азад ночь и все, что было в ночи, принадлежало ему, но теперь он опасался выдать свое присутствие. Проникать в сознание того, кто знает о твоем существовании и, может быть, ищет тебя, было все равно что подойти и постучать по плечу - мол, вот он, я. Он не имел права так рисковать. Карниш повернулся и, злясь на самого себя, скрылся в темноте. Подойдя к стене здания, в тени которого он прятался, он быстро полез вверх по пожарной лестнице. Он отлично умел лазать, но редко пользовался этим умением, предпочитая ходить по земле, рядом е жертвами. За считанные секунды он забрался на крышу и быстро пошел на другую сторону. Вокруг, сияя огнями, расстилался город. Магическое королевство страха. Подойдя к краю крыши, он прыгнул через улицу, расправив свою тьму, словно крылья, и приземлился на крыше дома напротив. Без лишних раздумий он продолжил свой путь и услышал, как позади загудели автомобили. Это люди почувствовали его присутствие и инстинктивно отреагировали, хотя не могли его видеть и сами не знали, почему так поступают. Он подошел к противоположному краю крыши, спустился в темноту переулка и сразу же отступил в тень здания, втянув в себя свою тьму. Потом задержал дыхание и прислушался. Вокруг шелестели обрывки бумаги, подгоняемые ветром. Он слышал писк крыс, шуршание их маленьких лапок и что-то еще. Сердцебиение. В переулке был кто-то еще. Дыхание. Карниш почуял страх и отчаяние. У соседнего здания он увидел свернувшегося калачиком человека, человека, который недавно проснулся, разбуженный чем-то, ему непонятным. Карниш чувствовал его тревогу. Он выпустил свою тьму. Бояться нечего. Это добыча. Наконец-то он утолит голод. Карниш вышел из темноты и позволил жертве увидеть его. Человек остолбенело уставился на него и выпрямился, вжавшись спиной в холодный металл двери в стене здания. Карниш кинулся к нему, окружая его своей тьмой. В сознании человека поднялась новая волна ужаса. Карниш обхватил жертву, развернул к себе и уставился в глаза человеку, упиваясь ее страхом.
     - Чего ты боишься больше всего на свете? - ггрошегггал он.
     Человек стал вырываться. В его сознании с головокружительной быстротой проносились различные образы. Карниш завернул его в свою плоть и приготовился к поглощению. И тут человек поднял руку и поднес ее к лицу Карниша. Карнишу нравилось, когда жертвы сопротивлялись, и часто он затягивал поглощение намного дольше, чем требовалось, чтобы продлить это сопротивление и сопутствующие ему страдания. Но на этот раз человек что-то держал в руке. И Карнишу понадобились считанные доли секунды, чтобы понять, что это такое.
     Крест.
     Его собственный вопль боли и ужаса заглушил крик жертвы. Карниш моментально освободил человека и отпрянул. Его тьма взметнулась в небо и, как смерч, пронеслась по переулку. Но отпрянул он недостаточно быстро, и крест ослепил его ярким и сверкающим пламенем. Карниш поднял руку, закрывая глаза, и пустился бежать. За ним летел крик человека, в котором больше не было страха, а слышалась радость победы. Карнишу казалось, что он бежит слишком медленно. Он не мог ни о чем думать и действовал только по велению инстинкта. Бегство было единственным спасением. Он несся по переулку в сторону улицы, которая, как ему казалось в его воспаленном мозгу, не приближалась, а, наоборот, удалялась от него. Он чувствовал, в переулке присутствие других людей, бродяг и нищих, но не смел даже подумать о них, не говоря уже о том, чтобы остановиться. Он чувствовал близость креста, его жар пожирал его, как он только что собирался пожрать человека. Приближаясь к выходу из переулка, он почувствовал некоторое облегчение. Еще несколько метров - и он завернет за угол и спасется, освободится от этого проклятого креста. Внезапно он почувствовал неладное, но не смог определить причину этого беспокойства. Инстинкт подсказывал ему, что надо остановиться, но желание поскорее скрыться оказалось сильнее. К тому же он бежал слишком быстро. Через несколько секунд он вырвется отсюда и освободится.
     Запах оглушил его. Сдерживая тошноту, Карниш вскинул руки, как будто хотел оттолкнуть от себя опасного зверя, грозящего разорвать ему глотку.
     Стой! - скомандовал он себе, но было уже слишком поздно. Он бросился к выходу из переулка, едва не теряя сознание от запаха чеснока. Свет. Языки пламени взвились вокруг него. Они исходили из самой земли, поднимались по прямой линии, пересекающей переулок от стены до стены, и обжигали ему плоть до самых костей. Он, конечно же, сразу понял, что это такое. Святая вода. Они устроили ему западню, а он, как последний дурак, попался в нее. Скрипя тормозами, резко остановилась машина. Сзади с громким скрежетом в нее врезалась другая: водителей ослепила внезапная вспышка света, когда Карниш перешагнул проведенную святой водой линию.
     От боли едва держась на ногах, Карниш перешел улицу, втягивая в себя свою тьму. У входа в переулок напротив он остановился. А вдруг здесь тоже ловушка? Лучше не рисковать. Он и так потерял уже много сил. Карниш повернул направо и побрел вдоль улицы. Прохожие смотрели на него с любопытством, а он шел опустив голову и не смел поднять взгляд. Какой позор! Какой ужасный позор! Только что он бежал, а теперь не смеет даже взглянуть на тех, кто мог бы стать его пищей. Он пересек еще одну улицу и, не в силах больше выносить яркий свет, нырнул в первый попавшийся переулок. Все тихо. Карниш чуть не зарыдал от облегчения. Ему нужна была темнота, чтобы оправиться от шока, чтобы зализать свои раны. Он не имел ни малейшего представления о том, где находится, да ему было на это плевать. Он хотел одного: спрятаться в темноте. Хотел побыть в одиночестве. Первый раз в жизни, насколько он мог припомнить, его голод был поглощен страхом. Глаза еще болели, ослепленные видом креста. Весь он, и телом и духом, сотрясался от боли и страха. Чем больше Карниш думал об этом, тем больше боялся, тем больше себя ненавидел, а чем больше он себя ненавидел, тем сильнее закипала в нем ярость. Наконец, не в силах более сдерживаться, он выпустил свою тьму, потянулся ею в ночь над городом и закричал, закричал во всю силу своих легких, вложив в этот крик всю свою ненависть, всю свою боль и отчаяние, всю свою черную душу.

***

     Только они собрались перейти улицу, как перед ними остановилась полицейская машина. Саймон потянул Бекки за рукав, и они отошли на тротуар. Яркий луч протянулся к ним из полицейской машины, и Саймон зажмурился, а Бекки подняла руку, защищаясь от света. Обе дверцы открылись, и из машины вышли двое полицейских. Водитель продолжал светить фонарем на Бекки и Саймона.
     - Сэр, мисс, отойдите от машины и повернитесь лицом к стене.
     - А в чем дело? - спросил Саймон.
     - Пожалуйста, сэр, отойдите от машины и встаньте лицом к стене.
     - Но...
     - Пожалуйста, сэр, отойдите...
     В переулке через улицу темнота снова зашевелилась. У Саймона учащенно забилось сердце. Бекки нахмурилась, всматриваясь туда. Но один из полицейских встал прямо перед ними, загородив обзор, и Саймону ничего не оставалось, как повиноваться и отойти назад. Он повернулся спиной к полицейскому и попожил руки на стену.
     - Расставьте немного ноги, сэр. Хорошо. У вac есть с собой удостоверение личности?
     - В бумажнике, в заднем кармане.
     - Медленно достаньте бумажник, сэр, выньте ваше удостоверение и дайте его мне.
     Другой полицейский отвел Бекки к машине и тихо разговаривал с ней. Первый снял с плеча Саймона сумку и, не сводя с него настороженного взгляда, принялся шарить в ней, просматривая ее содержимое. Он вытащил оттуда один из зеленых пластиковых крестов, взглянул на него, нахмурился, бросил обратно, вынул Библию, бросил обратно, вынул рацию, снова нахмурился и подозрительно глянул на Саймона.
     Саямон вынул из кармана бумажник, открыл его и достал оттуда удостоверение личности. Отдал его полицейскому. Тот посветил фонарем на удостоверение, затем на Саймона:
     - Саймой П. Бабич?
     - Да.
     - Фергюс Фолз? Вы там живете?
     - Нет, Э... В настоящее время я живу на Пятой улице, дом 325.
     - Как давно вы там живете?
     - Уже около года.
     - Это незаконно. Вм должны были получить новое удостоверение личности согласно новому адресу в течение трех месяцев.
     - Понимаете, все как-то некогда было, и потом, я не собирался там надолго задерживаться.
     - А что вы делаете здесь и зачем вам все эти вещи?
     В это время к ним подошли Бекки и второй полицейский. Бекки взяла сумку Саймона.
     - Мы работаем в ночлежке на Одиннадцатой улице, - сказала она. - Так как сегодня она закрыта, мы ходим по улицам в поисках наших обычных клиентов и стараемся им помочь, чем можем.
     - Помочь этим? - Полицейский кивнул на сумку.
     - Иногда бывает нужно и это, - ответила она.
     Полицейский покачал головой:
     - Мы получили сигнал, что кто-то шныряет по переулкам. Вам нельзя находиться здесь ночью, это небезопасно.
     - Это запрещено законом?
     Полицейский пристально посмотрел на Саймона. Не надо было говорить этого.
     - Может быть, вы проедете с нами в управление для выяснения?
     - Для выяснения чего? Мы ничего не сделали.
     - Это не займет много времени. Пожалуйста, пройдите к машине, сэр.
     Саймон вздохнул и посмотрел в переулок напротив. Полицейские проследили за его взглядом.
     - Что вы там?.
     Казалось, вопль несся со всех сторон. Он эхом отозвался в переулке, отскакивая от стен зданий, и пролетел по улице, словно ветер. Саймон стиснул зубы. Он знал, что это за вопль. Он уже слышал его пару суток назад, в переулке, отходящем от Вашингтон-авеню, рядом со сгоревшим домом. Полицейские бросились к машине, забыв о Саймоне и Бекки. Никаких вопросов, никаких объяснений. Машина резко рванула с места, взвизгнули шины. Бекки, широко раскрыв глаза, посмотрела на Саймона, затем через улицу в переулок. B сумке заскрипела рация, и послышался голос Бобби:
     - Боже мой, все слышали? Кажется, мы его все же достали.

26

     - Подожди, Бобби, - медленно проговорил Джек, - что конкретно произошло?
     - Ты слышал этот вопль? - спросил в ответ Бобби.
     - Слышал, - ответил Джек.
     Разумеется, слышал. Вряд ли во всем городе был хоть один человек, который бы не услышал.
     - Это был он, - говорил Бобби. - Черт возьми, это был он!
     - Я тоже так думаю, - сказал Саймон.
     - А мы ничего не слышали, - сказал Ли.
     - Вылези из своего сраного такси и, может быть, тогда ты что-нибудь услышишь, - крикнул Бобби.
     - Пошел ты, - огрызнулся Ли.
     - Мы кое-что видели в переулке, - продолжал Бобби. - Какую-то темную фигуру. Она потом куда-то подевалась, но, я думаю, он где-то поблизости.
     - А мне казалось, что он радом с нами, - сказал Саймон.
     Воцарилось молчание. Потом снова заговорил Джек:
     - ЕСЛИ вы при малейшем подозрении станете бегать один за другим, от этого будет больше вреда, чем пользы. Вы должны быть абсолютно уверены.
     - Что же, черт побери, могло заставить его так орать? - спросил Саймон.
     - Вы делали то, о чем мы говорили? - спросил Джек.
     - Конечно, - ответил Саймон. - Мы вручили уже, наверное штук двадцать крестов и разбросали половину Библии. Дайте-ка я посмотрю. Точно, мы уже дошли до псалмов.
     - У нас то же самое, - сказал Бобби. - Мы везде оставляли страницы из Библии, кресты, чеснок и святую воду.
     - Должно быть, он на что-нибудь из этого налетел, - оказал Джек.
     - А может, попробовал съесть кого-нибудь и получил полный рот крестов? - предположил Бобби.
     - Все может быть, но если так, значит, теперь он знает, что вы охотитесь за ним. И наверняка сейчас в ярости.
     - А может, он уже мертв, - с надеждой в голосе предположил Бобби.
     - Heт, он не умрет, пока eго не проткнуть колом.
     - Джек? - раздался голос Ли.
     - Слушаю тебя, Ли.
     - Как насчет солнечного света? Он может его убить?
     - Во всех книгax, что я прочел, указывается на это. Проблема в том, как его выманить на солнечный свет.
     - А если продержать его здесь, в городе, подольше, отвлечь чем-нибудь?
     - Он не дурак, и к тому же в городе полно мест, где можно спрятаться. Он найдет себе убежище.
     Снова задумчивое молчание.
     - Будьте осторожны, - нарушил его Джек. - Предельно осторожны.
     - Будем, - ответил Саймон. - Мы пойдем проверим, что видели, и вернемся. Держитесь на связи. Если кто-то наткнется на него, действительно на него, сразу же дайте знать остальным.
     - До связи, - сказал Бобби.
     Некоторое мгновение Джек слушал потрескивание эфира, потом устало откинулся на спинку кресла. Улица за окном была ярко освещена, но пустынна. Ни одного прохожего, только изредка, шурша шинами, проезжали автомобили. Этот вопль все еще звучал у Джека в ушах. Он достал непочатую бутылку "Джонни Уокер", открыл ее и плеснул на два пальца в кофейную чашку. Выпил эту порцию в три глотка и налил вторую. На этот раз он откинулся в кресле и, держа чашку обеими руками, медленно потягивал виски. Внезапно Джек поймал себя на том, что думает о Малыше Тони и Пите Ти. Двадцать лет прошло с тех пор. Но уже тогда, двадцать лет назад, он знал: что-то происходит. Инстинкт репортера говорил ему да, что-то отвратительное и ужасное бродит по улицам в темноте.
     Из чистого любопытства он начал интересоваться вампирами и литературой о них. Предмет оказался весьма увлекательным. И хотя он был испорчен современной западной культурой с ее рационально-научным подходом к действительности, тем не менее эта тема завораживала, заставляя сознание делать попытки проникнуть за грань необъяснимого и сверхъестественного. Эта культура, которая эксплуатировала идею вампиризма для развлечения, смешала первобытный ужас мифа с фрейдистской концепцией сексуальной закомплексованности и сделала из вампиров этаких трагических героев-аутсайдеров. Тогда, в семидесятых, он пытался представить себе подобное существо на улицах Миннеаполиса, и у него не получилось. Грязная и вонючая реальность жизни Малыша Тони и Пита Ти никак не увязывалась со сверкающей готикой вампиров викторианской эпохи. Больше всего Джека заинтриговали истории о вампирах, которые еще не успели переделать в вестерны. Маленькие деревушки в Восточной Европе, живущие в вечном страхе перед ночным хищником, живым мертвецом, восставшим из могилы и пожирающим живых. Никаких сексуальных комплексов. Просто быт, не освещенный попыткой дать научное объяснение смерти, увяданию и болезням, воплощенным в образе вампиров. Никакой романтики - первобытный страх перед смертью. И в то же время существовали различные свидетельства того, что, кроме мифа, есть и еще что-то. Что-то реальное. Вампиры, но не такие, какие описываются в романах. Не демоны, пьющие кровь девственниц для поддержания собственной жизни и наделенные способностью по желанию превращаться в летучих мышей и волков. Нет, не это. Крупица некой истины. Ночной зверь, пожирающий как болезнь. Зверь, который бродит во тьме, боится людей и в то же время не может без них обходиться. Трусливый хищник, нападающий на слабых и беззащитных. А еще существовали рассказы об охотниках за вампирами, слишком тщательно задокументированные, чтобы быть просто вымыслом. Ведь они на кого-то охотились и даже добивались успеха.
     И такое существо отлично вписывалось в рассказ Пита Ти. Существо, ничем не похожее на графа Дракулу Брэма Стокера, а скорее напоминающее современного серийного убийцу. Осторожный садист-охотник, пожирающий своих жертв, не оставляя ни малейшего следа. И в отличие от вампиров из книг, чьи жертвы возвращались к жизни, он не мог вернуть свои жертвы к жизни. Те, кого он съедал, как и жертвы вампиров из нетронутых цивилизацией легенд, умирали совсем. Он уничтожал их полностью. Он не оставлял ни улик, ни трупов. Такая тварь, если она существует, может свободно жить в любом мегаполисе, думал Джек, и если она не трогает тех, кого непременно станут искать, то обнаружить ее будет практически невозможно.
     Эта теория была слишком хороша. Она была аргументирована с параноидальной тщательностью, и хотя не могла быть вынесена на всеобщее обсуждение, в то же время отвергнуть ее тоже было нельзя.
     И все же, несмотря на интерес, который стал глубже за год, прошедший после того случая, он забросил эту теорию. Малыш Тони пропал, пропал и Пит Ти. Они перебрались на другое место. Не было никаких оснований думать, что это не так. И кроме того, у Джека была другая, не менее важная, как он думал, работа. И он никогда бы не позволил делать себе имя на непроверенных фактах.
     Но теперь, теперь, когда Саймон Бабич увидел эту тварь, существование которой Джек предполагал, все обрело совершенно иной смысл. Саймон своими глазами видел этого ночного убийцу, который пожирал живых людей, не оставляя следов.
     "Я знал о тебе на протяжении двадцати лет, - думал Джек. - И бездействовал".
     Сколько людей погубила эта тварь? Сколько человеческих существ исчезло без следа? Сколько бы их удалось спасти, если бы он хотя бы просто продолжал наблюдать? Если бы тогда сделал то, что сейчас делали Саймон и остальные. Чувство вины пронзило Джека. Он поднес к губам чашку и сделал большой глоток. Скотч согрел его, но не смог примирить Джека с совестью.
     Он глубоко вздохнул и посмотрел в окно. На темном стекле маячило его отражение. Он чувствовал себя так же, как выглядел - старым, усталым. "Я должен был бы быть сейчас с ними, - думал он. - Прочесывать темные переулки с крестами, чесноком и со святой водой, вместо того чтобы сидеть здесь, попивать скотч и слушать по рации, что происходит. Я должен сейчас быть с ними там, на улицах".
     Джек вполголоса выругался и попытался представить себе то существо, которое они ищут. Как оно выглядит? Есть ли у него лицо, рот, глаза? Наверное, да. Оно должно как-то подстраиваться под окружающий мир, и человеческий облик был бы для него лучшим камуфляжем. Узнал бы он его, если бы встретил, спрашивал Джек себя. И кивал. Да, узнал бы. Они были старыми врагами. Тот, другой, об этом не знал, а Джек знал. Так или иначе, в течение двадцати лет его мысли постоянно возвращались к нему.
     "И поэтому я здесь, а не там, с остальными, - сказал он себе. - Потому что в течение двадцати лет я думал о нем, двадцать лет я рисовал себе его облик, двадцать лет воображал самое худшее. И теперь я, черт меня побери, в двадцать раз больше боюсь, чем они".

***

     Они оставили такси на Третьей Южной, у зерновой биржи и пустились в путь по лабиринту темных грязных переулков. В эту ночь люди были повсюду. Бездомные бродяги лежали, свернувшись, чуть ли не в каждом темном углу. Просто не верилось, что, закрыв всего лишь одну ночлежку, можно лишить крова такое количество людей. Оставить на улице, где их могут убить, и хуже того - съесть!
     Каждому встреченному бродяге Мартин вручал пластмассовый крест. Ли старался не подходить слишком близко к этим людям. Его обуревали странные чувства. Он чувствовал себя очень похожим на них, и в этом была главная сложность. За последние несколько дней он осознал, что не так уж далеко ушел от сточной канавы, в которой однажды оказался, как ему представлялось. А теперь у него и дома-то нет. По существу, он опять стал одним из них. Страховка, конечно, покроет убытки. И хотя нападение птиц подпадает под графу "Воля Божья", компания согласилась выплатить страховку. И даже согласилась оплачивать Ли гостиницу, пока все не утрясется, и он не найдет себе новое пристанище. И все же он чувствовал, что сейчас мало чем отличается от Мартина: некуда пойти, негде приткнуться.
     Они пересекли Четвертую улицу. У входа в переулок Ли остановился и провел по асфальту черту святой водой. Если тот вопль о чем-нибудь и говорил, то в первую очередь о том, что ублюдок уже попытался пересечь такую линию и поплатился за это. Они углубились в переулок, и их снова со всех сторон обступила темнота. Ли подумал, что у Мартина какой-то подавленный вид. После той ночи, когда на них напали птицы, он стал особенно молчалив. Ли было любопытно почему, но он не знал, как спросить. Вообще Мартин Бадз был для него загадкой. Во-п