- Красиво тут.
     - Вы так считаете?
     - Конечно. Душа обретает покой.
     - Не могу с  вами  согласиться.  Я  вот  думал  об  одном  из  способов
покончить с этим миром. И обрести покой не для души, а для тела.
     - Мне представляется,  что при любых обстоятельствах не следует сводить
счеты с жизнью,- заметил коп.- В конце концов все образуется, так или иначе.
Иногда  бывает очень тяжко, но  надо помнить, что это  не  навсегда,  черная
полоса не бесконечна и наверняка сменится белой.
     - Вы действительно в это верите?
     - Естественно.
     - При всем том, с чем вам приходится сталкиваться по службе?
     -  Да,- кивнул коп.- Мир наш жестокий, но едва ли кто об этом не знает.
Да только лучшего нет. И уж наверняка вы не найдете такового на дне реки.
     Мужчина долго молчал, потом бросил окурок в реку.  Он  и  коп проводили
взглядом маленькую искорку, до них  донеслось  тихое  шипение: окурок упал в
воду.
     - И никаких брызг,- вздохнул мужчина.
     - Никаких,- согласился коп.
     - От таких, как мы, полетели бы,- мужчина помолчал, повернулся к копу.-
Меня зовут Эдвард  Райт,-  представился  и коп.- Не думаю,  чтобы  я на  это
решился. Во всяком случае, сегодня.
     - Нет смысла рисковать, не так ли?
     - Похоже, что нет.
     - А вот вы рискнули. Приехали сюда, встали  на краю, все обдумали. Если
человек стоит здесь слишком долго, он начинает нервничать и прыгает вниз. Он
этого не хочет, начинает жалеть  о случившемся  еще уже в полете, но поздно.
Он  переступил  черту  и  обратного  хода  для него  нет. Нельзя  слишком уж
искушать судьбу, она отыграется на тебе.
     - Полагаю, вы правы.
     - У вас что=то случилось?
     - Да нет... во всяком случае, ничего особенного.
     - Вы были у врача?
     - Не один раз.
     - Они могут помочь, знаете ли.
     - Они говорят то же самое.
     - Может, чашечку кофе?
     Мужчина открыл рот, хотел что=то сказать, передумал. Закурил,  выдохнул
струю дыма, наблюдая, как ветерок размывает ее.
     - Теперь я в порядке.
     - Вы уверены?
     -  Да.  Поеду домой, отосплюсь. Не  могу выспаться с  тех пор, как  моя
жена...
     - Продолжайте,- кивнул коп.
     - Она умерла. Я так ее любил, а она умерла.
     Коп положил руку на плечо мужчины.
     - Вы  это переживете, мистер Райт. Постарайтесь  не сдаться,  и  ничего
больше. Вы  выстоите, и рано или поздно боль отступит. Может, вам и кажется,
что вам невмоготу, что мир уже никогда не будет прежним, но...
     - Я знаю.
     - Так как насчет кофе?
     - Нет, я лучше поеду домой.  Извините,  что доставил столько хлопот.  Я
постараюсь расслабиться. Со мной все в порядке.
     Коп  наблюдал  за отъезжающим автомобилем, гадая, а не следовало ли ему
отвести  мужчину в участок. Нет смысла, подумал он. Мужчина  даже не пытался
совершить самоубийство, хотя и подумывал об этом.  Однако,  если отводить  в
участок всех тех, у кого в голове бродят такие мысли, так не останется места
для настоящих преступников.
     Он зашагал к берегу. Войдя в свою  будочку, решил все=таки отметить это
происшествие.  Достал ручку, маленький блокнот,  записал: "Эдвард  Райт".  И
добавил,  чтобы потом вспомнить, что означают эти имя  и фамилия: "Кустистые
брови. Жена умерла. Намерение прыгнуть с моста".
     Психоаналитик погладил  остренькую бородку  и посмотрел  на лежащего на
кушетке пациента.  Важность  бороды  и  кушетки состояла  в  том, о  чем  он
неоднократно  говорил  жене,  что   они  являлись   непременными  атрибутами
профессии, а не индивидуума, тем самым  помогая  пациенту открыть все  шлюзы
свободному  потоку сознания. Бородку жена  его ненавидела и подозревала, что
он использует кушетку для  своих амурных делишек. Действительно, он и Ганна,
его  пухленькая светловолосая  секретарь,  несколько  раз  занимали  кушетку
вдвоем. Он закрыл глаза, вспоминая их совместные сексуальные изыскания.
     С неохотой он заставил себя вернуться к проблемам пациента.
     - ... я больше  не вижу  смысла в  жизни,- говорил мужчина.-  Я  жду не
дождусь, пока пройдет день, и со страхом жду следующего.
     - Многие из нас живут одним днем.
     - Но все ли видят в этом обузу?
     - Нет.
     - Прошлой ночью я едва не покончил с собой. Нет, позапрошлой. Я чуть не
прыгнул с моста Морриси.
     - И что?
     - Ко мне подошел полицейский. Но я бы все равно не прыгнул.
     - Почему?
     - Не знаю.
     Разговор продолжался,  бесконечный  диалог  пациента и доктора.  Иногда
доктор мог целый час не  думать о пациенте, вставляя автоматические реплики,
реагируя, как всегда,  не слыша при этом ни одного обращенного к нему слова.
Интересно, думал  он,  приношу  ли я  этим  людям пользу? Может,  им  просто
хочется  поговорить  и  им  необходим  иллюзиорный  слушатель.  Может,  весь
психоанализ  не  более,  чем  игра  в  доверие  для  интеллектуалов. Будь  я
священником,  я  бы мог пойти к моему епископу  и признаться,  что моя  вера
ослабла,  но  у  психоаналитиков  нет  епископов.  Беда  нашей  профессии  -
отсутствие четко выстроенной иерархии. Религия, отпускающая грехи, не должна
быть столь демократична.
     Теперь   ему   рассказывали   о  сне.  Практически  все   его  пациенты
пересказывали ему  свои  сны, раздражая этим психоаналитика,  потому что ему
никогда ничего не  снилось.  Время от времени ему приходила мысль о том, что
все  это  - колоссальное  надувательство,  и  никаких  снов  они  не  видят.
Перепитии этого сна он выслушивал с чисто академическим интересом, то и дело
поглядывая  на  часы.  Скорей  бы  прошли  эти  пятьдесят  минут.  Этот  сон
свидетельствовал об  ослаблении воли к жизни, усилении желания  покончить  с
собой, которому пока противостояли страх и  установившиеся моральные  нормы.
Он  задался вопросом,  сколько еще  времени протянет его пациент, прежде чем
наложит на себя руки. Он приходил к нему уже третий раз, и ситуация менялась
к худшему.
     Опять сон.  Психоаналитик  закрыл глаза, вздохнул и  перестал  слушать.
Осталось пять минут, напомнил  он  себе. Пять минут, и этот идиот  уйдет,  а
потом он, возможно,  сумеет уговорить пухленькую светловолосую Ганну  на еще
один эксперимент.
     Врач посмотрел на мужчину, отметил про себя его кустистые черные брови,
глубоко посаженные глаза, в которых читались вина и страх.
     - Мне надо промыть желудок,  доктор.  ВЫ можете сделать это  здесь  или
надо ехать в больницу?
     - А в чем дело?
     - Таблетки.
     - Какие таблетки? Снотворное? Вы об этих таблетках?
     - Да.
     - Какие именно? Сколько вы приняли?
     Мужчина назвал препарат, сказал, что проглотил двадцать штук.
     - Десять - смертельная доза,- сообщил ему врач.- Давно вы их приняли?
     - Полчаса тому назад. Нет, меньше. Минут двадцать.
     - А потом  решили, что пора прекратить дурить?  Удивительно, что вы  не
заснули. Двадцать минут? Чего вы столько ждали?
     - Пытался вызвать рвоту.
     - И не получилось? Ладно, попробуем промыть желудок насосом.
     Процесс  этот не оставил пациенту удовольствия и занял достаточно много
времени. Таблетки, однако  еще не  рассосались и  их содержимое не  попало в
кровь.
     - Будете жить,- уверенно заявил врач.
     - Спасибо вам, доктор.
     - Не надо меня благодарить. Я должен сообщить об этом в полицию, знаете
ли.
     - Я бы  хотел  без этого  обойтись. Я...  я хожу  к психоаналитику. Это
скорее случайность, ничего больше.
     -  Двадцать=то таблеток?-  врач пожал плечами.-  Расплатитесь  со  мной
прямо сейчас. Я  не хочу посылать  счет  потенциальному самоубийце.  Слишком
рисковано.
     -  За  такую  цену   это  превосходное  ружье,-  суетился  вокруг  него
продавец.- Но у нас есть более дальнобойные и точные ружья. А стоят всего на
несколько долларов дороже...
     - Нет, это подойдет. И я возьму коробку патронов.
     Продавец положил коробку на прилавок.
     - Три коробки обойдутся вам всего...
     - Одной хватит.
     - Как  скажете,- продавец достал из=под прилавка регистрационную книгу,
раскрыл  ее,  положил  на  прилавок.-  Вам  надо  здесь  расписаться.  Таков
порядок,- он подождал, пока мужчина распишется.- А теперь я должен взглянуть
на  какой=нибудь  документ,  удостоверяющий  вашу  личность,   мистер  Райт.
Водительского  удостоверения  вполне  достаточно,-  он  взял  удостоверение,
сравнил подписи, переписал номер удостоверения и, покончив с формальностями,
удовлетворенно кивнул.
     - Спасибо вам,-  мужчина  получил сдачу,  забрал  покупку.- Большое вам
спасибо.
     - Вам спасибо, мистер Райт. Я думаю, охота будет удачной.
     - Нисколько в этом не сомневаюсь.
     В  девять вечера Эдвард Райт  услышал  звонок двери  черного  хода.  Он
спустился  на  первый  этаж,  со  стаканом  в  руке,  допил  то,  что в  нем
оставалось, подошел к двери. Высокий мужчина,  с глубоко посаженными глазами
под черными кустистыми  бровями. Он посмотрел в глазок,  узнал  стоящего  за
дверью и, после мгновенного колебания, открыл ее.
     Гость наставил ружье на живот Эдварда Райта.
     - Марк...
     - Пригласи меня в дом,- приказал мужчина.- Тут холодно.
     - Марк, я не...
     - В дом!
     В гостиной  Эдвард Райт смотрел в дуло  ружья, понимая, что  пришла его
смерть.
     - Ты убил ее, Эд,- говорил гость.- Она собиралась с тобой развестись, а
ты  и  слышать  об этом  не  хотел, не так  ли?Я убеждал  ее ничего  тебе не
говорить.  Говорил  ей,  что  это  опасно,  что ты  -  просто  животное,  не
понимающее слов. Просил  ее  убежать со мной и забыть о твоем существовании.
Но она хотела соблюсти приличия, и ты ее убил.
     - Ты сумасшедший!
     - Ты все обставил, как надо, не так ли? Несчастный случай. Как тебе это
удалось? Лучше расскажи мне, а не то я выстрелю.
     - Я ее ударил.
     - Ударил и убил? Только и всего?
     Райт шумно сглотнул слюну. Посмотрел на ружье, на мужчину.
     - Я ударил ее несколько раз.  Всего несколько.  А потом сбросил вниз по
лестнице в подвал. В полицию можешь не ходить. Доказать это невозможно, тебе
они не поверят.
     - Разберемся  без полиции. Я с самого начала не обратился к ним, не так
ли? Они же не знали, что у тебя был мотив для убийства. Я мог бы им сказать,
но не пошел к ним, Эдвард. Сядь за стол. Быстро. Хорошо. Достань лист бумаги
и ручку. Делай, что я говорю, Эдвард. Я хочу, чтобы ты кое=что написал.
     - Ты не...
     - Пиши. "Я  не  могу  этого вынести. На  этот  раз  все  получится".  И
распишись.
     - Не буду писать.
     - Напишешь, Эдвард,- он приставил дуло к затылку
     Эдварда Райта.
     - Ты этого не сделаешь,- прошептал Райт.
     - Еще как сделаю.
     - Тебе это с рук не сойдет, Марк. Тебя поймают.
     - Все спишут на самоубийство, Эдвард.
     - Никто не поверит, что я покончил с собой. С запиской или без.
     - Напиши ее, Эдвард. А потом я отдам тебе ружье  и оставлю тебя наедине
с  твоей совестью.  Я  хочу пройти  с тобой  первый этап, записку,  а  потом
оставлю тебя.
     Не то,  чтобы  Райт  поверил  ему,  но  дуло ружья, упирающееся  ему  в
затылок, не оставляло выбора. Он все написал, расписался.
     - Обернись, Эдвард.
     Он обернулся и его брови изумленно взлетели вверх.
     Перед  ним стоял  другой  человек.  В  парике,  с  накладными  бровями,
запавшими глазами.
     - Ты знаешь, на кого я теперь похож?
     - Нет.
     - На тебя, Эдвард. Разумеется, полного сходства нет.
     Мне  не провести тех,  кто тебя  знает, но  мы с  тобой  одного  роста,
одинакового телосложения.  Добавь характерные  приметы:  прическа, кустистые
брови,  запавшие глаза.  Да  еще если  этот  человек представляется Эдвардом
Райтом  и  показывает  документы,  выписанные  Эдварду  Райту.  Что   у  нас
получится? Твой двойник, Эдвард.
     - Ты выдавал себя за меня?
     - Да, Эдвард.
     - Зачем?
     - Готовил почву для твоего самоубийства. Ты вот не относишь себя к тем,
кто может покончить с собой,  и говоришь,  что  в твое самоубийство никто не
поверит. Однако, ты бы удивился, узнав, чем ты  занимался в последнее время.
Полицейскому  пришлось  отговаривать  тебя   от  прыжка  с  моста   Морриси.
Психоаналитик лечит  тебе от суицидальной депрессии с классическими снами  и
фантазиями.  А  есть  еще и  доктор,  который  только сегодня  промывал тебе
желудок,- он ткнул дулом в живот Эдварда.
     - Промывал мой...
     - Да, да, твой желудок. Очень неприятная процедура, Эдвард. Видишь, что
мне пришлось  пережить ради  тебя? Настоящая пытка.  Я даже опасался, что по
ходу у  меня  слетит парик, но  эти  новые  эпоксидные смолы - просто  чудо.
Говорят,  в  таких  париках можно плавать  и  мыться под  душем,-  он  потер
накладную бровь пальцем.- Видишь, не отваливается. И похожа на твои,  не так
ли?
     Эдвард молчал.
     - Вот такое ты творишь, Эдвард. Странно, что  ничего в памяти ничего не
остается. А ведь ты еще купил и это ружье, Эдвард?
     - Я...
     -  Купил, купил. И  часа не прошло, как ты  заглянул в  магазин и купил
ружье и коробку патронов. Тебе пришлось расписаться в регистрационной книге.
Предъявить водительское удостоверение.
     - Как ты раздобыл мое удостоверение?
     - Зачем  оно  мне? Я  изготовил новое,- мужчина хохотнул.-  Полицейский
сразу бы заметил, что это подделка, но  полицейские никогда его не увидят. А
вот  продавец   ничего   не   заподозрил.   Аккуратно   переписал   номер  в
регистрационную книгу. Так что ты все=таки купил это ружье, Эдвард.
     Мужчина пробежался пальцами по парику.
     -  Волосы  - как  настоящие.  Если  я облысею, обязательно  куплю  себе
такой,-  он рассмеялся.- Ты, значит,  не из тех, кто может  наложить на себя
руки, Эдвард?  Да  на прошлой  неделе ты  всем  своим  видом показывал,  что
думаешь только о самоубийстве. Свидетелей тому, хоть пруд пруди.
     - А мои друзья? Сослуживцы?
     -  Они  нам  только  помогут. Когда человек кончает с собой, его друзья
начинают  вспоминать, что в последнее время он ходил  больно уж мрачным. Тут
каждый  внесет  свою лепку.  Благо, после ее  смерти  ты  наверняка старался
казаться подавленным и печальным. Не мог же  ты радоваться тому, что остался
вдовцом?  Не  следовало  тебе  ее убивать, Эдвард. Я ее любил, в  отличии от
тебя, Эдвард. Напрасно ты ее не отпустил.
     Райт покрылся холодным потом.
     - Ты же сказал, что не собираешься убивать меня.
     Сказал, что оставишь меня с ружьем и...
     -  Не стоит  верить  всему,  что тебе говорят,- мужчина быстро  и ловко
вогнал ствол  в  рот Райта  и нажал  на спусковой крючок. Потом снял с Райта
один ботинок, поставил ружье так, чтобы со стороны могло показаться, что  он
нажал на спусковой крючок большим пальцем ноги. Стер с ружья отпечатки своих
пальцев, позаботился о том, чтобы на нем остались отпечатки пальцев убитого.
Предсмертную  записку  оставил на  столе. Визитную  карточку  психоаналитика
вложил  в  бумажник  Райта,  чек  из  оружейного магазина  засунул  в карман
пиджака.
     - Не следовало тебе убивать ее,- повторил он трупу.
     Улыбаясь чему=то своему,  выскользнул из двери черного хода,  притворив
ее за собой, и растворился в ночи.
     Перевел с английского Дмитрий Вебер



    Лоренс Блок.
    Камень с души


     © Copyright Лоренс Блок
     © Copyright перевод Виктор Вебер (v_weber@go.ru)



     Утром  Уоррен Каттлетон вышел из своей меблированной комнаты в западной
части Восемьдесят третьей улицы и зашагал к Бродвею. Стоял ясный, прохладный
день. На углу  мистер Каттлетон  купил "Дейли  миррор"  у слепого  продавца,
который  продавал  ему   газеты   каждое  утро,  однако,  вопреки  расхожему
убеждению, не  узнавал его ни по  голосу,  ни по  звуку шагов. С  газетой он
проследовал в  кафетерий,  где  всегда завтракал.  Держал  ее  сложенной под
мышкой, покупая горячий рогалик и кофе, а потом в одиночестве сел за столик,
чтобы  съесть  рогалик,  выпить кофе и  прочитать "Дейли миррор" от корки до
корки.
     Раскрыв  третью  страницу, он перестал  есть  рогалик и отодвинул чашку
кофе.  Внимательно  прочитал  статью о женщине,  убитой  накануне вечером  в
Центральном  парке. Женщина, звали ее Маргарет Уолдек,  работал  медицинской
сестрой в  больнице на Пятой авеню. Ее смена окончилась в полночь. Когда она
возвращалась домой через парк, кто=то набросился на  нее, свалил  на землю и
нанес множественные ранения  колющим предметом в область  груди  и живота. В
статье с подробностями описывалось, что стало с Маргарет после этих ранений,
имелась и  фотография  почившей Маргарет Уолдек.  Уоррен  Каттлетон прочитал
статью, долго смотрел на фотографию.
     И вспомнил.
     Воспоминания  вырвались  наружу, словно вода, пробившая дамбу.  Он идет
через  парк.  Ночь,  темно,  тихо. Нож,  длинный,  холодный,  зажат  в руке.
Рукоятка ножа мокрая от его пота. Он ждет, один во тьме. Шаги, все ближе, он
отступает с  тропы,  в тень  деревьев, появляется женщина.  Неистовство  его
атаки, страх и  боль на лице женщины, ее крики, стоящие  в его  ушах. И нож,
поднимающийся вверх  и  обрушивающийся вниз.  Поднимающийся  и опускающийся.
Крики, достигающие пика и обрывающиеся.
     У него закружилась голова. Он посмотрел на руку, ожидая увидеть зажатый
в  ней окровавленный нож,  но  пальцы  сжимали  две трети  рогалика.  Пальцы
разжались. Рогалик пролетел несколько дюймов и упал на стол. Он подумал, что
его сейчас вырвет, но сумел подавить приступ тошноты.
     - О,  Господи,-  выдохнул он. Никто  вроде бы его  не услышал. Он вновь
помянул  Господа, уже  громче, дрожащими руками  закурил.  Попытался  задуть
спичку, но неудачно. Бросил спичку на пол, наступил на нее, шумно выдохнул.
     Он  убил женщину. Которую  знать  не  знал, которую никогда до этого не
видел. Это его называли в  газете зверем, насильником, убийцей. Он - убийца,
полиция  его  найдет  и  заставит  признаться,  потом  будут суд,  приговор,
апелляция, отказ в  изменении меры наказания, прогулка по длинному коридору,
удар электрического тока и, наконец, уход в мир иной.
     Он  закрыл  глаза. Его руки сжались в кулаки, он  поднес их  к  вискам,
дыхание  так и  рвалось  из груди. Почему он  это сделал? Что  с ним  такое?
Почему, почему, почему он убил?
     Почему вообще убивают?
     Он оставался за столом, пока не выкурил три сигареты, раскуривая каждую
от  окурка предыдущей, потом поднялся и  вошел в телефонную будку.  Бросил в
щель десятицентовик, набрал номер, подождал,  пока  на другом конце  провода
снимут трубку.
     - Каттлетон,- представился он.- Сегодня не приду.
     Плохое самочувствие.
     Секретарша выразила сожаление по поводу его болезни  и  надежду  в  его
скором выздоровлении. Он поблагодарил ее и повесил трубку.
     Плохое самочувствие! За двадцать три года работы в "Барделл компани" он
болел лишь несколько раз, да и то гриппом. Ему, конечно, поверят. Он никогда
не лгал, его работодатели это знали. А вот теперь вроде бы сказал неправду.
     Да  какая   это  неправда,  одернул  он  себя.  Самочувствие   у   него
действительно ужасное.
     Возвращаясь  в меблированную  комнату,  он купил "Дейли ньюс", "Герольд
трибюн" и "Таймс".  В  "Ньюс" статью тоже  напечатали на  третьей  странице,
сопроводив аналогичный текст  той  же  фотографией.  В  "Таймс"  и  "Герольд
трибюн" заметки об убийстве он  нашел с куда  большим трудом: их упрятали во
вторую половину газеты, где сообщали о самых тривиальных событиях. Этого  он
понять не мог.
     Вечером  он  купил "Джорнэл  Америкен",  "Уорлд  телеграф" и  "Пост". В
"Пост"  опубликовали интервью  со сводной  сестрой  Маргарет  Уолдек,  очень
грустное интервью. Уоррен Каттлетон  даже расплакался, читая его. Он скорбел
как о Маргарет Уолдек, так и о себе.
     В семь вечера он окончательно осознал,  что  обречен. Он убил и  должен
понести наказание, заплатить своей жизнью за смерть Маргарет Уолдек.
     В  девять  часов подумал, что сможет выйти сухим из воды.  Из  газетных