  Он  работал  в
Одесском  порту  и, там они  "грузили  апельсины  бочками".  И про  наклейку
Жванецкий говорил.
     - А знаешь, откуда в стране вдруг оказалась такая пропасть апельсинов?
     - Не знаю. Может, был какой-то контракт, обмен на нефть?
     -  Обмен  действительно был, но  не на нефть, а  на земли.  Ты конечно,
знаешь,  что  в  центре Иерусалима есть Русское Подворье.  Это издавна  была
российская  территория. Когда на святую  землю прибывали  русские паломники,
они находили  кров и отдых в странноприимном доме. Эта традиция существовала
всегда.  У  католиков  были монахи-госпитальеры,  у православных  -  Русское
подворье. А  Хрущев продал  это историческое место Израилю за пять миллионов
долларов. И  взял не деньгами, а апельсинами. Но эту сделку держали в тайне,
поэтому апельсины с наклейкой "Яффо" стали называться марокканскими.
     - А о чем сожалел твой отец?
     - В  начале века  в Прибалтике, Западной Украине и Белоруссии,  то есть
там, куда советская власть  пришла в сороковых годах, среди  богатых  евреев
существовало   движение  -  покупать   земли  в  Палестине.  Не   жертвовать
безвозмездно, как это делал барон Ротшильд, а именно приобретать во владение
для себя и своих детей. По тем временам это была такая же утопия, как сейчас
идея  покупать  земельные  наделы  на  Луне.  Они  не  были  сионистами,  не
собирались бросать насиженные места в Вильно или Львове и ехать в Палестину.
Но участки продавались недорого по сравнению со стоимостью земли в  Европе и
можно  было  позволить  себе  выкинуть часть денег  на авось. Хотя,  видимо,
простому сапожнику или портному это было не под силу.
     Мой  отец в то время  работал еще  и  с  тайными  архивами, вывезенными
энкавэдэшниками  с  оккупированных немцами западных территорий. Он прекрасно
знал немецкий  язык и даже  бабушке, своей теще, бывало  отвечал по-немецки,
когда она говорила  на идише.  Поэтому работу с архивом  поручили ему. Среди
бумаг германского штаба  ему попалась  папка  с надписью "Бейтар". Она резко
отличалась от других.  И документы,  находившиеся  в ней,  были  написаны не
по-немецки, а по-английски. Он забрал дело домой, чтобы разобраться с ним на
досуге, ведь он  не  знал толком  английского.  Там  были собраны документы,
относящиеся к покупке земли в Израиле - купчие крепости, закладные, расписки
и  многое  другое.  И   вдруг  отца  вызвали  к  начальству  и  поставили  в
известность,  что  он  должен  сдать  дело  в  архив,  а  сам,  в  связи  со
сложившимися обстоятельствами, обязан подать прошение об отставке.  Отец так
возмутился, что  его  бесцеремонно отстраняют и  от дела,  и  от работы, что
забыл о том, что  именно  эту папку оставил дома.  Так она и пролежала у нас
многие годы.  А когда  мы собрались  в Израиль,  мама взяла  папку с собой в
память об отце. Он же  недолго  прожил после этого. Уволившись,  он пару лет
преподавал  физкультуру  в  ПТУ,  а  потом  и  вовсе не работал  - у  такого
здоровяка оказалось больное сердце. Второй инфаркт свел его в могилу.
     Он был идеалистом.  Это сейчас люди,  которым принадлежало имущество  в
Прибалтике, возвращаются и требуют свое. А тогда  об  этом  невозможно  было
подумать.  Отец  был  как  Верещагин: "За державу  обидно", вот  он и  хотел
вернуть Союзу земли, как реванш за проданное Хрущевым Русское подворье.
     -  Должна тебе признаться,  -  сказала  я Денису. - Когда я искала твои
документы, эта папка попалась мне на глаза, и я принесла ее домой.
     - Зачем? - удивился он, - Там просто  старые бумажки с переводами отца.
Мы храним их как память, и все.
     -  Конечно, это некрасиво, но есть две причины, почему я так поступила.
Первая  - нельзя держать ключ на  виду. Мне  сказала ваша соседка, что вчера
какой-то парень стучался к  вам в дверь и назвался  твоим другом. - Я хотела
сказать, что это мог быть мой бывший муж, но что-то меня остановило.
     - А вторая причина?
     -  Я очень  любопытная, и  у меня это получилось совершенно машинально.
Прости.
     Денис не  успел  сказать,  что он думает  о  моем поступке,  как  вдруг
неожиданно подал голос мой сотовый телефон.
     - Алло, Валерия, это  ты? -  мы  с  Денисом  услышали  из переговорного
устройства взволнованный голос Элеоноры.
     - Да, добрый день, - ответила я.
     - Я звоню из автомата. Где Денис, вы узнали что-нибудь?
     - Мама, не волнуйся, я в машине Валерии. Почему ты звонишь не из дома?
     -  Телефонный  шнур  перерезан.  Кто-то  был  у  нас  в  квартире.  Все
разбросано, перевернуто, исчезли твои документы, доллары и папка отца. И еще
новые джинсы.
     - А записка? Вы нашли  записку  на комоде?  -  у меня  в душу закралось
нехорошее подозрение.
     - Никакой записки я не видела.  Денис, когда ты  вернешься? Это правда,
что тебя ищет полиция?
     - Да, мамочка, правда. Не волнуйся. Я еду к тебе. Сиди  дома и жди нас,
полицию не вызывай. Рядом с  компьютером  лежит  коробка с надписью "модем".
Там короткие телефонные провода. Замени, а я позвоню, проверю. Только забери
ключ из шкафчика на лестнице.
     - Там нет ключа! Приезжай, я не нахожу себе места.
     -  Закрой защелку на  двери  и  никому не открывай! Ты поняла?  Никому,
только нам!
     Развернувшись, я  направила машину в обратную  сторону. Ну и  хорошо, я
все равно не хотела, чтобы он улетел.
     -  Знаешь,  -  Денис внимательно посмотрел  на  меня,  -  кажется, твое
любопытство спасло нашу папку. Кстати, где она?
     - Засунула ее между дашкиными кляссерами.
     - Молодец! - восхитился он. - прямо Эдгар По!
     Я  посмотрела в зеркало  заднего  обзора. За  нами,  не отставая, катил
вишневый "шевроле-кавалер", который я приметила еще по дороге в аэропорт.
     - Послушай, - сказала я Денису, - тебе не кажется, что  за нами  хвост?
Этот "кавалер" ехал за нами сначала в одну сторону, а сейчас снова.
     Денис нахмурился:
     -  Лерочка, тебе  не  кажется, что  сейчас  самое время звонить  твоему
Михаэлю?
     - Тогда набери номер.
     Не отрывая  взгляда  от  дороги,  я продиктовала Денису  номер сотового
телефона  следователя и  через  несколько  томительных секунд  услышала  как
всегда спокойный голос Борнштейна:
     - Слушаю.
     -  Михаэль,  это  Валерия, шалом. Мне трудно говорить,  так как за мной
гонятся, скорей всего, бандиты.
     - Где  вы находитесь? - что мне нравится в Михаэле, так  это то, что он
знает, когда есть время на расспросы, а когда его нет.
     -  Мы  с  Денисом  едем  в Ашкелон  по  дороге  из аэропорта.  Бордовый
"шевроле-кавалер" преследует нас около сорока минут.
     - Номер машины?
     - Мне не видно.
     - Я звоню в патрульную службу, - он отключился.
     Через  несколько  километров мы заметили  дорожный  патруль.  Инспектор
п