фией,  ты заско-
чишь в Пуасси... Там возле моста есть кабачок... Он будет закрыт. Разбудишь
хозяина... Это бывший  "отпетый"...  Сунешь ему  под  нос фото Музыканта  и
спросишь его, тот ли это тип, который в воскресенье вечером повздорил у не-
го в кабачке с Фелиси...
      Машина отъезжает. Снова тишина, ночь без происшествий. Мегрэ согрева-
ет в руке рюмку спиртного, которую он себе налил, и потягивает из нее, вре-
мя от времени поглядывая на потолок.
      Фелиси повернулась во сне, и ее матрац заскрипел. Что может ей снить-
ся? Интересно, ночью у нее такое же богатое воображение, как и днем?
      Одиннадцать часов. Сотрудник  в серой спецовке в архиве Дворца право-
судия достает из папки две фотографии с чересчур четкими линиями,  одна ан-
фас, другая в профиль. Он отдает снимки шоферу, который должен  передать их
Люка.
      На улицах, прилегающих к площади Пигаль, люди выходят из монмартрских
кино; светящиеся крылья Мулен-Руж вращаются над  толпой,  через  которую  с
трудом прокладывают себе  путь автобусы; швейцары в синих, красных, зеленых
ливреях, казачки и вышибалынегры занимают свои посты у дверей ночных кабач-
ков в то время, как комиссар  Пиолэ с середины площади наблюдает за невиди-
мой операцией.
      Жанвье занял  место в баре,  в тускло освещенном зале "Пеликана", где
музыканты снимают чехлы с инструментов. От него не ускользает, что  один из
официантов выходит на улицу, возвращается оттуда с растерянным видом и уво-
дит хозяина в туалет.
      Честные люди, которые хорошо провели вечер, присаживаются на террасах
пивных, чтобы выпить пива, прежде чем  пойти спать. А в это время на другом
Монмартре, на том, который еще только начинает жить, слышатся разные звуки,
шепот, в воздухе  чувствуется  какая-то нервозность. Хозяин возвращается из
туалета, улыбается  Жанвье, тихо говорит  что-то одной из женщин, сидящих в
углу.
      -- Я думаю, что сегодня уйду пораньше... Я устала! -- заявляет она.
      Многие подобные ей, как только появятся  полицейские автобусы, теряют
желание долго оставаться в опасном секторе...
      Но на бульваре Рошешуар, на улице Дуэ, на  улице Нотр-Дам-деЛоретт, у
всех выходов из квартала перед  этими  дамами и господами вдруг из  темноты
появляются незаметные до тех пор люди.
      -- Ваши документы...
      Остальное уж зависит от того, какое у этих людей настроение.
      -- Проходите...
      Или чаще всего:
      -- Садитесь в автобус...
      В полицейский автобус, фонари которого поблескивают вдоль тротуара!
      Ну а Музыкант и  Адель, они все еще в мышеловке? Проскользнут  ли они
сквозь петли расставленной сети? Во всяком случае, они  знают об опасности.
Даже если  они прячутся где-нибудь на  чердаке -- нашлась,  конечно, добрая
душа, которая их предупредила.
      Без четверти  двенадцать. Люка коротает  часы, играя в домино с хозя-
ином "Золотого перстня" в пустом зале, где потушены все лампы, кроме одной.
Услышав, что подъехало такси, он встает.
      --  Я  всего  на полчаса, -- говорит он. -- Только доеду до Пуасси, а
потом еще скажу два слова комиссару...
      В кабачке темно; Люка стучит в дверь, и стук гулко раздается в тишине
ночи. Прежде всего в окне показывается голова женщины с бигуди в волосах.
      -- Фернан... Это к тебе...
      Зажигается свет, слышны шаги, ворчание, дверь приотворяется.
      -- А?.. Что вы говорите?.. Я так и думал, что у меня будут из-за это-
го неприятности... Я же плачу за патент!.. У меня расходы... Я вовсе не со-
бираюсь впутываться в темные дела...
      Стоя возле прилавка,  в полумраке зала, с подтяжками, болтающимися на
бедрах, с растрепанными волосами, он рассматривает оба снимка.
      -- Понял... Ну? Так что же вы хотите знать?
      -- Вот об этом Тине говорила Фелиси?
      -- Ну и что с того?
      -- Ничего... Этого достаточно... Вы его знали раньше?
      -- Больше всего он вертелся  здесь  как  раз  в тот вечер... А что он
натворил?
      Полночь. Люка  выходит из машины,  а Мегрэ подскакивает в кресле, как
задремавший и внезапно разбуженный человек. Он почти безучастно слушает то,
что ему рассказывает бригадир.
      -- Я так и думал...
      С этими  молодчиками, какими бы "отпетыми"  они себя ни  считали, все
получается очень просто. Их уже знаешь. Можнозаранее сказать,  что они сей-
час выкинут. Не то что этот  экемпляр, Фелиси, с которой ему пришлось пово-
зиться гораздо дольше.
      -- Что мне делать, начальник?
      -- Вернешься в Оржеваль... Будешь играть в домино, пока тебя не позо-
вут к телефону...
      -- Кто вам сказал, что я там играю в домино?
      -- Да ведь в бистро  вас только  двое, хозяин да ты, а в карты ты иг-
рать не умеешь...
      -- Вы думаете, здесь что-нибудь произойдет?
      Мегрэ пожимает плечами. Он не знает. Да это и неважно.
      -- Тогда до свидания...
      Час ночи. Фелиси что-то говорит во сне. Мегрэ, стоя за  дверью, пыта-
ется расслышать ее  слова,  но ему это не  удается.  Он машинально повернул
ручку, и дверь приотворилась.
      Он улыбается. Это мило с ее стороны! Значит, Фелиси все-таки  ему до-
веряет, раз она не заперла дверь на ключ. С минуту  он  слушает ее дыхание,
неясные слова, которые она шепчет, как ребенок, он видит молочно-белое пят-
но постели,  черные волосы на подушке и потихоньку  закрывает дверь, на цы-
почках спускается с лестницы.

      Пронзительный свисток на  площади Пигаль. Это сигнал. Все выходы зак-
рыты. Полицейские в форме шагают сплошной шеренгой, хватают  на ходу мужчин
и женщин, появляющихся  отовсюду и стремящихся перейти за линию ограждения.
Одного  полицейского  жестоко укусила за палец рыжая  толстуха  в  вечернем
платье. Машины полны задержанными.
      Хозяин "Пеликана", стоя на пороге, нервно  потягивает сигарету, пыта-
ется протестовать:
      -- Уверяю вас, господа, у меня никого нет. Несколько подвыпивших аме-
риканцев...
      Кто-то потянул за  тужурку  молодого инспектора Дюнана, того, который
принимал Мегрэ  в отеле "Уют". А!Это  коридорный отеля. Наверно,  он пришел
сюда из любопытства?
      -- Скорее... Вон она...
      Он показывает  на застекленную дверь  бара, где уже нет никого, кроме
хозяина за стойкой. В глубине кто-то захлопнул дверь, но инспектор все-таки
успел заметить женский силуэт.
      -- Та, что приходила в отель с мужчиной...
      Адель... Инспектор подзывает двух полицейских. Они бросаются к двери,
бегут через  пустые туалеты, спускаются по  узкой лестнице, где  пахнет сы-
ростью, спиртом и мочой.
      -- Отворите...
      Перед ними подвал. Дверь заперта на ключ. Один из полицейских нажима-
ет на нее плечом.
      -- Эй, кто там, руки вверх...
      Электрический  фонарь  освещает бочонки, клетки с бутылками, ящики  с
аперитивом. Тишина. Или, вернее,  если  стоять неподвижно, как приказал ин-
спектор, можно угадать чье-то учащенное дыхание, можно даже поклясться, что
слышен трепет чьего-то загнанного сердца.
      -- Встаньте, Адель...
      Она в бешенстве вскочила из-за груды ящиков, она безнадежно отбивает-
ся, несмотря ни  на  что, хочет вырваться из  рук  полицейских, которым ед-
ва-едва удается надеть ей наручники.
      -- Где твой любовник?
      -- Не знаю...
      -- Что ты делала на улице?
      -- Не знаю...
      Она усмехается.
      -- Легче напасть на беззащитную женщину, чем на Музыканта, а?
      У нее из рук вырвали сумку. В баре ее открывают: там только професси-
ональная карточка, не  очень-то почетная, немного мелочи и письма, написан-
ные карандашом, -- наверное, письма, которые Музыкант переправлял своей лю-
бовнице из тюрьмы, потому что адресованы они в Безье.
      Первый полицейский  автобус,  наполненный  до  отказа, направляется в
участок, где сегодня ночью будет тесно.  Много  джентльменов  в  смокингах,
много вечерних платьев, забрали даже официантов и швейцаров.
      -- Ну вот, привели, не  его,  так хоть его подружку, господин  комис-
сар...
      Комиссар Пиолэ допрашивает ее, не очень надеясь на результат:
      -- Ты уверена, что не хочешь выложить все? Где он?
      -- Вы его не найдете...
      -- Забирайте ее... Нет, не в автобус... Пошлите ее к Рондонне...
      В меблированных отелях стучат во  все  двери,  проверяют документы, и
господам в одних рубашках  очень неприятно, что их застали здесь, да  еще и
не одних.
      -- Я прошу вас только сделать так, чтобы моя жена...
      -- Ну, разумеется, разумеется!
      -- Алло! Это вы, Люка? Скажите, пожалуйста, Мегрэ, что Адель здесь...
Да... Она, конечно, молчит... Нет, о Музыканте ничего нового... Ее допраши-
вают, да... За районом по-прежнему ведется наблюдение...
      Теперь,  когда  самое главное сделано, в окрестностях площади  Пигаль
все успокоилось, словно наступил мертвый штиль после бури.  На улицах тише,
чем обычно, и полуночники, приезжающие из центра города,  удивляются, что в
кабачках так уныло, что даже зазывалы окликают их неуверенно.
      Четыре часа утра. Люка уже  в  третий раз возвращается в "Мыс  Горн".
Мегрэ снял воротничок, галстук.
      -- У тебя случайно нет табака? Вот уже полчаса, как я выкурил послед-
нюю трубку...
      -- Адель забрали...
      -- А его?
      Он боится, что ошибается, и все-таки... У Музыканта нет ни гроша, это
можно сказать почти наверняка... За день до того, он вышел из тюрьмы, Адели
пришлось уехать  из Безье без копейки...  Он приезжает в  Пуасси... Воскре-
сенье... Может быть, он  побывал и в Жанневиле? Он заходит в  кабачок вслед
за Фелиси... Если бы ему удалось соблазнить эту служаночку, одетую  как ка-
каду, это ведь было бы проще всего?.. Он легко бы попасть к ней в дом...
      Но она награждает его пощечиной!
      А  на  следующий день, в понедельник,  старик  Лапи был убит в  своей
спальне. Музыканту пришлось убежать без пакета с деньгами.
      -- В котором часу задержали Адель?
      -- Полчаса тому назад... Они нам сразу же позвонили...
      -- Поезжай... Возьми такси...
      -- Вы думаете, он...
      -- Поторопись... Поезжай, говорят тебе...
      Мегрэ тщательно запирает дверь, снова садится в кухне у окна, потушив
свет и еще раз взглянув на красный панцирь омара, оставшийся на столе.


      Глава восьмая

      КОФЕ С МОЛОКОМ ДЛЯ ФЕЛИСИ

      Глаза ее широко раскрыты. Она не знает, который час. Накануне вечером
она забыла завести будильник, как  она  это делает обычно. Комната тонет  в
полумраке, и только по серебристым  полоскам  между  створками ставен можно
угадать, что наступает утро.
      Фелиси прислушивается.  Она ничего не  знает. Она еще не совсем очну-
лась от сна и не может сразу отличить действительность от своих сновидений.
Во сне она ссорилась, помнит, что  яростно спорила, даже дралась с этим не-
возмутимым человеком, которого терпеть не может и который  поклялся .ее по-
губить. О, как она его ненавидит!
      Кто открывал дверь? Ведь ночью кто-то открывал дверь  ее комнаты. Она
со страхом  ждала. Было совершенно темно. И вдруг  желтоватый свет проник в
комнату с лестничной  площадки,  потом дверь затворилась, заворчал мотор...
Во сне она часто слышала ворчание мотора...
      Она не шевелится, боится пошевельнуться, ей кажется, что  над нею на-
висла опасность, на желудке у нее какая-то тяжесть...  Омар... Она вспомни-
ла, что поела слишком  много  омара... Проглотила снотворное... Он заставил
ее проглотить снотворное...
      Она прислушивается. Что это? В кухне кто-то есть. Она узнает знакомый
звук кофейной мельницы. Это, конечно, сон. Не может  быть, чтобы кто-нибудь
молол там кофе...
      Она уставилась  глазами  в  потолок,  напрягла  все свои способности.
Кто-то льет кипяток в кофейник. Запах кофе поднимается по лестничной клетке
и доносится до нее. Стучит фаянсовая посуда. Раздаются и другие хорошо зна-
комые ей звуки: кто-то открывает сахарницу, дверцу стенного шкафа...
      Кто-то поднимается по лестнице.  Она  помнит, что накануне не заперла
дверь. Почему  не повернула ключ? Из гордости! Да!  Чтобы не показать этому
человеку, что боится. Она хотела потом потихоньку запереть  дверь, но сразу
же заснула.
      Кто-то стучит. Она приподнимается на локте.  Со  страхом  смотрит  на
дверь; нервы ее натянуты. Снова стук.
      -- Кто там?
      -- Несу вам завтрак...
      Нахмурив брови, она ищет свой  халат,  не  находит, быстро забирается
под простыню в  тот  момент, когда дверь открывается,  и  она видит сначала
поднос, покрытый салфеткой, чашку в синий горошек...
      -- Хорошо спали?
      Появляется Мегрэ, более  безмятежный, чем когда-либо. Ему как будто и
в голову не приходит, что вошел в комнату девушки и что она еще в постели.
      -- Что вам здесь нужно?
      Он ставит поднос на столик.  Вид  у него свежий, отдохнувший. Где  он
успел умыться? Наверное, внизу, в кухне. Или на краю колодца. Волосы у него
еще влажные.
      -- По  уграм вы пьете кофе с молоком, не правда ли? К сожалению, я не
мог отлучиться, чтобы  сходить к Мелани  Шошуа за свежим  хлебом.  Кушайте,
детка... Хотите, я отвернусь, пока вы наденете халат?
      Она невольно повинуется, глотает горячий кофе с молоком, но вдруг за-
мирает с чашкой в руке.
      -- Кто там, внизу?
      Кто-то шевелится там, она в этом уверена.
      -- Кто там, внизу?.. Отвечайте...
      -- Убийца...
      -- Что вы говорите?
      Она вскочила, отбросив простыни.
      -- Что вы еще подстраиваете? Вы, видно, решили свести меня с ума... И
меня некому защитить, некому...
      Он садится на край постели и, глядя, как она волнуется,  качает голо-
вой, вздыхает:
      -- Говорят же вам,  что внизу убийца... Я был уверен, что  он вернет-
ся... В его положении  только и оставалось, что рискнуть всем... К  тому же
он, вероятно, думал, что я руковожу  операциями в Париже. Он никак не пред-
полагал, что я буду упорно наблюдать за этим домом.
      -- Он пришел?
      Она запнулась, не зная, что думать.  Она хватает Мегрэ за руки и кри-
чит:
      -- Но кто же? Кто это? Разве это возможно, чтобы...
      Она так хочет скорее узнать все, увидеть своими глазами, что бросает-
ся на лестницу одна, тоненькая,  нервная,  в  своем халате небесно-голубого
цвета. Но, охваченная страхом, тут же останавливается.
      -- Кто это?
      -- Вы меня все еще ненавидите?
      -- Да... Не знаю...
      -- Почему вы мне лгали?
      -- Потому что потому!
      -- Послушайте, Фелиси...
      -- Не  желаю больше вас слушать... Сейчас открою  окно, позову на по-
мощь...
      -- Почему  вы мне не сказали, что в  понедельник утром, вернувшись из
лавки, вы видели, как Жак Петийон как раз выходил из сада?.. Ведь вы же его
видели... он же прошел  за изгородью... Это для него старик Лапи  достал из
стенного шкафа графин и две рюмки... Он думал, что племянник приехал к нему
помириться, может быть, просить у него прощения, кто знает?
      Вся похолодев, неподвижная, она слушает его не возражая.
      -- И вы подумали, что это  Жак убил своего дядю. В спальне старика вы
нашли револьвер и хранили его у себя на груди три  дня,  пока не избавились
от него, сунув эту машинку в  карман какому-то пассажиру в метро... Вы счи-
тали себя  героиней... Вы хотели любой  ценой спасти человека,  которого вы
любили, а он-то и понятия не имел об этом, бедняга! Так что благодаря вам и
вашим выдумкам его чуть не посадили за преступление, которого он  не совер-
шал...
      -- Откуда вам это известно?
      -- Потому что настоящий-то убийца здесь, внизу...
      -- Кто он?
      -- Вы его не знаете...
      -- Вы опять пытаетесь  что-то у меня выведать... Но я больше  не буду
отвечать, слышите, я больше ничего не скажу... Прежде  всего выйдите отсюда
и дайте мне одеться... Нет... Останьтесь... Почему Жак пришел именно  в по-
недельник утром?
      -- Потому что его заставил Музыкант.
      -- Какой музыкант?
      -- Один его приятель... В Париже, знаете, можно  познакомиться с раз-
ными людьми, и с хорошими и с плохими...
      -- Значит, Жак невиновен?
      -- Если  невиновен, то вы меня уже не  ненавидите. Если виновен, зна-
чит, наоборот... Ай да Фелиси! Ну  так слушайте: Жак виновен в том, что од-
нажды вечером, немного больше года назад, когда он еще жил в этом доме, под
крышей у своего дяди, так вот, повторяю, он виновен в  том,  что приютил на
одну или несколько  ночей одного типа,  с которым познакомился  на  Монмар-
тре... Это Альбер Бабо по прозвищу Музыкант, или Маленький Человек...
      -- Почему Маленький Человек?
      -- Мне трудно вам это объяснить... Его разыскивала  полиция после на-
лета на "Горный козел", и Музыкант вспомнил о своем друге  Петийоне, жившем
тогда за  городом у своего старого  дяди... Хорошее убежище  для молодчика,
которого разыскивает полиция...
      -- Вспоминаю... -- вдруг сказала она.
      -- Что?
      -- Единственный раз, когда Жак... единственный раз, когда он был груб
со мной...  Я вошла  в комнату не постучавшись... И  я успела услышать шум,
как будто что-то прятали...
      -- Это был  кто-то,  кого прятали или кто  прятался...  И этот ктото,
прежде чем  сбежать, решил, что надежнее  всего будет спрятать  свои деньги
здесь же, в этой комнате, приподняв доску платяного шкафа... Его забрали...
Он отсидел год в тюрьме... Что вы на меня так смотрите?
      -- Ничего... Продолжайте...
      Она  покраснела.  Она отводит глаза, которые с невольным  восхищением
смотрели на комиссара.
      -- Ясно, что, когда он вышел из тюрьмы без гроша в кармане, ему пона-
добился его клад. Сначала он хотел  поухаживать за вами -- ведь это было бы
удобным способом проникнуть к вам в дом...
      -- 3а мной! Вы воображаете, что я...
      -- Вы дали ему пощечину... Тогда он разыскал Петийона, наговорил ему,
что оставил здесь какую-то важную для него вещь, что Петийон  должен помочь
ему достать ее... Пока Жак беседовал со стариком Лапи в саду...
      -- Понимаю.
      -- Наконец-то.
      -- Спасибо!
      -- Не  за что... Должно быть, Деревянная Нога  услышал шум... У него,
наверное, тонкий слух...
      -- Даже слишком!
      -- Он  поднялся к  себе в спальню, и Музыкант,  захваченный в тот мо-
мент, когда  он собирался встать на стул, потерял  самообладание и всадил в
него пулю... Испуганный выстрелом, Петийон убежал,  пока  убийца  удирал  в
другую сторону... Вы заметили Жака, вашего Жака, имя которого вы пишете од-
ними заглавными  буквами, но вы не  видели Музыканта, удиравшего  по другой
дороге... Вот  и все... Жак,  конечно, ничего не сказал... Когда почувство-
вал, что его подозревают, он  растерялся,  как мальчишка -- он, впрочем,  и
есть мальчишка...
      -- Неправда!
      -- Вы не согласны с тем,  что он мальчишка? Тем хуже! Тогда он просто
дурак. Вместо того чтобы прийти ко мне и все мне рассказать, он вбил себе в
голову, что должен разыскать Музыканта и потребовать от него отчета. Он ис-
кал его  по всем подозрительным местам, где,  как он  знал, его можно  было
встретить, и с отчаяния даже поехал в Руан, чтобы расспросить  его любовни-
цу...
      -- Откуда он знал эту женщину? -- быстро  спрашивает Фелиси, уязвлен-
ная ревностью.
      -- Об этом я понятия не имею, детка... В Париже, знаете ли... Словом,
он  нервничает...  Он дошел до предела...  Вечером  он уже больше не  может
ждать и  готов расколоться, но в  это время убийца,  которого предупредили,
пускает в него пулю, чтобы научить его молчать...
      -- Не говорите так...
      -- В ту же ночь Музыкант возвращается сюда в надежде  достать наконец
свои деньги... Вы не можете себе представить, как трудно ускользнуть от по-
лиции, когда у тебя нет ни гроша в кармане... Он ничего не находит над пла-
тяным шкафом... Зато оставляет вам небольшой  сувенир...  Раз  денег  здесь
нет, то  возможно, что Петийон обнаружил их, и  вот почему Адели поручается
обыскать его комнату на улице Лепик...  Там тоже ничего не находят... В эту
ночь на Монмартре облава... Этого человека