и были предоставлены вполне
самим  себе, они разнесли бы свою Русь на бессвязные, вечно враждующие между
собою  удельные  лоскутья,  -  пишет  Ключевский. -  Но княжества  тогдашней
северной Руси были не самостоятельные владения, а даннические "улусы" татар;
их  князья звались  холопами "вольного царя", как  величали у нас ордынского
хана". Западная  Европа не прошла этой школы, и не научилась  тому единству,
которое во  все времена отличало Россию - потому ей и было всегда так трудно
уживаться с нами бок о бок.
     Я  считаю,  что  и  Римская, и  Британская, и  Российская империи  были
великим  благом всех племен,  входящих в  них,  и  чем  большим  могуществом
обладали эти империи, тем более значительными были достижения населяющих  их
народов.  Но   в  мировой   истории   не  было  империи  более  обширной   и
величественной, чем империя монголов. Она  просуществовала более полутораста
лет,  оказавшись  более  прочным и  долговечным образованием, чем достижения
других мировых завоевателей - Александра  Македонского, Тимура, Наполеона. В
середине XIII века,  в пору  своего расцвета, эта империя включала  в  себя,
помимо  Монголии, Северный  Китай (а позднее  и  южный,  вместе с  Тибетом),
Корею,  Центральную и  Среднюю Азию, Иран,  Закавказье  и  Россию. Чингисхан
начал  с того, что объединил  Монголию в  1206  году.  Осенью 1213  года  он
отправил своих "северных варваров" ("бэй ди") на завоевание Китая. Несколько
позднее,  явившись  туда  самолично,  он  взял  Пекин.  В  1220 году монголы
захватывают Бухару и Хорезм, двумя годами позже - Ирак и Армению. Наконец, в
1224 году монголы вторгаются в южную Россию. После смерти Чингисхана империя
досталась его  сыну Удэгею (занявшемуся завоеванием остатков Китая), а земли
к  северу  от  Черного  моря  -  его племяннику  Батыю,  который,  разгромив
Владимир, Москву  и  Киев,  уже  вторгся  было  в Венгрию и  Польшу,  но был
остановлен вовремя полученным известием о смерти хана Удэгея. Таким образом,
было время, и довольно продолжительное, когда Китай и Россия входили  в одно
государственное  образование. Правда,  с  1260 года это единство  стало  уже
довольно формальным - владения Батыя (Золотая Орда) обособились от остальной
империи  и  не  вмешивались  в  ее  дела,  не  допуская  в  то  же  время  и
вмешательства в дела собственные. Ну  и,  разумеется, ни  о каком культурном
взаимопроникновении, столь  свойственном  большим  империям,  речи  быть  не
могло,  все-таки  монголы  - это  были  далеко  не  римляне,  которые  самым
добросовестным образом впитали  культуру своей провинции Ахайи, величайшую в
мире,  и распространили ее затем  по  всему  свету. Россия и Китай  остались
закрытыми друг для  друга.  Тем  не менее  даже это краткое по  историческим
меркам объединение не прошло даром. С Западной Европой мы ни разу не входили
в  единое  государственное  тело  (если  не  считать   мимолетных  эпизодов,
связанных  с посещением  Кремля поляками или  Наполеоном - но они обычно так
заволакивались   дымом  пожарищ,  что   ничего  нельзя   было   разобрать  в
подробностях  западного государственного  управления). Поэтому,  несмотря на
то, что мы все-таки  европейцы, нам  так и не  удалось найти с Западом общий
язык, во все времена  мы были отдельными и чуждыми  друг другу мирами - даже
тогда,  когда в  марте 1814 года,  освободив  Европу,  Александр I  вступалв
Париж,  и  ликующие  парижане,  встречавшие  его  "с  неистовым  восторгом",
кричали, что  "он должен  остаться у нас, или дать нам государя, похожего на
него". С  Китаем  же случилось  по-другому. Советская империя,  пожалуй, еще
более грандиозная,  чем некогда монгольская (до Германии  Батый все-таки  не
дошел), смогла вобрать в себя Китай, хоть его и очень трудно было удержать в
подчинении. Я думаю, без того  опыта, который  один раз  проделали  монголы,
такое объединение вряд ли стало бы  возможным. Высказывались мнения,  что  и
сама  Советская  Россия  -   это  поздняя  наследница  монгольской  империи,
восстановившая  те  порядки,  с  которыми  она  свыклась  за  долгое   время
татарского владычества.  Если  это  так,  то это  наводит,  надо сказать, на
грустные  предположения.  Столица  монгольской  империи в  XIII и  XIV  веке
находилась  в  Пекине, а Москва тогда была крохотным захолустным городишком,
только начинавшим  расти  и "собирать  русские  земли".  В  XX веке  столица
советской  империи  была уже  в Москве,  а Пекин в ней играл далеко не самую
важную,  хотя  и  довольно значительную  роль. Если  этот  маятник  еще  раз
качнется в другую сторону, плохо же нам тогда придется.
     Очевидно, что  столицы  государств  и империй никогда  не  возникают  в
случайном месте и случайным образом. Есть  глубокая символичность в том, что
именно  тогда,  когда  в  России  вновь восторжествовали  степные  азиатские
порядки,  ее  столица  была  переведена  из  Петербурга в  Москву.  "Москва,
выросшая  под  татарским  игом"  (по  выражению  Герцена),  во  многом  была
порождением  монголов. Может быть, именно с этим связана та довольно глубоко
укоренившаяся неприязнь к Москве, которую к ней испытывают почти повсеместно
в России.  В  начале  XIV  века  московское княжество было  одним  из  самых
незначительных уделов  на  Руси. Московские  князья принадлежали  к  младшей
генеалогической линии,  поэтому они  не имели права на  великое княжение; но
они вовремя, раньше других, сообразили, что  с татарами лучше не бороться, а
подкупать их  и заигрывать  с ними. Иван Калита,  третий московский князь из
рода Александра Невского, чаще всех других показывался в Орде, и  никогда не
приезжал туда с  пустыми руками. Другие князья были не столь сообразительны:
в 1327 году тверской князь Александр Михайлович (в силу старшинства имевший,
в отличие  от  москвичей,  право  на  великокняжеский  стол)  восстал против
татарского владычества и  перебил татар,  находившихся в Твери.  Тогда  Иван
Калита по поручению  хана  возглавил татарские войска, и "всю землю  Русскую
положиша пусту",  учинив  страшный  разгром  в  Твери,  Новгороде  и  Рязани
(оставив только Москву в  неприкосновенности). За это он  и  получил от хана
великокняжеский ярлык. Это было в 1328 году, и  с этого  момента  Москву уже
можно считать русской столицей (хотя она управляла  тогда всего пятью-шестью
городками на  Москве  и  Клязьме).  Великокняжеский  стол так  и  остался за
московскими князьями. Приобретя же  великое  княжение, Иван Калита получил и
право собирать  ордынскую дань со  всех князей,  доставляя  после этого ее в
Орду.  Это дало ему  и его наследникам  обширные денежные средства,  которые
тратились  в первую  очередь  на  покупку сел  и городов  в соседних  уделах
(прозвище  "Калита",  собственно, и  означает  "мешок с деньгами"). С  этого
"скопидомства", как называет его Ключевский, и начинается собирание  русских
земель, которое привело  через двести лет к окончательному возвышению Москвы
и объединению под ее властью всего российского государства.
     Таким образом, именно монгольское владычество привело к усилению Москвы
и дало  ей возможность стать в конце концов столицей России. Несколько ранее
почти то же самое произошло и в Китае, с небольшими вариациями. Хан Хубилай,
внук Чингисхана, пришел к власти не совсем законным путем, и в связи с  этим
принял решение  перенести свою резиденцию из Монголии  в  Китай, подальше от
политических  противников.  Место  для  нее было  выбрано  рядом  с  древним
китайским городом  Чжунду,  одним  из  важных  политических  центров  Китая.
Монголы  выстроили  там  новый   город,  Даду   (Пекин),  ставший   столицей
объединенного  государства (само название  его означает "великая столица") и
сохранивший свой  столичный  статус  с некоторыми  перерывами  до настоящего
времени.  Главная   резиденцией  монголов  стал  Запретный   город  в  Даду,
выстроенный  по образцу  древних  китайских  столиц.  Покоренный  Китай  был
намного  культурнее, чем его завоеватели, и оказывал большое влияние  на  их
архитектурное  творчество.  Дворец  монголов просто  повторял по  планировке
китайские  императорские дворцы (правда, пышные  архитектурные сооружения не
смогли, к  сожалению,  избавить диких  монголов  в  одночасье от  их  старых
привычек  -  в  зимние  холода  они  ставили юрты  прямо  во  дворце,  чтобы
согреться).
     Объединив  Китай под своей властью (а  заодно и присоединив  Тибет) хан
Хубилай основал империю Юань со столицей в Пекине. Она просуществовала почти
сто  лет,  до  1368  года,  когда  бунты  против  монгольского  владычества,
прокатившиеся   по   Китаю,   завершились  взятием   мятежниками  Пекина   и
установлением  новой,  китайской  династии  Мин.  Императором  стал один  из
руководителей мятежа,  Чжу Юаньчжан, выходец из бедной  крестьянской  семьи.
Несмотря на свое плебейское  происхождение, новая  династия хорошо  понимала
задачи текущего момента  - дворцы и храмы, построенные в ту эпоху, превзошли
по своей грандиозности все, что возводилось в Китае до  того и после.  Китай
тогда переживал огромное общенациональное воодушевление в связи с  изгнанием
монголов, которое  и вылилось в строительство новых  сооружений, затмивших и
китайские, и  монгольские  дворцы. То  же  самое происходило  и в России при
Иване  III,  которому  его могущество после  присоединения  Твери и  падения
Золотой  Орды показалось настолько возросшим, что  он  начал искать для него
совершенно новых форм, назвался Божией милостью царем всея Руси и выписал из
Италии  мастеров для  строительства  кремлевских дворцов  и  соборов (были и
местные,  московские,  но  у  них   дело  что-то  не  заладилось,  постройка
замечательно  дошла  до  сводов,  а потом  почему-то взяла  и  развалилась).
Архитектурный ансамбль Кремля,  действительно  грандиозный,  был,  наверное,
первой попыткой  соединить  русское национальное самосознание, которое после
Куликовской  битвы  испытывало  мощный  подъем,  и  западную  художественную
технику. Позднее,  с  основанием  Петербурга, этот  прием  был  поставлен на
поток, и когда  после взятия Парижа город на Неве стал  ощущать себя мировой
столицей, там  как раз очень  кстати  пришлись великие творческие достижения
француза Монферрана и итальянца Росси.
     В Китае  тоже  была не  одна столица. Чжу Юаньчжан, вождь крестьянского
восстания, провозгласил себя императором только после того,  как взял Пекин,
но  уже  двенадцатью годами  ранее  ему удалось захватить  Наньцзин - город,
который добрый  десяток раз становился  столицей различных мелких  китайских
царств.  Монголы отучили Китай от раздробленности, и новой династии Мин  уже
не надо было изобретать что-то,  кроме  восстановления государственности  по
монгольскому  образцу, но  на своей  национальной основе. Север страны тогда
еще  был сильно разорен, поэтому Чжу Юаньчжан обосновался на юге, на  берегу
реки  Янцзы, и назвал свою столицу Наньцзин  ("южная  столица" по-китайски).
Пекин превратился в небольшой административный центр, а его роскошные дворцы
были  разобраны  и  переправлены  в Наньцзин.  Полстолетия в  южной  столице
возводились   пышные   сооружения,   призванные   символизировать    величие
объединенной империи. Среди них был и новый Запретный город, и Императорский
город,  резиденция  новой  династии. Потом,  правда,  от  них  остались одни
основания. Все было снова разобрано  и перевезено  в  Пекин,  и  тот дворец,
который   и   сейчас  можно  увидеть  там  в  Запретном  городе,   повторяет
наньцзинский в общих чертах. Что же произошло?  По всей видимости, Наньцзин,
выросший,  как  и  Москва,  под монгольским  игом, перестал  соответствовать
амбициям  окрепшей династии.  Ее  не  устраивали  теперь  свои  старые,  уже
казавшиеся скромными, достижения:  изгнание северных варваров  и объединение
Китая под своей властью. Она перевела столицу на север, восстановила Великую
стену и завоевала Вьетнам.
     То  же  самое  происходило  и  у  нас,  только Москва  несколько дольше
удерживала свой столичный статус. Петр не любил ее; Кремль напоминал  ему  о
стрелецких бунтах, новые начинания постоянно наталкивались на стену косности
и  упрямства, которую  даже  Петру  с  его железной  волей  преодолеть  было
нелегко.  В  XVII  веке Москва уже  не  видела  новых задач, стоявших  перед
государством.  Тот самый национальный подъем,  который охватил  Россию после
свержения ига, сослужил Москве плохую службу,  остановив ее в своем развитии
-  ведь было достигнуто то, что  являлось неистовой мечтой многих поколений,
куда же было еще двигаться  и  к чему стремиться?  С другой стороны, Москва,
победив татар, переняла  очень многое от  их порядков. Сам титул  "царь" уже
напоминал о татарах (древняя  Русь так называла ханов  Золотой Орды). В 1721
году (ровно через триста лет после перевода китайской столицы из Наньцзина в
Пекин) Петр провозглашает себя императором, и Московское  царство становится
Российской  империей.  Петр переносит  и столицу из  Москвы, но в совершенно
другом направлении,  чем это  было  сделано в Китае. Китайская династия Мин,
обосновавшись  в  Пекине, подчеркнула  тем  самым то, что  она заняла  место
монголов и имеет  поэтому  такие  же  права на  власть в Китае  и  на новые,
дальнейшие завоевания. При таком подходе Петру надо было переезжать со своим
двором в  Сарай,  бывшую монгольскую  столицу,  выстроенную  ханом Батыем  в
волжских степях (неподалеку от теперешнего Волгограда). И Петр действительно
сперва  устремился в этом направлении, обратив на  юг в начале царствования,
как говорит  Ключевский, все свои  усилия и народные силы. На азовском  море
была  даже основана  новая  столица,  Таганрог. Петр  взялся за  дело  очень
серьезно: от Москвы до Азова  была проложена дорога, строились  каналы между
Волгой и Доном, на Азовском  море  появился  русский флот.  Но  потом в дело
вмешалась  Европа, увлекая Россию в свои запутанные политические комбинации.
С  северо-запада России  угрожала воинственная Швеция, господствовавшая в то
время над балтийскими государствами, Дания и Польша искали в России союзника
для борьбы со Швецией. "Это  заставило Петра повернуть свои усилия с берегов
Черного и Азовского морей  к Балтийскому морю, перегнать туда народные силы,
направленные на  внешнюю  борьбу,  -  пишет  Ключевский.  -  Новой  столицей
государства суждено было стать не Азову или Таганрогу, а С.-Петербургу".
     Это и привело  к такому тесному сближению с Европой,  в  которое Россия
втянулась  в последующие  двести лет.  Перенеся  свою  столицу в  Петербург,
Россия, можно сказать, сама стала европейским государством.  В Китае  же это
движение было направлено в другую сторону - но в обоих случаях оно выглядело
как  восхождение на новую ступень, достигнутое при  помощи одного и  того же
средства. Позднее китайская столица еще не раз перемещалась в Наньцзин, но в
конце концов она  установиласьвсе-таки  в  Пекине.  Есть  много общего между
Пекином   и   Петербургом,  и  именно   по  причине  сходного  исторического
происхождения  этих  двух  городов.  Они  даже  называются  одинаково (Пекин
по-китайски звучит как Бэйцзин, "Северная столица"). Пекин, как и Петербург,
сразу,  изначально отстраивался как столичный императорский  город. И там, и
там строительство велось не хаотично,  а по единому плану, и планировка этих
городов   и   сейчас   производит   впечатление  регулярной,  правильной   и
геометрически четкой. Ни в одной другой  столице  я  не видел таких широких,
ровных  и прямых  проспектов, как  в  Пекине  и  Петербурге. Есть  и  другое
сходство: отстраивая Пекин, китайские власти согнали туда не меньше миллиона
крестьян,  солдат,  пленных  и  заключенных,  и  всего  за восемнадцать  лет
возродили  его  архитектурное  величие. Петру  было не  занимать  азиатского
деспотизма: он  возвел  свою столицу в два раза быстрее, положив  в  невских
болотах  двести тысяч человек. Примерно  столько же погибло в 1945  году при
взятии Берлина.
     Все  эти  исторические  параллели  занимали  мои  мысли  еще до  нашего
отъезда,  когда в Петербурге я  пытался  на скорую руку узнать  что-нибудь о
Китае. Полученные сведения дразнили мое любопытство и горячили  воображение.
Когда  я  сидел   в  Публичке  за   какой-нибудь  старинной  английской  или
французской  книгой   с  описанием  Запретного   города,  мне   очень   живо
представлялись  огромные  и  праздничные императорские  дворцы, многоярусные
крыши храмов, выложенные  разноцветной  черепицей, реки и озера  в  цветущих
парках  с  ажурными  мостиками через них,  сосновые и  кипарисовые  рощи  по
берегам. Действительность оказалась настолько  не соответствующей ожиданиям,
что  мы даже не  узнали Запретный город, когда  впервые  его увидели. Пройдя
один  или  два квартала,  мы уткнулись  в  невысокую и невзрачную крепостную
стену - и пошли дальше, не  обратив на нее особого внимания. Даже  на Кремль
это было  совершенно непохоже. Наверное, китайские императоры  полагали, что
Великой стены, огораживающей  Империю, вполне достаточно для достижения всей
возможной  пышности  и  блеска,  зачем  же  тратиться  еще  и  на возведение
дополнительных укреплений  вокруг своей  резиденции?  Так  или иначе, но нас
такой подход сбил с толку, и мы около часа блуждали по окрестным кварталам в
поисках главной  пекинской достопримечательности.  Скучно  нам,  конечно, не
было,  но  все-таки  хотелось  начать осмотр  Пекина  с  самого известного и
замечательного  в  нем.  Поэтому мы решили  спросить  дорогу  у  аборигенов,
приготовившись  заранее  к тому,  что  азы  иностранных языков  им  придется
изучать  по  ходу  дела,  беседуя  с  нами.  Но  неожиданно  все  получилось
по-другому. Первый  же встречный  китаец,  выслушав  мою английскую просьбу,
вежливо сказал мне: je ne parle pas anglais, monsieur. Peu
     t-Гкtre vous  parlez franГзais? Я настолько был огорошен, что  не сразу
переключился  с  языка  на  язык.  Впоследствии   это  короткое  общение  на
французском я вспоминалс особым удовольствием  - хоть на одну минуту, но оно
напомнило мне  о Париже, об очаровании тамошней городской и уличной жизни, и
аура этого парижского шарма отчасти перешла и на Пекин.
     Снова обогнув крепостную стену, огораживающую Запретный город, мы вышли
на  знаменитую площадь Тяньаньмэнь.  Главный вход в императорскую резиденцию
назывался так же (Тяньаньмэнь по-китайски  - Ворота небесного умиротворения;
это название связано с тем, что ворота, стоявшие здесь до этого,  сгорели от
удара  молнии  в  1456 году,  после  чего  пришлось  задобрить  разгневанное
божество  новыми  воротами и  новым  названием).  Через этот выход император
каждый  год   в   день  зимнего  солнцестояния  отправлялся  для  совершения
жертвоприношения  в Храм Неба, а в день летнего солнцестояния - в Храм Земли
(по китайским представлениям, 22 декабря достигает своего  апогея могущество
силы  инь  -  темного,  холодного,  земного,  женского  начала;  22  июня  -
могущество ян - светлого, теплого, небесного,  мужского начала). Здесь же, у
выхода из ворот Тяньаньмэнь, оглашались императорские указы. Сами императоры
не  очень-то  любили  покидать свою  резиденцию. Вся  их жизнь  проходила  в
Запретном городе, и они оставляли его,  как  правило, только для того, чтобы
принести жертвы Небу и Земле, помолиться об урожае и покаяться в Храме поста
и  покаяния - в  этом,  собственно говоря, и заключались главные обязанности
императора.
     Сейчас  над воротами Тяньаньмэнь  висит  огромный портрет  Мао Цзэдуна,
который  как будто  взирает на  свой собственный мавзолей,  расположенный на
площади   (монументальное  сооружение  в   советском   стиле).  Пройдя   под
бесстрастным  ликом  "красного императора",  мы  вошли в  Гугун.  Вокруг нас
виднелись  дворцы и  башни, возвышались белокаменные триумфальные  колонны с
вырезанными  на  них  драконами  и облаками  - вроде  бы там было  все,  что
обещано. Но выглядело