дущем выпуске. Они едут в Лимингтон, где мы с Вами однажды побывали.  В
библиотеке майор знакомит мистера Домби с некоей дамой,  с  которой,  как  я
собираюсь слегка намекнуть, оный Домби, может быть, в свое время  сочетается
браком. Ей около тридцати лет - но не больше, она красива, надменна,  хорошо
сложена. Прекрасно одета - несколько броско - и  кажется  лакомым  кусочком.
Внешность истинной леди, но с оттенком гордого  равнодушия,  указывающим  на
скрытую внутри дьявольскую силу. вышла очень рано. Овдовела. Ездит по  водам
со старухой матерью, которая румянится и живет за счет репутации  фамильного
ожерелья и знатности своей фамилии. Ищет мужа. Целит только в крупную дичь и
не выйдет ни за кого, кроме  богача.  Мать  разыгрывает  чувствительность  и
доброе сердце, а на самом деле - гнусно расчетлива, и  только.  Мать  обычно
разъезжает в инвалидном кресле, которое сзади, как таран, толкает паж, давно
уже ставший слишком рослым и сильным для такой работы, а его  хозяйка  томно
управляет креслом с помощью торчащей перед ней ручки. Она совсем  здорова  и
прекрасно могла бы ходить пешком,  но  в  дни,  когда  она  была  признанной
красавицей, художник написал ее откинувшейся в коляске,  и  вот,  давно  уже
лишившись красоты  (да  и  коляски  тоже),  она  тем  не  менее  по-прежнему
культивирует эту позу, как необыкновенно ей идущую.  На  рисунке  -  мать  в
кресле. У дочери - солнечный зонтик.
     Майор знакомит дам с  мистером  Домби,  злорадно  предвкушая  возможные
последствия и горькое разочарование мисс  Токс.  Мистер  Домби  (в  глубоком
трауре) отвешивает торжественный поклон. Дочь наклоняет  голову.  На  заднем
плане - темнокожий со складным стулом и пальто майора. Темнокожий, очевидно,
побаивается майора и его толстой трости.
     Сцену можно расположить на улице или в тенистой аллее - как Вам  больше
понравится. Однако она чревата важнейшими последствиями, и мне нужно,  чтобы
апоплексически-мефистофельский взгляд майора, устремленный на дочь,  выражал
именно это, а также ту роль, которую сам майор играет в сцене.
     Подпись: "Майор Бэгсток восхищен случаем..."


                                  177

ЭДВАРДУ ЧЕПМЕНУ

                                                               Честер-плейс,
                                                 понедельник, 3 мая 1847 г.

     Дорогой сэр!
     Некая молодая девица - мисс Пауэр, племянница леди Блессингтон, - взяла
да и перевела с французского рассказ Жорж Санд, отпечатала  его  и  заказала
для него четыре клише.  Она  хотела  бы  издать  его  -  желательно  в  виде
рождественского рассказа. Я читал его и нахожу рассказ прекрасным.
     Возьметесь ли Вы помочь ей?  Риск  невелик  -  надо  только  переплести
несколько экземпляров.  Она  не  предвидит  убытков  и  хотела  бы  получить
половину прибыли. Она обратилась ко мне,  но  я  предпочел  бы,  чтобы  роль
бессердечного людоеда выпала на Вашу долю, а не на мою, и потому  обещал  ей
переговорить с Вашим Могуществом.
     Ответьте побыстрее, так как я не сомневаюсь, что прелестная переводчица
полагает, будто я весь день ношусь на извозчике по городу, дабы привести это
сложнейшее и важнейшее дело к счастливому завершению.

                                                               Искренне Ваш.


                                  178

     ДОКТОРУ ХОДЖСОНУ *

                                                       Лондон, Риджент-парк,
                                                             12 мая 1847 г.

     Дорогой сэр!
     Я пишу Вам в связи с планом, упоминания о котором Вы, возможно,  читали
в сегодняшнем лондонском "Атэнеуме".
     Несколько  актеров-любителей,  подвизающихся  в  области  литературы  и
искусства, дававшие  два  года  назад  спектакли  в  Лондоне,  решили  снова
выступить в одном из крупнейших театров со спектаклем  в  пользу  Ли  Ханта,
воззвав тем самым ко всем классам общества о помощи писателю, который должен
был бы давным-давно получить какую-либо весомую компенсацию от своей  страны
за все, что ему пришлось перенести,  и  за  все  сделанное  им  добро.  Надо
полагать, что такая поддержка литератора литераторами и такой знак  уважения
писателей и художников к тому, кто так хорошо пишет, будет полезнее Ханту  и
сейчас и в будущем, чем любая другая помощь. И мы от него самого знаем,  что
он будет чрезвычайно ему приятен.
     Как все это будет устроено, еще неясно,  ибо  исполнение  наших  планов
зависит от того, удастся ли нам снять какой-нибудь большой  театр  до  конца
нынешнего лондонского сезона. В  случае  успеха  мы  предполагаем  играть  в
Лондоне четырнадцатого июля в среду и девятнадцатого в понедельник. В первый
раз мы будем  играть  "Всяк  в  своем  нраве"  *  и  фарс,  а  во  второй  -
"Виндзорские проказницы" и фарс.
     Но мы не собираемся останавливаться на этом. Считая, что Ли Хант больше
любого другого английского писателя способствовал обучению молодежи Англии и
помог тем, кто занимается самообразованием, мы решили все вместе отправиться
в Ливерпуль и Манчестер и дать там по одному спектаклю.
     Все это я пишу для того,  чтобы  узнать,  не  согласитесь  ли  Вы,  как
представитель замечательного ливерпульского учебного заведения, оказать  нам
действенную помощь - а именно организовать комитет, который способствовал бы
нашим целям; а также, если мы  пришлем  Вам  наши  воззвания  и  афишки,  не
попытаетесь  ли  Вы  собрать  для  нас  публику  и  вызвать   сочувствие   и
благожелательный интерес к делу, которое нам так дорого?
     С этой же почтой я посылаю точно такое же  письмо  почетным  секретарям
манчестерского "Атэнеума". Если мы получим и от них и от  Вас  благоприятные
ответы, я беру на себя смелость от имени своих друзей предложить,  чтобы  Вы
сами решили, в каком городе нам выступить раньше и какие пьесы где играть.
     Не буду утруждать Вас дальнейшими подробностями,  пока  Вы  не  почтите
меня ответом.
     Остаюсь, любезный сэр, Вашим покорным слугой.


                                  179

ШЕРИДАНУ НОУЛСУ

                                                   Брайтон, Кингс-роуд, 148,
                                                             26 мая 1847 г.

     Дорогой Ноулс!
     Льщу себя надеждой, что искусство, которому  мы  оба  служим  (если  Вы
извините, что я таким образом как бы приравниваю себя к Вам),  научило  меня
уважать  талантливого  человека  и  в  дни  его  заблуждений,  а  не  только
торжества. Вы часто правильно читали  в  людских  сердцах,  и  я  без  труда
извиняю то, что в моем Вы ошиблись  и  глубоко  несправедливо  предположили,
будто в нем есть по отношению к Вам какие-либо иные чувства, кроме глубокого
уважения.
     Вы написали не больше строк, о которых пожалели бы  на  смертном  одре,
чем большинство из нас. Но если Вы узнаете меня покороче, на что я  от  души
надеюсь (и не моя будет вина, если этого не случится),  я  знаю,  Вам  будет
приятно услышать заверения, что часть Вашего письма была написана на песке и
ветер уже заровнял его.

                                                   Как всегда, искренне Ваш.


                                  180

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

                                                                  "Атэнеум",
                                                вечер среды, 9 июня 1847 г.

     Дорогой Форстер.
     Только что (в половине десятого) я видел Гордона  и  передал  ему  Ваше
письмо вместе с устным Вашим поручением.  Он  внимательно  прочел  письмо  и
сказал, что, по его мнению,  на  этом  дело  кончается.  Считаю  ли  я,  что
Теккерею следует сделать еще что-либо? Я ответил, что нет. Что я считаю дело
оконченным, о чем поставил  в  известность  и  Вас.  Тогда  он  сказал,  что
Теккерей придет в одиннадцать,  он  передаст  ему  письмо  и  будет  считать
инцидент исчерпанным *.
     Я добавил, что вне связи с Вами  или  с  Вашим  делом  -  я  сказал  бы
Теккерею,  будь  он  здесь,  что,  на  мой  взгляд,  подобные  недоразумения
возникают из-за его легкомысленных шуток с правдой и ложью, когда он  бывает
нетверд ни в той, ни в  другой  и  несколько  грешит  перед  первой.  Гордон
сказал, что он совершенно с этим согласен. Я сказал далее, что  считаю  себя
обязанным упомянуть и о том, насколько его пародии в "Панче" (из-за которых,
как я понял из Ваших слов, и возник разговор с  мистером  Тэйлором)  кажутся
мне недостойными истинной  литературы  и  хорошего  писателя:  такие  жалкие
поделки следует оставлять для бездарных и  недостойных  рук  -  все  это,  я
полагаю, необходимо довести до сведения  Теккерея.  Гордон  согласился  и  с
этим, а потом сказал, что, по его мнению, Ваше  письмо  делает  Вам  большую
честь, что оно очень здраво и исполнено  подлинного  достоинства  и  что  он
прочел его с большим удовлетворением. Я  сказал  ему,  имея  в  виду  абзац,
содержащий упрек Теккерею, что, поскольку по  некоторым  причинам  знаю  его
силу лучше, чем Вы, я не протестовал против него, чувствуя,  что  он  вполне
уместен, и сообщил ему, почему это так (правда, я никогда с Вами об этом  не
говорил, хотя знаю в чем дело уже лет семь-восемь).
     В конце нашего разговора Гордон выразил надежду, что все это  не  будет
иметь неприятных последствий для мистера Тэйлора, который, по его  глубокому
убеждению, просто шутил. Я ответил, что, насколько мне  известно,  во  время
моего отсутствия из Англии Вы были с ним в приятельских отношениях и  что  я
отрицаю право людей на подобные шутки. Кроме того, я добавил, что не мог  бы
воспрепятствовать Вам послать копию этого письма мистеру  Тэйлору,  если  бы
Вам этого захотелось, хотя и буду возражать против того, чтобы Вы обращались
к нему в какой-либо иной форме.  Гордон  ответил,  что  такое  Ваше  желание
кажется ему вполне оправданным и разумным, буде оно у Вас есть.
     Кроме того, я сообщил ему Ваш подлинный разговор с мистером Тэйлором  -
так, как услышал его от Вас, и Гордон несколько раз повторил,  что,  по  его
мнению, Теккерей не должен был вести себя по  отношению  к  Вам  у  Проктера
таким образом, что ему следовало отвести Вас в сторону и  высказать  причину
своего недовольства.
     Я не упустил ничего важного  из  этого  разговора,  пересказ  которого,
разумеется, предназначен только для Вас. Гордон вел себя в  этом  деле,  как
истинный джентльмен, - благородно и прямодушно. Мы с ним, кажется, согласны,
во всех частностях.

                                                    Как всегда, любящий Вас.


                                  181

МИСС ПАУЭР

                                                            Бродстэрс, Кент,
                                                              2 июля 1847 г.
     Дорогая мисс Пауэр!
     Разрешите искренне  поблагодарить  Вас  за  Ваше  любезное  письмецо  и
книжечку.  Я  прочел  ее  по   пути   сюда   с   величайшим   удовольствием.
Очаровательный, изящно написанный  рассказ,  столь  же  изящно  и  прекрасно
переведенный.  Давно  уже  ни  одна  книга  не  доставляла   мне   подобного
наслаждения.
     Не могу сказать,  что  иллюстрации  мне  очень  понравились.  По  моему
мнению, они весьма уступают рассказу. Возможно, художник его и понял, но, на
мой взгляд, не сумел воплотить это понимание в своем рисунке.
     Ах, Рошервиль! Роковой Рошервиль! Когда же нам  будет  суждено  увидеть
его? Быть может, когда я вернусь в Лондон и явлюсь с неожиданным  визитом  в
Гор-хаус, кто-нибудь предложит отправиться в эту обитель на следующий  день.
Если кто-нибудь предложит это, то еще кто-нибудь будет этому рад.  В  чем  и
присягаю.
     Я   гляжу   на   темно-серое   море,   на   волны,   которые   холодный
северо-восточный ветер гонит к берегу. Вокруг словно  поздняя  осень,  а  не
самый разгар лета - и ветер так воет, словно уже справляет поминки по теплым
дням. И его бесприютный дух стучится в мое окно, пока  я  пишу  эти  строки.
Здесь никого нет, кроме детей, а они все (включая и моих) заболели  коклюшем
и бродят по пляжу,  отчаянно  кашляя  и  задыхаясь.  Жалкий  скиталец  читал
прошлым вечером в библиотеке лекцию по астрономии; но, оказавшись  в  полном
одиночестве, он погасил прозрачные  планеты,  которые  притащил  с  собой  в
ларчике, и возмущенно удалился. В качестве развлечений у нас остались только
белые мыши и дребезжащая музыкальная шкатулка,  которая  останавливается  на
"выходите"  в  "Девочках  из  Буффало"  и  отказывается  доиграть   "сегодня
вечером".
     Из своего одиночества я шлю приветы леди Блессингтон, Вашей сестрице  и
графу д'Орсэ. Я  уже  подумываю,  не  заняться  ли  мне  приручением  пауков
наподобие барона Тренка. В моей темнице есть паучок  (очень  пятнистый  и  с
двадцатью двумя весьма решительными коленками), который уже, кажется, узнает
меня.

                                             Дорогая мисс Пауэр, всегда Ваш.


                                  182

МИСС ПАУЭР

                                                           Бродстэрс, Кент,                                                      вторник, 14 июля 1847 г.

     Милая мисс Пауэр!
     Хотя  я  не  надеюсь  выбраться   в   Рошервиль   до   28-го   и   хотя
ангелы-благотворители и благотворительные комитеты зовут меня в Манчестер  и
Ливерпуль и,  несмотря  на  грозящие  мне  осложнения  (если  позволено  так
выразиться) - здесь я прибегаю к скобкам в скобках, подобно лорду Брогэму, -
я все же с радостью прибуду в Лондон в пятницу, чтобы пообедать в Вашем доме
и встретиться с датчанином *. Я почитатель его творчества, но если  говорить
определеннее, мне бы хотелось, чтобы в нем звучало: "Человек, я люблю тебя!"
Но не в моих силах создать нечто, сочетающее ум и красоту. Вы, соединившая в
себе и то, и другое, не откажете в любезности заполнить эту брешь.
     Нижеподписавшийся будет чрезвычайно признателен, если в  газетах  будет
объявлено, в котором часу начнется обед.
     К нам сюда привезли диких  зверей  (в  клетках).  Из-за  них  мы  ведем
рассеянный образ жизни. Молодая дама в панцире, - во всяком случае, в чем-то
очень блестящем, похожем на чешую, - входит в клетку  к  разъяренным  львам,
тиграм, леопардам и т. д., делает вид,  что  укладывается  спать  на  самого
свирепого льва, о чем грубый хозяин зверинца докладывает  гнусавым  голосом:
"Вот она - непобедимая сила женщины!" - и мы все возбужденно аплодируем.
     В самом деле, она  превзошла  Ван  Амбурга  *.  Я  думаю,  что  герцогу
Веллингтону следует заказать Ландсиру ее портрет.
     Шлю нижайшие поклоны леди Блессингтон,  графу  д'Орсэ  и  моей  дорогой
маркизе.

                                                     Искренне преданный Вам.


                                  183

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

                                                           4 августа 1847 г.

     ...Как  Вам  понравится  такая  идея?  *  Вкратце  она  заключается   в
следующем: миссис Гэмп  накануне  поездки  в  Маргет,  отдохнуть  от  трудов
праведных, узнает о предпринимаемой нами экскурсии и о  том,  что  несколько
дам, принимающих в ней участие, находятся в интересном положении,  и  решает
тайно сопровождать труппу в вагоне второго класса - на  всякий  случай.  Там
она встречает господина со Стрэнда, облаченного в клетчатый костюм. Он везет
с собой парики, и благодаря его  предупредительности  миссис  Гэмп  окружена
вниманием и заботами во время поездки. Все это она описывает в  присущей  ей
манере - с разных точек зрения - из оркестра,  сидя  рядом  с  джентльменом,
играющим на литаврах. Она критикует образ  Бена  Джонсона,  высказывается  о
различных участниках труппы.  Она  не  в  состоянии  преодолеть  враждебного
чувства к Джеролду из-за Коудла. Она  обычно  обращается  к  миссис  Гаррис,
которой посвящена книга, но часто отклоняется от темы. Автор разбрасывается,
затрагивает массу вопросов, полстраницы, - может быть, страница или  немного
больше, но не меньше...- посвящено Домби. Мак нарисует  на  титульном  листе
небольшую виньетку - Эгг и Стоун * сами изобретут что-нибудь необыкновенное,
а  я  улажу  дело  с  Крукшенком  и  Личем.  Несомненно,   книжонка   выйдет
очаровательная и презабавная...


                                  184

     СЭМЮЭЛУ ФЕЛПСУ *

                                                           Бродстэрс, Кент,
                                                          29 августа 1847 г.

     Дорогой сэр!
     Не могу удержаться и не поблагодарить Вас за то величайшее наслаждение,
которое доставил мне в четверг сыгранный в Вашем театре "Цимбелин". Заметные
во всем безупречный вкус, такт и чувство, прелесть мизансцен и  почтительная
заботливость (если можно так выразиться), проявленная всеми, кто  участвовал
в воплощении творения великого поэта, доставили мне огромное удовлетворение.
Мне трудно найти слова, чтобы передать Вам то чувство, которое я  испытываю,
сознавая значительность услуги, которую оказывает подобный  театр  тем,  кто
его посещает, а также и всему делу литературы и искусства.
     Даже опасаясь показаться навязчивым, я не  могу  удержаться,  чтобы  не
заверить Вас в  моем  восхищении  и  горячем  интересе.  И  быть  может,  Вы
милостивее отнесетесь к моему письму, если я признаюсь, что  все-таки  сумел
удержаться и не обеспокоить Вас после двух-трех предыдущих посещений  театра
"Седлерс-Уэллс". Позвольте мне выразить надежду, что после моего возвращения
в Лондон в октябре мое знакомство с Вами станет более близким и личным.

                                                  Дорогой сэр, искренне Ваш.

                                  185

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

                                                          2 сентября 1847 г.

     ...Вчера  к  Кентербери  я  купил  "Бутылку"  Джорджа  Крукшенка.   Она
производит  очень  сильное  впечатление;  две   последние   гравюры   просто
восхитительны, если  не  считать  того,  что  мальчик  и  девочка  на  самой
последней - слишком малы, и девочка более напоминает циркового лилипута, чем
нормальное существо, которое ей надлежит изображать. И все же я  сомневаюсь,
существует ли на свете человек, способный рисовать так же хорошо. Женщина  с
ребенком на руках на последней  гравюре,  судачащая  об  убийстве,  достойна
кисти Хогарта. То же можно сказать о человеке, склонившемся над трупом.
     Что  касается  назидательности  серии,  то  здесь   замысел   художника
представляется мне совершенно ошибочным; если бы он  показал,  как  пьянство
начинается в горе, нищете, невежестве - а это и есть настоящая причина  того
пьянства, которое страшно, - тогда рисунки его  были  бы  и  трогательны,  и
оригинальны. А замысел превратился бы в обоюдоострый меч  -  боюсь,  правда,
что для нашего добряка Джорджа слишком радикальный...
     За последние шесть месяцев я получил баснословный доход. Не считая  уже
выплаченных мне шестисот фунтов  (по  сто  фунтов  каждый  месяц  в  течение
полугода),  я  должен  получить  еще  две  тысячи  двести  двадцать  фунтов.
Кругленькая сумма, не правда ли?
     ...Стоун еще здесь: позавчера я протащил его  семнадцать  миль  пешком,
так что он охромел; в остальном он процветает...  Как  Вы  смотрите  на  то,
чтобы захватить с собой полный саквояж книг и обосноваться в нашей гостиной,
которая по утрам будет в Вашем полном  распоряжении?  Мне  кажется,  что  на
морском берегу Гольдсмита ждет более легкая кончина. Чарли и Уэлли -  оба  в
превосходнейшем настроении - отправлены сегодня утром в школу; у Лондонского
моста им предстоит попасть в объятия Блимбера  *.  Правительство  собирается
создать санитарную комиссию, и я очень  рад  сообщить  Вам,  что  лорд  Джон
назначил секретарем Генри Остина.


                                  186

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

                                                                 Бродстэрс,
                                                          5 сентября