Жорж Сименон
   БЕГСТВО Г-НА МОНДА
 
   Изд. "Копирайт", 1997 г.
   OCR Палек, 1999 г.
 
 
   Глава I
 
   Шестнадцатого января, едва минуло  пять  часов  пополудни  -  большая
стрелка чуть-чуть качнулась вправо, г-жа  Монд,  сопровождаемая  потоком
холодного воздуха, ворвалась в приемную комиссариата полиции.
   Она, должно быть, выпрыгнула из  такси  или  из  собственной  машины,
тенью скользнула по тротуару улицы Ларошфуко, наверняка  споткнулась  на
плохо освещенной лестнице и толкнула  дверь  с  такой  силой,  что  При-
сутствующие долго с удивлением смотрели, как  медленно  возвращается  на
место ее грязная серая створка с автоматическим замком, и этот  контраст
казался настолько нелепым, что, вероятно по привычке, одна из  женщин  в
наброшенной на плечи шали и без головного убора, которая стояла в очере-
ди уже больше часа, подтолкнула одного из ребятишек, цеплявшихся  за  ее
юбку, и шепнула:
   - Закрой-ка дверь.
   До этого вторжения все были здесь как свои. С одной  стороны  барьера
письмоводители - кто в полицейской форме, кто в пиджаках  -  писали  или
грели руки у печки; с другой стороны посетители сидели на  скамье  возле
стены или просто стояли; когда кто-нибудь выходил  со  свежесоставленной
бумагой в руке, очередь продвигалась на одно место, и первый письмоводи-
тель поднимал голову; все мирились с дурным запахом, скудным светом двух
ламп под зеленым абажуром, с монотонностью ожидания, с фиолетовыми  чер-
нилами, которыми заполняли формуляры, и, без сомнения, случись вдруг ка-
тастрофа, которая изолировала бы комиссариат от  остального  мира,  все,
кто здесь находились, зажили бы вместе, одной семьей.
   Не толкаясь, женщина в черном с очень белым, напудренным лицом и  по-
синевшим носом протиснулась в первый ряд. Ни на кого не глядя, она сухи-
ми, точно эбеновое дерево, и цепкими, словно клюв хищной птицы, пальцами
в черных перчатках рылась в сумочке, и все ждали, все смотрели, как  она
протягивает над барьером визитную карточку.
   - Прошу доложить обо мне комиссару.
   Чтобы приглядеться к ней повнимательнее, времени было вполне достато-
чно, однако толком ее никто не запомнил.
   - Похожа на вдову, - доложил чиновник комиссару  полиции,  который  у
себя в кабинете, полном сигарного дыма, вел дружеский разговор с главным
администратором "Театр де Пари" [1].
   - Попросите подождать.
   И служащий, прежде чем занять свое место и взять  документы,  которые
ему подавали, повторил:
   - Попрошу подождать.
   Женщина продолжала стоять. В изящной обуви с непомерно высокими  каб-
луками она казалась на грязном полу цаплей, подобравшей  под  себя  одну
ногу. Она никого не замечала. Ее ледяной взгляд, остановившийся неизвес-
тно на чем, возможно на золе, высыпавшейся из печки, падал сверху  вниз,
губы дрожали, как у старух, что молятся в церкви.
   Дверь открылась. Вышел комиссар.
   - Мадам...
   Он закрыл за ней дверь, указал на стул с  зеленой  суконной  обивкой,
потом, держа в руке визитную карточку  посетительницы,  медленно  обошел
письменный стол в стиле ампир и сел.
   - Госпожа Монд? - вопросительно произнес он.
   - Да, госпожа Монд. Я живу в доме двадцать семь - а по улице Балю.
   И она враждебно уставилась на плохо притушенную Сигару, которую коми-
ссар раздавил в пепельнице.
   - Чем могу быть полезен?
   - Я пришла заявить об исчезновении мужа.
   - Прекрасно... Простите.
   Он придвинул к себе блокнот, взял серебряный цанговый карандаш.
   - Вы говорите, мужа?
   - Да, мужа. Он исчез три дня назад.
   - Три дня назад. Значит, тринадцатого января.
   - Да, именно тринадцатого января я видела его в последний раз.
   На ней была черная каракулевая шуба, от которой исходил легкий аромат
фиалок, руки в перчатках теребили тонкий, тоже пахнущий  фиалкой  плато-
чек.
   "Похожа на вдову", - доложил секретарь.
   Однако вдовой она не была, по крайней мере  до  тринадцатого  января,
когда исчез ее муж. Но комиссар почему-то подумал, что  она  ведет  себя
как настоящая вдова.
   - Простите, что я не знаю господина Монда: в этот квартал меня назна-
чили всего несколько месяцев назад. Приготовившись записывать, он ждал.
   - Мой муж-Норбер Монд. Вы, разумеется, слышали о торговом доме  Монд,
служебные помещения и склады которого находятся на улице Монторгейль?
   Комиссар, скорее из вежливости, кивнул.
   - Мой муж родился в том же особняке на улице  Балю,  где  прожил  всю
жизнь и где мы живем до сих пор. Комиссар снова кивнул.
   - Ему было сорок восемь... Я вдруг подумала: а ведь сорок восемь  ему
исполнилось в день исчезновения.
   - То есть тринадцатого января. И у вас нет ни  малейшего  представле-
ния...
   Разумеется, у посетительницы не было ни  малейшего  представления,  о
чем свидетельствовали ее напряженность и натянутость.
   - Таким образом, вы хотите, чтобы мы начали розыск?
   Ее презрительная гримаса могла означать - либо  это  очевидно,  либо,
напротив, совершенно ей безразлично.
   - Итак, тринадцатого января... Простите за вопрос: у вашего  мужа  не
было причин покончить с собой?
   - Никаких.
   - А какое у него финансовое положение?
   - Торговый дом Монд, комиссионные и экспортные операции, который  еще
в тысяча восемьсот сорок третьем году основан Антони Мондом, дедом  Нор-
бера, - один из самых солидных в Париже.
   - Ваш муж не спекулировал? Не играл? На камине, за спиной  комиссара,
стояли часы из черного мрамора, которые раз и навсегда  остановились  на
пяти минутах первого. Почему все считали - пять минут первого ночи, а не
дня? Глядя на них, все неизменно думали, что это пять минут первого  по-
полуночи. Рядом громко тикал будильник - он показывал точное время.  Бу-
дильник находился в поле зрения г-жи Монд, тем не менее она периодически
склоняла длинную тощую шею и глядела на маленькие часики, которые, напо-
добие медальона, носила на груди.
   - Оставим денежные проблемы... У вашего мужа, мадам, не было  никаких
интимных огорчений? Простите мою настойчивость...
   - Любовницы у мужа не было, если вас интересует это.
   Спросить, а нет ли у нее любовника, комиссар не решился: такое  каза-
лось просто невероятным.
   - А со здоровьем у него все в порядке?
   - Никогда в жизни не болел.
   - Хорошо... Хорошо... Прекрасно... Не расскажете  ли  распорядок  дня
вашего мужа тринадцатого января?
   - Встал он, как обычно, в семь утра. Он всегда ложился и вставал  ра-
но.
   - Простите, вы спите в одной комнате? Сухой, злобный кивок.
   - Он встал в семь и прошел в ванную, где, несмотря на - какая  разни-
ца! выкурил первую сигарету. Потом спустился вниз.
   - Вы были в постели? Снова "да", но не сразу.
   - Он разговаривал с вами?
   - Сказал: "До свидания", как и каждое утро.
   - Вы не подумали тогда, что у него день рождения?
   - Нет.
   - Потом он спустился вниз...
   - И позавтракал у себя в кабинете. Он там никогда не работает, но ка-
бинетом дорожит. Большой оконный проем застеклен витражами.  Мебель  под
готику.
   Она, должно быть, не любила ни витражи, ни готику и, может быть, меч-
тала использовать эту комнату по другому назначению, а ее упорно занима-
ли под кабинет.
   - У вас много слуг?
   - Супруги-привратники; она делает всю черную работу по дому, а  он  -
метрдотель. Потом, кухарка с горничной. Не говорю о Жозефе - это  шофер,
он женат и не ночует в доме. Я встаю обычно в девять после того, как от-
дам Розали распоряжения на день. Розали - моя горничная. Она  служила  у
меня еще до замужества. Я хочу сказать, до моего второго замужества.
   - Господин Монд ваш второй муж?
   - Первым браком я была за Люсьеном Гранпре,  четырнадцать  лет  назад
погибшим в автомобильной катастрофе. Каждый  год  ради  удовольствия  он
участвовал в двадцатичетырехчасовом пробеге из Мана.
   В приемной очередь на засаленной скамье постепенно двигалась  вперед,
кое-кто смиренно выскальзывал наружу, осторожно приоткрывая дверь.
   - Одним словом, в то утро все было как обычно?
   - Как обычно. Около половины девятого от дома  отъехала  машина.  Муж
любил сам разбирать почту, поэтому в контору уезжал рано. Через четверть
часа ушел и его сын.
   - У вашего мужа есть сын от первого брака?
   - У нас у каждого по сыну, а у него еще и дочь, она замужем. Какое-то
время молодые жили с нами, но потом переехали на набережную Пасси.
   - Хорошо, очень хорошо... Ваш муж действительно отправился в контору?
   - Да.
   - Он приезжал на обед?
   - Он почти всегда обедает в ресторане у Центрального рынка, рядом  со
своим офисом.
   - И когда же вы забеспокоились?
   - Вечером, часов в восемь.
   - Значит, с утра тринадцатого января вы его больше не видели?
   - Сразу после трех я позвонила ему и попросила прислать мне Жозефа  с
машиной: надо было сделать кое-какие покупки.
   - Он отвечал вам нормально?
   - Нормально.
   - Не сказал, что задержится, не намекал на возможный отъезд?
   - Нет.
   - Просто вечером, в восемь, не вернулся к ужину, так?
   - Так.
   - И с тех пор не подавал никаких признаков жизни. В конторе его  тоже
не видели?
   - Нет.
   - В котором часу он уехал с улицы Монторгейль?
   - Около шести. Он мне ничего не сказал, но я знала его привычку-перед
возвращением домой заглянуть на улицу Монмартр в "Арку"  выпить  рюмочку
портвейна.
   - В тот вечер он тоже заходил туда?
   - Не знаю, - с достоинством ответила она.
   - Позвольте спросить, мадам, почему лишь сегодня, то есть только  че-
рез три дня, вы решили заявить об исчезновении господина Монда?
   - Я надеялась, что он вернется.
   - Подобные отлучки уже были?
   - Ни разу.
   - А его никогда не вызывали внезапно по делам в провинцию?
   - Никогда.
   - И тем не менее вы ждали его целых три дня? Не  отвечая,  она  прис-
тально посмотрела на комиссара маленькими черными глазками.
   - Вы, надеюсь, сообщили его дочери, которая, как вы сказали,  замужем
и живет на набережной Пасси?
   - Она сама недавно явилась в дом и вела себя так,  что  мне  пришлось
выставить ее за дверь.
   - Вы не ладите с падчерицей?
   - Мы не видимся с ней. Во всяком случае, последние два года.
   - Но ваш муж продолжал встречаться с ней?
   - Она сама приходит к нему на работу, когда ей нужны деньги.
   - Если я хорошо понимаю, ваша падчерица, нуждаясь в деньгах,  отправ-
лялась на улицу Монторгейль и просила их у отца. Кстати, он ей давал?
   - Да.
   - Там ей и сообщили, что господин Монд не появлялся, так?
   - Возможно.
   - И тогда она побежала на улицу Балю.
   - Где собиралась забраться к нему в кабинет и все перерыть.
   - Вы догадываетесь, что она хотела найти? Молчание.
   - В общем, если предположить, что господина Монда нет в живых, а  это
маловероятно...
   - Почему?
   - Повторяю, маловероятно, вопрос состоит в том, оставил ли он завеща-
ние. На каких условиях заключен ваш брак?
   - На условиях раздельного владения имуществом. У меня свое состояние,
дом на авеню Вилье.
   - А что думает об исчезновении отца ваш пасынок?
   - Ничего он не думает.
   - Он до сих пор живет на улице Балю?
   - Да.
   - Ваш муж перед уходом не затевал ничего нового? Скажем, в делах. Для
этого ведь нужен оборотный капитал.
   - Кассир, господин Лорисс, имеет право подписи.
   - Он нашел текущий счет в банке в порядке?
   - Нет, напротив. Тринадцатого января, около шести вечера, муж зашел в
банк.
   - Но в это время банк должен быть уже закрыт.
   - Для обычных клиентов - да, но не для него. Служащие работают долго,
и он заходил через служебный вход. Муж снял со своего счета триста тысяч
франков.
   - Таким образом, на следующий день кассир оказался в  затруднительном
положении?
   - Нет, не на следующий. В тот день у него не было крупных операций, и
только вчера, когда для платежей потребовалась  значительная  сумма,  он
узнал о снятии денег.
   - Если я правильно понимаю, ваш муж исчез, не  оставив  денег  ни  на
свое предприятие, ни вам, ни детям?
   - Не совсем так. Большая часть его состояния, в акциях и других  цен-
ных бумагах, находится в сейфе, в банке. Однако из сейфа он в  последнее
время ничего не брал, даже не спускался в хранилище,  что  и  подтвердил
мне директор. А ключ лежит дома, на  своем  месте,  в  маленьком  ящичке
письменного стола.
   - У вас есть доверенность?
   - Да.
   - В таком случае... - начал комиссар с непроизвольным облегчением.
   - Я заходила в банк: я ведь обещала нашему кассиру вернуть деньги  на
счет. В доступе к сейфу мне отказали под тем предлогом, что  я  не  могу
доказать в соответствии с формулой закона, жив ли мой муж.
   Комиссар вздохнул и полез за сигарой. Он понял: это все.
   - Итак, вы хотите, чтобы мы начали расследование.
   Она только посмотрела на него еще раз, потом встала, вывернула шею  и
взглянула на часы.
   Минутой позже она уже шла через приемную, где женщина в шали, клонясь
влево под тяжестью ребенка на руках, униженно объясняла,  что  уже  пять
дней, с тех пор как за драку арестовали ее мужа, сидит без денег.
   Когда г-жа Монд пересекла тротуар, окрашенный красным светом фонаря у
полицейского участка и шофер Жозеф закрыл за ней дверцу машины, она наз-
вала ему адрес своего поверенного, от которого уехала час назад и  кото-
рый теперь снова ждал ее.
   Все, что она рассказала комиссару, было правдой, но детина порой  яв-
ляется самой крупной ложью.
   Г-н Монд проснулся в семь утра и тихо, не дав голодному воздуху  про-
никнуть под одеяло, выскользнул из постели, где неподвижно лежала  жена.
Так было всегда. Каждое утро он делал вид, будто думает, что  она  спит.
Он не зажигал лампу в изголовье и обходил просторную кровать в  темноте,
чуть тронутой тонкими полосками света, пробивающимися сквозь щели  став-
ней. Босиком, со шлепанцами в руках. И тем не менее г-н Монд был уверен:
стоит посмотреть на подушку - и он видит маленькие черные глаза жены.
   Только в ванной он вздыхал полной грудью, открывал то  отказа  краны,
включал электробритву.
   Он был толстый, вернее, как говорится, крупный мужчина. Редкие  свет-
лые волосы, растрепанные по утрам, придавали его розовому  лицу  детское
выражение.
   Да и глаза, голубые глаза, пока он, бреясь, смотрелся в зеркало,  вы-
ражали удивление, которое наводило на мысль о детстве. Казалось,  просы-
паясь по утрам, когда не чувствуешь возраста, г-н Монд удивлялся, увидев
в зеркале мужчину зрелых лет, с выцветшими ресницами, короткими  рыжева-
тыми усиками под крупным носом.
   Натягивая кожу под бритвой, он гримасничал. Неизменно забывая о напо-
лнявшейся ванне, бросался к кранам в тот момент, когда вода  выплескива-
лась через край, и этот предательский шум доносился до г-жи Монд.
   Кончив бриться, он с удовольствием, хоть и не без горечи, еще немного
смотрел на себя, сожалея, что теперь он уже не толстый, когда-то искрен-
ний мальчишка, а давно - к чему ему никак  не  удавалось  привыкнуть,  -
зрелый мужчина, переваливший на вторую половину жизни.
   В то утро в ванной он вспомнил, что сегодня ему исполнилось сорок во-
семь. И ничего другого. Ему сорок восемь. Скоро пятьдесят. Он чувствовал
себя разбитым. В теплой воде он потянулся, чтобы  снять  мышечную  уста-
лость, накопившуюся за столько лет.
   Он был почти готов, когда наверху зазвенел будильник: Ален, его  сын,
сейчас тоже встанет.
   Г-н Монд кончил одеваться. В одежде он был  весьма  разборчив:  любил
костюмы без лишних складок, без пятен, мягкое прохладное белье и  порой,
на улице или у себя в кабинете, с удовольствием посматривал на свои  на-
чищенные до блеска ботинки.
   Ему сорок восемь. Вспомнит ли об этом жена? А сын? А дочь? Никто, ко-
нечно, не вспомнит. Разве что г-н Дорисс, старик кассир, который был ка-
ссиром еще при его отце, скажет сокрушенно:
   - Поздравляю вас, господин Норбер.
   Он прошел через комнату, наклонился над кроватью,  поцеловал  жену  в
лоб.
   - Тебе нужна машина?
   - Утром нет. Если понадобится днем, я тебе позвоню.
   Странный это был дом, единственный в мире для г-на Монда. Его  приоб-
рел дед, когда здание уже побывало в руках многих владельцев.  И  каждый
внес столько изменений, что ни о каком плане теперь и речи не было.
   Одни двери заделывали, другие прорубали. Из двух комнат делали  одну,
пол поднимали, коридор перекраивали, после чего  получились  неожиданные
повороты и еще более неожиданные ступеньки, где спотыкались  посторонние
и до сих пор спотыкалась г-жа Монд.
   Даже в солнечные дни здесь царили мягкие, словно пыль времен,  сумер-
ки, благоухавшие, если так можно выразиться, ароматом чуть  пресным,  но
приятным для тех, кто давно к нему привык.
   По стенам проходили газовые трубы, на черной лестнице оставались  га-
зовые рожки, а на чердаке кучей валялись ненужные керосиновые лампы раз-
ных эпох.
   Некоторые комнаты перешли во владение г-жи Монд.
   Чужая, безликая мебель смешалась со  старой  мебелью  дома,  оттеснив
кое-что в чуланы, но кабинет сохранился таким, каким  Норбер  Монд  знал
его всегда-с красными, желтыми, голубыми витражами, которые в зависимос-
ти от положения солнца поочередно озарялись, заливая углы комнаты яркими
цветными огнями.
   Завтрак г-ну Монду приносила не Розали, а кухарка. Все  в  доме  было
точно распределено по минутам г-жой Монд, и каждый знал свое место в лю-
бое время дня. Впрочем, это к лучшему, потому что г-н Монд не любил  Ро-
зали: вопреки образу, который вызывало ее имя, девица она  была  сухопа-
рая, хворая и злая со всеми, кроме хозяйки.
   В тот день, 13 января, он просмотрел газеты, макая в  кофе  рогалики.
Слышал, как Жозеф открывает ворота и выводит машину.  Г-н  Монд  немного
подождал, глядя в потолок, словно надеялся, что сын поедет вместе с ним,
во такого, признаться, никогда не случалось.
   Он вышел из дома. На улице подморозило, над Парижем поднималось блед-
ное зимнее солнце.
   В этот момент г-н Монд даже не помышлял о бегстве.
   - Доброе утро, Жозеф.
   - Доброе утро, мсье.
   По правде говоря, все началось, как грипп. В машине г-на Монда зазно-
било. Он всегда страдал насморками. В иные зимы мучился целыми  неделями
и ходил с полными карманами мокрых платков, что его  унижало.  Возможно,
сегодня он чувствовал себя разбитым еще и потому, что спал  в  неудобной
позе или на его пищеварение плохо подействовал вчерашний ужин.
   "Кажется, я заболею!" - подумал он.  Потом,  когда  машина  проезжала
Большими бульварами, он вместо того, чтобы, по  обыкновению,  посмотреть
время на пневматических часах, машинально поднял глаза и увидел  розовые
горшочки труб, выделяющиеся на бледно-голубом небе, где плыло  маленькое
белое облачко.
   Это напомнило ему о море. От гармонии розового с голубым на него сло-
вно повеяло Средиземноморьем, и он позавидовал тем, кто живет сейчас  на
Юге и ходит в тонких белых шерстяных брюках.
   Навстречу плыли запахи  Центрального  рынка.  Машина  остановилась  у
подъезда, над которым вывеска с желтыми буквами гласила:  "Торговый  дом
Норбер Монд, основан в 1843".
   За воротами раскинулся старый двор; взятый под стеклянную  крышу,  он
теперь походил на вокзал. Двор окружали высокие, как на железной дороге,
платформы, где на машины грузили ящики и тюки. Мимо, толкая перед  собой
тележки, проходили кладовщики в синих халатах и здоровались:
   - Добрый день, господин Норбер.
   Конторки со стеклянными дверьми, каждая под своим номером, располага-
лись все на одной стороне, тоже как на вокзале.
   - Здравствуйте, господин Лорисс.
   - Здравствуйте, господин Норбер.
   Поздравит Лорисс его с днем рождения или нет?  Нет,  не  вспомнил,  а
ведь страничку календаря уже вырвал. Г-н Лорисс, которому перевалило  за
семьдесят, сортировал, не вскрывая, письма и раскладывал  их  маленькими
кучками перед хозяином.
   Этим утром стеклянная крыша двора была желтой. Она не пропускала сол-
нца: слишком толстый слой пыли покрывал ее, но в хорошие дни крыша каза-
лась желтой, светло-желтой; правда, даже в апреле, когда, например,