сь.
     - Э-э, конда еще... Уже больше года, как выехали.
     - Теперь никого нет?
     - Никого. Какой идиот захочет арендовать помещение в такой дыре?
     - Можно посмотреть?
     - Конечно, пойдемте.
     Мы поднялись на четвертый этаж. Здесь сторож  остановился  и  включил
свет в коридоре.
     - Комната 209.
     Дверь была заперта. Парень поколдовал  над  выключателем,  и  комната
осветилась.
     Кто-то убирался отсюда в такой спешке, будто за ним по  пятам  гнался
дьявол. На полу, покрытом паутиной, валялись пленки и негативы.  Занавесей
на окнах не было, но толстый  слой  грязи  надежно  защищал  от  солнечных
лучей. И повсюду тончайшей пудрой лежал гипосульфит.
     Я поднял несколько фотографий: парочки, гуляющие под  ручку;  парочки
на скамейках парка; парочки, выходящие из бродвейских театров. На обратной
стороне снимков карандашом были проставлены номера.
     Боковую стену занимал стеллаж е выдвижными  ящиками.  На  одном  было
написано: "Нэнси  Сэнфорд".  Там  лежали  квитанции  и  смятая  записка  -
напоминание заказать пленку. Изящный почерк, очень женственный.  Наверняка
Нэнси. Я взял записку и положил ее в карман.
     Сторож торчал в дверях, молча за  мной  наблюдая.  Он  несколько  раз
вздохнул и, наконец, промямлил:
     - Знаете, это место было не таким, когда они выезжали.
     Я замер.
     - Не понял.
     Он сплюнул на пол.
     - Тогда все аккуратно было сложено в углу. А сейчас будто расшвыряли.
     - Кому принадлежало дело?
     - Забыл имя этого типа. - Он пожал плечами. - Однажды  прикатил  сюда
на нескольких машинах, сложился, заявил, что выезжает -  и  только  его  и
видели. Жмот страшный - за все время и цента не дал.
     - Ну, а люди, которые у него работали?
     - Ха, пришли и, обнаружив, что он смылся, развонялись на всю  округу.
Ну, а я тут при чем? Что мне им, зарплату платить?
     Я пожевал спичку, оглядел в последний раз  комнату  и  вышел.  Сторож
закрыл дверь, снова поколдовал над выключателем, затем  зашел  за  мной  в
лифт, и мы спустились.
     - Узнали, что хотели? - спросил он.
     - У меня, собственно, не было определенной цели. Я... э-э... проверяю
владельца. Он задолжал некоторуюо сумму. За пленку.
     - Тут внизу еще что-то есть. Меня попросили оставить кое-какие  вещи.
Я разрешил, когда она дала мне доллар.
     - Она?
     - Ну. Здесь работала. Рыженькая такая... милая крошка.
     Он снова плюнул сквозь коричневые, как глина, зубы, и плевок разбился
о стену.
     - Ты газеты читаешь? - спросил я.
     - Иногда смотрю карикатурки. Четыре года  назад  разбил  очки  и  все
никак не соберусь заказать новые. А что?
     - Да так, ничего. Пойдем, взглянем на эти вещи.
     Я сунул ему еще пятерку, и она исчезла в том же кармане.
     Мы опустились в подвал. Воздух здесь был сырой и пыльный,  с  затхлым
душком,  почти  как  в  морге.  Ко  всем  прелестям   добавлялся   еще   и
непрекращающийся шорох крыс.  Свет  не  горел,  однако  у  парня  оказался
фонарь, которым он освещал стены. В  темноте  блестели  бусинки  глаз.  По
спине у меня поползли мурашки.
     Луч перешел на  пол,  и  мы  остановились  перед  ящиком,  поломанной
мебелью и всякой хранимой годами  дрянью.  Мой  гид  поворошил  этот  хлам
ручкой метлы,  но  только  вспугнул  несколько  крыс.  Вдоль  стен  стояли
заваленные бумагами полки. Счета и  расписки,  ветхие  гроссбухи  и  пачки
серых листов.
     Свет ушел в сторону, и сторож произнес:
     - Кажется, вот.
     Я  подержал  фонарь,  а   парень   вытащил   скособоченную   коробку,
перевязанную бечевой. Сверху красным фломастером на  ней  был)о  выведено:
"Осторожно!"
     - Точно.
     Он кивнул и сжал губы, выискивая, куда бы  сплюнуть.  Наконец  увидел
крысу и выпустил заряд. Я услышал, как крыса дернулась, поскребла  лапками
и свалилась в груду бумаги. Эта штука, которую он жевал,  была  отравлена,
не иначе.
     Я развязал веревку. Возможно, я ожидал слишком многого.  Моя  рука  с
фонариком слегка дрожала, и, нагнувшись, я затаил дыхание.
     Коробка была выложена промокательной бумагой, чтобы поглощать  влагу.
А на дне, аккуратно разделены карточками с датой съемки, в два ряда стояли
фотографии.
     Я разразился всеми грязными словами, которые только  знал.  Еще  одна
куча снимков с улыбающимися в объектив парочками!.. Я бы  их  бросил  там,
если бы не вспомнил, что они стоили мне пять зелененьких.
     У лифта сторож попросил  меня  расписаться  в  книге  посетителей.  Я
нацарапал "Дж. Джонсон" и вышел.


     В четверть девятого я позвонил Пату домой.  Он  еще  не  приходил,  и
пришлось искать его па работе. Как только я услышал его голос,  то  понял:
что-то стряслось.
     - Майк? Ты где?
     - Тут поблизости. Что-нибудь новенького?
     - Да. - Он глотал слова. - Я хочу с тобой поговорить. Можешь  подойти
через десять минут в гриль-бар?
     - А что?..
     - Узнаешь, - перебил Пат и бросил трубку.
     Ровно через десять минут я был на месте  и  нашел  Пата  в  отдельном
кабинете. На лбу у него собрались морщины, которых прежде  я  не  замечал.
Это его старило. Увидев меня, он выдавил слабую улыбку и махнул на кресло.
     На столике лежала  расстеленная  вечерняя  газета.  Пат  выразительно
постучал по кричащему заголовку.
     - Что ты об этом скажешь?
     Я сунул в рот сигарету и закурил.
     - Тебе лучше знать, Пат.
     Он скомкал газету и в ярости отшвырнул ее.
     Официант принес два пива, и Пат прикончил свое и заказал еще,  прежде
чем тот ушел.
     -  На  меня  давят,  приятель.  Знаешь,  сколько  на  свете  пройдох?
Миллионы. Девять десятых  из  них  живут  в  нашем  городе.  И  все  могут
голосовать. Они звонят какой-нибудь шишке и  говорят,  чего  хотят.  Очень
скоро  эта  шишка  получает  много  одинаковых   звонков;   значит,   надо
реагировать. И вот начинается давление. Здорово, да. У тебя на руках такой
материал, а ты должен его бросить!
     Второе пиво последовало за первым. Я никогда не видел  Пата  в  таком
состоянии.
     - Я старался быть настоящим полицейским, - продолжал он. - Я старался
следовать букве закона и честно выполнять свой долг.  Какой  обман...  Мне
звонят, напоминают, что я всего лишь полицейский капитан. Сиди, мол,  тихо
и не рыпайся!
     - Ближе к делу, Пат.
     -  Все  сводится  к  одному:  убийство  Энн  Минор,  конечно,   можно
расследовать, но без далеко идущих последствий.
     Я стряхнул пепел с сигареты.
     - Ты хочешь сказать, что  с  системой  "девушек  по  вызову"  связаны
большие люди, которые не желают чтобы всплыли их имена?
     - Да. Или я продолжаю работу и самым милым образом получаю  отставку,
или сдаюсь и спасаю свою шкуру.
     Я насмешливо покачал головой.
     - Такова плата за честность... Что же ты выбираешь?
     - Не знаю, Майк.
     - Скоро тебе придется решать.
     Наши взгляды встретились, и  Пат  медленно  кивнул.  Скверная  улыбка
раздвинула его губы.
     - Подсказал.
     - Ты делаешь свое дело, а я позабочусь о  тех,  кто  тебя  беспокоит.
Если понадобится, я вколочу им зубы в глотку с  превеликим  удовольствием.
Дорогостоящие девицы - только  одна  сторона  организованной  проституции.
Рэкет, шантаж - все тесно переплелось. И ниточки тянутся на самый верх. Но
стоит  развязать  один  узел,  как  посыплется  вся  сеть.  Надо   поймать
кого-нибудь,  кто  расколется,  и,  чтобы  спасти  шею,  начнут   колоться
остальные. Так мы получим доказательства.
     Я стукнул рукой по столу и сжал пальцы  в  кулак  так,  что  кожа  на
суставах побелела.
     - Сейчас они  испуганы,  заметают  следы.  Это  паника,  а  в  панике
неизбежны ошибки. Нам нужно лишь быть наготове и ждать.
     - Да, но сколько?
     - Один из их людей взят ими на заметку, потому что  болтал  со  мной.
Завтра вечером, ровно в девять тридцать  субъект  по  имени  Кобби  Беннет
покинет дом, где сейчас прячется,  и  пойдет  по  улице;  где-то  они  его
обязательно засекут. Вот и все: накрыв их там, мы откроем счет. Это  снова
здорово напугает их. Надо показать, что политикам не удалось замять дело.
     - Беннет знает о плане?
     - Он понимает, что  должен  сыграть  роль  подсадной  утки.  Это  его
единственный шанс остаться в живых, другого выхода нет. Ты  расставишь  по
пути своих людей, готовых вмешаться... А  Беннет  пусть  потом  убирается.
Больше он не вернется.
     Я написал на обратной стороне конверта адрес Кобби, пометил  маршрут,
каким он пойдет, и протянул конверт Пату.  Тот  осмотрел  его  и  сунул  в
карман.
     - Это может стоить мне работы.
     - Это может стоить тебе и головы, - напомнил я ему. - Но если выйдет,
звонить и предупреждать не будут, а поспешат смыться из города. Мы  ничего
не переделаем - игра стара, как Ева, - но кто-то одумается и  станет  жить
нормально, а кто-то поскорее сдохнет.
     - И все из-за одной рыжеволосой девушки.
     - Да. Из-за Нэнси. Все из-за того, что ее убили.
     - Мы этого не знаем.
     - Брось, Нэнси была приговорена. Но я чувствую что-то еще...
     - Страховая компания согласна выплатить родственникам,  если  таковые
найдутся.
     - Тут-то и зарыта собака, как сказал поэт. - Я поднялся и допил пиво.
- Позвоню тебе завтра утром, Пат. Я хочу присутствовать на операции.  Дашь
мне знать, если расшифруете книжечку.
     Он все еще ухмылялся; а в глазах его уже горел огонь, от  которого  у
кого угодно душа могла уйти в пятки.
     - Кое-что получается. У Кандида нашли заметки, сейчас их сравнивают с
символами в книжке.. Так что ему придется попотеть, когда мы его найдем. Я
застыл с открытым ртом.
     - То есть как это "найдем"?
     - Мюррей Кандид исчез, - сказал Пат.



                                    12

     Сев в машину, я начал думать над тем,  что  сообщил  мне  Пат.  Исчез
Мюррей? Почему? Проклятье, вечно "почему"!.. Удрал на всякий  случай?  Или
его  убрали  -  слишком  много  знал?  Мюррей  ловкач  и  наверняка   имел
подстраховку - объемистую папку в сейфе адвоката, которая в случае  гибели
владельца попадает в полицию. Большие люди вынуждены оставить его в  живых
из боязни замарать себя.
     Нет, Мюррей целехонек. Город достаточно велик,  чтобы  спрятать  даже
его, но рано или поздно он  покажется.  Пат  предусмотрел  это,  и  теперь
каждый автобус, каждый поезд осматривают полицейские. Готов поспорить:  не
одна только крыса Мюррей спешит покинуть тонущий корабль.
     На улице шел дождь - моросящий, холодный, противный.  Вечерние  толпы
заметно поредели. Магазин у дома Лолы еще работал,  а  буженина  выглядела
слишком привлекательной, чтобы пройти мимо. Нагрузившись таким количеством
продовольствия, которое невозможно съесть и за  месяц,  я  прикрыл  голову
целлофановым пакетом и побежал к подъезду.
     Лола лежала в постели с влажным полотенцем на лбу.
     - Это я, милая.
     - А, я подумала, это лошадь несется по ступеням. Я положил  пакет  на
стул и присел на край постели, потянувшись к полотенцу. Лола улыбнулась.
     - О, Майк, как хорошо тебя видеть!
     Она обняла меня за шею, закрыла глаза  и  потерлась  волосами  о  мое
лицо.
     - Тяжелый день, крошка?
     - Ужасный, - пожаловалась она.  -  Я  промокла,  выбилась  из  сил  и
чертовски голодна. А камеру не нашла.
     - По крайней мере, я могу тебя накормить. Все закуплено. И ничего  не
надо готовить.
     - Ты прекрасный человек" Майк. Я бы хотела...
     - Что?
     - Ничего. Давай поедим.
     Я подхватил ее на руки и поднял. Глаза  Лолы  заблестели,  что  могло
означать многое.
     - А ты, оказывается, большая девочка.
     - Я должна быть такой... для тебя. На кухню, н-поо-о!
     Она игриво ударила меня по спине.
     Среди тарелок были салфетки, между ними лежал нож. Наши колени, когда
мы сели, соприкасались.
     - Расскажи мне, как прошел день.
     - Не о чем рассказывать. Я начала с самого  начала  списка  и  обошла
пятнадцать магазинов. Ни в одном из них камеры не было и нет.  А  продавцы
встречались такие предприимчивые, что  чуть  не  уговаривали  меня  купить
другую.
     - Сколько еще осталось?
     - Работы на неделю, Майк. Не слишком ли долго?
     - Ничего другого не остается.
     - Хорошо. Не беспокойся, я беру это на  себя.  Между  прочим,  камеру
искал кто-то еще.
     Моя чашка застыла в воздухе.
     - Кто?
     -  Какой-то  мужчина.  Причем  -  я  расспросила  продавцов,  -   его
интересовала именно эта камера.
     Теперь стоило хорошенько подумать, прежде чем пускать Лолу на поиски.
     - Возможно, совпадение... но вряд ли.
     - Я не боюсь, Майк.
     - Если это не случайность, он скоро  узнает  про  тебя  и  где-нибудь
подстережет. Нет, мне это не нравится.
     Она помрачнела.
     - Как ты сказал, Майк, я большая девочка. Мне не впервой  справляться
с мужчиной, если он пристает на улице. Точный удар коленом может  наделать
много хлопот для парня, а  если  это  не  сработает,  ну...  громкий  крик
соберет массу героев, готовых защитить честь девушки.
     Я рассмеялся.
     - Хорошо, хорошо. После такой речи мне страшно будет поцеловать  тебя
на ночь.
     - Майк, с тобой я беспомощней котенка и нема  как  рыба.  Пожалуйста,
поцелуй меня на ночь, ладно?
     - Я подумаю. Сперва нам предстоит работа.
     - Какая?
     - Смотреть на фотографии. У меня целая куча снимков, сделанных Нэнси.
За них уплачены деньги. так что грех бездельничать.
     Мы расчистили стол, и я выбрал фотографии из коробки.
     -  Половину  смотришь  ты,  половину  я.  Будь   внимательна,   вдруг
что-нибудь найдем.
     Лола кивнула и  взяла  верхнюю;  я  сделал  то  же  самое.  Сперва  я
рассматривал каждую карточку  очень  тщательно,  но  фотографии  следовали
одному образцу, и вскоре я заторопился. Лица и еще раз лица; улыбки, порой
удивленные, нарочитые позы... Все снято опять на Бродвее.
     На двух снимках мужчина пытался загородить  лицо;  камера  остановила
его движение. Я отложил их в сторону - открытая часть  лица  казалась  мне
знакомой.
     - Майк... - внезапно произнесла Лола.
     Она прикусила губу и  указала  на  фотографию:  приятная  молоденькая
девушка улыбалась мужчине средних лет, который сосредоточенно  хмурился  в
объектив.
     - Она... одна из нас. Мы вместе... вместе ходили на "задания".
     - А мужчина?
     - Его я не знаю.
     Через пять минут  Лола  нашла  другой  снимок:  кукольная  девушка  с
застывшими чертами манекена и мужчина,  низенький  и  толстый,  в  одежде,
которая должна была сделать его выше и худее, но делала только  еще  более
низеньким и толстым.
     - Она тоже, Лола?
     - Да. Но в Нью-Йорке пробыла недолго - умная игра позволила ей  выйти
замуж. Помню и этого мужчину. У него игорный дом в городе. Кроме того,  он
немного  занимается  политикой   и   на   свидания   обычно   приезжал   в
государственной машине.
     Вот оно. Детали, объясняющие почему.  Мелкие  подробности,  способные
превратиться  в  вопросы  первостепенной  важности.  Стопка  откладываемых
фотографий росла. Может  быть,  каждый  снимок  имел  непонятное  для  нас
значение; может быть, большинство  из  них  -  лишь  камуфляж  для  обмана
посторонних.
     Я перевернул снимок и увидел надпись, сделанную  карандашом:  "Смотри
С-5".
     Нэнси вела досье.
     Осколки  начали  складываться  в  одно  целое,  и  уже   можно   было
представить всю картину.
     Со следующей фотографией  повезло  мне.  Я  так  ненавидел  некоторых
людей, что их лица запечатлелись в памяти как живые. Со  снимка  улыбалась
молодая двадцатилетняя пара, лучилась надеждой юности, у  которой  впереди
жизнь. Но меня интересовал задний  план:  мой  клиент  входил  в  какое-то
здание. На его руке висела трость; за ним закрыл дверцу машины Финней Ласт
в униформе шофера.  Но  главным  было  выражение  лица  Ласта  -  ядовитая
ухмылка, полная ненависти,  с  которой  он  смотрел  на  проходящего  мимо
человека.
     А тот был обуян ужасом; даже на снимке было заметно, что  он  пятится
от Финнея.
     Да, ему стоило бояться. Его звали Росс Боуэн, и позже он  был  найден
изрешеченный пулями.
     Мои челюсти сжались, кожа на висках напряглась. Лола что-то  сказала,
но я не расслышал. Тогда она схватила мою руку и заставила  посмотреть  на
себя.
     - Что случилось, Майк? У тебя такой вид...
     Я положил перед ней снимок и показал группу на заднем плане.
     -  Этот  парень  мертв.  А  рядом  -  Финней  Ласт.  глаза  медленно,
недоверчиво расширились. Она покачала головой.
     - Финней... Не может быть.
     - Не спорь, малышка. Это Финней Ласт. Фотография  сделана,  когда  он
работал у мистера Берина.
     Лола внимательно посмотрела на меня. Затем ее взгляд переместился  на
снимок, и она снова покачала головой.
     - Его имя Миллер, Пол Миллер. Он один из  тех,  кто...  кто  снабжает
дома девушками.
     - Что?
     - Да. Мне показала его одна подруга. Он работал на Западном побережье
- подбирал их там и посылал на восток в синдикат. Я уверена, что это он!
     Хорошо, Финней, думал я, очень  хорошо.  Респектабельная  работа  для
прикрытия   темных   делишек.   Боже   мой,   если   б   об   этом   узнал
нетерпимо-щепетильный Берин-Гротин!.. А снимок отличный. Я  даже  разобрал
надпись над дверью здания: "Альбино-клуб". Очевидно, любимое место мистера
Берина.
     - Тебе известен этот, перепуганный?
     - Да. Он заправлял несколькими домами. Его убили, да?
     - Убили...
     Лола закрыла глаза и  склонила  голову.  Потом  глубоко  вздохнула  и
произнесла:
     - На обратной стороне что-то есть.
     Другая надпись.  "Смотри  Т  9-20".  Значит,  с  фотографией  связаны
одиннадцать страниц какого-то досье.
     Подробности убийства Росса Боуэна? Возможно ли,  что  Рыжая  знала  о
них? Если так, то вмешательство Финнея не удивительно.
     Больше я ничего не смог найти. Тогда мы с Лолой поменялись снимками и
начали все сначала. Я опять ничего не  обнаружил,  зато  Лола  отложила  с
дюжину фотографий и предложила мне обратить внимание на женщин. Все бывшие
подруги. Она знала в лицо и некоторых мужчин. Их одежда была  дорогой,  на
пальцах блестели перстни.
     Эти снимки я положил в конверт и сунул в карман, а остальные бросил в
ящик стола.
     - Мне нужно выпить.
     - В доме ничего нет, - заметила Лола.
     Я потянулся к шляпе.
     - Одевайся, пойдем.
     - Но ты ведь мертв?
     - Не настолько. Собирайся.
     Она надела сапожки, накинула на себя плащ.
     - Я готова, Майк. Куда идем?
     - Сама увидишь.
     Всю дорогу к центру я молчал. Лола прижалась ко мне,  и  даже  сквозь
одежду согревала теплом своего тела. Она не хотела отвлекать меня  и  лишь
изредка с любопытством поднимала глаза, положив голову мне на плечо и сжав
мою руку. Не сказал бы, что это помогало мне сосредоточиться.
     Туда и сюда сновали пустые такси в тщетных  поисках  клиентов.  Дождь
серой сеткой затянул город,  разогнав  зрителей  по  домам.  Только  тигры
бродили по улицам этой ночью.
     Мы проехали "Зеро-Зеро", и Лола оглянулась, но смотреть  было  не  на
что. Клуб был погребен во мрак, на двери висела  табличка  "Закрыто".  Пат
поработал. Мы оставили  машину  на  полупустой  стоянке,  вошли  в  первый
попавшийся бар и сели у стойки. Четверо парней на другом конце, до  нашего
появления явно скучавшие, неожиданно нашли тему для  разговора,  и  четыре
пары глаз забегали по Лоле. Один из этих  типов  велел  бармену  поставить
Лоле коктейль.
     На  меня  нахлынули  воспоминания.  Рыжая  потягивала  кофе,   изящно
оттопырив пальчик с кольцом; теперь она  лежит  со  скрещенными  на  груди
руками и без кольца, а Масляная голова торжествующе ухмыляется...
     Я заказал еще пива. Перед Лолой стояли уже два мартини и один  пустой
бокал.  Парни  смеялись,  разговаривая  достаточно  громко,   чтобы   быть
услышанными. Один из них  встал,  отпустил  какую-то  грязную  шутку  и  с
гнусной усмешкой направился