вою служан-
ку Какаду. Даже белье она выбирала кричащих тонов, ярко-розовое, едко-зеле-
ное, кружева хоть и не настоящие, но зато шириною в ладонь, прошивки...
      Зная, что ее это взбесит, Мегрэ спустился вниз, уселся в кухне и стал
перелистывать страницы  записной  книжки,  датированные  прошлым годом. Тем
временем Фелиси чистила картофель и бросала  его  в  голубое  эмалированное
ведро.
      "13 января. -- Почему он не пришел?"
      "15 января. -- Умолять его".
      "19 января. -- Муки".
      "20 января. -- Мрачный".
      "23 января. -- Наконец-то!"
      "24 января. -- Снова блаженство".
      "25 января. -- Блаженство".
      "26 января. -- Опять он. Его губы. Счастье".
      "27 января. -- Мир плохо устроен".
      "29 января. -- Ах! Уехать бы!.. Уехать!.."
      Время от времени Мегрэ  поднимает  глаза, но Фелиси притворяется, что
не обращает на него внимания.
      Он пытается засмеяться, но смех его звучит фальшиво,  как смех проез-
жего человека, который пристает к служанке на постоялом дворе, и извиняется
с игривыми шуточками.
      -- Как его имя?
      -- Это вас не касается.
      -- Женат?
      Взгляд разъяренной кошки, которая защищает своих котят.
      -- Это большая любовь?
      Она не отвечает, а он упорствует, сам злясь на себя за это, повторяет
себе, что не прав, старается думать об улице Лепик, улице Фонтен, о том ис-
пуганном молодом человеке, который со вчерашнего дня не находит себе места,
натыкаясь на стены, как вспугнутый шмель.
      -- Скажите мне, детка, вы здесь встречались с этим человеком?
      -- А почему бы и нет!
      -- Ваш хозяин знал?
      Нет! Он не может больше расспрашивать девушку, которая над ним насме-
хается. Правда, комиссар вряд ли поступает хитрее: он едет к  Мелани Шошуа.
Прислонил велосипед к витрине и  ждет,  пока  уйдет покупательница, которая
расплачивается за банку зеленого горошка.
      -- Скажите, мадам Шошуа, у служанки мсье Лапи было много любовников?
      -- Конечно, были...
      -- Что вы этим хотите сказать?
      -- Во всяком случае, она говорил...  Всегда об одном и том же челове-
ке... Но это ее личные дела... Она частенько бывала грустной, бедная девуш-
ка...
      -- Он женатый?
      -- Возможно... Она всегда  намекала  на какие-то препятствия. Мне она
много не рассказывала... Если с кем-нибудь и делилась, то только  с Леонти-
ной, служанкой мсье Форрентена...
      Произошло убийство, а Мегрэ, этот серьезный,  солидный человек, зани-
мается любовными  историями  какой-то романтической девчонки! Настолько ро-
мантической, что на страницах ее записной книжки помечено:
      "17 июня. -- Меланхолия"
      "18 июня. -- Грусть"
      "21 июня. -- Мир -- это ложный рай, где не хватает счастья для всех"
      "22 июня. -- Я его люблю"
      "23 июня. -- Я его люблю"
      Мегрэ подошел к дому Форрентена и позвонил. Леонтина, служанка управ-
ляющего, оказалась  девушкой лет двадцати,  с широким, как луна, лицом. Она
сразу же пугается. Она боится доставить неприятности подруге.
      -- Конечно,  она мне все  рассказывала... Словом, то, что хотела рас-
сказать... Она часто приходила ко мне, влетала вихрем...
      Мегрэ так хорошо представляет себе их вдвоем. Леонтина тает от восхи-
щения. Фелиси стоит в небрежно накинутом на плечи плаще:
      -- Ты одна?.. Ах, если бы ты знала, дорогая...
      И она говорит...  говорит... Как говорят  девушки только с  глазу  на
глаз.
      -- Я его видела... Я так счастлива...
      Бедная Леонтина не знает, как отвечать на вопросы Мегрэ.
      -- Я не могу сказать о ней ничего плохого... Фелиси так страдала...
      -- Из-за мужчины?
      -- Она много раз хотела умереть...
      -- Он не любил ее?
      -- Не знаю... Не мучьте меня...
      -- Вы знаете его имя?
      -- Она никогда его мне не называла.
      -- Вы его видели?
      -- Нет...
      -- Где она с ним встречалась?
      -- Не знаю...
      -- Она была его любовницей?
      Леонтина краснеет, бормочет:
      --Однажды она мне призналась, что, если бы у нее был ребенок...
      Какое все это имеет отношение  к  убийству  старика? Мегрэ продолжает
расспрашивать Леонтину, и  его все больше охватывает неясная тоска, признак
допущенной ошибки.
      Что ж  делать! Вот он снова  на террасе "Золотого  перстня". Почтовая
служащая машет ему рукой.
      -- Вам уже дважды звонили из Парижа... С минуты на минуту будут снова
звонить.
      Опять Жанвье.  Нет, это не  его голос. Какой-то голос, незнакомый ко-
миссару.
      -- Алло! Мсье Мегрэ?
      Значит, это не с набережной Орфевр.
      -- Говорит официант из буфета на вокзале Сен-Лазар... Какой-то госпо-
дин поручил мне позвонить вам  и  сказать... Подождите... Ну вот, теперь  я
забыл его фамилию... Название какого-то месяца... Февраль, что ли?
      -- Наверное, Жанвье? [Жанвье - по-французски означает январь]
      --  Да, да,  Жанзье... Он  уехал  в Руан...  У него  не было  времени
ждать... Он думает, что вы можете попасть в Руан еще  до  прихода его поез-
да... Он сказал, что, если вы возьмете машину...
      -- Больше ничего?
      -- Ничего, мсье... Я выполнил его поручение... Это все.
      Что это значит? Если Жанвье так поспешно уехал в Руан, следовательно,
туда отправился и Петийон. С минуту комиссар колеблется. Он выходит  из ка-
бины, платком вытирает пот. Машина... Конечно, он может найти машину...
      -- Да нет, не поеду! -- бурчит он. -- Жанвье и сам справится...
      Осмотр трех комнат ничего не дал, если не считать записной книжки Фе-
лиси.  Люка  по-прежнему томится у "Мыса  Горн",  и люди из соседних  домов
иногда поглядывают на него сквозь занавески.
      Вместо  того  чтобы пуститься вдогонку за странным племянником  Лапи,
Мегрэ закусывает на террасе харчевни, прихлебывает кофе, в который подлива-
ет виноградной водки, а потом, вздыхая, снова садится на велосипед. По пути
он передает Люка пакет с сандвичами и спускается по холму в Пуасси.
      Он быстро находит кабачок, куда по воскресеньям ходит  Фелиси, -- де-
ревянное строение на берегу Сены. В  этот час там никого нет, и сам хозяин,
верзила в свитере,  подходит  к Мегрэ и спрашивает,  что  ему угодно. Через
пять минут, сидя за столиком перед полными рюмками, они узнают друг друга.
      Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдется.  Хозяин ка-
бачка, который теперь,  по воскресеньям, в перерыве между танцами, собирает
плату, когда-то подвизался на ярмарках в качестве борца и имел неприятности
с полицией. Он первый узнал комиссара.
      -- Это случайно не из-за меня ли вы забрели сюда? Вот уж было бы нап-
расно.
      -- Ну конечно!.. Конечно... -- улыбается Мегрэ.
      -- Что касается моей  клиентуры...  Нет, господин комиссар, не думаю,
чтобы вы здесь  что-нибудь  обнаружили... Посыльные из магазинов, служанки,
славные молодые люди...
      -- Вы знаете Фелиси?
      -- Кто это такая?
      -- Забавная девушка, тощая, как спаржа, остроносая, лоб,  как у козы,
одета вроде флага или радуги...
      -- Да это Попугай!
      Вот как! А старик Лапи называл Фелиси Какаду.
      -- Что она такое сделала?
      -- Ничего... Я только хотел бы знать, с кем она у вас встречалась...
      -- Пожалуй, ни с кем. Моя жена -- не пытайтесь ее вспомнить, она сов-
сем из  другого круга,  серьезная женщина -- так вот,  моя жена называла ее
Принцесса, такой у нее всегда высокомерный  вид... Кто же она в самом деле,
эта курочка?.. Я никогда не мог этого узнать... Держалась она действительно
как принцесса... Танцевала всегда прямо, как  палка...  Когда  ее  начинали
расспрашивать, она давала понять, что вовсе  не та, за кого ее принимают, и
приходит сюда инкогнито... Такое болтала... Вот, смотрите! Она всегда сади-
лась за этот столик, всегда одна... Пила маленькими  глотками, отставив ми-
зинец... Мадемуазель не с каждым пошла бы танцевать... В воскресенье... Ах,
да... вспомнил...
      Мегрэ представляет себе  толпу на тряском полу, резкие звуки аккорде-
она, хозяина, который, подбоченившись, ожидает, когда он сможет пройти меж-
ду парами и собрать денежки...
      -- Она танцевала с одним типом, которого я уже где-то видел... Только
где --  не могу вспомнить... маленький,  коренастый, нос немного  на сторо-
ну... Но это неважно... Я только заметил, что он крепко  прижимал  ее к се-
бе... И  что вы  думаете, посреди танца она как  залепит, ему пощечину!.. Я
был уверен  -- сейчас начнется  скандал... Ничего подобного... Этот тип тут
же смылся,  а Принцесса  с достоинством уселась на свое  место и стала пуд-
риться.
      Наверное, Жанвье уже давно приехал в Руан. Мегрэ оставляет свой вело-
сипед  у  террасы "Золотого перстня", а сам  направляется  к  телефонистке.
Прохладное помещение почты выходит на теневую сторону^
      -- Мне ничего не передавали?
      -- Только один раз... Просили позвонить  в  центральную  бригаду  Ру-
ана... Соединить вас?
      К телефону подошел не Жанвье, а какой-то инспектор.
      -- Комиссар Мегрэ? Вот что нам поручили вам передать: молодой человек
прибыл в  Руан после  того, как обошел с десяток  баров на Монмартре... Он,
кажется, ни с кем  не разговаривал... У него повсюду был такой  вид, словно
он кого-то ждет... В Руане он  сразу же отправился в район казарм. Он вошел
в пивную, где можно познакомиться с женщинами, вы,  конечно, знаете, "Тиво-
ли"... Там он пробыл с полчаса, потом бродил по улицам, наконец оказался на
вокзале... Вид  у него все  более усталый, подавленный... Сейчас он ожидает
поезда в Париж, а Жанвье продолжает слежку...
      Мегрэ отдает обычные  приказы:  расспросить хозяйку пивной, узнать, к
какой женщине  приходил Петийон, что ему было нужно,  и тому подобное... Он
слышит какой-то неясный  грохот, будто поблизости прошел автобус, и, только
выйдя из кабины, понимает, что это отдаленные раскаты грома.
      -- Вам еще должны звонить? -- спрашивает почтовая служащая, у которой
за всю жизнь не было столько развлечений...
      -- Возможно... Я сейчас пришлю к вам своего бригадира...
      -- Как это увлекательно -- работать в полиции! А мы сидим в этой дыре
и ничего не видим...
      Он хотел пожать плечами, но машинально улыбнулся и снова вышел на до-
рогу, ведущую к поселку.
      -- Придется все же ей заговорить! -- повторял он, направляясь  в Жан-
невиль.
      Надвигается гроза. Горизонт становится угрожающе-лиловым, а косые лу-
чи солнца кажутся еще более пронзительными. Больно кусаются мухи.
      -- Возвращайся в "Золотой перстень", Люка!.. Могут позвонить по теле-
фону, что-нибудь передать...
      Он толкнул дверь "Мыса Горн"  с  решительным  видом человека, который
слишком долго позволял над собой  издеваться.  Теперь с него хватит! Он  не
отстанет от  этой проклятой Фелиси. Нужно  ее как следует  встряхнуть, так,
чтобы она растерялась.
      -- Ну, хватит, детка! Поиграли, и довольно!
      Она у  себя. Мегрэ это знает. Он видел,  как заколыхалась занавеска в
окне первого этажа, когда он отправлял Люка в Оржеваль. Он  входит. Тишина.
В кухне варится кофе. В саду ни души. Мегрэ хмурит брови.
      -- Фелиси! -- зовет он вполголоса. -- Фелиси!
      Голос становится громче. Он разъяренно кричит:
      -- Фелиси!
      В какую-то минуту ему начинает казаться, что она его снова одурачила,
может быть, опять выскользнула у него из рук.
      Но нет... Со второго этажа до него доносится легкий шум,  чтото похо-
жее на  плач младенца. Он взбегает  по лестнице, останавливается  на пороге
комнаты  Фелиси  и  видит ее: она лежит на диване и плачет, уткнув голову в
подушку.
      Как раз в эту минуту забарабанили крупные капли дождя, а от сквозняка
где-то в доме с шумом распахнулась дверь.
      -- Ну что? -- ворчит он.
      Она не шевелится. Спина ее толчками поднимается от рыданий. Он трога-
ет ее за плечо.
      -- Оставьте меня! Умоляю! Оставьте меня!
      Внезапно ему приходит в голову мысль,  но он не хочет на ней останав-
ливаться: не комедия ли все это? Быть может, Фелиси специально выбрала под-
ходящий момент. Она даже  выбрала позу, и кто знает, случайно ли  ее платье
поднялось так высоко, что обнажило крепкие бедра.
      -- Вставайте, детка...
      Вот так штука! Она подчиняется.  Ну  это уже совсем на нее  непохоже,
она подчиняется безропотно. И вот она  уже сидит на диване, с глазами, пол-
ными слез, с красными пятнами на лице. 0на смотрит на него и выглядит такой
несчастной, такой усталой, что он чувствует себя скотиной.
      -- Ну в чем дело? Расскажите...
      Она качает головой. Она не может говорить. Она дает понять, что охот-
но все бы ему рассказала, но это невозможно, и снова закрывает лицо руками.
      Ему неудобно стоять здесь, он почти достает головой  потолок. Он под-
вигает стул и садится у изголовья, поколебавшись, отодвигает ее руку от за-
литого слезами  лица.  Ведь он еще ни в чем не уверен. Он нисколько не уди-
вится, если под сжатыми пальцами обнаружит лицо, глядящее на него ироничес-
ки.
      Но она плачет  по-настоящему. Плачет, как ребенок, без всякого кокет-
ства. И наконец таким же детским голосом бормочет:
      -- Какой вы злой!..
      -- Это я злой? Да нет,  дитя мое... Успокойтесь!.. Вы, значит, не по-
нимаете, что это ради вас...
      Она отрицательно качает головой.
      -- Но, черт возьми, отдаете ли вы себе отчет, что произошло убийство!
Вы единственный человек, который достаточно хорошо знает этот дом, чтобы...
Ведь я не говорю -- это вы убили вашего хозяина.
      -- Он был не хозяином...
      -- Знаю... Вы уже говорили... Допустим,  он  ваш отец...
      Ведь на это вы намекали, не  так ли?.. Допустим, что старый Лапи ког-
да-то натворил глупостей, а потом решил  взять вас к себе в дом... Вы стали
его наследницей... Это вам выгодна его смерть...
      Он слишком поспешил. Она встает, она  держится  прямо  и  напряженно,
словно статуя, олицетворяющая возмущение.
      -- Да, да, дитя мое!.. Садитесь...  По правде говоря, я должен был бы
уже вас арестовать...
      -- Я готова...
      Боже мой, как это трудно! Мегрэ  предпочел бы иметь дело с самым про-
дувным мошенником, с отъявленным рецидивистом. Невозможно  угадать, в какой
момент она играет комедию,  а когда искренна! Да и бывает ли  она когда-ни-
будь искренней? Он чувствует, что она за ним наблюдает, она не перестает за
ним наблюдать с удивительной проницательностью.
      -- Речь идет не об этом... Я хочу вам помочь... Человек, который вос-
пользовался вашим отсутствием, когда вы ходили в лавку,  чтобы убить вашего
хозяина... простите, чтобы убить Жюля Лапи,  был  достаточно  осведомлен  о
распорядке дня в вашем доме...
      Он устало садится на диван и бормочет:
      -- Я вас слушаю...
      Впрочем, почему бы это Жюлю Лапи вдруг вздумалось вести в свою спаль-
ню незнакомого человека?.. Ведь убит он  в своей спальне... А ему вовсе не-
зачем подниматься к себе в это время... Ведь он работал в саду... К тому же
он, обычно скуповатый, вдруг предложил гостю выпить.
      Из-за раскатов грома Мегрэ временами приходится почти кричать, а ког-
да раздается еще более оглушительный  удар,  Фелиси  инстинктивно тянется к
нему и хватает его за руку:
      -- Я боюсь...
      Она дрожит. Она по-настоящему дрожит.
      -- Не бойтесь!.. Ведь я с вами...
      Ничего глупее  не придумаешь, чем  сказать: он здесь. Мегрэ это прек-
расно понимает. А она тут же воспользовалась его замешательством, принимает
еще более скорбную мину и произносит со стоном:
      -- Вы доставляете мне столько  огорчений...  И вы на этом не  успоко-
итесь... Я так несчастна... Боже мой, как я несчастна, а вы... вы...
      Она уставилась на него широко раскрытыми, умоляющими глазами:
      -- Вы нападаете на меня, потому  что я слабая, потому что меня некому
защитить... Всю  ночь и весь  день у  меня торчит какой-то  парень, и  этой
ночью он тоже здесь будет...
      -- Как зовут человека,  которому  вы залепили пощечину воскресенье на
танцульке?
      Она на минуту растерялась, но тут же ухмыляется:
      -- Вот видите?
      -- Что?
      --  Ведь  вы меня преследуете... Вы ополчились  против  меня,  словно
вы... словно вы меня за что-то ненавидите... Я вам ничего не сделала!
      Как раз подходящий  момент: надо подняться, покончить с этим, погово-
рить серьезно.  Мегрэ так и собирался сделать. Ни за что на свете он не хо-
тел бы,  чтобы его сейчас кто-нибудь увидел с  площадки. Слишком поздно! Он
пропустил  момент,  а Фелиси вдруг становится напористой, пользуется  новым
ударом грома, чтобы уцепиться за  него,  она теперь совсем близко, он  чув-
ствует на своей щеке ее горячее дыхание, видит ее лицо рядом со своим.
      -- Может  быть, потому,  что я женщина? Может быть,  вы такой же, как
Форрентен?
      -- А чего от вас хочет Форрентен?
      -- Понятно, чего хочет... Он пристает ко мне... Он преследует меня...
Он мне заявил, что рано или поздно я все равно буду...
      Может быть, это и правда. Мегрэ  вспоминает  лицо  управляющего,  его
.несколько двусмысленную улыбку, его толстые чувственные губы.
      -- Если и яы этого хотите, скажите! Я предпочитаю лучше...
      -- Нет, дитя мое, нет...
      На этот раз он встает и отстраняет ее.
      -- Давайте спустимся вниз! Нам нечего делать в этой комнате...
      -- Это вы сюда явились...
      -- Но  совсем не  для того, чтобы здесь оставаться,  тем более не для
того, чтобы внушить вам такие мысли... Спускайтесь, прошу вас.
      -- Дайте мне привести себя в порядок.
      Она неумело пудрится перед зеркалом. Дергает носом.
      -- Вот увидите, вы окажетесь причиной несчастья...
      -- Какого несчастья?
      -- Не знаю... Во всяком случае, если меня найдут мертвой...
      -- Да вы с ума сошли! Идемте!
      Он пропускает  ее вперед. От  грозы вокруг стало темно. Ей приходится
зажечь в кухне лампу. На плитке кипит кофе.
      -- Я думаю, мне лучше уехать, -- произносит Фелиси, погасив газ.
      -- Куда уехать?
      -- Куда-нибудь...  Я сама не знаю... Да,  я уеду,  и меня никогда  не
найдут... Зря я сюда вернулась...
      -- Никуда вы не уедете!
      Она бормочет  сквозь зубы так тихо, что он  даже не уверен, правильно
ли расслышал.
      -- А вот посмотрите!
      И тут Мегрэ на всякий случай -бросает:
      -- Если вы хотите поехать к юному Петийону, то могу вам сообщить, что
он сейчас находится в пивной, где полно женщин, в Руане.
      -- Это не...
      И тут же продолжает:
      -- А мне-то какое дело?
      -- Это он и есть?
      -- Кто он? Что вы имеете в виду?
      -- Он ваш любовник?
      Она презрительно смеется:
      -- Мальчишка, которому нет еще двадцати лет!
      -- В любом случае, бедняжка Фелиси, если вы его хотите спасти...
      -- Никого я не хочу спасать... Впрочем, больше ничего я  вам говорить
не буду...  Вы не имеете права целый  день торчать  возле меня и  досаждать
мне... Я буду жаловаться.
      -- Жалуйтесь!
      -- Вы считаете себя очень ловким, не так ли?.. И сила на вашей сторо-
не... И вы нападаете на бедную девушку, потому что вы прекрасно знаете, что
она не может защититься...
      Он напяливает на голову шляпу и, несмотря на дождь, переступает порог
дома, чтобы вернуться в "Золотой перстень".
      Уходит, даже  не простившись. С  него хватит! Он допустил ошибку. Те-
перь нужно все начинать сначала, вести расследование с другого конца.
      Если он вымокнет, так ему и  надо! Но не успевает он шагнуть, как Фе-
лиси бежит за ним.
      -- Не уходите!
      -- Почему?
      -- Вы сами знаете... Не уходите!.. Я боюсь грозы.
      И это правда. Тут она не  лжет. Она вся дрожит, умоляет его остаться.
Она благодарна ему, что он вернулся, вошел в кухню, уселся хоть и с ворчли-
вым видом, но все же уселся.
      И в благодарность она тут же спрашивает:
      --Хотите чашечку кофе? А может быть, хотите выпить рюмочку?
      Она пытается улыбнут