ть ее платье.
    Оно показалось мне застегнутым по крайней мере на четыреста пуговиц. Они
начинались с самого подола, шли между ее ног, бедер, разделяли пополам ее
живот и останавливались у горла. Но мои исследования показали мне, что
последние четырнадцать пуговиц не были застегнуты. Это позволяло мне видеть
начало дорожки между ее грудями. Я предпочитал такой спектакль любому другому.
    Я был в восторге, что платье застегивалось не на молнию. Можно провести
целых полчаса, расстегивая все эти пуговицы. Начиная с подола, расстегиваешь
одну, потом одну сверху. Потом опять снизу, и опять сверху. Или начинать
сверху, а потом снизу. Могут быть разные комбинации. Это просто мечта для
математика и это гораздо интереснее, чем обычные застежки.
    - Какое красивое платье! - сказал я.
    - Это получено из Марокко. Пощупайте материал.
    Она взяла мою руку, стараясь не дотронуть до поврежденного места, подняла
ее ладонью книзу и прижала верхней стороной к своей левой груди. Дорогая
крошка ничего не носила под своим платьем, и когда моя рука прикоснулась к ее
груди, она приподняла ее немного, сантиметра на два. Результатом этого было
то, что твердая, круглая масса оперлась о мою руку. Я быстро оторвал руку,
чтобы перевернуть ее. Эту приятную тяжесть надо было чувствовать ладонью, а не
тыльной стороной руки.
    В тот момент, когда я взял в ладонь это круглое полушарие, увенчанное
твердой вишней, она сделала назад шаг, освободив таким образом мою открытую
ладонь протянутую вперед, как будто я хотел проверить, идет ли дождь.
Проказница.
    - Можно подумать, что это шелк, - сказал я. - Вы хотите что-нибудь выпить?
    - Охотно.
    О! У этой голова была холодная! Даже, может быть, слишком холодная. -
Противоположность только еще больше воодушевляет, - сказал я себе. - Я люблю
противоположности. А мне совершенно некуда было идти или ничего было делать
раньше девяти часов завтрашнего утра.
    Она располагала классической квартирой из двух комнат с половиной, в
которых живут работающие женщины в ожидании того момента, когда выйдут замуж.
На меблировке совершенно не отразилась ее индивидуальность. Даже менее, чем в
тюремной камере. Ваше воображение не могло бы разыграться в этой обстановке
из банальной мебели и репродукций картин Ван Гога.
    Она отступила по направлению к комнате и резко повернулась. Ее платье
распахнулось, обнаружив ее щиколотки, потом обвилось вокруг ног с
выкрашенными зелеными ногтями. Я люблю когда женщины совершенно закрыты до
щиколоток: это гораздо более соблазнительно, чем все эти мини юбки. 1900 год
был вероятно замечательным годом: вид щиколотки, которую обнаруживала женщина
садясь в трамвай, мужчины вспоминали в течение всего дня. Я понял, что моя
новая знакомая, была тонкая штучка.
    - Бурбон, скотч, ром, ирландский виски? - перечиляла она.
    - Ирландского.
    Неожиданно в моем мозгу зажегся красный свет. Я привык к тому, что мой
мозг иногда делал мне предостережение, и стал рыться в своей памяти. Где-то
тут было что-то не то, но я никак не мог представить себе, что именно. -
Может быть, у меня когда-нибудь были неприятности с дамой с зелеными глазами
и холодной головой. Может быть, этот красный свет зажегся, чтобы я был
начеку. Я тщетно вспоминал всех знакомых мне дам с зелеными глазами и
холодной головой. Я подытожил результаты. Дама, с зелеными глазами, да. С
холодной головой, да. Зеленые глаза, полные ледяного холода, нет. Особый
аромат? Ничего.
    Она взяла стакан и положила туда несколько кубиков льда. Порция виски,
которую она налила туда, привела бы к банкротству бар за один только вечер,
если бы бармен был столь расточителен. Красный свет все время горел.
Неожиданно в голову мне пришла одна мысль. Красный свет переменился на
зеленый.
    - У вас очень красивая квартира, - начал я. - Мне очень нравится, как вы
ее обставили. - Она оценила лесть. - Сколько у вас комнат? - две с половиной.
    Я стал бродить по квартире со стаканом в руке. Я бросил взгляд на
спальнюю комнату: кровать показалась мне удобной. Я просунул голову в ванную
комнату, это была большая комната. Я прошел на кухню. Девица осталась в
гостиной и ставила пластинки на проигрыватель. Я осмотрел шкаф на кухне,
этажерку и холодильник. Газированная вода. Эль. Я вышел оттуда с игривым
видом.
    - Немного слишком крепко на мой вкус, - сказал я подняв стакан. - У вас
ничего нет, чтобы разбавить это?
    - Газированная вода и эль, что вы из этого предпочитаете?
    - То, что я люблю, так это содовую воду. У вас она есть?
    - Содовая с ирландским виски?
    - Это кажется, может быть немного странным, но это замечательная смесь.
Вы никогда ее не пробовали?
    - Нет!
    Я продлжал настаивать.
    - У вас ее нет? - спросил я небрежным тоном.
    - У меня ее больше не осталось.
    Я поставил свой стакан.
    - Мне это совершенно необходимо, - проговорил я. - Я понимаю, что веду
себя как беременная женщина, которая требует вишен не по сезону, но это так.
Какой здесь ближайший магазин?
    - Через три блока выше, там есть кондитерская, которая открыта всю ночь.
    - Я сразу же вернусь.
    Она подарила меня взглядом, который ясно говорил, что она считает меня
окончательно помешанным, но что можно было бы возразить против этого?
    Я спустился на лифте и пошел к таблице, чтобы прочитать имя владельца
квартиры 3А. Андере сон. Это мне ничего не сказало. Я разбил свою красную
лампочку и ударом ноги отшвырнул осколки стекла в угол. Интуиция хорошая
вещь, но тогда, когда она действует правильно.
    Итак, я протопал мои шесть блоков зря. Почти совсем зря. Эта кондитерская
была своего рода коробка, в которой с покупателей дерут по сто центов за
любую вещь, после того, как закроются другие лавки. Большие круглые зеркала
поворачивались под потолком и отражали помещение со всех сторон, чтобы
отвадить воров.
    Я вернулся к девице. Музыка играла по-прежнему. Она смешала соду с виски,
прибавила туда немного льда и протянула мне стакан.
    - Вы хотели этого!
    Я выпил свой стакан, изображая при этом самое живейшее удовольствие и
удовлетворение. Но она была права. Это была смесь самая невероятная, которую
я когода-либо пил, за исключением микстуры из сока и скверного джина, который
я пил один раз, когда мне было семнадцать лет. Меня тошнило три дня подряд.
    Она села и спросила как меня зовут. Я сказал ей это. Она спросила, что я
фабрикую. Я сказал ей это. Это ее воодушевило. Она заявила мне, что я
вероятно веду жизнь очень разнообразную. Я ответил ей, что она права.
    - Мне нравится, когда мужчина любит свою работу, - сказала она.
    Я спросил ее, как ее зовут. - Люси Грин, - ответила она. Она была
разведенная и жила на пенсию, которую выдавал ей бывший муж, и понемногу
путешествовала. Время от времени, она брала работу, чтобы не было так скучно.
Она работала рецептионисткой в одной художественной галерее, как хозяйка
большого ресторана.
    Мой стакан был пуст. Она наполнила мне другой. Мой желудок стал возражать
и проявлять свое недовольствие. Я снова сел и заставил себя не думать об
этом. Она села напротив меня и спросила меня, не работаю ли я в данный момент
над каким-нибудь делом. Я ответил ей, что так и есть на самом деле, но что
раньше завтрашнего утра, мне нечего думать об этом.
    - А что произойдет потом? Пробьют часы?
    Чем больше я буду говорить, тем меньше придется пить. И чем меньше я буду
думать об ирландском виски с тоником, которые бурно перемешивались в моем
желудке, тем будет лучше для меня. Я поставил свой стакан и объявил ей, что
завтра, в девять часов я сяду перед списком телефонных номеров длиной в
несколько километров: я должен буду разыскать агента по сдаче помещений,
который сдал дом одному интересующему меня типу.
    Она задрожала.
    - Это еще более волующе, чем невероятно! - воскликнула она.
    Она скрестила ноги, что заставило ее платье плотно обтянуть ее бедра. Она
стала болтать одной ногой, очень медленно наклоняясь вперед, опершись на
ладони рук, поставленных локтями на колени и позволяя мне видеть, как она
аппетитно сложена. У меня теперь видимость ее выреза увеличилась на десять
сантиметров.
    Это положение имело что-то в себе неестественное. Все было уж слишком
хорошо расчитано и выполнено.
    Позвонил телефон. Это звонила ее приятельница, которая собиралась
путешествовать. Она сразу стала обсуждать фасон нового платья. Итак, куда же
она собирается поехать в отпуск, в Пуэрто Рико или на Ямайку?
    Я встал и стал бесцельно бродить по комнате пока они разговаривали. Я
остановился перед маленькой этажеркой. Разные книги. Какой-то бюллетень
одного колледжа. Кто же она такая, если она действительно имеет диплом. Я
посмотрел на А. Она не фигурировала на Андерсон. Ее имя по мужу. Я посмотрел
на Грин. Тоже ничего. Я лениво перелистывал страницы, пока неожиданно не напал
на ее фотографию. Очаровательная девушка с невинным и умненьким лицом.
Лакомый кусочек. Вид у нее был даже тогда самоуверенный. Я прочитал несколько
строк посвящения, написанных под ее фотографией.
    .......................
    Мисс Форзич всегда идет вперед.
    
    А на обороте было написано: школа медицинских сестер и свадьба.
    Я тихонько поставил книгу обратно на этажерку. Она не видела, что я
просматривал. Она продолжала болтать по телефону. Теперь они обсуждали вопрос
ручного багажа. Я взял "ВОГ", лежавший на столике и сделал вид, что читаю
его. Моя система тревоги значит работала отлично, это вне всякого сомнения и
я был виноват, что усомнился в ней. Подсознательно что-то говорило мне, что я
уже видел ее, видел ее глаза, в операционном зале, когда поверх маски она
устремила их на меня, когда я разговаривал с доктором Морисоном.
    Она видела как я входил к Бруно. Она по всей вероятности слышала часть
нашего разговора с метрдотелем. Она представилась больной и сунула мне в руку
записку. Легкий запах, который сопутствовал ее аромату, был запах госпиталя,
потому что весьма вероятно, она сегодня не мыла своих волос.
    Весьма вероятно также, что она имела связь с доктором Хенли. Может быть,
даже она была влюблена в него. Молодое лицо, полное наивности и чистоты на
фотографии колледжа... Она не была больше наивной, но она, без сомнения, была
способна на любовь.
    Она конечно знала, что он вытворяет и где он находится. Может быть, она и
играла сейчас определенную роль в его интересах. Я видел много женщин менее
красивых чем она, готовых пойти на преступление ради того, кого они любили и
которые, несмотря на измены своего предмета, были верны.
    - Бла-бла-бла... по телефону.
    Я встал.
    - Я сейчас же вернусь.
    Она закрыла рукой трубку.
    - Я кончу через две секунды, - сказала она. - Пока хозяйничайте сами.
    Чтобы пройти в ванную комнату, я повернул направо и сделал несколько
шагов. Теперь я уже не был в поле ее зрения. Я открыл дверь в ванную комнату,
открыл кран, потом неслышно вышел оттуда и закрыл дверь. Я прислушался. Она
советовала своей подружке остерегаться солнечного удара в первый день приезда
и рассказывала признаки его.
    Спальная комната была сбоку. Я быстро вошел туда и открыл дверцу шкафа. В
глубине его находились три новеньких, полных чемодана. Они казались
поношенными, такие не берут с собой в путешествие. Я открыл ящики комода:
ничего особенного. Старые свитеры, салфетки, белье. В углу второго ящика я
нашел билет на самолет французской компании на Париж, а оттуда на Сабена, на
Леопольдвиль. Время отправления: завтра утром, в 8 часов тридцать минут.
Аэропорт Кеннеди. Я старательно закрыл ящик, потом вернулся в ванную комнату.
Моя хозяйка продолжала разговор. Это было в первый раз, что я был доволен
таким длинным женским разговором. Я закрыл кран и спросил:
    - У вас есть щетка для зубов?
    - В аптечном ящике, наверху.
    Это была совершенно новая щетка. В футляре из пластика. Продолжая
размышлять я стал чистить зубы себе. Рано или поздно, но она должна будет
позвонить Хенли, чтобы сказать ему, что я опасно приближаюсь к нему. И она
должна будет под тем или иным предлогом освободиться от меня. Или подождать,
пока я засну. Ей, конечно, не трудно было бы усыпить меня. Опасность, что я
могу пропустить этот разговор была очень велика. Она ведь может просто
потребовать, чтобы я покинул ее помещение.
    Это была настоящая война. Я бился над такой же проблемой. Мне также нужно
было осободиться от нее, чтобы позвонить по телефону.
    Я заметил телефонную кабину на улице, недалеко от той кондитерской, но
туда надо было дойти. А как только я успею выйти из лифта, как она уже будет
разговаривать с Хенли и она может даже успеть кончить разговор, прежде чем я
дойду до телефонной будки. Я был совершенно уверен, что она не будет вести
длинные нежные разговоры по телефону.
    Я положил щетку для зубов на умывальник. Чтобы занять свое время, я
открыл аптечный шкафчик. Он был полон разных, мгновенно действующих
препаратов. Мгновенное блаженство, мгновенная вспышка энергии, мгновенный
сон. Все для того, чтобы поработить мозг. Или освободить его. Чтобы
уничтожить чувство ответственности, избежать кошмаров, подействовать на
психику. Ей нужны были все эти наркотики, чтобы путешествовать вместе с
доктором Хенли. Я услышал как она повесила трубку.
    Теперь или никогда. Я поднял крышку резервуара стульчака, переместил
рычаг, контролирующий подачу воды, потом бесшумно закрыл опять крышку.
Стульчак теперь будет беспрестанно лить воду.
    - Простите, что так долго задержала вас, - проговорила она.
    Я поднял руку.
    - Я никогда не сержусь на дам, долго говорящих по телефону. Это такой
обычный феномен, как восход солнца или драка у мужчин. К чему возражать
против солнца? Я принимаю его, вот и все.
    Я сел около нее и стал рассматривать ее пуговицы. Она хотела улыбнуться,
но она так интенсивно размышляла и она не была хорошей актрисой. Ее усилия
высказать ко мне интерес, иссякли. Неожиданно она подняла голову и
прислушалась.
    - Что означает этот шум? - спросила она.
    Я в свою очередь прислушался.
    - Можно подумать, что это в туалете, - сказал я.
    Я встал и прошел в ванную комнату.
    - Да, действительно, это в стульчаке. - Она подошла ко мне и тоже
посмотрела. - Я не слишком разбираюсь в таких вещах, - добавил я. - Я передаю
это в ваши умелые руки. - Я повернулся. Она с неприязнью посмотрела на меня,
но постаралась это скрыть. - Я пока пойду приготовлю выпивку, пока вы тут
разберетесь с этим, - с веселым видом проговорил я и вышел из ванной комнаты.
    Я отлично понимал каким взглядом она наградила мою спину. Я услышал как
щелкнула крышка из фарфора, когда она стала открывать резервуар.
    Я быстро снял телефонную трубку и попросил соединить меня с начальницей
телефонисток. Я сказал ей свой индекс, сказал номер телфона и сказал, чтобы
все разговоры по этому телефону прослушивались бы. Она ответила мне, что
займется этим. Я поблагодарил ее и повесил трубку. Прошло всего двадцать
секунд.
    Я взял свой стакан и на половину опорожнил его в раковину на кухне, потом
снова прошел ванную комнату со стаканом в руке и делая вид, что пью его
содержимое маленькими глоточками.
    Она действовала, но без особого успеха.
    - Вы видите эту дырку? - спросила она. - Это сюда вода должна течь, а эта
штука умудрилась закрыть эту дырку, чтобы освободить воду. И мне не удается
поставить ее на место.
    Она снова посмотрела на меня скверным взглядом. Я поставил свой стакан. Я
нахмурил брови. Я стал изучать ситуацию. Я взялся за рычаг, который я тогда
отвернул в сторону и стал рассматривать его.
    - А-а, - произнес я.
    Я его повернул и поставил поплавок на место, потом попробовал спустить
воду. Все функционировало отлично.
    - Я совершенно не могу понять, как это могло случиться, - сказала она. -
Все действовало отлично до последнего момента.
    - Это просто металл немного устал.
    - Вы очень образованы, - сказала она, приблизившись ко мне.
    Она воображала, что должна быть мне благодарна за это исправление и
вероятно думала о том, что следует ли ей выразить мне свою признательность до
того момента, когда она под каким-либо предлогом отправит меня из дома.
    - Во всех случаях жизни, - ответил я.
    Я стоял очень близко от нее и наклонившись, поцеловал ее в шею. Она
задрожала. Ей нужно было разрешить небольшую проблему. Ей необходимо было
позвонить своему господину и хозяину, чтобы сообщить ему, что я подхожу очень
близко к нему. Но я находился здесь и это не давало ей возможности сделать
это. И очень вероятно, что я могу остаться на всю ночь. Она оказалась в
трудном положении. Должна ли она сказать об этом Хенли? Ей хотелось показать
себя перед ним умной и сообразительной потому, что она любила его, но как он
воспримет такую вещь?
    Нет, эта славная Форзич не подходила дл роли шпионки.
    Она стала шарить в своем кармане, потом прошла в гостиную. Она стала
смотреть по всем столам.
    - Что такое вы ищете? - спросил я.
    То было ощущение, что я суфлирую реплики одному из доморощенных актеров.
    - О ужас! У меня нет больше сигарет!
    Да, это была действительно не актриса.
    Я могу пойти купить их вам, - с готовностью предложил я. - Какую марку?
    - Она сказала мне.
    - Больше ничего?
    Она покачала головой.
    - Я сейчас же вернусь, - сказал я. - Думайте обо мне.
    - Я в ваше отсутствие поставлю на проигрыватель хорошие танцевальные
пластинки.
    - И хорошенькие мелодии, моя красотка, да?
    Она подошла ко мне, крепко прижалась животом к моему животу и поцеловала
в губы. Так как я освобожу ее от своего присутствия, она могла сделать мне
этот маленький подарок.
    - Рассчитывайте на меня.
    - Быстро выбирайте ваши пластинки. Я вернусь через мгновение.
    Она засмеялась и повернулась к своим пластинкам. В передней я вытащил
ящик из маленького столика, на котором лежали ее шляпа и сумочка.
    Ящик был набит пачками с сигаретами. Она вероятно очень быстро собрала
их, пока ее подружка болтала по телефону. Это усилие тоже досталось ей не
даром.
    Я закрыл дверь. Я очень сожалел, что не лег к ней в постель, с разрешения
или нет.
    Я прошел по коридору и позвонил в третью дверь. Очаровательная старая
дама открыла мне ее.
    - Очень прошу меня извинить, - сказал я. - Я ищу некую мисс Форзич и
никак не могу ее найти в списке жильцов, и потому не знаю на каком этаже и под
каким номером ее квартира. Может быть, я ошибся домом?
    - О нет, домом вы не ошиблись. Она живет в квартире 3А.
    - Я тоже так подумал, что эта самая дверь, - ответил я неуверенным тоном,
- но ведь там написано Андерсон.
    - О, мисс Форзич здесь прописана под именем Андерсон, вернее она
пересняла квартиру у Андерсон и еще не успела проставить на табличке свое
собственное имя. Эта особа очень спокойная. Я ненавижу шумных жильцов. Я
первой переехала в этот дом, после его реконструкции. Это было в 1948 году. И
управляющие прислушиваются к моему мнению, можете мне поверить!
    Она могла говорить до бесконечности, но я поблагодарил ее и спустился на
лифте. Я медленно направился к телефонной кабине и успел выкурить половину
своей сигареты. Этого времени должно было хватить, чтобы позвать его к
телефону и сказать ему, что он необходим ей и что они будут вести радостную
жизнь в Леопольдвиле, где никто им не сможет помешать. И что она любит его.
    Я бросил свой окурок и вызвал главную телефонистку.
    - У меня есть сведения, которые вы просили.
    - Я вас слушаю.
    - Персона вызывала 215-724-4957.
    - Где это?
    - В Нью-Хопе, в Пенсильвании.
    Как раз напротив Нью-Джерси, по другую сторону залива. Приблизительно в
семи, восьми километрах от Нью-Йорка.
    - Вы можете соединить меня с телеграфисткой в Нью-Хопе, пожалуйста.
    - Сию минуту, сэр.
    Я стал говорить с телефонисткой в Нью-Хопе:
    - Говорит инспектор Санчес, из полиции Нью-Йорка. Мне нужно узнать имя и
ад