глупость мужчин.
   - Как глупо!
   Опираясь на пол руками, она попыталась подняться и в какой-то  момент
встала на четвереньки. Под коротким черным шелковым  платьем  в  обтяжку
виднелись длинные ноги в чулках телесного цвета. Губная помада и тушь на
ресницах чуть размазались, придавая женщине вид выцветшей куклы.
   - Что вы здесь делаете?
   От усталости она еле держалась на ногах, но не решалась  лечь  в  уже
приготовленную ко сну постель и подозрительно смотрела  на  вошедшего  к
ней мужчину.
   - Я слышал, - пробормотал он. - Испугался... Вы же знаете...
   Она скривилась: ее тошнило. И совсем тихо, словно  рассуждая  сама  с
собой, простонала:
   - Хорошо бы, если б меня вырвало!
   - Вы что-то приняли, да?
   - Гарденал.
   Она ходила взад-вперед, прислушиваясь к происходящему в ней,  лоб  ее
озабоченно наморщился.
   - Я всегда носила в сумочке гарденал: для него - он плохо засыпает...
Господи!
   Она сцепила руки и заломила их, чтобы вызвать новый приступ.
   - Меня никогда не рвало? Может, это и к лучшему.
   Я подумала, когда он узнает, что я...
   Женщина струсила. Ее охватила паника.  Обезумевшие  глаза  пристально
смотрели на незнакомца, она умоляла:
   - Что мне делать? Скажите, что мне делать?
   - Я вызову врача.
   - Только не это. Вы не знаете... Нет ничего хуже. Тогда его арестуют,
и он опять скажет, что я...
   Она не могла стоять на месте и расхаживала взад-вперед по  ограничен-
ному пространству комнаты.
   - Что вы чувствуете?
   - Не знаю... Мне страшно... Если бы меня вырвало...
   Монд тоже не знал что делать. Оставить ее и бежать к врачу за рвотным
не приходило ему в голову, вернее, это казалось ему слишком сложным.
   - Сколько таблеток вы приняли? Она разозлилась, взбешенная его беспо-
мощностью, а может быть, и нелепостью его облика.
   - Ну почем мне знать? Все, что оставалось в тюбике.  Шесть-семь.  Мне
холодно.
   Она набросила на плечи пальто, взглянула на дверь,  явно  намереваясь
искать помощи на стороне.
   - Подумать только, он меня бросил...
   - Послушайте, давайте я попробую. Моя дочь  тоже  однажды  проглотила
таблетку.
   Оба говорили бессвязно, а тут еще постояльцы с четвертого этажа, оче-
видно решившие, что продолжается скандал, стучали в потолок, требуя  ти-
шины.
   - Идите сюда. Откройте рот. Не мешайте.
   - Вы делаете мне больно.
   - Потерпите. Да стойте же!
   Он поискал, чем бы пощекотать ей в горле, и оказался настолько беспо-
мощным, что взял у нее платок. Она держала в руке этот маленький твердый
комочек, который Монд расправил и скатал жгутом.
   - Ой, вы задушите меня... Ой! Одной рукой ему пришлось  крепко  ухва-
тить женщину за голову, и он удивился, какой у нее маленький череп.
   - Не напрягайтесь... Моя дочь тоже напрягалась...  Так,  хорошо.  Еще
немного. Ну как?
   Спазмы сотрясли грудь женщины, и внезапно ее стошнило;  она  даже  не
заметила, что обрызгала человека, которого совсем не знала. Слезы засти-
лали ей глаза, мешали видеть. Рвало ее чем-то красным, и Монд держал  ее
за плечи, подбадривая, словно ребенка:
   - Так, так... Видите, уже лучше... Еще... Не сдерживайтесь...  Давай-
те, давайте.
   Она смотрела на него сквозь мутную пелену перед глазами, точно живот-
ное, у которого из горла извлекли кость.
   - Ну что, желудок пустой?.. Позвольте-ка еще разок. Для уверенности.
   Женщина покачала головой. Она слабела. Он помог ей добраться до  пос-
тели; она легла, свесив ноги, и теперь тихонько постанывала.
   - Если вы обещаете лежать спокойно, вести  себя  разумно,  я  спущусь
вниз. Там наверняка есть газовая горелка или что-нибудь еще, на чем мож-
но вскипятить воду. Вам надо выпить горячего, промыть желудок.
   Она сделала знак, что согласна, но прежде чем выйти из  комнаты,  г-н
Монд прошел в ванную посмотреть, не осталось ли там яда.  Она  с  беспо-
койством следила за ним глазами, спрашивая себя, что он задумал. И  уди-
вилась еще больше, когда он стал рыться в ее сумочке, где  лежали  мятые
банкноты, пудра, губная помада.
   Но нет! Он же не вор! Монд снова опустил сумочку на ночной столик.
   - Лежите спокойно. Я скоро вернусь.
   На лестнице, стараясь не шуметь, он горько улыбнулся.  Никто  никогда
не сделал для него ничего подобного! Всю жизнь, с тех пор  как  он  себя
помнил, он сам обычно приходил на помощь другим. Сколько раз -  но  нап-
расно! - мечтал он заболеть, чтобы увидеть,  как  кто-нибудь  склоняется
над ним, чтобы, ласково улыбаясь, на время облегчить ему груз  существо-
вания.
   - Простите за беспокойство, - он всегда был чрезвычайно вежлив из бо-
язни кого-нибудь оскорбить. - Моей соседке плохо. Не будете ли вы любез-
ны согреть для нее немного воды? Или, может быть, у вас найдется чай?
   - Пройдите сюда.
   Была ночь. Гостиница спала. Однако было слышно, как  во  мраке  улицы
ехали куда-то тяжелые самосвалы, иногда, чтобы разбудить  заснувшую  ло-
шадь, щелкал кнутом возница.
   - Вы знаете их? - осведомился портье, который сразу понял,  что  речь
идет о постояльцах из двадцать восьмого номера.
   - Нет.
   - Погодите, сейчас найду спички.
   В захламленной серой комнатушке был кипятильник для  кофе,  служивший
кофейником, но портье с мрачным спокойствием людей, которые в одиночест-
ве бодрствуют по ночам, в то время как другие спят, зажег крошечную  га-
зовую плитку.
   - Я удивился, когда увидел, что он уходит. Несколько дней он болел, и
она все время сидела с ним. Даже сама ходила за едой.
   Г-н Монд неожиданно для себя полюбопытствовал:
   - Он молод?
   - Кажется, года двадцать два. Надо посмотреть регистрационную карточ-
ку. Сегодня вечером они ушли друг за другом: сначала она,  потом  он.  А
когда, час спустя, вернулись, я понял - поссорились.
   И портье грубо закончил:
   - Он бросил ее, да?
   Вода уже закипала. Мужчина порылся в железной банке и наконец  достал
липовый чай.
   - Если хотите, я отнесу.
   - Я сам.
   - С сахаром?
   - Пожалуй... Да, спасибо.
   Портье, конечно, говорил о ней. Но почему он сказал ему  это?  Может,
заподозрил в каких-то задних мыслях?
   - Если вам потребуется что-нибудь еще, не стесняйтесь. Я здесь до ше-
сти утра.
   Он снова облокотился на стойку красного дерева, из-под которой достал
открытую книгу, и погрузился в чтение.
   Когда г-н Монд вернулся в комнату с чайником в  руке,  женщина  спала
или притворилась, что спит. Платье у нее задралось,  обнажив  бедро  над
чулком, и он смутился. У него не было никаких  желаний,  никаких  задних
мыслей. - Мадмуазель...
   Безразличная, она приоткрыла ресницы.
   - Вот, выпейте. А потом, если, конечно, сможете, я советую вам из ос-
торожности пойти и вновь вызвать рвоту, чтобы прочистить желудок.
   Он забеспокоился, увидев, какой у нее отрешенный, мутный взгляд.  Она
не шевелилась. Тогда он приподнял ее, поднес к губам чашку.
   - Пейте.
   - Горячо.
   Говорила она невнятно, нечленораздельно, словно язык  у  нее  слишком
распух.
   - Все-таки выпейте.
   Он принудил, прямо-таки заставил женщину еще раз спровоцировать  рво-
ту, но теперь незнакомку долго сотрясала болезненная икота и,  казалось,
она сердится на него за эти лишние страдания.
   - Ну вот, теперь мы спокойны...
   Видимо, задыхаясь, она через плечо сунула руку под платье и  незнако-
мым Монду, но неприятно поразившим его жестом  расстегнула  бюстгальтер,
сняла и бросила на пол.
   - Ложитесь. Если хотите раздеться, я ненадолго выйду.
   Она не дала ему для этого времени и с безразличным видом стянула  че-
рез голову платье, которое скользнуло по ее длинному телу, словно лишняя
кожа. Отвернувшись к стене, он все-таки  видел  женщину  в  дверце  зер-
кального шкафа. Под платьем у нее ничего не было, только маленькие розо-
вые трусики да узенький пояс для чулок.  Когда  она  наклонилась,  чтобы
снять их, ее маленькие острые груди, казалось, повисли в воздухе.
   Она сняла и трусики, резинка которых  оставила  на  коже  красноватый
след, и, уже голая, с едва затененным внизу животом, поколебавшись, нап-
равилась на цыпочках в ванную, где повела себя так,  словно  в  соседней
комнате не было мужчины.
   Она вернулась, закутанная в бледно-голубой пеньюар, но глаза  ее  все
еще оставались мутными, рот искривленным.
   - Я совсем больна, - вздохнула она, укладываясь в постель.
   И потом, когда Монд подтыкал одеяло, добавила:
   - Не могу больше.
   Свернувшись в клубок и почти съехав головой с подушки, так  что  Монд
видел лишь одни обесцвеченные волосы, она сразу заснула.  Спустя  минуту
она уже сопела, и он тихо вернулся к себе за пиджаком  и  пальто  -  его
познабливало.
   Вскоре после того, как он устроился в кресле возле кровати, в  проре-
зях жалюзи уже посветлело. Просыпались звуки - одни в гостинице,  другие
на улице. Главным образом на улице: с трудом заводились моторы  -  кате-
ров, как догадался он по плеску весел в воде, сталкивались друг с другом
лодки в Старой гавани, гудел заводской гудок, далеко в порту беспрерывно
выли сирены пакетботов и грузовозов.
   Г-н Монд погасил лампу, которую оставил включенной, и светлые  полосы
от жалюзи легли на стену.
   Светило солнце. Монду захотелось увидеть его. Стоя у окна, он попыта-
лся смотреть сквозь планки ставней, но различил лишь узкие куски предме-
тов, например часть токоприемника проходившего  мимо  трамвая,  какие-то
розовые и фиолетовые раковины на тележке разносчика.
   Женщина больше не храпела. Она откинула одеяло, щеки у нее  покрасне-
ли, губы надулись, по всему лицу разлилось болезненное выражение.  Блеск
кожи контрастировал с цветом румян, от чего  казалось,  что  это  совсем
другая женщина: лицо стало естественнее, в нем  появилось  что-то  очень
юное, жалкое, даже вульгарное. Должно быть, она родилась в  какой-нибудь
хибаре на городской окраине, сопливым голозадым ребенком ползала на  ка-
менном пороге, бегала по улицам, возвращаясь с народного гулянья.
   Один за другим постояльцы уходили из гостиницы, по улице мчались  ма-
шины, бары, пожалуй, уже открылись, и только в еще пустых пивнушках офи-
цианты разбрасывали по серому полу опилки, протирали стекла мелом.
   Монд неторопливо умылся, оделся. Убедившись, что женщина спит,  зашел
к себе в номер. Открыл ставни, несмотря на жалящий утренний холод,  нас-
тежь распахнул окно и почувствовал, как жизнь потоком вливается в  него;
он видел голубую воду, далекие белые скалы, пароход с красным ободком на
трубе, уходивший в открытое море и оставлявший позади изумительно  белую
борозду.
   Он забыл об огромном море, песке, солнце и о тех признаниях,  которые
им нашептывал и которых, хотя от них еще оставался в нем неясный привкус
слез, сейчас стыдился.
   Почему ему дали номер без ванной? Ему так  хотелось,  чтобы  по  телу
заструилась прохладная вода, очищая его. Наверно, из-за убогой,  плохого
покроя одежды, которая теперь стесняла его?
   У него не было с собой ни бритвы, ни мыла, ни зубной щетки. Он позво-
нил, и почти сразу пришел рассыльный. Г-н Монд колебался, не зная, обре-
менять ли его таким поручением или отказаться от уже столь близкой  меч-
ты.
   - Сходите купите мне...
   И, дожидаясь возвращения мальчика в униформе он видел, как тот  бежит
вприпрыжку по тротуару, - он стал смотреть на море,  выглядевшее  совсем
не таким, как ночью: оно образовывало порт, где шныряли катера и где вы-
мачивались рыбачьи сети.
   Ослепленный утром, он всматривался в причал - его  огромный  металли-
ческий каркас загораживал горизонт, и там лишь угадывались  издали  кро-
шечные фигурки людей
 
 
   Глава IV
 
   Г-н Монд ждал - ничего другого ему и не оставалось. Время от  времени
он подходил к двери в смежную комнату, прислушивался, потом снова  возв-
ращался к окну; резкий холод вынудил его надеть пальто, а руки  засунуть
в карманы.
   Около девяти он подумал, что грохот города и порта помешает ему услы-
шать голос из соседней комнаты, и он с сожалением закрыл окно. На сердце
у него было тяжело; он странно улыбнулся, увидев  себя  в  зеркале  -  в
пальто, у разобранной постели, в гостиничном номере, где он не знал  что
делать.
   В конце концов он, словно в зале ожидания, сел на стул  у  той  самой
двери и опять принялся строить предположения,  обдумывать  грозящие  ему
опасности; он считал до ста, до тысячи, играл сам с собой в орла или ре-
шку, решая, сидеть дальше или уйти, пока не вздрогнул, как человек,  ко-
торого разбудили. Должно быть, он задремал. Рядом кто-то ходил, и не бо-
сиком, мягкими шагами, а на высоких, гулко стучащих каблуках.
   Он заспешил, постучал.
   - Войдите! Она была уже одета - на голове маленькая красная  шапочка,
в руке сумочка - и собиралась уходить. Еще немного, и он упустил бы  ее.
Оделась она так, словно ничего не случилось: на лице аккуратный грим, но
рот странно очерчен и кажется меньше, чем на самом деле: бледная розова-
тость губ выглядывала из-под помады, как нижнее белье.
   Смущенный, он стоял в дверях, она же, бросив на него  острый  взгляд,
чтобы убедиться, тот ли он человек из ночи, черты которого она уже забы-
ла, продолжала искать перчатки.
   - Вам лучше?
   - Я хочу есть.
   Наконец она нашла перчатки красного, под шляпку, цвета и вышла из ко-
мнаты, ничуть не удивляясь, что Монд идет за ней по лестнице.
   Гостиница как-то изменилась. При дневном свете  вестибюль,  служивший
холлом, выглядел роскошнее. За стойкой красного дерева  стоял  портье  в
куртке, стены были обшиты фанерными панелями, по углам расставлены зеле-
ные растения, у дверей дежурил рассыльный в зеленом.
   - Такси, господа?
   Женщина отказалась, а г-н Монд, неизвестно почему,  постарался  укло-
ниться от взгляда старшего портье, хотя тот не знал его. По правде гово-
ря, Монд стеснялся своей куцей одежды. Чувствовал  себя  неловко,  может
быть, сожалел о сбритых усах?
   На улице он занял место слева от спутницы, которая шла четкими  шага-
ми, нисколько не думая о нем, но и не  удивляясь  его  присутствию.  Она
сразу же повернула налево, и скоро они оказались на углу Канебьер и Ста-
рой гавани; женщина толкнула застекленную  дверь  ресторана  и  привычно
проскользнула между столиками.
   Монд шел следом. Три этажа больших застекленных залов, где в  тесноте
ели сотни людей, в то время как между столиками, в коридорах, по лестни-
це сновали официанты и подавальщицы с буйабесом [2], лангустами, пирами-
дами блюд с дарами моря.
   Солнце заливало залы с окнами до самого пола, как в универмагах,  так
что снаружи была видна вся публика сразу. Все ели. Все смотрели друг  на
друга любопытными или бессмысленными глазами Порой  кто-нибудь  поднимал
руку, нетерпеливо окликал:
   - Официант!
   От сильного запаха чеснока, шафрана, моллюсков першило в горле. Доми-
нировала в шуме красная нота лангустов, которые мелькали и в руках  офи-
циантов, и на большинстве столов, тонкие пустые панцири которых  остава-
лись на тарелках уже уходивших клиентов.
   Женщина нашла два места у стены. Г-н Монд сел напротив. Он тотчас за-
дался вопросом, что с таким вниманием женщина разглядывает за  его  спи-
ной, и, обернувшись, понял: она смотрится в зеркало.
   - Какая я бледная! - проронила она. - Официант!
   - Иду!
   На бегу официант подал ей внушительное меню фиолетово-красной расцве-
тки, и она принялась изучать его с самым серьезным видом.
   - Официант!
   - Мадам?..
   - Колбаски вкусные?
   Г-н Монд поднял голову. Он был на пороге открытия.  Задай,  например,
он тот же самый вопрос, любой официант планеты, как ему и положено,  на-
верняка ответил бы "да". Ну разве можно представить себе официанта,  ко-
торый говорит посетителю: "Это невкусно! Не ешьте! "?
   В ответе официанта тоже прозвучало "да", но совсем  иное.  Чувствова-
лось, что он не лжет, что он относится к женщине далеко не  так,  как  к
сотням других людей, переполнявших три этажа огромной фабрики еды.
   С ней он был одновременно и почтительным, и непринужденным. Он  приз-
нал ее своей и поздравлял с тем, что она преуспела. Он не  хотел  причи-
нять ей вреда, а для этого требовалось понять ситуацию. Он повернулся  к
г-ну Монду, оценивающе спросил:
   - Разрешите посоветовать?
   Он не терял контакта с женщиной. Значит, неуловимая связь между  ними
все-таки недостаточна. Казалось, он спрашивал ее: "Что, большая игра? "
   И, поскольку она оставалась безразличной, он склонился над меню, ука-
зывая пальцем некоторые блюда.
   - Сначала, разумеется, дары моря. Стоило ли приезжать в Марсель и  не
попробовать дары моря? Вы любите морских ежей? Он утрировал свой акцент.
   - Затем фирменное блюдо: буйабес с лангустами.
   - Мне просто лангусты, - вмешалась женщина. Без майонеза. Я сама сде-
лаю соус.
   - Потом колбаски.
   - Корнишоны есть?
   - Какое желаете вино?
   В районе Шоссе д'Антен [3] тоже работал ресторан, похожий на этот,  и
с улицы через стекла можно было видеть жующих людей. Так вот. Бог  знает
почему, г-н Монд завидовал им. Чему завидовал, он, по правде  говоря,  и
сам не знал. Вероятно, возможности быть в толпе, не отличаясь от других,
спокойно, бок о  бок,  сидеть  в  атмосфере  дешевого  шика  и  бодрящей
вульгарности.
   Посетители, в большинстве своем либо провинциалы, либо  люди  небога-
тые, приходили туда, решив: "А почему бы не позволить себе хороший обед?
   Здесь, в Марселе, за соседним столиком, восседала  на  солнце  полная
немолодая женщина в меховой шубе, усугублявшей ее полноту,  с  крупными,
настоящими или фальшивыми бриллиантами в ушах и на пальцах;  она  громко
делала заказы, пила до дна и раскатисто хохотала в компании двух молодых
людей, которым, видимо, не было еще и двадцати.
   - Вы не слушаете?
   Монд вздрогнул. Его спутница - как ее зовут, он не знал - смотрела на
него жестко, с упрямым лицом, и в ее взгляде было столько холодной трез-
вости, что он покраснел.
   - Скажите лучше правду. Вы из полиции?
   - Я? Клянусь...
   Ей хотелось в это поверить. Она, должно быть, не раз имела дело с по-
лицией, однако настаивала:
   - Как случилось, что вы оказались рядом именно в эту ночь?
   И он словоохотливо, будто его в чем-то уличили, ответил:
   - Я приехал из Парижа. Не спал. Только задремал, вдруг слышу...
   Он был слишком честен, чтобы лгать.
   - Все, что вы сказали...
   На столик поставили закуску, дары моря в  тарелочках,  громоздившихся
друг на друге, белое вино в ведерке со льдом.  Г-н  Монд  удивился.  Его
скромная одежда не разочаровала официанта. А может, именно люди в скром-
ной одежде и приходили сюда покутить?
   - Я попросил шеф-повара присмотреть за вашими  колбасками,  -  шепнул
официант, наклонясь к молодой женщине.
   Она же, продолжая есть ложечкой маленькие бледнорозовые кусочки морс-
кого ежа, полюбопытствовала у спутника:
   - Вы женаты?
   Она пристально смотрела на его обручальное кольцо, снять которое  ему
и в голову не пришло.
   - С этим покончено, - ответил он.
   - Ушли от жены?
   - Вчера.
   Она презрительно надула губы.
   - Надолго?
   - Навсегда.
   - Так все говорят.
   - Уверяю вас...
   Он покраснел, почувствовав, что всем своим видом притворно бахвалится
обретенной свободой, словно собирается воспользоваться ею.
   - Здесь совсем не то, что вы думаете. Намного сложнее.
   - Да, знаю.
   Что она знала? Она взглянула на него, тем же жестким взглядом посмот-
релась в зеркало, потом повернулась к женщине с бриллиантами и двум  мо-
лодым людям.
   - Лучше бы вы тогда оставили меня, - вздохнула она. - Сейчас все было
бы уже кончено.
   Тщательно, кончиками наманикюренных  ногтей  она  продолжала  чистить
креветки.
   - Вы здешняя? - спросил он.
   Она пожала плечами. Уж она-то не задала бы столь глупого вопроса!
   - Я с севера, из Лилля. А вы из Парижа, да? Чем занимаетесь?
   Она разглядывала его костюм, рубашку, галстук. И поскольку он, смуще-
нный, ответил не сразу, сказала изменившимся, почти угрожающим голосом:
   - Надеюсь, уезжая, вы не прихватили кассу? Он не уловил смы