знь кое-кого из них зависит от того, будешь ты говорить или нет.
     Нора снова открыла было рот, и снова Тони приказал ей молчать. Его жесты оставались ласковыми, покровительственными.
     - Не мешай ему говорить.
     Эдди начинал сердиться. Поведение брата не нравилось ему. Он понимал, что тот его осуждает. У Эдди создалось впечатление, что с самого начала Тони смотрел на него с презрительной иронией и словно читал его затаенные мысли.
     - Они тебе не желают худого.
     - В самом деле?
     - Они только хотят спрятать тебя.
     - На три фута под землей?
     - Как говорит Сид, Америка для тебя теперь мала. Если бы ты уехал в Европу, как делали многие до тебя, то жил бы спокойно, твоя жена тоже.
     - Они тоже успокоились бы?
     - Сид меня уверял, что...
     - Ты ему поверил?
     - Но...
     - Признайся, что ты ему не поверил. Они знают так же хорошо, как ты и я, что как раз при переходе границы меня могут сцапать. Если, конечно, то, что ты мне рассказал, правда.
     - Чистая правда.
     - Допустим. В таком случае мои приметы уже разосланы повсюду.
     - Ты мог бы перебраться в Мексику и там сесть на пароход. Граница отсюда в десяти милях.
     Эдди не помнил, чтобы брат когда-либо казался ему таким решительным и сильным.
     Если он и выглядел очень юным с этими вьющимися волосами и пылким взором, все же это был настоящий мужчина.
     - А что об этом думает Джино?
     - Я не видел Джино.
     Это было сказано неуверенно.
     - Ты врешь, Эдди.
     - Они послали Джино в Калифорнию.
     - А Джо?
     - Он у меня, в Санта-Кларе.
     - Ну а Веттори?
     - Мне о нем не говорили.
     - Мать знает, что ты здесь?
     - Нет.
     - Ты передал ей слова Сида?
     Эдди заколебался. Очень трудно было лгать Тони.
     - Короче говоря, ты поехал к матери, чтобы кое-что у "ее выпытать?
     Тони направился к двери, отворил ее, и за ней открылся такой яркий прямоугольник, что от него слепило глаза. Держа руку козырьком, Тони окинул взглядом дорогу.
     - Они тебе дали поехать одному, - тихо и задумчиво произнес он, возвратившись к столу.
     - Иначе я не поехал бы.
     - Это значит, что тебе доверяют. Тебе всегда доверяли.
     - Как и тебе, - возразил Эдди, не желая оставаться в долгу.
     - Это не одно и то же. Я.., я был лишь мелкой сошкой: вот тебе задание - выполняй!
     - Никто не заставлял тебя соглашаться.
     Что-то толкало Эдди говорить злые слова, но это было не столько из-за Тони, сколько из-за Норы, ненависть которой он все время ощущал. Перед ним стояли не просто муж и жена, а целая семья, почти клан, если учитывать беременность Норы.
     - Ты не ждал, чтобы тебя попросили украсть машину, и я припоминаю, что...
     - Все, что ты можешь рассказать, ей известно, - вполголоса и скорее с грустью, чем с гневом, проговорил Тони. - Ты помнишь дом, улицу, людей, которые приходили в лавку к матери? Ты помнишь наши проделки, когда кончались занятия в школе?
     Тони не ждал ответа. Увлеченный своими мыслями, он почти беззвучно произнес:
     - Только с тобой все было не так. Ты всегда был другим.
     - Я тебя не понимаю.
     - Нет, понимаешь.
     Это была правда. Эдди понимал. Между ним и братом всегда существовало различие - касалось ли это Джино или Тони. Они никогда не объяснялись по этому поводу, сейчас менее всего это следовало делать, да еще в присутствии посторонней. Тони напрасно так откровенничал с женой. Он, Эдди, вот уже тринадцать лет женат на Эллис, а ни разу не поделился с ней чем-либо, что касалось Организации.
     Спор с Тони ни к чему бы не привел. Некоторые парни тоже влюблялись, как он. Но не многие. Они тогда готовы были бросить вызов всему свету. В мире для них не было ничего драгоценнее женщины. Все прочее их не интересовало.
     И такие увлечения всегда плохо кончались. Об этом хорошо знал Сид, и Эдди тоже.
     - Когда, ты думаешь, они придут?
     Нора задрожала с головы до ног и бросилась к мужу, как бы стремясь укрыться у него на груди.
     - Они требуют только, чтобы ты уехал в Европу.
     - Не обращайся со мной как с младенцем!
     - Я не приехал бы, если б речь шла о другом.
     Так же прямо, с явным осуждением Тони возразил:
     - Приехал бы. - И добавил устало:
     - Ты всегда делал и всегда будешь делать все, что положено. Я вспоминаю, как однажды вечером ты объяснил мне свою точку зрения. В один из редких вечеров, когда я видел тебя полупьяным.
     - Где это было?
     - Мы шли по Гринич-Вилледжу. Стояла жара. В каком-то ресторане ты показал мне одного из крупных боссов, на которого ты смотрел издали с трепетным обожанием. "Видишь ли. Тони, - сказал ты мне, - есть люди, которые воображают себя умниками, потому что орут во всю глотку". Хочешь, я повторю твою речь? Я мог бы привести все твои разглагольствования, в особенности по поводу порядка.
     - Лучше бы ты ему подчинялся.
     - Тогда ты обошелся бы без поездки в Майами, в Уайт-Клауд, в Бруклин, где мать до сих пор не понимает, что ты затеял, и, наконец, сюда. Имей в виду, что я на тебя не сержусь, такой уж ты есть.
     Внезапно голос и выражение лица его изменились. С видом человека, готового обсудить дело всерьез. Тони сказал:
     - Давай поговорим без хитростей.
     - Я и не хитрю.
     - Ладно. Поговорим начистоту. Ты знаешь, почему Сид и Бостон Фил вызывали тебя в Майами. Им нужно было узнать, где я. Если бы они знали, ты бы им не потребовался.
     - Я в этом не уверен.
     - Имей хоть мужество посмотреть правде в глаза. Они тебя вызвали и говорили с тобой, как хозяева говорят с доверенным служащим, ну, вроде с заведующим отделом в магазине или помощником. Ты часто напоминал мне старшего приказчика.
     Впервые улыбка осветила лицо Норы, и она ласково погладила руку мужа.
     - Спасибо.
     - Не за что, если тебе нравится. Они сообщили тебе, что твой брат предатель, готовый опозорить все семейство.
     - Не правда!
     - Именно так ты и подумал. И не только опозорить, но и поставить под удар, а это поважнее.
     Перед Эдди внезапно раскрылся человек, которого он совсем не знал. Для него Тони оставался младшим братом, славным парнишкой, обожавшим всякую технику, который бегал за девчонками и задирал нос перед приятелями в барах. Если бы его спросили, он наверняка ответил бы, что Тони восхищается им, своим старшим братом.
     Можно ли поверить, что сам Тони так думает, или же он только повторяет слова, которые вдолбила ему Нора?
     Становилось изнурительно жарко. В доме не было кондиционера. Время от времени Тони подливал себе вина, не снимая свободной руки с плеча жены.
     Эдди тоже томила жажда. Чтобы попросить воды, надо было открыть дверь на кухню, где находилась м-с Феличи и ее дочь. В конце концов он тоже взял из шкафа стакан и налил себе кьянти.
     - Отлично! Ты боялся, что, выпив, растеряешься и не будешь знать что делать. Можешь сесть, хотя мне немного осталось тебе сказать.
     В эту минуту Эдди вспомнил свой сон. Тони не походил на того человечка, сделанного, как кукла, из резины, на человечка, который ждал его вместе с отцом в почтовом ящике, а между тем у него появилась такая же улыбка.
     Трудно объяснить, но и в его сне у Тони так же сочеталось что-то жизнерадостное, очень юное, словно освобожденное, со странным налетом печали.
     Как будто жребий уже брошен! Как будто у него не осталось никаких иллюзий. Как будто он уже переступил рубеж, за которым нет неизвестности, и на все смотрит иными глазами.
     На какое-то мгновение Эдди увидел брата мертвым.
     Он сел, положил ногу на ногу, дрожащей рукой зажег сигарету.
     - На чем я остановился? - спросил Тони. - Дай мне закончить. Нора, - добавил он, заметив, что жена опять хочет что-то сказать. - Лучше, если мы с Эдди разберемся во всем до конца, раз и навсегда. Это мой брат. Мы вышли из одного чрева. Годами спали в одной кровати.
     Когда мне было пять лет, его ставили мне в пример. Ладно, вернемся к серьезным делам. Возможно, тебе действительно поручили передать предложение, которое ты мне сделал.
     - Клянусь тебе...
     - Верю. Когда ты врешь, это можно прочесть у тебя на лице. Только ты прекрасно знал, чего они добиваются.
     Ты с самого начала понял: они вовсе не хотят, чтобы я перешел границу. Доказательство тому, что ты не сказал матери об их предложении.
     - Мне не хотелось ее волновать.
     Тони пожал плечами.
     - Я боялся, как бы она не проговорилась.
     - Мать ни разу даже нам не сказала ни единого слова, которое не следовало говорить. Ты, наверно, до сих пор не знаешь, что она скупает краденое у молодых ребят.
     Эдди всегда подозревал мать, хотя доказательств у него не было.
     - Я открыл это случайно. Так вот, Эдди, с этими боссами ты во всем заодно - сегодня, как вчера, как всегда.
     Ты с ними потому, что однажды так решил и построил на этом свою жизнь. Что если бы тебя спросили напрямик: как со мной поступить? Что бы ты ответил?
     Эдди сделал негодующий жест.
     - Тес! Если бы ты входил в состав некоего судилища и перед тобой от имени Организации поставили такой вопрос, твой ответ совпал бы с их ответом. Я не знаю, что они сейчас делают, вероятно, ждут тебя в гостинице. Ты остановился в "Президио"? Благодаря тебе они знают, где я. Теперь они узнают это, даже если ты будешь клясться, что не видел меня.
     Никогда и никто не смотрел на него с такой ненавистью, какую он читал в глазах Норы, которая еще теснее прильнула к мужу.
     Не отвечал ли Тони на мысли жены, когда продолжал спокойным, ровным тоном:
     - Даже если бы я тебя здесь убил, чтобы не дать тебе встретиться с ними, они все равно узнали бы. Они уже знают, и ты уже со времени поездки в Майами, с той минуты, когда отправился на поиски, знал, что они узнают.
     Вот это я и считал нужным тебе сказать. Я не доверчивый дурак, и тебе не следует им быть.
     - Послушай, Тони!..
     - Погоди. Я не сержусь на тебя. Я предвидел, что ты поступишь так, если понадобится. Я предпочел бы не давать тебе повода. Вот и все. Ты поладишь с матерью, ты поладишь со своей совестью.
     Впервые Эдди услышал из уст брата слово "совесть".
     Он произнес его просто, почти шутливо.
     - Я кончил.
     - Теперь моя очередь кое-что сказать.
     Это заговорила Нора. Она сняла с плеча руку мужа и шагнула к Эдди:
     - Если с головы Тони упадет хоть один волосок, я пойду и все расскажу.
     Тони чистосердечно рассмеялся молодым и веселым смехом и покачал головой:
     - Это ни к чему не приведет, детка. Видишь ли, чтобы твои показания имели силу, нужно, чтобы ты и вправду присутствовала...
     - Я тебя больше ни на минуту не покину.
     - Тогда они и тебя заставят молчать.
     - Я предпочту это.
     - А я - нет.
     - Я не пытался тебя перебивать, - тихо произнес Эдди.
     - А что ты мог бы еще сказать?
     - Я приехал не за тем, чтобы тебе навредить.
     - Пока нет.
     - Я им не сообщу, где...
     - Им это и не нужно. Ты приехал, этого достаточно.
     - Я позвоню в полицию! - воскликнула Нора.
     Муж покачал головой:
     - Нет.
     - Почему?
     - Ничего не даст.
     - Полиция не допустит, чтобы они...
     Послышались грузные шаги по деревянным ступенькам веранды. Кто-то стряхнул с сапог землю, затем открыл дверь и замер на пороге.
     - Входи, Марко!
     Ему было лет пятьдесят. И когда он снял широкополую соломенную шляпу, Эдди увидел красивую ровную седину. Глаза у него были голубые, лицо загорелое. Он носил такие же брюки и майку, как Тони.
     - Мой брат Эдди, приехал из Майами повидать меня.
     Тони повернулся к Эдди.
     - Ты помнишь Марко Феличи?
     Создалось своего рода перемирие. Может быть, гроза утихла? Марко, все еще колеблясь, протянул Эдди темную, как земля, руку.
     - Вы позавтракаете с нами? Где же моя жена?
     - В кухне, с Бесси. Она хотела, чтобы мы побыли своей семьей.
     - Я пойду к ней.
     - Не стоит. Мы кончили. Не так ли, Эдди?
     Тот нехотя кивнул.
     - Стаканчик вина, Марко?
     Странная улыбка вновь заиграла на губах Тони. Он достал третий стакан, потом, поколебавшись, взял еще один, наполнил их вином, а затем подлил себе и Эдди.
     - А не могли бы мы чокнуться?
     В горле у Эдди что-то заклокотало. Нора быстро взглянула на него, но ничего не поняла, да и никто из них не понял, что это подавленные рыдания.
     - За нашу встречу!
     Тони твердой рукой поднял стакан. У него в самом деле был веселый и беспечный вид, словно в жизни не было никаких забот и неприятностей. Эдди, чтобы сохранить самообладание, пришлось отвести взгляд.
     Марко, заподозрив неладное, не спускал глаз с братьев и неохотно взял свой стакан.
     - Ты тоже, Нора.
     - Я не пью.
     - Только в этот раз!
     Она повернулась к мужу - серьезно ли он говорит, и поняла, что Тони действительно хочет, чтобы она выпила.
     - За твое здоровье, Эдди.
     Эдди хотел ответить по обычаю: "За твое!.."
     И не смог. Он молча поднес стакан к губам. Нора, не сводя с него глаз, отпила лишь маленький глоток.
     А Тони осушил стакан до последней капли и поставил его на стол.
     - Мне надо уходить, - пробормотал Эдди.
     - Да, пора.
     Он не осмелился подать им руку. Долго искал шляпу.
     Удивительно, но ему казалось, будто он уже переживал подобную сцену. Даже знал о беременности Норы.
     - До свидания.
     Он чуть не сказал "прощайте", но это слово испугало его. Тем не менее он понимал, что "до свидания" было хуже и могло прозвучать как угроза.
     А он не собирался угрожать, он был искренне взволнован и, направляясь к двери, чувствовал, что глаза его наполнились слезами.
     Никто не помешал ему уйти, не было произнесено ни слова. Он не знал, смотрят ли на него, сжимает ли Тони плечо Норы. Он не смел обернуться.
     Открыв дверь, Эдди попал словно в раскаленную печь.
     Шофер, укрывшись в тени, направился к машине. Хлопнула дверца. Эдди взглянул на дом. Он увидел только маленькую девочку. Она высунулась из окна кухни, чтобы посмотреть, как он уедет, и показала ему язык.
     - В Эль-Сентро?
     - Да.
     - В отель?
     Эдди послышалось, что где-то тронулся с места автомобиль. В полях ничего не было видно. Часть дороги закрывал дом.
     Он чуть было не спросил шофера, но не решился. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким опустошенным душой и телом. Воздух в такси обжигал. Они ехали по солнцепеку, и у Эдди гудело в ушах. В пересохшем рту он ощущал металлический привкус, а, когда опускал веки, перед глазами у него плясали черные точки.
     Он испугался. Ему случалось видеть, как люди падали от солнечного удара. Проезжая поселок, он заметил скобяную лавку.
     - Остановитесь на минутку.
     Ему нужно глотнуть холодной воды, нужно побыть в тени, чтобы прийти в себя.
     - Вам нездоровится?
     Как было бы хорошо, переходя улицу, потерять сознание и проболеть несколько дней, чтобы ни о чем не думать, ничего не решать.
     Продавцу достаточно было взглянуть на него, чтобы все понять, и он тотчас принес ему бумажный стаканчик с ледяной водой.
     - Не пейте слишком быстро. Я подам вам стул.
     Это было просто нелепо. Тони, наверно, заподозрил бы его в притворстве, а уж Нора, которая смотрела на него с жгучей ненавистью все время, пока шел разговор, наверняка бы так решила.
     - Еще воды, пожалуйста.
     - Переведите хотя бы дух.
     Шофер вошел вслед за ним и ждал, как человек, привыкший к подобным происшествиям.
     Внезапно, когда Эдди подносил ко рту второй стакан, к горлу подступила тошнота. Он едва успел наклониться между газонокосилкой и оцинкованными ведрами, как его вырвало фиолетовой от вина жижей.
     - Простите меня, - пробормотал он. Глаза его были полны слез. - Так.., глупо!
     Мужчины переглянулись.
     Желая помочь ему, хозяин лавки несколько раз сильно хлопнул его по спине.
     - Не надо было пить красное вино, - нравоучительно произнес шофер.
     - Они, они настаивали, - безудержно икая, прошептал Эдди; вид у него был жалкий.

8

     Протягивая Эдди ключ, портье ничего не сказал, словно не видел его. Пока кабина поднималась, мальчик-лифтер не сводил глаз с отворота пиджака Эдди, на котором выделялось фиолетовое пятно.
     Эдди возвращался в номер с одной лишь мыслью - поскорее лечь в постель.
     Едва он вошел в комнату, как нервы у него окончательно сдали. Он не мог больше следить за выражением своего лица и даже не представлял себе, как ужасно он выглядит. Впрочем, он сейчас же вспомнил, что не повернул ключ в замке.
     В то же мгновение Эдди увидел незнакомого человека, и, прежде чем он успел что-либо сообразить, его сковал страх и возникло отвратительное ощущение холода вдоль позвоночника. Это произошло автоматически, как при нажатии кнопки зажигается лампа или включается двигатель. Эдди ни о чем не думал. Просто решил, что настал его черед, и во рту у него пересохло.
     Эдди знал десятки людей, которые кончили таким образом, и среди них были его приятели. Случалось, он еще пил с ними, например, в десять вечера, а в одиннадцать или в полночь обреченный, возвратясь домой, находил у себя двух человек, которые его ждали и ничего не обязаны были объяснять.
     Иногда он задавал себе вопрос, о чем люди думают в такую минуту и потом, немного позднее, когда машина мчится к глухому пустырю или к реке и еще некоторое время за окном мелькают яркие фонари и то и дело прохожие и машина задерживаются под красным семафором, возле которого виднеется мундир полисмена.
     Это длилось несколько секунд. Эдди был убежден, что в лице его не дрогнула ни одна черточка, но он также знал, что человек все заметил: выражение растерянности, когда он отворил дверь номера, полную расслабленность его тела и духа, электрический ток страха и, наконец, вернувшееся к нему внешнее самообладание при лихорадочной работе мысли.
     Но это, очевидно, не то, чего он опасался: его посетитель был один, а для подобных прогулок всегда назначались двое, не считая того, кто ждал на улице в машине.
     Вдобавок и сам человек был иного типа. Очевидно, кто-то из главарей. Служащие отеля не впустили бы к нему в комнату неизвестного субъекта. А тот не только сидел в его номере, но позвонил, вызвал официанта и заказал содовую воду и лед. Что касается виски, то незнакомец воспользовался плоской фляжкой, которая стояла теперь на ночном столике рядом со стаканом.
     - Take it easy, son! - сказал он, не выпуская изо рта толстой сигары, запах которой успел наполнить комнату.
     В переводе это означало: "Не волнуйся, сынок!"
     Ему было за шестьдесят, возможно, без малого семьдесят. Он много повидал на своем веку, хорошо разбирался в людях и обстановке.
     - Call me Mike!
     "Зови меня Майк!" Не следовало заблуждаться, это не было разрешением держать себя запросто. Речь шла о той почтительной непринужденности, с которой в определенных кругах принято обращаться к влиятельному лицу.
     Старик напоминал своим видом профессионального политика, сенатора штата, мэра, а еще более - одного из тех, кто управлял избирательной машиной и назначал судей и шерифов. Майк сумел бы сыграть любую из таких ролей в кино, особенно в ковбойских фильмах. Он это знал, и можно было догадаться, что сходство ему льстит и он всячески старается его усилить.
     - Стаканчик виски с содовой! - предложил он, указывая на фляжку.
     Взгляд Майка скользнул по винному пятну на пиджаке Эдди. Он не соблаговолил улыбнуться или пошутить.
     Лишь скользнул взглядом:
     - Садись!
     Костюм на нем был не из белого полотна, а из тонкой чесучи, а галстук, расписанный вручную, стоил, должно быть, тридцать или сорок долларов. Он не снял с головы шляпу с широкими, загнутыми кверху полями, светло-серого, почти белого цвета, без единого пятнышка или пылинки. Кресло, на которое он предложил Эдди сесть, находилось возле телефона. Ленивым жестом Майк указал на аппарат.
     - Тебе нужно позвонить Филу.
     Эдди не спорил. Снял трубку, заказал номер в Майами. И пока он ждал, не отнимая т