много успокоиться после его пламенной речи, я спросил:
   - Вы упомянули какие-то магнитофонные записи. Что это за записи?
   Он устало покачал головой, облизнул пересохшие губы.
   - Записи. И  бумаги.  Некоторые  из  них  из  Министерства  Обороны.  Мне
полагалось всегда держать их при себе. Они были в моем сейфе. В сейф е. -  И
тут он единственный раз за все время нашего разговора выругался.  -  Этот..,
этот сукин сын украл мой сейф!
   - Хотел бы я узнать, как Пулеметчику удалось это сделать, - сказал я.
   Джо допил виски и пустился рассказывать. Из его рассказа мне стало  ясно,
что Пулеметчик охотился за Джо несколько месяцев. Что  называется,  сидел  у
него на хвосте. Пулеметчик знал про Джо буквально все. За два дня  до  того,
как он предстал перед Джо со всем этим досье, кто-то  проник  в  дом  Джо  и
извлек из стены сейф - это было плевым делом для Пулеметчика и его  дружков.
И снова Джо упомянул какие-то магнитофонные записи, но дальше упоминаний  не
пошел. Теперь мне ,стало ясно, что Пулеметчик подготовился к этой афере куда
как основательно, но все еще не врубался.
   Я заводил разговор о бумагах Министерства Обороны, но Джо  был  уклончив.
Вытянуть из него что-либо лишнее было столь же сложно,  как  взять  кровь  у
манекенщицы. Наконец я взмолился:
   - Послушайте, Джо, вы сами снаряжаете меня в это  плавание  и,  если  мне
повезет, я так или иначе увижу все своими глазами. Ради  всего  святого,  не
уподобляйтесь больному, который боится, как бы доктор не узнал, где  у  него
болит. Нужно, чтобы я нашел всю эту ерунду, в таком  случае  вы  должны  мне
сказать, что именно следует искать. Итак, черт побери, что это за бумаги  из
Министерства Обороны?
   - Это секретные бумаги, мистер Скотт.
   - Они были секретными. Похоже, Джо слегка побледнел.
   - Вы правы. Однако ж.., скорей всего  мистер  Паркинсон  не  в  состоянии
оценить их значимость.
   - Выходит, это очень важные документы, да? Теперь я  мог  с  уверенностью
сказать, что Джо побледнел. Он тер ладонью лоб и  молча  изучал  поверхность
стола. Дело принимало все более серьезный и подозрительный оборот, и  я  все
больше и больше им увлекался.
   - Я же сказал вам, они чрезвычайно секретные. Я не  имею  никакого  права
этот секрет раскрывать. Чрезвычайно важные документы.
   - Для кого? Для вас?
   - Да, для меня. И для вас тоже, мистер Скотт. И для.., всех нас.
   Больше из него ничего нельзя было вытянуть. По крайней мере в тот момент.
Так что я сменил пластинку.
   - Ну, а эти магнитофонные записи? - спросил я. Похоже, он  тоже  был  рад
переменить тему. История была довольно-таки простая, но что-то в ней меня не
устраивало, что-то настораживало. Он сказал, что приблизительно  месяц  тому
назад, в конце марта,  человек  шесть  его  знакомых  бизнесменов,  а  также
несколько представителей других профсоюзов собрались здесь, в его доме.  Они
обсуждали.., дела, профсоюзные проблемы. Если верить Джо, то  они  собрались
просто поболтать и сразиться в покер. В  то  время  Джо,  разумеется,  знать
ничего не знал о том, что Пулеметчик или кто-то там еще осведомлен  об  этой
встрече, тем более, что Джо совсем  недавно  появился  в  Лос-Анджелесе.  Он
всего два дня как приехал из Нью Йорка, но Пулеметчик, оказывается,  шел  по
его следу. Более того, он записал на пленку все их разговоры. Вот почему  мы
с Джо сидели теперь на лужайке.
   - Джо, мне не хотелось бы заниматься перекрестным допросом, но  возникает
вопрос: если то была обычная дружеская вечеринка,  почему  вы  так  напуганы
тем, что ее записали на пленку?
   Он облизнул губы.
   - Мы обсуждали дела. Кое-какие профсоюзные дела, которые.., которые я  бы
не хотел обнародовать. Вы  ведь  знаете,  как  может  звучать  вырванное  из
контекста... А любая запись, я уверен, может быть смонтирована в таком виде,
что суть ее окажется полностью искажена.
   Он  замолчал.  Я  больше  не  задавал  ему  вопросов.  У  меня  создалось
впечатление, что Джо мошенник покрупней Пулеметчика. Мы  проговорили  еще  с
полчаса, в результате чего я узнал, что мои  служебные  расходы  могут  быть
неограниченными. И вот почему: Пулеметчик сказал Джо  при  расставании,  что
навестит его снова через месяц или даже два. Иными словами  он  на  какое-то
время решил оставить его в  покое.  Возможно,  он  хотел  поджарить  Джо  на
медленном  огне  с  тем,  чтобы  тот  стал  сговорчивее.  Это  было   вчера,
следовательно, у Пулеметчика был один день форы. В том случае, если он решил
на время уехать из Лос-Анджелеса, оставив Джо наедине с его муками.
   - О'кей, мне кажется, я нахожусь в полной боевой  готовности,  -  наконец
сказал я. - К тому же я слишком хорошо знаю Пулеметчика, чтобы рассиживаться
здесь дольше положенного. Ах да, есть еще вопрос.
   - Я вас слушаю.
   - Вы должны сообщить мне, хотя бы в общих чертах, что содержится  в  этой
пресловутой бумаге Министерства Обороны.
   Джо тяжело вздохнул.
   - Что ж, пусть будет так. Она касается шагов, которые должны  предпринять
Соединенные Штаты в случае войны. - У Джо  совсем  отвисли  щеки,  а  глаза,
можно сказать, спрятались за верхними веками. -  Я  имею  в  виду  ту  самую
войну, мистер Скотт. Тотальную, всеобъемлющую, всеразрушающую  войну.  -  Он
произнес это таким торжественным голосом,  что  у  меня  забегали  по  спине
мурашки. - Та бумага... - Он колебался.  -  Она  предполагает  использование
Соединенными Штатами бактериологического оружия против.., агрессора.  Больше
я вам ничего не могу сказать.
   Меня это потрясло - дело в том, что я понял: Джо  лжет.  Не  знаю,  каким
образом я это понял: то ли по выражению его лица, возможно, по его тону  или
же по тому, какими он пользовался словами. Когда в течение,  можно  сказать,
всей твоей жизни только тем и занимаешься, что расследуешь всякие запутанные
дела, расспрашиваешь тысячи самых разных людей, обычно точно  знаешь,  когда
тебе лгут. Джо водил меня за нос. Я не испытывал к Джо особой симпатии, но я
прямо-таки горел желанием окунуться в это дело.
   - Похоже, это чертовски серьезно, - изрек я. - Все это  дело.  А  бумага,
выходит, такая важная, что только диву даешься, почему она  лежала  в  вашем
сейфе, а не в Пентагоне или в потайном кармане какого-нибудь конгрессмена.
   Глаза Джо блеснули гневом.
   - Мистер Скотт, я беру вас на службу не для того, чтобы вы  задавали  мне
всякие вопросы, а чтобы вернули  эту  папку  с  документами.  Вы,  вероятно,
забыли, что я влиятельный человек. Я сотрудничаю в нескольких  комитетах,  а
также занимаюсь самой разнообразной деятельностью, и не только той, какую вы
мне автоматически приписываете. Я достаточно близок к нашему  Президенту.  Я
только скажу вам, что у меня были основательные причины для того, чтобы этот
документ попал в мое распоряжение. Однако это все, что я могу вам сказать.
   - Не кипятитесь. Просто мне кажется, что ФБР  управилось  бы  с  подобным
делом лучше меня. Джо выпрямился.
   - Будьте уверены, ФБР уже задействовано. Это я говорю вам твердо.  Однако
Федеральное Бюро не имеет никакого отношения к моим личным.., бумагам.  Этим
должны заняться вы. Всем этим нечистоплотным мерзким шантажом. В том числе и
этой бумагой и пленками. Пятьдесят тысяч  долларов,  мистер  Скотт,  хорошие
деньги. - Я с ним мысленно согласился,  так  как  сумма  произвела  на  меня
впечатление. - Однако же за чистую работу,  мистер  Скотт,  пятьдесят  тысяч
долларов маловато, - добавил он. - Я мог  бы  премировать  вас  существенной
суммой.
   - Звучит заманчиво. Что ж, пора приступать к делу. - Я  встал,  посмотрел
на него сверху вниз, вспомнив при этом, что он тут вовсю  темнил,  и  сказал
ему то, что часто, хоть и не всегда, говорю своим новым клиентам:
   - Кстати, как вам очевидно известно, я распутал  в  этих  краях  не  одно
дело, связанное с убийством. Обычно я заранее уведомляю клиента о  том,  что
если  у  него  руки  в  крови,  об  этом  тут  же  ставятся  в   известность
соответствующие официальные органы. - Он вспыхнул, и я добавил:
   - Говорю это просто для ясности.
   - Я вас не понял. Какое все это может иметь отношение ко мне?
   - Никакого, разумеется. Просто, как я уже сказал, прежде, чем взяться  за
дело, я должен внести полную ясность. В  том  случае,  если  меня  берут  на
работу.
   - Я вас беру. Я не мог бы уважать человека, думающего иначе.
   Джо пожал мне на прощание руку. Это было крепкое, сердечное  рукопожатие.
В  повседневной  жизни  Джо,  очевидно,  был  общительным  парнем,   хорошим
приятелем, симпатичным малым. Сейчас же  передо  мной  предстал  чрезвычайно
напуганный человек. От него только-то и осталось это крепкое рукопожатие.
   Я отбыл.
   Вот так все началось. Весьма подозрительно, хотя поначалу я и представить
себе не мог,  насколько  все  серьезно.  До  меня  кое-что  дошло,  когда  я
обнаружил Пулеметчика.  Я  его  выследил  весьма  сложными  путями,  которые
настолько запутаны, что  не  стану  их  перечислять,  в  основном  пользуясь
услугами платных  агентов  и  осведомителей  из  преступного  мира.  Ниточка
привела меня сперва в Мехико-сити, потом в отель "Ла Борда" в Такско, где  я
обнаружил машину, которую он взял напрокат в Мехико-сити под  именем  Артура
Бранда. Он вселился в отель под фамилией Кэйн, Роберт Кэйн,  я  нашел  этого
Пар-Кинсона-Бранда-Кэйна, то есть Пулеметчика, в большой комнате  с  обшитым
деревом потолком на третьем этаже. Он был мертв, так  как  в  башке  у  него
сидела пуля. При нем не было  ни  бумаг,  ни  фотографий,  ни  магнитофонных
записей, ни секретных документов. Я сделал тщательный обыск, но единственная
полезная для  меня  вещица  оказалась  в  бумажнике  Пулеметчика.  Это  была
маленькая карточка - бронь отеля "Лас  Америкас"  в  Акапулько,  вроде  тех,
которые дают в бюро путешествий.
   На ней значилось "мистер и миссис Якоб Бродни" и стояла дата - 28 апреля,
то есть это был тот самый день, который уже начался.
   Я провел несколько минут в обществе мертвого  Уоллеса  Паркинсона,  потом
вышел от него и как бы случайно справился у дежурного. Никто не мог  сказать
мне определенно, был Пулеметчик один или с кем-то. Когда он  брал  ключ,  он
был один, но это еще ни о чем не говорило.  Я  сел  в  свою  машину  и  стал
соображать, что мне делать дальше.  Ясно  одно:  Пулеметчик  либо  с  кем-то
путешествовал, кто его в конце концов убил, либо его выследил кто-то  помимо
меня. И еще: то ли он собирался  ехать  в  Акапулько  с  этой  "миссис  Якоб
Бродни", то ли рассчитывал встретиться с ней там.
   Едва ли Пулеметчик ехал в Акапулько лишь  за  тем,  чтобы  поваляться  на
пляже, тем более, что у него на руках было (или уже нет) это досье на Джо. И
тут я принял решение - двинусь в "Лас  Америкас"  и  поселюсь  там  под  его
именем. То  есть  стану  на  время  Уоллесом,  Пулеметчиком,  Паркинсоном  и
посмотрю, что из этого выйдет.
   Было светло, когда я выехал из Такско и свернул на узкое, все в  дурацких
извивах шоссе на Акапулько.  Вскоре  после  обеда  справился  в  отеле  "Лас
Америкас" и выяснил, что бронь все еще не востребована.  Я  ее  востребовал,
хотел было подписаться Якобом Бродни, но передумал. Как  бы  ни  отупели  от
усталости мои мозги, я все равно понимал, что это слишком.  Ведь  отнюдь  не
исключено, что Пулеметчик, то есть Бродни, намеревался встретиться  здесь  с
кем-то, кто его знал. Я был ни капельки не похож на Пулеметчика.
   Пусть клерк думает, что  я  Якоб  Бродни,  однако  ж  на  регистрационной
карточке я поставил  свое  настоящее  имя.  Потом  дал  клерку,  смышленному
мексиканцу по имени Рафаэль, эквивалент ста американским долларам и заставил
его поклясться в том, что если кто-либо поинтересуется, он  скажет,  что  от
Якоба Бродни пришла телеграмма с отсрочкой, в силу чего он,  Рафаэль,  отдал
эту комнату какой-то странной личности, подписавшейся "Шелл Скотт". Рафаэль,
кажется, был сбит с толку, но за  864  песо  готов  был  поклясться,  что  у
черепах водятся вши.
   Похоже,  это  служило  мне  оправданием  на  тот  случай,  если  какой-то
одержимый манией убийства друг Пулеметчика захочет выяснить, что я  делаю  в
комнате, забронированной на  имя  мертвеца,  то  есть  Пулеметчика,  поэтому
пройдя в сто третий номер, я прямо  в  одежде  завалился  на  одну  из  двух
стоящих рядом кроватей. Проснулся где-то около полуночи вялый  и  совсем  не
отдохнувший, быстро, но вкусно пообедал в "Ла Бокане", в компании все тех же
мрачных знакомых личностей, и снова завалился спать.
   На следующее утро я справился  у  дежурного,  не  интересовались  ли  сто
третьим номером. Не интересовались,  как  оказалось.  Затем  я  позавтракал,
снова справился у дежурного, поболтался в вестибюле, в баре, возле конторки,
но ничего примечательного не узрел, разве что нескольких мошенников,  в  том
числе одного осведомителя по имени Арчи Круз,  который  был  передо  мной  в
долгу. Ага, судя по всему, мне придется  прибегнуть  к  его  услугам.  Потом
выпил в баре, съел в столовой ланч и выкупался в  бассейне.  Тут  ко  мне  и
подошла эта Глория со своими проблемами.
   Я вернулся к себе в номер, чтобы обдумать все случившееся с тех пор,  как
мне позвонил Джо и я включился в работу. Все очень странно  и  непонятно.  Я
снял халат и швырнул  его  на  кровать.  Что  ж,  по  крайней  мере  у  меня
великолепный номер, я окружен всевозможным гостиничным комфортом, а за окном
плещутся голубые воды Залива Акапулько и бассейна.
   Я  потянулся,  дверь  открылась.  У  коридорного   была   препаскуднейшая
физиономия, он вошел ко мне будто  к  себе  домой,  прислонился  к  стене  и
вылупил на меня глаза.
   В нем было футов пять роста, примерно столько же в ширину. Его физиономия
явно нуждалась в пластической операции. Да ее можно было сравнить разве  что
со слоновьей задницей. Вообще этому типу следовало красоваться в музее.
   Я пожалел о том, что положил свой револьвер в ящик стола.
   - Пулеметчик? - тихо спросил коридорный.
   - Угу.
   - Одевайся, - громким шепотом велел он. - Пятнадцать минут.
   "Угу" сработало, поэтому я  его  повторил.  Коридорный  кивнул,  вышел  и
бесшумно прикрыл за собой дверь. Я не знал, что за сим последует, но что  бы
ни последовало, мне следовало быть одетым, а также при  кольте  38  калибра,
сделанного по моему специальному заказу.
   В это время зашумела вода в моем туалете слева.
   Я покосился на закрытую дверь, она открылась и из нее выпорхнула красотка
в норковой шубе, под которой больше почти ничего не  было.  У  меня  отвисла
челюсть. Красотка улыбнулась.
   - О господи, ты, должно быть, и есть этот самый Пулеметчик, - сказала она
шелковым контральто. - Тогда тебе известно о моем приезде.
   Разумеется, мне о нем известно. И  вообще  мне  абсолютно  все  известно.
Красотка мне улыбалась, а  я  ее  разглядывал.  Надо  признаться,  это  было
стоящее занятие.
   На ней было фунтов сорок норки и примерно унция,  от  силы  две  золотого
ламе, у которого не было ни верха, ни  бретелек,  ни  спины  и  от  которого
вообще не было никакой пользы. Красотка была одета для вечернего выхода, и я
пожалел, что теперь не вечер. Она держала в руке небольшую  черную  сумку  в
форме коробки, какие берут с собой женщины, если собираются гулять всю ночь.
Швырнув сумочку на кровать, красотка кинула сверху шубу, и я наконец  увидел
платье.
   У него был такой низкий вырез, что мне  поначалу  показалось,  будто  это
неглиже, однако так было задумано. Эту девицу природа явно не обделила своим
вниманием. Что касается меня, то я природу боготворю.
   Красотка смотрела на меня своими синими глазищами.
   - Милый, меня послал Торелли. Чтоб ты не скучал. Милый. Она назвала  меня
милым.
   - Торелли?
   - Ну да. Торелли сказал мне.., мм... "Поговори с ним, пока я буду готов".
   Торелли? Я не знал никакого Торелли.  И  что  значит  это  "пока  я  буду
готов"? Может, она имеет в виду меня? Черт побери, так я уже готов.
   У нее были изумительной формы ноги с узкими  лодыжками,  длинные  волосы,
что мне вообще очень нравится у  женщин,  к  тому  же  какого-то  особенного
цвета. Одним словом, она была  блондинка  с  каким-то  клубничным  оттенком,
хотя, вероятно, это называется апельсиновый цвет,  но  по  мне  пускай  хоть
зеленый. Благодаря тонкой талии ее бедра казались еще восхитительней. О  да,
я рассмотрел ее всю до кончиков ушей.
   Я стоял и все пялился на нее, а она спросила:
   - Ну и как, долго ты будешь меня так держать?
   - Извиняюсь. Садись. - Я повел ее к креслу. - Ты застала меня врасплох.
   Я хотел было спросить, что  все  это  значит  и  кто  такой  Торелли,  но
вспомнил, что теперь я не я, а Пулеметчик, а, следовательно, все знаю.
   - Так тебя послал Торелли?
   - Угу.
   - Добрый старина Торелли.
   Она ничего не ответила, и я предложил выпить.
   - Как скажешь.
   Я на это улыбнулся и извлек бутылку бурбона, который всегда имею в запасе
на случай всяких чрезвычайностей. Это был тот самый  случай.  Налил  нам  от
души, подал ей стакан, свой осушил не сходя с места.
   На красотке был огромный перстень с печаткой в  виде  большого  выпуклого
"И". Он был размером чуть  ли  не  с  ее  платье,  которое  она  носила  так
беззаботно. Однако в таком платье вряд ли стоит о чем-то заботиться.
   - А тебя случайно как зовут? - поинтересовался я.
   - Ивлин. Можешь звать меня Ив.
   Я мог бы извлечь из  всего  этого  колоссальную  выгоду,  но  мне  сперва
требовалось еще выпить. Что я и сделал, пока она возилась с тем, что я налил
ей раньше.
   - Может, послушаем музыку? - предложила она, медленно потягивая виски.
   -  Прекрасно.  Люблю  музыку.   Просто   обожаю.   Она   склонилась   над
радиоприемником, округлив при этом свои и без того круглые бедра,  повернула
ручку. Оттуда полилась музыка. Она вертела  ручку  пока  не  нашла  себе  по
вкусу. Это оказался какой-то чувствительный пустячок в ритмичном обрамлении.
Скорей всего самба, которая мне очень понравилась, потому  что  Ив  отбивала
такт ногой и еще многими частями своего тела.
   - Потанцуем? - предложила она.
   Пришлось прокашляться прежде, чем я смог ей ответить:
   - Да, черт возьми.
   Она  повихляла  бедрами,  приподняла  платье,  еще  выше   обнажив   свои
великолепные ноги. "А-а-а", - изрек я, она подняла платье еще выше  и  пошла
на меня как Гильда Грей.
   Мы кружились в танце, главным образом работая не ногами, а телом. Кто  бы
ни был этот Торелли, я ему многим обязан. Но тут открылась дверь, и ввалился
этот уродина коридорный, которого меня так и подмывало  засунуть  в  кипящее
масло. Мог по крайней мере постучать.
   - Ты еще не одет? - изумился он.
   Во дурак-то!
   - Нет, мой дорогой, не одет, - сказал я, с  трудом  сдерживая  ярость.  -
Сделай милость, убирайся к чертовой...
   Его физиономия приняла еще более паскудное выражение, что  меня  удивило,
ибо я думал, что дальше уж некуда.
   - Послушай, Пулеметчик, у тебя осталась ровно минута на одевание, или  ты
пойдешь в плавках. Торелли это не понравится.
   - О, боже! Извини меня, Пулеметчик. Я удаляюсь. Ты лучше поспеши.
   Мне захотелось выпрыгнуть из окна, но она  была  так  доброжелательна.  Я
подошел к кровати, взял норковую шубу, чтобы помочь ей одеться. Когда я брал
шубу, маленькая черная сумка-коробка, которая под ней лежала, упала на пол.
   Ив взвизгнула.
   - Моя сумка!
   - Ух, прости.
   Она наклонилась, подняла сумку и сказала:
   - Неужели нельзя осторожней? Ты мог ее сломать.
   - Ни за что на свете, голубушка.
   Ив повернулась и вышла вон, неся в одной руке шубу,  а  в  другой  сумку.
Коридорный буркнул, что у меня осталось  всего  тридцать  секунд,  я  быстро
натянул брюки, схватил рубашку и сунул  босые  ноги  в  туфли.  Он  даже  не
позволил мне завязать шнурки.
   - Что с тобой, Пулеметчик? Шарики, что ли, забарахлили?
   Я промолчал,  коридорный  распахнул  дверь.  Мысль  поселиться  в  номере
Пулеметчика и на какое-то время стать им понравилась мне