ек горячего  жира.  Если  он
вдруг схватит насморк, ему уже не избавиться от этого недуга,  так  как  его
организм не  способен  ни  к  какому  усилию.  Кашель  его  будет  басистым,
монотонным и регулярным - "усердный лай сторожевого пса" ему и в подметки не
годится. Он оставит всякую надежду справиться с кашлем  и  посвятит  остаток
сил на то, чтобы сохранить в целости свои кровеносные сосуды. Имя Пациента -
неподражаемый Б.  ...Какая  нравоучительная  ошибка!  И  все  это  чистейшая
правда. Я побывал во многих краях, но нигде  еще  мне  не  было  так  трудно
извлекать из своего пребывания хоть какое-то удовольствие. Неаполь  жарок  и
грязен, Нью-Йорк  лихорадочен,  Вашингтон  желчен,  Генуя  интригует,  Париж
дождлив - но Бончерч сногсшибателен. Я убежден, что умер бы, проживи я здесь
год. Тут не жарко, не душно... Я  не  знаю,  в  чем  дело,  но  он  нагоняет
ужасающую  апатию.  Никто  здесь  не  подозревает  о  моих  мыслях,  но   по
всевозможным признакам я замечаю, что и Кэт, и Джорджина, и Личи  испытывают
то же самое и ничего не могут с этим поделать.  Я  ничем  себя  не  выдаю  и
притворяюсь, что ничего не знаю о происходящем. Но они правы.  Мне  кажется,
Личи скоро отсюда уедут - и правильно сделают! Я же уеду в конце сентября  -
мне нужно пожить недели две в  каком-нибудь  прохладном  месте,  например  в
Рамсгете, в противном же случае - я говорю совершенно серьезно - я долго  не
смогу оправиться от последствий пребывания тут... Что  вы  скажете  на  это?
...Чем дольше я живу, тем меньше верю докторам. Я глубоко убежден,  что  для
людей, страдающих истощением, невозможно придумать место  хуже  Андерклиффа.
Врачи  с  их  старомодным  умением  видеть  только   одну   сторону   медали
рассматривают легкие больного и воздух Андерклиффа и приходят  к  убеждению,
что они как нельзя лучше подходят друг к другу. Однако при этом забывают тот
факт, что в целом это место  способствует  понижению  жизненной  энергии  и,
наконец,  полному  ее  уничтожению.  Я  убежден,  что  погибну,  словно  под
невыносимой, медленно наваливающейся на меня тяжестью. Много лет проживший в
Париже американец, который привез мне письмо от Оллифа *, сказал  позавчера,
что он всегда питал к морю  неутолимую  страсть,  но  теперь,  прожив  здесь
месяц, он не выносит больше вида моря и испытывает отвращение к  шуму  волн.
Он не совсем понимает, в чем дело, но ему почему-то кажется, что именно море
повинно в полном упадке сил, который он испытывает...*

                         НЕСРАВНЕННЫЙ НЕКРОМАНТ
                             РИА РАМА РУС,

     получивший кабалистическое образование в померанцевых рощах Саламанки и
в "Океанских Гротах ЭлУм-Бей", сотворит чудеса, перечисление коих следует:

                          ЧУДО ПРЫГАЮЩЕЙ КАРТЫ

     Две карты, извлеченные из колоды двумя  из  присутствующих  зрителей  и
помещенные вместе с колодой  в  шкатулку  Некроманта,  выпрыгнут  оттуда  по
требованию любой дамы в возрасте от восьми до восьмидесяти лет.
     Это чудо - плод девятилетнего уединения в русских рудниках.

                           ПИРАМИДАЛЬНОЕ ЧУДО

     Шиллинг, одолженный Некроманту любым джентльменом в возрасте не  меньше
года  и  не  больше  ста  лет  и  тщательно   помеченный   вышепоименованным
джентльменом, повинуясь приказу, исчезнет из медной  шкатулки  и  проследует
через глубины бесчисленных шкатулок, которые затем  сложатся  в  пирамиды  и
исчезнут по велению Некроманта в маленькой шкатулке красного дерева.
     Пять  тысяч  гиней  были  уплачены  за  тайну  этого  чуда   китайскому
мандарину, который немедленно после этого умер с горя.

                             ОГНЕННОЕ ЧУДО

     Карта,  извлеченная  из  колоды  любой  девицей,  еще   не   изъявившей
формального  согласия  на  брак,  будет  немедленно  опознана   Некромантом,
уничтожена огнем и вновь возникнет из пепла.
     Ежегодная пенсия в тысячу фунтов была предложена за  тайну  этого  чуда
Некроманту директорами компании "Солнечного огня", которые получили отказ!!!

                           ЧУДО ОДНОГО ХЛЕБА

     Часы любой истинно прелестной особы женского пола, любого возраста, как
состоящей в браке, так и не состоящей, будучи заперты Некромантом  в  сейфе,
по приказу перелетят из оного сейфа под корку обычного полуфунтового  хлеба,
где их разрежут на куски в присутствии всего общества, чьи  вопли  изумления
будут слышны на расстоянии в несколько миль.
     Изучению этого  чуда  были  посвящены  десять  лет  жизни  на  равнинах
Татарии.

                       ЧУДО ПУТЕШЕСТВУЮЩЕЙ КУКЛЫ

     Путешествующая  кукла  целиком  изготовлена   из   дерева,   но,   едва
облачившись в дорожное платье простейшего фасона, она становится  невидимой,
совершает за полминуты  огромнейшие  путешествия  и  из  видимой  становится
невидимой со столь удивительной быстротой, что человеческий  глаз  не  может
проследить за ее превращениями.
     Прислужник Некроманта при виде этого чуда обычно  падает  в  обморок  и
приходит в себя только после введения в его организм коньяка с водой.

                            ПУДИНГОВОЕ ЧУДО

     После  того,  как  общество  решит  одолжить  Некроманту  шляпу  любого
джентльмена, чья голова уже  достигла  зрелых  размеров,  Некромант,  ни  на
секунду не скрывая оную шляпу от  восхищенных  взоров  всех  присутствующих,
разожжет в ней огонь, смешает в своей магической кастрюле пудинг, сварит его
на означенном огне и через две минуты нарежет уже совершенно готовый  пудинг
и оделит им всех зрителей, дабы они  немедленно  поглотили  его  тут  же  на
месте; а затем вернет ничуть не пострадавшую  от  огня  шляпу  ее  законному
владельцу.
     Во время  представления  в  Милане  чрезвычайная  щедрость  этого  чуда
вызвала  такую  зависть  в  благодетельном  австрийском  правительстве,  что
Некромант имел честь быть схваченным и ввергнутым на  пять  лет  в  цитадель
этого города.


                                  207

Ф. ЭВАНСУ

                                                                   Бончерч,
                                                        13 сентября 1849 г.

     Дорогой Эванс!
     Надеюсь закончить все к  следующему  четвергу.  После  этого  буду  рад
видеть Вас в любой удобный для Вас день. Накануне  своего  приезда  черкните
мне, чтобы я не ушел куда-нибудь бродить.
     Я обещал мистеру Бернгарду Таухницу * послать ему в Лейпциг  корректуру
шестого  выпуска,  как  только  она  будет  отпечатана,  ибо  он  собирается
выпустить в свет первый том "Копперфилда" в конце  месяца  и  желал  бы  как
можно скорее получить его перевод на немецкий язык. Поскольку я сообщил ему,
что скорее всего выпуск будет готов к пятнадцатому, и  поскольку  я  немного
запаздываю, мне пришло в голову, что ему будет удобнее получить первый  лист
немедленно. Поэтому прошу Вас проследить,  чтобы  моя  правка  (прилагаемая)
была аккуратно перенесена - недостающую  половину  страницы  надо  тщательно
восстановить  по  прилагаемой   рукописи   и   отправить   ему   этот   лист
незамедлительно, с обещанием дослать последний лист,  как  только  он  будет
готов.

                                                               Искренне Ваш.


                                  208

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

                                                                    Бончерч


     ...После "Домби" отклики кажутся  весьма  скромными,  и,  значит,  Ваше
предсказание все-таки сбывается. Я не жалею о том,  что  не  могу  заставить
себя придавать больше значения людскому мнению; и  я  глубоко  убежден,  что
если потомки будут читать  мои  книги,  "Домби"  будет  считаться  одной  из
лучших, но преходящие влияния на какое-то время значат очень  много,  и  как
малый успех "Чезлвита" помог мне, так огромный успех "Домби", наоборот,  мне
сильно повредил. Впрочем, на самом деле не так уж сильно. Это итоги касаются
только первых трех  выпусков,  а  на  них,  разумеется,  отразились  большие
расходы по первому выпуску, и, следовательно,  жаловаться  особенно  нечего.
Одно мне ясно, что весной журнал должен уже идти полным ходом, и в свободные
минуты я уже обдумывал название и общий замысел. Эванс утверждает,  что  они
ничего,  кроме  похвал  "Копперфилду",  не  слышали  и  спокойны  за   него.
Устойчивый двадцатипятитысячный тираж, которого он, кажется, достиг,  вполне
достаточен. Последние выпуски всегда расходятся лучше...
     ...Браун набросал для следующего выпуска чрезвычайно удачного и во всех
отношениях превосходного мистера Микобера. Надеюсь, что этот выпуск  неплох.
Я не слышал ничего, кроме очень  приятных  рассказов  о  том,  как  он  всем
нравится.


                                  209

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

                                                                 Бродстэрс,
                                                            7 октября 1849 г

     ...Я причиняю явный ущерб роящимся в моей голове  мыслям  о  задуманном
журнале (они уже довольно быстро и  легко  выстраиваются  в  ряд)  тем,  что
излагаю их сейчас. Но я представляю себе еженедельник.  Цена  -  полтора-два
пенса. Материал -  частично  оригинальный,  частично  -  перепечатки,  и  по
возможности всегда немного хороших стихов.
     ...В отношении подбора материала у меня есть особые соображения. Прежде
всего, он  должен  быть  посвящен  определенной  теме.  Скажем,  рассказы  о
пиратах. По этой теме имеется уйма исключительно интересного, романтического
и почти неизвестного материала. Или  рассказы  о  рыцарях  и  о  причудливой
древней легенде о св. Граале... Или рассказы о дикарях - тут можно показать,
в чем именно все дикари схожи друг с другом, а равным образом показать и  те
обстоятельства, при которых люди цивилизованные в трудных  условиях  быстрее
всего уподобляются дикарям.  Рассказы  о  выдающихся  личностях,  хороших  и
дурных, - в историческом  плане;  следует  помочь  читателю  составить  свое
суждение о людях  и  оценить  правдивость  изображения  многих  личностей  в
литературных произведениях. Все названные темы, как и  множество  иных,  уже
придуманных мною, должны быть компилятивными; они должны отображать основную
направленность и  цели  еженедельника  и  вызывать  у  читателя  не  меньший
интерес, чем материал оригинальный. Оригинальный материал  включает  очерки,
обзоры, письма, театральные рецензии и т. д. и т. п., поданные в  форме  как
можно более увлекательной, но вместе с  тем  создающей  ясное  и  отчетливое
представление о духе народа и об эпохе... Чтобы все это связать  воедино  и,
так сказать, создать определенную законченную картину, которую без труда мог
бы передать любой из авторов, я представляю себе некую Тень,  которая  может
проникнуть повсюду - и при свете солнца, луны и звезд, и при свете камина  и
свечи, быть во всех домах, во всех углах и закоулках, знать все и обо  всем,
побывать повсюду без малейшего труда, будь то театр, дворец,  палата  общин,
тюрьмы, общества, церковь, железные дороги, море, чужие края и наша  страна.
Нечто всепроникающее, вездесущее и неуловимое. Я не считаю, что это  издание
следует назвать "Тень", но я хочу, чтобы название давало какое-то понятие  о
том, что еженедельник - веселый, полезный и всегда желанный спутник. Я хочу,
чтобы в первом номере Тень рассказала о себе  и  своем  семействе.  Я  хочу,
чтобы письма адресовались  ей.  Пусть  она  иногда  грозит,  что  собирается
остановиться на том или ином предмете,  или  пролить  свет  на  какое-нибудь
мошенничество, или что она вскоре должна появиться в каком-нибудь  месте.  В
той части еженедельника, где будут помещены перепечатки, я бы  хотел,  чтобы
Тень побывала в библиотеке, среди книг, отрывки из которых пусть печатаются.
Я хотел бы, чтобы она, как  некое  причудливое  существо,  витала  над  всем
Лондоном и чтобы у читателя возникала мысль: "Интересно, что скажет об  этом
Тень", "А об этом?", "Нет ли здесь Тени?" и так далее. Надеюсь, Вы понимаете
меня?.. Мне чрезвычайно трудно выразить свои мысли на этой стадии. Но думаю,
что самое важное - связать с изданием эту идею, и тогда уже  нетрудно  будет
ее  развить.  Имеется  в  виду  создание   оригинального,   фантастического,
причудливого существа, чего-то вроде неведомой ранее Силы. Оно будет  словно
в фокусе концентрировать все, что делается в газете. Это должно  быть  нечто
не похожее ни на "Спектейтор", ни на Исаака Бикерстафа, нечто совсем в  ином
роде, но такое, во что читатели охотно поверят; оно должно  быть  достаточно
таинственным и необычным,  чтобы  пленить  их  воображение,  а  само  должно
олицетворять  здравый  смысл  и  гуманность.  Я  хочу,  чтобы   и   название
еженедельника и моя идея выражали, что это Нечто находится у каждого  где-то
рядом: у окна, у камина, на улице, дома, с  детских  лет  и  до  старости  -
неразлучным спутником... Можете ли Вы из всего этого  понять  мою  мысль?  Я
выпустил ее, точно был наполненным ею пузырем, который Вы взяли и проткнули.
Об этой идее я не обмолвился никому ни словом, но питаю  радостную  надежду,
что это  действительно  стоящая  идея  и  что  из  нее  можно  выковать  все
остальное...


                                  210

ГИЛПИНУ

                                                           Девоншир-террас,
                                          четверг вечером, 15 ноября 1849 г.

     Дорогой мистер Гилпин!
     В ответ на Ваше письмо, полученное вчера (дела  помешали  мне  ответить
сразу), я вынужден сообщить, что, к сожалению,  не  могу  быть  на  митинге,
который состоится в понедельник,  ибо  уже  довольно  продолжительное  время
считаю, что умонастроение общества еще не находится на той ступени, когда  с
помощью публичных митингов  можно  успешно  отстаивать  идею  полной  отмены
смертной казни.
     Я полагаю, что совершенные за последние год-два страшные  преступления,
воспоминание о которых, к сожалению, еще свежо в памяти каждого,  привели  к
тому, что многие честные люди не  захотят  взять  на  себя  ответственность,
приняв участие в борьбе за отмену закона. Но я знаю, что есть  много  людей,
готовых сделать все, что в их силах, для отмены хотя бы _публичной_ казни, так
как разум не позволяет им требовать отмены смертной казни  за  особо  тяжкие
преступления.
     Мы знаем, какое  ужасное  и  ожесточающее  зрелище  представляет  собой
смертная казнь, мы знаем также, что наш  величайший  патриотический  долг  -
добиться, чтобы подобные  зрелища  никогда  не  имели  места  в  будущем.  Я
полагаю, что правильный путь состоит в том, чтобы воспользоваться поддержкой
этих людей - которой в противном случае мы лишимся -  в  борьбе  за  великую
реформу,  за  то,  чтобы   смертный   приговор   приводился   в   исполнение
торжественно, в стенах тюрьмы. Я нимало не сомневаюсь в том, что еще  долгие
годы никакие митинги и собрания не  смогут  хоть  как-то  помочь  борьбе  за
отмену смертной казни. Но я убежден, что по  второй  стороне  вопроса  можно
добиться успеха в очень скором времени  и  этим  устранить  немало  вреда  и
леденящих душу ужасов.
     Поэтому я решил ограничить свои  усилия  стремлением  добиваться  столь
важного и желанного изменения, которое наверняка встретит огромную поддержку
общественности и, полагаю, при ее настойчивости не будет отвергнуто ни одним
правительством. Желал  бы  услышать,  что  митинг,  который  Вы  собираетесь
организовать в понедельник вечером, придет к такому же заключению.


                                  211

ДУГЛАСУ ДЖЕРОЛДУ

                                                   Девоншир-террас, суббота,
                                                          17 ноября 1849 г.

     Дорогой Джеролд!
     Сегодня у гром я получил письмо от Гилпина, где он  упоминает  о  Вашем
письме, в котором вы осуждаете "таинственность повешения, скрытого  от  глаз
публики".
     Но подумайте, есть ли наказание, помимо смерти, которое не казалось  бы
"таинственным"?  Вспомните,  ведь  все  улучшения  в  тюрьмах  и   отягчение
наказаний за последние двадцать лет  были  связаны  с  "таинственностью".  Я
отлично помню время, когда систему  молчания  осуждали  как  таинственную  и
несовместимую с духом английского общества. Однако можно  смело  утверждать,
что она принесла большую пользу. Тюремные кареты, конечно,  таинственны,  но
насколько они приятнее прежней системы, когда арестанты  ходили  по  улицам,
прикованные к длинной цепи, как каторжники в "Дон-Кихоте"! Разве нет никакой
таинственности в ссылке в колонии, в нашем обычае отправлять людей на остров
Норфолк и в тому подобные места? Никакой таинственности в том, что  человека
вместо имени называют по номеру? Разве все  изменения  и  улучшения  системы
наказания не исполнены таинственности от начала и до конца? Мне хотелось  бы
убедить Вас в том,  что  это  слово  следует  оставить  публичным  ораторам,
напомнив Вам о том, какой была преступность и какими были наказания  в  дни,
когда во всем этом не было никакой таинственности и все  было  открыто,  как
Брайдуэлл, куда Нэд Уорд ходил смотреть, как порют женщин.

                                                               Искренне Ваш.


                                  212

ДЕ СЭРЖА

                                                            Девоншир-террас,
                                                 суббота, 29 декабря 1849 г.

     Мой дорогой Сэржа!
     Сегодня утром, во время завтрака, я получил  Ваше  письмо  с  радостью,
которую мое красноречие не в силах выразить, а Ваша скромность - вообразить.
Как чудесно, что в такое время года о нас вспомнили в Вашем  доме,  где  нам
было так хорошо, и в  милой  старой  Лозанне,  которую  мы  всегда  надеемся
увидеть снова, и вот я  не  могу  не  откинуть  в  сторону  первую  страницу
Копперфилда (10-го выпуска), уставившуюся на меня в буквальном смысле  слова
пустым взглядом, и ревностно берусь за ответ.
     Бландерстон-хаус!  Какое  странное  совпадение!  Из  всех  удивительных
историй, которые мне приходилось слышать (а имя им - легион), эта,  пожалуй,
самая удивительная. Я отправился в те края в прошлом году  седьмого  января,
когда вынашивал замысел, и выбрал Бландерстон  из-за  его  названия.  Я  уже
ранее наблюдал многое из того, что Вы говорите об этих несчастных  девушках.
С болью сердечной я соглашаюсь со всем, что Вы утверждаете с таким чувством,
- их просто безжалостно лишают возможности вернуться на путь добродетели.  Я
размышлял об этом довольно долго и надеюсь историей маленькой Эмили (которой
суждено  пасть  и  ничто  не  в  силах  ее  спасти!)  по-новому   трагически
представить эту проблему и, быть может, принести этим  некоторую  пользу.  Я
знаю, Вы будете рады услышать, что Копперфилд пользуется  огромным  успехом.
По-моему, он нравится читателям больше любой другой моей книги.
     Мы восхитительно провели время у Уотсонов (сохранив и укрепив искреннюю
привязанность к ним обоим), и были  самыми  веселыми  среди  веселящихся.  В
числе гостей была некая мисс Бойль *, отличная актриса-любительница, и мы  с
ней разыграли с огромным успехом несколько сцен из "Школы  злословия"  и  из
"Никльби". Выступали  мы  в  старинном  зале,  заполненном  и  переполненном
слугами.
     В конце программы мы показывали фокусы,  для  которых  у  меня  имеется
хороший реквизит, собранный в разное время и в различных местах, а затем  мы
все пускались в пляс самого буйного рода и танцевали ночь напролет. Мы часто
вспоминали Вас, миссис Сэржа и Холдимэнда и жалели,  что  вас  нет  с  нами.
Уотсон и я раз пятьдесят "давали обет" (торжественно клялись, как  О'Коннел)
поехать вместе в Лозанну и даже договорились, в  каком  месяце  и  на  какой
неделе. Но всегда  что-нибудь  нам  мешало.  Однако  я  надеюсь,  бог  даст,
приехать туда снова, как только завершу свой Копперфилдов труд.
     Вы не можете себе представить, что творилось п