их вашей подруге Леонтине и заносить их себе в за-
писную книжку... Как только в доме появился мужчина,  вы мысленно преврати-
лись в его  возлюбленную, вы переживали  большую любовь, а  бедный  парень,
бьюсь об заклад, об этом и не подозревал... Я точно так же могу поклясться,
что управляющий Форрентен никогда не обращал на вас внимания, но его козли-
ная бородка помогла вам превратить его в сатира...
      На секунду по губам Фелиси пробежала улыбка. Но она быстро исчезла, и
лицо ее снова приняло недовольное выражение.
      -- К чему вы клоните?
      Он признается:
      -- Еще не знаю, но скоро буду знать благодаря кладу, который мы обна-
ружили... Теперь я вас кое о  чем попрошу... Люди, которые ищут эти 'деньги
и которым  они так  нужны, что ради них готовы  рисковать всем, конечно, ни
перед чем не  остановятся.  Эта простая мысль о  перенесенной  из комнаты в
комнату мебели может им тоже прийти в голову. Я не хотел бы, чтобы вы оста-
вались здесь одна сегодня ночью... Как бы вы меня ни ненавидели, я все-таки
прошу у  вас разрешения провести сегодняшнюю ночь в  этом доме... Вы можете
запереться у себя в комнате... Что у вас на обед?
      -- Кровяная колбаса, и я хотела сделать картофельное пюре...
      -- Отлично... Пригласите  меня... Я только съезжу в Оржеваль кое-кого
проинструктировать и вернусь... Договорились?
      -- Если хотите!
      -- Улыбнитесь!
      -- Нет...
      Он сует банковые билеты в карман, идет за  велосипедом, стоящим около
погреба, заодно наливает себе стакан вина, и в тот момент, когда он садится
на машину, она бросает ему:
      -- А я все-таки вас ненавижу!
      Он оборачивается, широко улыбаясь:
      -- А я вас обожаю, Фелиси!

      Глава седьмая

      НОЧЬ С ОМАРОМ

      Половина седьмого вечера. Приблизительно в это время Мегрэ садится на
велосипед у входа в "Мыс  Горн"  и оборачивается, чтобы бросить стоящей  на
пороге Фелиси:
      -- А я вас обожаю.
      В Безье, в комиссариате  полиции,  где окно широко открыто, раздается
телефонный звонок. Кабинет пуст. Арсен Вадибер,  секретарь комиссара, кото-
рый, сняв тужурку, следит за ходом партии в шары, разыгрываемой в тени пла-
танов,  поворачивается  к зарешеченному окну, за которым злобно  продолжает
звонить телефон.
      -- Иду!.. Иду!..--с сожалением кричит он.
      Из-за его акцента получается:
      -- Идью... Идью... Алло!.. Это Париж?.. А?.. Что?..  Это Безье... Да,
Безье, так и  произносится... Уголовная полиция?.. Мы получили ваше сообще-
ние...  Я  говорю: ваше сообщение... Вы  что,  там, в Париже, не  понимаете
по-французски?.. Ваше сообщение относительно некой Адели...  Так вот, пожа-
луй, мы сможем вам помочь...
      Он немного нагибается, чтобы разглядеть белую  рубашку Греле, который
готовится нанести классический удар.
      -- Это произошло на прошлой неделе, в четверг, в доме... (дом, естес-
твенно, превращается у него  в <домм>)... Что? В каком домме?.. Да  в домме
же!.. Здесь он называется "Параду"...  Некая  Адель,  брюнеточка...  Что?..
Груди в форме груш?.. Ну  этого я  не знаю, мсье... Я их не видел, ее груд-
дей... Да к тому же  она уехала...  Если бы вы слушали, что я говорю, вы бы
уже знали это... У меня есть и другие дела... Говорю  вам,  что некая Адель
решила  уйти  и потребовала расчет... Помощница хозяйки позвала  хозяина...
Оказывается, она не имела права  уехать  так просто, она должна была  оста-
ваться до  конца месяца. Словом, он отказался отдать  ей деньги. Она побила
бутылки, выпустила пух  из  подушек, перевернула все вверх  дном  и в конце
концов, так как у нее не было ни гроша, одолжила денег у своей приятельницы
и  все-таки  уехала... Отправилась в Париж...  Что?..  Про это я ничего  не
знаю... Вы спрашивали об Адели, я  вам о ней и рассказываю... Всего хороше-
го, коллега...
      Шесть  часов  тридцать пять минут. В "Золотом  перстне"  в  Оржевале.
Дверь посреди серовато-белого фасада  отворена.  По обеим сторонам двери --
скамьи. У каждой скамьи, в конце -- лавровое дерево в кадке. Скамьи и кадки
выкрашены в темнозеленый  цвет. Граница между солнечной и теневой сторонами
проходит как раз  посредине  тротуара. У дверей останавливается грузовичок.
Из него выходит мясник; на нем рубашка в мелкую голубую клеточку.
      В зале, где свежо и  сумрачно,  хозяин играет в карты с  Форрентеном,
Лепапом и шофером такси, который привез  Мегрэ. Люка наблюдает за игрой и с
безмятежным видом покуривает трубку, подражая комиссару.  Хозяйка моет ста-
каны. Мясник говорит:
      -- Привет всем!.. Мне кружечку, мадам Жанна... Скажите,  вам это дос-
тавит удовольствие, если я дам вам хорошего омара... Мне подарили  в городе
двух, а я дома один ем их, потому что  моя хозяйка  говорит, что  у нее  от
этого начинается крапивная лихорадка... зуд...
      Он выходит, чтобы достать из грузовичка живого омара, и приносит его,
держа за клешню. Напротив открывается окно, кто-то машет  рукой, чей-то го-
лос зовет:
      -- Мсье Люка, к телефону...
      -- Скажите мне, прежде чем идти... Вы любите омаров, мсье Люка?
      Любит ли он омаров!
      -- Жермена! Быстро вскипяти воду с корешками, чтобы сварить омара...
      --  Алло!..  Да,  это  Люка... Начальник недалеко отсюда...  Как?  Из
Безье?.. Адель?.. В четверг?..
      Мегрэ сходит с велосипеда как раз в тот мрмент, когда  мясник уезжает
в своем грузовичке. Пока Люка говорит по телефону, комиссар следит  за пар-
тией в карты. Омар неуклюже ползает по плитам пола, у прилавка.
      -- Скажите, хозяйка, это ваш омар? Он вам очень нужен?
      -- Я хотела сварить его для вашего бригадира и шофера.
      -- Они поедят что-нибудь другое... Если позволите, я его заберу...
      Люка пересекает улицу.
      -- Какую-то Адель разыскали, начальник... В Безье... Она вдруг сорва-
лась с места и в четверг уехала в Париж...
      Игроки то и дело бросают взгляды в их сторону, ловят обрывки фраз.
      Без десяти семь. Инспежтор Рондонне и комиссар Пиолэ беседуют в одном
из кабинетов уголовной полиции, высокие окна которого выходят  на Сену, где
надрывается, пыхтя изо всех сил, буксир.
      -- Алло!.. Оржеваль?.. Не будете ли так любезны, мадемуазель, позвать
в кабину комиссара Мегрэ?..
      В окне кто-то  снова машет рукой.  Люка опрометью выбегает  из  зала.
Мегрэ, с омаром в руке, как раз собирался снова оседлать свой велосипед.
      -- Это вас, начальник...
      -- Алло!.. Пиолэ?.. Есть новости?..
      -- Рондонне,  кажется, кое-что выяснил... Рассыльный кабачка "Санчо",
который находится как раз напротив "Пеликана", говорит, что хозяин того за-
ведения прошлой ночью, пока вы были  у него, пошел звонить кому-то в бар на
углу... Алло... Да... Немного позже подъехало такси... Никто из него не вы-
шел... Хозяин тихонько поговорил с кем-то, кто сидел внутри... Понимаете?..
Здесь что-то  нечисто... А кроме того, в субботу  вечером произошла драка в
табачной лавочке  на улице Фонтэн...  Трудно узнать в точности... Ее затеял
какой-то тип, он не в ладах с полицией.
      -- Ай... -- ворчит Мегрэ.
      -- Что?
      -- Ничего... Это омар... Я слушаю...
      -- Вот, собственно,  все...  Мы продолжаем их обрабатывать... Некото-
рые, по-видимому, многое знают...
      -- Когда  я вернусь... Алло...  Надо посмотреть в архивах... Было ка-
кое-то дело, уж не знаю какое, ограбление или что-то в этом роде, приблизи-
тельно с  год  и  месяц  тому назад... Узнать, у кого в это время, в районе
площадм Пигаль, была любовница по имени Адель... Звонить можно в  любой час
ночи... Люка будет тут, близко от аппарата... Что там такое?
      -- Минутку... Это Рондонне позвонил по другому аппарату  и говорит со
мной... Передаю ему трубку...
      -- Алло, это вы, начальник?..  Не  знаю, имеет ли это отношение...  Я
вдруг вспомнил, потому что время как раз совпадает... В апреле прошлого го-
да... Как  раз я этим и занимался... Улицу  Бланш помните?.. Помните Педро,
содержателя "Горного козла"?..
      Так как омар шевелится, Мегрэ  осторожно  кладет его на пол и  грозит
ему пальцем:
      -- Тихо...
      -- А?
      -- Да это я омару... Педро... Напомни-ка мне...
      --  Кабачок  вроде  "Пеликана",  но  более  злачное  место,  на улице
Бланш... Длинный худой парень, вечно бледный, с единственной седой прядью в
черных волосах...
      -- Припоминаю...
      -- Было три  часа ночи... Он  уже собирался запирать  дверь...  Вдруг
подъехала машина,  из нее выскочили пять человек; они  ворвались в зал, от-
толкнув метрдотеля, который уже закрывал ставни...
      -- Смутно вспоминаю...
      -- Они втолкнули Педро в каморку за баром...  Несколько секунд спустя
началась стрельба, зеркала разлетелись вдребезги, они  запускали друг другу
бутылки  в  головы,  потом вдруг погас свет. Я как раз был в этом районе...
Каким-то чудом мы прибыли  вовремя и схватили четырех из этих типов,  в том
числе Руки Вверх,  который  спрятался на крыше... Педро  был  мертв, в него
всадили четыре или пять пуль...  Лишь  одному из убийц удалось скрыться,  и
только через несколько дней мы узнали, что это был музыкант  Альбер Бабо...
Тот, кого прозвали Маленьким Человеком, потому что он и вправду был малень-
кий и  носил обувь на  каблуках, чтобы казаться выше... Минутку... Комиссар
Пиолэ мне  что-то говорит... Нет...  Он хочет вам что-то сказать... Передаю
ему трубку...
      -- Алло, Мегрэ... Я тоже помню... Это дело у меня в кабинете... Хоти-
те, я...
      -- Не стоит... Я теперь вспомнил. Музыканта задержали  в Гавре... Че-
рез сколько дней?
      -- Приблизительно через неделю... Благодаря анонимному письму...
      -- Сколько ему дали?
      -- Ну, это  надо  посмотреть в  архивах...  Больше всех получил  Руки
Вверх, потому  что в магазине его револьвера не  хватало трех пуль... Двад-
цать лет, я хорошо помню... Остальным  дали от одного года до пяти... Гово-
рили, что Педро всегда держит дома большие деньги, но у него ничего не наш-
ли... Вы думаете, мы теперь скоро найдем виновного?.. Скажите, а вы  не за-
скочите сюда?..
      Мегрэ колеблется; он натыкается ногой на омара.
      -- Сейчас  не могу... Слушайте... Вот  что нужно сделать...  Люка всю
ночь будет держать с вами связь...
      Выходя из кабины, он сообщает кассирше:
      -- Я уже вас предупреждал, что вам не удастся хорошо  поспать сегодня
ночью... Теперь я думаю, что вам совсем не придется спать...
      Он говорит несколько слов Люка, который угрюмо смотрит на омара.
      -- Хорошо, начальник... Понял, начальник... Такси не отпускать?
      -- Так будет надежнее.
      И снова, глядя на великолепный закат, Мегрэ совершает тот путь, кото-
рый он столько раз  проделал в эти последние дни. Он с  удовлетворением со-
зерцает игрушечные домики Жанневиля,  которые  скоро уже не будут виднеться
на его горизонте и станут только воспоминанием.
      От земли поднимается аромат, трава блестит, начинают стрекотать цика-
ды, и  нет ничего более невинного и успокоительного,  чем овощи в аккуратно
разделанных огородах, где безмятежные рантье в соломенных шляпах расхажива-
ют со своими лейками.
      -- Это  я! -- объявляет он, входя в  коридор "Мыса Горн", наполненный
запахом жареной кровяной колбасы.
      И, держа омара за спиной, говорит:
      -- Скажите, Фелиси... Важный вопрос...
      Она тут же занимает оборонительную позицию.
      -- Умеете ли вы, по крайней мере, делать майонез?
      Она отвечает высокомерной улыбкой.
      -- Ну так сделайте сейчас  же  и поставьте варить вот этого  господи-
на...
      Он доволен. Он потирает руки. Заметив, что дверь в столовую отворена,
он входит туда и хмурится, видя,  что стол накрыт скатертью в красную клет-
ку, что на него поставлена хрустальная рюмка, лежат серебряные ножи  и вил-
ки, стоит красивая корзинка для хлеба, но только один прибор.
      Он ничего не  говорит. Он ждет.  Он, конечно, подозревает,  что  этим
омаром жена будет дразнить его до  скончания века. Хотя мадам Мегрэ не рев-
нива, по крайней мере она так говорит.
      -- Боже  мой, к  чему я стала бы его  ревновать? -- охотно воскликнет
она с немного натянутым смешком.
      И все-таки, когда  в  семейном кругу или среди  друзей  зайдет речь о
профессиональной деятельности Мегрэ, она охотно будет повторять:
      -- Не всегда уж это  так  ужасно, как воображают... Случается и  так,
что он ведет следствие, лакомясь  омаром  в обществе некой Фелиси, а  потом
проводит возле нее и ночь...
      Бедная Фелиси! Видит бог, она совсем не думает о пустяках!  Она ходит
взад и  вперед, а  в ее упрямой нормандской голове  под выступающим,, как у
козочки, лбом мечутся мысли, полные страха и отчаяния.  Сумерки печалят ее,
тревожат. Через открытое окно она следит глазами за Мегрэ, который расхажи-
вает по саду.
      Что это, он срезает цветы? И сам ставит их в вазу?
      -- Кстати, Фелиси, где обедал бедняга Лапи?
      -- На кухне. Почему? Да  просто  не стоило пачкать столовую для  него
одного.
      -- Черт подери!
      И вот он переносит прибор, скатерть, накрывает на  стол возле газовой
плиты, в то время как она так нервничает, что боится испортить майонез.
      --Если все  пойдет как следует, если вы будете  вести себя хорошо, я,
может быть, сообщу вам завтра приятную новость...
      -- Какую новость?
      - Да я же вам говорю, что сообщу ее только завтра утром!
      Если бы  даже он и хотел быть с ней помягче, у него это не получилось
бы. Хоть и чувствует, что она расстроена, что ее нервы натянуты до предела,
он не может удержаться от того,  чтобы не дразнить ее, как будто испытывает
потребность отомстить за что-то.
      Может быть, он немного смущен тем, что находится  здесь, вместо того,
чтобы руководить  операциями широкого масштаба, которые начинают разворачи-
ваться вокруг площади Пигаль? Место генерала не в самой гуще схватки...
      Пусть! Но он ведь так далеко,  что  приходится  организовывать  целую
систему эстафет, мобилизовать  кассиршу на почте и заставлять славного Люка
ездить из Оржеваля в Жанневиль и  из Жанневиля в Оржеваль, как простого де-
ревенского почтальона.
      Разве это необходимо?
      Человек, который ищет клад, может догадаться о том, что мебель перес-
тавляли, он, возможно, вздумает вернуться, и, кто знает, удовольствуется ли
он тем, чтобы оглушить Фелиси ударом кулака?
      Все, разумеется, логично,  однако  же дело не в  этом.  На самом деле
Мегрэ испытывает известное  удовлетворение-  оттого, что пребывает здесь, в
этой спокойной,  почти нереальной обстановке  игрушечной деревни, и в то же
время думает о другом, гораздо более реальном и жестоком мире.
      -- Зачем вы принесли сюда ваш прибор?
      --  Потому  что  я хочу обедать вместе с вами. Я вам объявил об этом,
когда просил вас пригласить меня... Это наш с вами первый и, вероятно, пос-
ледний обед... Если только...
      Он улыбается. Она допытывается:
      -- Если только?..
      -- Ничего... Завтра утром, детка, мы поговорим обо всем и, если у нас
будет время, пересчитаем,  сколько раз вы говорили мне неправду... Возьмите
эту клешню... Нет, возьмите...
      И пока они ели при свете лампы, он вдруг невольно подумал:
      "А все-таки ведь Деревянную Ногу убили!"
      Бедная Деревянная Нога! Любопытная у него судьба! Он  так боялся вся-
ких приключений, что отказался даже от самого обычного -- от  женитьбы. Что
не помешало ему отправиться на край света и там потерять ногу!
      Его стремление  к покою привело  его в этот Жанневиль, куда, казалось
бы, нет доступа человеческим страстям,  где  дома похожи на игрушки, а  де-
ревья на деревца из раскрашенной фанеры,  которые  дети  расставляют  возле
своей игрушечной овчарни.
      Однако же  приключение настигло его  и здесь, оно угрожало ему, явив-
шись из таких мест, где он никогда не бывал, с этой площади Пигаль, об ужа-
сах которой  он, вероятно, едва  ли подозревал, из этого совершенно обособ-
ленного мира, из этих парижских джунглей, где у тигров напомаженные волосы,
а в кармане револьверы.
      Однажды утром, так  похожим на другие, утром, словно написанным аква-
релью, он работал в  саду с соломенной шляпой на голове. Он  сажал невинные
томаты, возможно,  уже представляя себе  их тяжелыми, сочными и красными, с
тонкой кожей,  лопающейся под солнцем, а  несколько минут спустя  уже лежал
мертвый в своей спальне, приятно пахнущей воском и деревней.
      Как это бывало и раньше, Фелиси ест на уголке стола,  поминутно отры-
ваясь от еды, чтобы посмотреть за кастрюлей, стоящей на газовой  плите, или
налить кипящей воды в кофейник.
      Окно открыто в синеву ночи, похожую на бархат, усеянный звездами; пе-
рекликаются невидимые кузнечики, и в их концерт вступают  лягушки; в долине
проходит поезд, в "Золотом перстне" играют  в карты, а верный Люка ест кот-
леты вместо омара.
      -- Что вы делаете?
      -- Мою посуду...
      -- Сегодня не  надо, детка... Вы  и так замучились...  Доставьте  мне
удовольствие,  ложитесь  спать...  Конечно  же, вы закроете свою  дверь  на
ключ...
      -- Мне не хочется спать...
      -- Правда? Ну так я дам  вам кое-что, и вы заснете... Налейте-ка пол-
стакана воды... Две таблетки. Вот... Теперь запейте... Не бойтесь... Я вов-
се не намерен вас отравить...
      Она пьет, чтобы показать ему, что не боится. Отеческий вид  Мегрэ вы-
зывает в ней потребность повторить еще раз:
      -- А все-таки я вас ненавижу... Когда-нибудь вы пожалеете о  том, что
наделали столько зла... А впрочем, завтра я уйду...
      -- Куда?
      -- Куда  глаза глядят... Не хочу вас больше  видеть... Не хочу больше
оставаться в этом доме, где вы теперь сможете делать все, что захотите...
      -- Договорились. Завтра...
      -- Куда вы идете?
      -- Поднимаюсь вместе с вами... Хочу  проверить, удобно ли вам у вас в
комнате... Так... Ставни закрыты... Доброй ночи, Фелиси...
      Когда он снова спускается в кухню,  панцирь омара все еще на столе на
фаянсовой тарелке; там он и останется на всю ночь.
      Будильник на черной каминной полочке показывает девять часов тридцать
минут. Он снимает башмаки, бесшумно поднимается по лестнице, слушает у две-
ри и убеждается, что Фелиси, сраженная гарденалом, спокойно спит.
      Без четверти десять. Мегрэ  сидит  в плетеном кресле Деревянной Ноги.
Он курит трубку, глаза его полузакрыты. Слышится гул мотора, хлопает дверца
машины. В темноте коридора Люка натолкнулся на, вешалку и выругался.
      -- Только что звонили, начальник...
      -- Тш... Тише... Она спит...
      Люка чуть-чуть обиженно смотрит на омара.
       -- У Музыканта была любовница, известная под именем  Адель. Ее досье
разыскали. Ее  настоящее имя Жанна  Гробуа. Она родилась где-то около Мулэ-
на...
      -- Дальше...
      -- Когда  произошел налет на "Горного  козла", она работала  в пивной
"Тиволи", в Руане... Она уехала оттуда на следующий день после  смерти Пед-
ро...
      -- Должно быть, поехала за Музыкантом в Гавр... А потом?
      -- Несколько месяцев пробыла в Тулоне, во "Флорали", затем в Безье...
Она не скрывала, что ее любовник в тюрьме Сантэ...
      -- А теперь ее снова видели в Париже?
      -- В воскресенье... Одна из ее прежних подружек встретила ее  на пло-
щади Клиши... Адель сообщила, что скоро уезжает в Бразилию...
      -- Это все?
      -- Нет... Музыканта освободили в прошлую пятницу...
      Все это еще подготовительная работа, как говорит Мегрэ. В тот  же час
полицейские автобусы стоят  наготове в укромных уголках пустынных улиц вок-
руг площади Пигаль. На набережной продолжают допрашивать все тех же господ,
которые проявляют нетерпение и уже почуяло, что это дело плохо пахнет.
      -- Позвони, чтобы тебе сейчас же прислали фото  Музыканта... Оно дол-
жно быть у них в архиве... Или лучше так... Позвони и пошли такси...
      -- Больше ничего, начальник?
      -- Нет, вот еще что... Когда шофер вернется с фотогра