- Да.
     - Где он и вступил в Кейдмонское общество.
     - Да.
     Эренграф шумно выдохнул.
     - У  него был галстук  Кейдмонского общества. Похоже,  в  нашем  городе
только он состоял в Кейдмонском обществе и только  у него был такой галстук.
Галстук он предъявить не смог. Нет у него и алиби на ночь убийства.
     - Кто=то украл у него этот галстук.
     - Разумеется, убийца.
     - Чтобы свалить вину на него.
     - Естественно,-  кивнул Эренграф.- Другого объяснения и  быть не может,
не так ли?- он решительно вскинул подбородок.
     - Я берусь за защиту вашего сына. На моих обычных условиях.
     - Слава тебе, Господи!- воскликнула миссис Калхейн.
     - Мой гонорар  составит  семьдесят  пять  тысяч  долларов.  Это большие
деньги, миссис Калхейн, но вам бы пришлось заплатить мистеру Фарреллу ничуть
не меньше, а  то  и  больше. Длительный судебный  процесс, потом  апелляция,
впрочем, он представит вам список, в котором подробно перечислит все услуги.
Я же называю вам фиксированную сумму, независимо от того, сколько  времени и
денег мне придется  потратить на защиту вашего сына.  И платить вам придется
лишь после того, как ваш сын выйдет на свободу. Вас это устраивает?
     Если она и задумалась, то лишь на секунду.
     - Да. Конечно, устраивает. Вполне приличные условия.
     -  И  еще. Вы  заплатите мне эти деньги, даже  если через десять  минут
после вашего ухода окружной прокурор  снимет все обвинения с вашего сына. Вы
отдадите мне эти семьдесят пять тысяч долларов, даже если вам покажется, что
я не ударил пальцем о палец ради освобождения вашего сына.
     - Я не понимаю...
     Тонкие губы изогнулись в улыбке. Но черные глаза остались серьезными.
     -  Так  уж  я  работаю, миссис  Калхейн. Я  уже  говорил, что я  скорее
детектив,  чем адвокат. Действую я, главным  образом,  за сценой. Дергаю  за
веревочки. И зачастую, когда  все заканчивается, не так=то легко определить,
в  какой степени именно  мои  усилия способствовали победе моего клиента.  А
потому я не бью себя кулаком в грудь, приписывая успех только себе. Я просто
разделяю с клиентом радость победы, кладя в карман гонорар. Даже если клиент
считает, что я его не отработал. Это понятно?
     Если  миссис  Калхейн  что=то  и  поняла, так  это  логику  рассуждений
адвоката.  А как намеревался действовать  этот  маленький  мужчина... Может,
хотел подкупить  прокурора,  может... Да  какая  разница. Главное, он обещал
Кларку свободу. И восстановление его доброго имени.
     - Да,- кивнула миссис Калхейн.-  Да, мне все понятно.  Я выплачиваю вам
всю сумму после освобождения Кларка.
     - Очень хорошо.
     Она нахмурилась.
     - Но сейчас вы хотите получить задаток, не так ли?
     - У вас есть доллар?- миссис Калхейн полезла в
     сумочку, вытащила долларовую купюру.- Дайте его мне, миссис
     Калхейн.  Отлично,  отлично.  Задаток  -  один  доллар  из  гонорара  в
семьдесят  пять  тысяч. Уверяю  вас,  миссис  Калхейн, если мне  не  удастся
добиться освобождения  Кларка,  я  верну  вам  этот  доллар,-  на  этот  раз
улыбнулись  не  только  губы,  но  и глаза.- Но этого  не произойдет, миссис
Калхейн, потому что я не собираюсь проигрывать.
     Через месяц  и несколько  дней Дороти  Калхейн  вновь пришла  в кабинет
Мартина Эренграфа. На этот раз маленький адвокат встретил ее в синем костюме
в  мелкую полоску, белоснежной  рубашке, темно=бордовом галстуке  и  черных,
ослепительно начищенных туфлях.
     В   его  глубоко  посаженных   глазах   в  тот  вечер  стояла   печаль.
Чувствовалось, что он в какой уж раз разочаровался в людях.
     - Как вам известно, ситуация окончательно прояснилась,
     - вновь разговор  начал Эренграф.- Вашего сына освободили. С него сняли
все обвинения. Он - свободный человек, его репутация вновь безупречна.
     - Да,  да,- покивала миссис Калхейн.- Я безмерно счастлива. Разумеется,
мне очень жаль этих девушек. Мне не хочется думать, что счастье Кларка и мое
счастье каким=то образом не связаны с этой трагедией, вернее трагедиями, но,
в то же время, я чувствую...
     - Миссис Калхейн.
     Она замолчала, встретилась взглядом с маленьким адвокатом.
     - Миссис Калхейн, дело закрыто, не так ли? Вы должны мне семьдесят пять
тысяч долларов.
     - Но...
     -  Мы обсуждали этот аспект, миссис Калхейн. Я уверен,  вы  помните наш
разговор. Я вам все объяснил. В случае  успеха вы платите мне семьдесят пять
тысяч долларов. За вычетом одного доллара, полученного в задаток.
     - Но...
     - Даже если я не  ударил  бы пальцем о палец.  Даже  если  бы  окружной
прокурор снял обвинения  с  вашего  сына еще до того, как вы  ушли  из моего
кабинета. Я говорил вам об этом, не так ли?
     - Да.
     - И вы согласились на мои условия.
     - Да, но...
     - Но что, миссис Калхейн?
     Она глубоко вдохнула, выпрямилась в кресле.
     - Три девушки. Всех их задушили, как и Элтию Паттон. Все они одинаковой
конституции.  Хрупкие  блондинки  с высоким  лбом  и  выступающими передними
зубами. Две  из  нашего города,  одна - из  Монтклера, что  на другом берегу
реки. Каждую задушили...
     - Галстуком.
     - Одинаковым галстуком.
     - Галстуком Кейдмонского общества студентов
     Оксфорского университета.
     - Да,- она вновь глубоко вдохнула.-  Так что стало абсолютно  ясно, что
убийства  эти  -  дело  рук маньяка.  А  последнее  убийство,  в  Монтклере,
свидетельствует о том,  что он покинул наш  город.  Господи, я  так  на  это
надеюсь. Человек, убивающий девушек только потому, что они чем=то напоминают
ему мать...
     - Простите?
     - Вчера вечером кто=то сказал об этом по телевизору. Какой-то психиатр.
Разумеется, это только гипотеза.
     - Понятно,- кивнул  Эренграф.- Гипотезы всегда  любопытны. Размышления,
догадки, версии, все это очень интересно.
     - Но суть в том...
     - Да?
     - Я помню про наш уговор,  мистер Эренграф, отлично помню. Но, с другой
стороны,  вы только  один  раз  побывали у Кларка в тюрьме,  провели  с  ним
несколько минут,  а потом словно забыли о нем.  А  теперь получается,  что я
должна  отдать вам семьдесят  тысяч долларов только потому,  что этот маньяк
продолжал  убивать.  Я  проконсультировалась   со  своим  адвокатом.  Он  не
занимается  криминальными случаями,  а ведет мои личные дела, и он предложил
снизить размер вашего вознаграждения.
     - Он, значит, это предложил?
     Миссис Калхейн отвела глаза.
     - Да,  он это предложил, и, должна сказать, я с ним полностью согласна.
Разумеется, я  готова  возместить вам все расходы, хотя я не вижу, на что вы
могли потратиться. Он считает, что ваш гонорар должен  составить  пять тысяч
долларов, но я  очень вам благодарна,  мистер  Эренграф, и  готова заплатить
десять тысяч. Вы должны  признать, что  сумма эта немаленькая. Деньги у меня
есть,  я не стеснена в  средствах, но семьдесят пять тысяч  долларов платить
вам просто не за что.
     -  О,  люди,-  Эренграф  закрыл глаза.-  И  богатые  хуже  всех,- глаза
раскрылись,  адвокат  всмотрелся  в  Дороти Калхейн.-  К  сожалению,  только
богатые  могут  выплачивать  высокие  гонорары.  И  мне  не  остается ничего
другого,  как  работать  на них.  Бедняки, они  не соглашаются  на что=либо,
находясь в отчаянном положении, с тем, чтобы отказаться от своего слова, как
только гроза миновала.
     -  Я  же не  отказываюсь от своего  слова,- возразила  миссис Калхейн,-
просто я...
     - Миссис Калхейн.
     - Да?
     - Я собираюсь вам кое=что сказать. Но будет лучше,
     если вы, прямо сейчас, достанете чековую книжку и выпишите
     чек на причитающуюся мне сумму. Если вы этого не сделаете,
     то потом будете горько сожалеть.
     - Вы... вы мне угрожаете?
     На губах Эренграфа промелькнула улыбка.
     - Разумеется, нет. Это не угроза. Предупреждение. Видите ли, если вы не
заплатите мне сейчас, мне  придется вам кое=что  сказать, после чего вам все
равно придется заплатить.
     - Я вас не понимаю.
     - Не понимаете,- кивнул Эренграф.- Не можете понять. Миссис Калхейн, вы
тут  упоминали  о  расходах.  Я,  конечно,  не  представляю  вам  финансовые
документы,  свидетельствующие  о   том,   где  и  сколько  я  потратил  ради
освобождения вашего сына. Но о некоторых тратах скажу.
     - Я не...
     - Прошу вас, сначала выслушайте меня. Начнем  с железнодорожного билета
в  Нью=Йорк.  Далее такси  до  аэропорта  Кеннеди.  Между  прочим,  двадцать
долларов, с учетом чаевых.
     - Мистер Эренграф...
     - Пожалуйста. Затем авиабилет до  Лондона  и обратно.  Я  всегда  летаю
первым классом. Это, конечно, роскошь, но, раз я плачу за проезд сам, почему
бы себя  не  побаловать.  Аренда автомобиля в  аэропорте  Хитроу. Проезд  до
Оксфорда  и  обратно.  Бензин  дорог  и  в Америке,  но в  Англии  он  стоит
баснословные деньги.
     Она  не отрывала  от  него  глаз.  Он  же продолжал  ровным,  спокойным
голосом, и миссис Калхейн чувствовала, как у нее все более отвисает челюсть,
но ничего не могла с собой поделать.
     - В Оксфорде я посетил пять магазинов мужской одежды.
     В  одном галстуков Кейдмонского общества  не было. В  других  я покупал
только по  одному галстуку.  Не стоило привлекать к себе внимания.  Галстуки
Кейдмонского  общества  достаточно интересны. Широкая  синяя  полоса,  более
узкие  золотая и ярко=зеленая.  Я  предпочитаю одноцветные  галстуки, миссис
Калхейн, но из полосатых кейдмонский, пожалуй, лучший.
     - Боже мой.
     -  Были и другие расходы, миссис Калхейн, но, поскольку я оплатил их из
своего кармана, наверное, не стоит перечислять их вам, не так ли?
     - Боже мой. Создатель наш на небесах!
     - Вы  правы, он именно там. Как я и предупреждал, для вас было бы лучше
заплатить  сразу.  В  таких  делах  незачем  знать  подробности.  Вы со мной
согласны?
     - Кларк не убивал Элтию Паттон.
     - Разумеется,  не  убивал,  миссис  Калхейн. Разумеется. Я  уверен, что
какой=то нехороший человек украл  галстук Кларка, чтобы свалить на него вину
за  содеянное  преступление.  Но доказать это более чем  не просто.  А  если
адвокат  и  сумеет  убедить  присяжных  в  том, что Кларк  -  не  убийца,  у
общественности наверняка останутся сомнения в справедливости оправдательного
приговора. Так что клеймо подозреваемого в убийстве останется  с Кларком  до
конца его дней. Мы с вами, естественно, знаем, что он невиновен...
     - Он невиновен,- кивнула миссис Калхейн.- Невиновен.
     - Конечно,  миссис  Калхейн.  Убийца  -  маньяк,  отлавливающий молодых
женщин, которые похожи на его  мать. Или на сестру. А может еще на бог знает
кого.  Вы  хотите  достать чековую книжку,  миссис  Калхейн?  Пожалуйста, не
спешите выписывать чек. У вас слишком дрожат руки. Посидите, успокойтесь,  я
сейчас принесу  вам воды. Все хорошо,  миссис Калхейн.  Вы должны всегда  об
этом  помнить.  Жизнь прекрасна и удивительна.  Вот и ваша вода, в  бумажном
стаканчике. Выпейте до дна. Отлично, отлично.
     И  когда пришло  время  выписать  чек, ее  рука не  дрожала.  Выплатить
Мартину Эренграфу  семьдесят пять тысяч долларов. И подпись: Дороти  Роджерс
Калхейн.  Писала она шариковой ручкой, так что чернила сушить не пришлось, и
она сразу отдала чек безупречно одетому маленькому мужчине.
     - Благодарю вас, премного  вам благодарен, миссис  Калхейн.  А вот  ваш
доллар, который я получил от вас в задаток. Пожалуйста, возьмите его.
     Она взяла купюру.
     - Очень хорошо.  Полагаю, у  вас не возникнет  желания  пересказать наш
разговор кому=то еще. Смысла в этом нет, не правда ли?
     - Нет, нет, я никому ничего не скажу.
     - И я того же мнения.
     - Четыре галстука,- при этих словах его брови
     удивленно приподнялись.- Вы сказали, что купили четыре
     галстука. Но убили только трех девушек.
     - Действительно, только трех.
     - А что случилось с четвертым галстуком?
     - Он, должно быть, в моем шкафу. А где же еще ему
     быть, миссис Калхейн. Может, они все там, каждый в своей
     коробочке, в которую его упаковали в магазине. Может, маньяк
     сам покупал кейдмонские галстуки, а мои - всего лишь
     сувенир, который напоминает о том, что могло бы произойти.
     - О.
     - А может, рассказанное мною - выдумка. Я не летал в Лондон, не ездил в
Оксфорд, не покупал галстуки  Кейдмонского общества.  Да мало  ли что  я мог
придумать ради того, чтобы вырвать у вас свой гонорар.
     - Но...
     - Дорогая моя,- он обошел  стол, помог ей  встать, повел к двери,-  нам
следует  верить в то, во  что хочется верить. Я получил гонорар.  Вы - сына.
Детективы теперь  ищут совсем другого человека. Мы их  более не  интересуем,
нам ни к  чему знать об  их проблемах.  Успокойтесь, дорогая миссис Калхейн,
очень прошу  вас, успокойтесь. Лифт влево по коридору. Если  вам понадобятся
мои услуги, вам известно, где меня найти. Быть может, вы порекомендуете меня
вашим  друзьям. Но, умоляю  вас,  без лишней помпы.  Скромность,  знаете ли,
красит человека.
     Медленно, очень  медленно  она  двинулась  к  лифту. Нажала  на  кнопку
вызова. Подождала, пока поднимется кабина.
     Она не оглянулась. Ни разу.
     Перевел с английского Виктор Вебер



    Лоренс Блок.
    Тысяча долларов за слово


     © Copyright Лоренс Блок
     © Copyright перевод Виктор Вебер (v_weber@go.ru)



     Издателя звали Уоррен Джукс.  Высокий, с резкими чертами лица, длинными
пальцами. На висках уже пробивалась седина. Как обычно, он сидел за столом в
модном костюме= тройке. Как обычно, Треватен казался рядом с ним оборванцем,
этаким медведем, только что вылезшим из берлоги.
     -  Присаживайся, Джим,-  заулыбался  Джукс.-  Всегда  рад тебя  видеть.
Только не говори, что принес еще один рассказ. Не  перестаю тебе удивляться.
Ты печешь их, словно горячие пирожки. И где ты только  берешь идеи? Впрочем,
ты, наверное, уже устал отвечать на этот вопрос.
     Треватен действительно устал, но не от  ответов  на один=  единственный
вопрос.
     - Нет, Уоррен. Нового рассказа я не написал.
     - Неужели?
     - Я хотел поговорить с тобой о последнем.
     - Но мы говорили о нем вчера,- на лице Джукса отразилось удивление.- По
телефону. Я сказал, что он  мне  понравился и я рад, что мы напечатаем его в
нашем журнале. Как  он  назывался?  Там какая=то игра слов, но  вот вылетело
название из головы.
     - "Преступник в петле",- напомнил Треватен.
     -  Вот=вот.   Удачное   заглавие,  хороший   сюжет  и  профессиональное
исполнение. А в чем проблема?
     - В деньгах,- ответил Треватен.
     - Вдруг их стало не хватать?- заулыбался издатель.- Хорошо, счет выпишу
сегодня же.  В начале  следующей  недели получишь  чек. Больше, к сожалению,
ничем помочь не могу. Нашим бюрократам лишняя суета, что кость в горле.
     - Я  не о времени выплаты,-  ответил Треватен.-  О  сумме.  Сколько  ты
заплатишь мне за рассказ, Уоррен?
     - Как обычно. Сколько в нем слов? Три тысячи, не так ли?
     - Три с половиной.
     - Что же у нас получается?  Три с  половиной тысячи по пятицентовику...
Сто семьдесят пять, так?
     - Так.
     - Вот  на эту сумму ты  и  получишь чек в начале следующей недели. Если
хочешь, я позвоню тебе, как только  чек ляжет на  мой  стол, и  ты  сразу же
зайдешь  за ним. Не придется ждать два  дня, пока почта доставит его в  твой
почтовый ящик.
     - Этого недостаточно.
     - Не понял?
     - Я о цене,-слова давались Треватену с трудом. По пути в кабинет Джукса
он мысленно  набросал сценарий их беседы, но тогда реплики слетали  с  языка
куда как легче.-  Мне надо платить больше. Пятицентовик  за слово... Уоррен,
это же сущие гроши.
     - Мы столько платим, Джим. И всегда платили.
     - Святая правда.
     - А чем ты недоволен?
     - Сколько я пишу для вас, Уоррен?
     - Несколько лет.
     - Двадцать лет, Уоррен.
     - Неужели?
     - В прошлом  месяце исполнилось двадцать лет, как я продал тебе рассказ
"Повешенный на нитке". Две тысячи двести слов. И ты заплатил мне сто  десять
баксов.
     - Разве это плохо?
     - Я пишу двадцать лет, Уоррен, и получаю те же деньги, что и тогда. Все
дорожает, а мой доход остается неизменным. Когда я написал первый рассказ, я
мог взять пятицентовик, в  который  оценивалось каждое  мое  слово, и купить
шоколадный батончик. В последнее время тебе не случалось покупать шоколадные
батончики, Уоррен?
     Джукс коснулся пряжки ремня.
     - Если б я покупал шоколадные батончики, то мне пришлось бы менять весь
гардероб.
     - Они стоят сорок центов. Некоторые можно купить за тридцать пять.  А я
по=прежнему получаю пятицентовик за слово. Но оставим шоколадные батончики.
     - Я не возражаю.
     - Давай поговорим о  журнале. Когда  ты  купил  "Повешенного на нитке",
сколько стоил журнал в газетном киоске?
     - Кажется, тридцать пять центов.
     -  Ты ошибаешься.  Двадцать два. До тридцати пяти  он дорос через шесть
месяцев.  Потом  до пятидесяти,  шестидесяти, семидесяти пяти. А  сколько он
стоит сейчас?
     - Доллар.
     - А ты по=прежнему платишь авторам пять центов за слово. Есть ли у тебя
совесть, Уоррен?
     Джукс тяжело вздохнул, оперся локтями о стол, сложил ладони домиком.
     -  Джим, ты  кое о чем  забываешь.  Журнал  сейчас приносит  не  больше
прибыли,  чем  двадцать лет  тому  назад.  Честно говоря,  даже  меньше.  Ты
что=нибудь  знаешь о  том,  как  изменились цены на  бумагу? Если сравнивать
бумагу с шоколадными батончиками, то можно сказать, что цена на них осталась
прежней. Я бы мог часами говорить  о ценах на бумагу. А типографские услуги?
Расходы на перевозку? Другие расходы, слушать о которых тебе неинтересно. Ты
видишь, что  один  экземпляр стоит  целый бакс, и думаешь, что мы купаемся в
деньгах, но на самом деле это не так. Двадцать лет тому назад мы чувствовали
себя гораздо увереннее. Все наши расходы свечой взлетели вверх.
     - Но одном, самом главном, они остались неизменными.
     - О чем ты?
     - О деньгах, которые  ты  платишь  за  содержимое  журнала. О  том, что
покупают  у  тебя  читатели.  О рассказах.  Сюжетах и  персонажах.  Прозе  и
диалогах. Словах.  За  них  ты платишь столько же, что и  двадцать  лет тому
назад. Эта статья расходов не изменилась ни на цент.
     Джукс разобрал трубку, начал прочищать ее ершиком. Треватен заговорил о
своих  расходах: плата  за квартиру,  продукты... А  когда  замолчал,  чтобы
перевести дыхание, голос подал Джукс.
     - Спрос и предложение, Джим.
     - Что, что?
     -  Я  говорю, спрос  и  предложение.  Ты  думаешь,  мне  сложно набрать
материал  для  журнала  по  пять центов  за  слово?  Видишь  вот  эту  груду
рукописей.  Это  сегодняшняя  почта. Девять  из  десяти  рассказов  написаны
новичками,  которые готовы  отказаться от гонорара, лишь  бы  я напечатал их
творение.  Остальные  десять процентов  - рассказы профессионалов,  но и они
счастливы, когда я  посылаю им чек, из расчета пятицентовик за  слово, а  не
возвращаю рукопись. Ты знаешь, я покупаю  все,  что ты  нам приносишь, Джим.
Мне нравятся твои  рассказы, но  это не единственная причина. Ты работаешь с
нами двадцать лет, а  мы  всегда рады давним друзьям. Но ты хочешь, чтобы  я
поднял тебе ставку, а  вот это  невозможно.  Мы никому не платим больше пяти
центов за слово.  Во=первых, мы не можем увеличивать расходы, а во=вторых, у
нас нет необходимости платить авторам больше. Так что мне проще вернуть тебе
рукопись, но не поднимать ставку. Сам понимаешь, выбора у меня нет.
     Треватен  посидел, переваривая услышанное.  Подумал о  том,  что мог бы
задать  еще  несколько  вопросов.  К   примеру,  спросить,  во  сколько  раз
повысилось жалование издателя. Но стоило ли. У него=то выбор был: или писать
дальше по пять  центов за  слово,  или не писать вовсе. Джукс  поставил в их
дискуссии жирную точку.
     -  Джим?  Так  я  передаю  счет  в бухгалтерию  или  ты хочешь  забрать
"Преступн