ава-
ла.
   Подходили дети по очереди, забирали кусочек, на ладошке держа,  отхо-
дили.
   Вера подбежала:
   - Это что? Торт?
   - Это пасха, Верочка, - отвечала тетка Харыта. - Святое кушанье.  На-
дя, Люба, подходите!
   Надя с Любой тетку Харыту не слышали: они крашеными яйцами с  Маратом
бились, с братиком.
   - Кто чье яйцо разобьет, тот и забирает его, - объяснял  Марат  сест-
ренкам правила.
   Ударил красным по ихним желтеньким, разбил, стал забирать.
   Надя свое отдала. Люба кричит:
   - Не по-честному бил! Острым концом по тупому! Давай перебьем!
   Перебили. Разбила Люба красное яйцо, схватила его.
   - Мое! - кричит.
   Почистила быстро и - раз - проглотила. К тетке Харыте подбежала:
   - Дайте мне кусочек! Исты хочу, исты!
   Чарли Булкину рассказывал, мокрым пальцем слезы на щеках рисуя:
   - Я заплакал и говорю: дяденька, подайте ради Христа. А он мне  отве-
чает:
   опиум у меня просишь? Вон, говорит, отсюдова! А не то расстреляю!
   - Опиум - это что? - спрашивал Булкин.
   - Помнишь, мы  с  тобой  в  том  году  белены  объелись,  ходили  как
пьяные...
   - Чарли! - позвала его тетка Харыта, кусок отрезала. -  Это  тебе.  А
этот, последний, самый сладкий, - Ганне... Ганна! - позвала. - Где  Ган-
на?
   - А она на базаре осталась, - сказала Конопушка.
   - Как же так? - растерялась тетка Харыта.
   - Я ей говорила: пойдем, Ганна!
   - А она?
   - На меня рукой махнула: уходи, мол. Она песню свою  не  допела...  -
объяснила Конопушка. - Видно, допевать осталась!
   - Идти за ней надо, - стала собираться тетка Харыта, платок накинула,
к дверям пошла. - А то потеряется...
   К дверям подошла, а дверь - будто вышибло ее - вдруг сама открылась:
   Тракторина Петровна грозно в дверь ввалилась. Следом  Председатель  и
сторож Ганну ввели.
   - Харитина Савельевна! - закричала Тракторина Петровна на тетку Хары-
ту. - Объясните мне: что Ганна делала на базаре? Ее привел Председатель.
Это вы ее послали? Что она там делала?
   - Побирались они, - сказал Председатель. - И эта старушенция ваша.  И
вот этот пацан, - указал на Чарли. Оглянулся. - Да  все  они  там  были.
Все.
   - Побирались?! Пионеры побирались?! - вскричала Тракторина Петровна.
   - Покушать и пионерам хочется. Что ж они - не люди? -  сказала  тетка
Харыта.
   - С голоду скоро опухнут твои пионеры...
   - Вас не спрашивают! Им дают здесь все необходимое для их организма.
   Витамины, белки, калории. Все, что положено. Понятно?
   - Калорией жив не будешь...
   - А это что такое? - вдруг увидела Тракторина Петровна еду на столах.
   - Люди дали.
   - Нет, вот это что такое? - Тракторина Петровна с брезгливостью взяла
крашеное яйцо. - Харитина Савельевна, я вас спрашиваю!
   - Яйцо, - кратко ответила тетка Харыта.
   - Я вижу, что яйцо. Но почему оно синее?
   - Крашеное оно.
   - Так. А почему оно крашеное?
   - Праздник сегодня. Ты что, нехристь, Петровна?
   - Вон! - закричала Тракторина Петровна. - Чтобы ноги твоей в  детдоме
не было! Вон! Егорыч, собери  эту  всю  антисанитарию!  Нормальное  яйцо
должно быть белым! Белым! Белым!
   Тракторина Петровна сбрасывала со столов  яйца,  топтала  их  ногами.
Кричала в истерике:
   - Белым! Белым! Белым!
   Сторож сваливал в мешок еду: хлеб, сало, лук, картошку. Хотел  и  ог-
ромную тыкву в мешок положить. Сестры обняли тыкву, не отдают:
   - Это тыква не общая! Это тыква наша!
   Молча длинной рукой тыкву заграбастал, выдернул ее у сестер,  закатил
в мешок.
   - Белым! Белым! - кричала, топчась на крошеве, Тракторина Петровна.
   Выдохлась, выскочила. Сторож с Председателем следом за ней ушли.
   Дети посидели за пустыми столами, помолчали. Опустились на пол. Соби-
рали раздавленные яйца:
   - Вот мое - красненькое...
   - А вот мое - желтое...
   - А от моего ничего не осталось...
   Сидели, соскабливая с пола крошево, - ели.
   - Тетя Харыта! А чего она так? - спросила Конопушка.
   - Рогатый бес в ней дом себе нашел, поселился, тешится. Силе-е-ен!
   - Ты теперь от нас уедешь?
   - Нет, я вас одних не оставлю теперь. Поборюсь...
 
   17 Ночью в палате дети не спали. Конопушка сказала шепотом:
   - А давайте в дочки-матери поиграем?
   - Давайте, - согласились сестры. - Чур, мы будем дети. А Марат  будет
нашим отцом!
   - Хорошо, - согласилась Конопушка. - А я буду вашей матерью... Дети!
   Садитесь ужинать!
   - А что у нас на ужин? - заинтересовалась Люба.
   - На ужин у нас огромный-огромный пирог с повидлом, сто котлет и  мо-
роженое...
   - А что такое мороженое? - спросила Надя.
   - Это сладкий снег. - Конопушка губами ловила как бы падающий с  неба
сладкий снег. - Марат, что же ты? Садись за стол, как  будто  ты  только
пришел с работы. Пальто надень, будто ты с улицы. А потом  снимешь  его.
Вставай!
   Конопушка Марату горло в шарф закутала, пальто на все  пуговицы  зас-
тегнула, кепочку на голову ему напялила.
   - Ох, хорош муженек, - вздохнула совсем по-женски. - Глаз да глаз ну-
жен: как бы не украли! - сказала и застыдилась, зарделась  вся,  засмея-
лась. - Раздевайся быстрее! Ужин стынет!
   Стала Марата из шарфа раскутывать: крутила Марата, как куклу, -  туда
покрутила и обратно - только запутала.
   Марат рассердился.
   - Ты не можешь быть матерью моих детей! - сказал он  по-взрослому.  -
Матерью моих детей будет Ганна.
   - Ой! Ну и нашел себе жену! - оскорбилась Конопушка. -  Ни  мычит  ни
телится.
   Дуру себе в жены взял!
   - Зато красивая! - сказал Марат, поглядел выразительно на  Конопушку:
поняла ли?
   Та зашмыгала острым носиком, обижаясь.
   - Сам-то на себя посмотри! Урод! - прошептала.
   - Мужчина должен быть умным и сильным. А женщина - доброй и красивой.
Тогда и дети будут умные, добрые, сильные и красивые. Понятно тебе, злю-
ка? - сказал ей Марат самодовольно.
   К Ганне подошел, уверенно спросил:
   - Ганна, хочешь стать моей женой?
   Ганна сидела на кровати, молчала.
   Марат заглянул ей тревожно в глаза:
   - Ганна, будешь ли ты моей женой? Да или нет? Говори! Я тебя  никогда
не обижу! Пальцем не трону! Я тебе всю получку отдавать буду! Все до ко-
пейки!
   Ганна молчала.
   - Так тебе и надо, - зло радовалась Конопушка.
   Упал Марат на колени, крикнул отчаянно, будто судьба  его  и  вправду
решалась:
   - Ганна! Стань моей женой! Прошу твоей руки и сердца!
   Ганна помедлила. Потом кивнула чуть, руку навстречу его руке протяну-
ла.
   Счастливый, подводил ее Марат к столу.
   - Это наши дети, Ганна. Это наши с тобой дочки. Это вот Верочка.  Это
Надя.
   Это Люба.
   Заглянула каждой дочке Ганна в глаза, каждую погладила по голове, по-
целовала. Побежала, принесла из угла все свои сокровища: гребешок,  кон-
фетку, китайский мячик на резинке, - разложила перед ними. Миски с водой
перед каждой поставила, будто то борщ. Кормила их из ложки, дула на  во-
ду, чтобы борщ остыл. Сестры от ложки с водой увертывались, есть не  хо-
тели и хихикали. Ганна ласково и настойчиво их кормила,  руки  целовала,
упрашивая.
   - Что ты их целуешь! - не вытерпела Конопушка. - Ты  их  выпори!  Ишь
расфулиганились!
   - Тук-тук-тук! - постучал Марат по столу. - Это  ваш  папа  с  работы
пришел.
   Кинулась птицей Ганна к мужу, пальто ему расстегивала, шарф  разматы-
вала.
   Усадила Марата во главе стола, подала с поклоном миску с водой.
   - Ух, уморился, - рассказывал семье Марат. - Двадцать  две  резолюции
наложил да тридцать три партийных поручения выполнил. Устал!
   - Ишь как устроился! На чистую работу, лентяй, -  завистливо  сказала
Конопушка. - Контора пишет, а денежки идут.
   Ганна расшнуровала Марату ботинки. Поставила тазик  с  водой.  Помыла
Марату ноги, вытерла. Потом вдруг подняла тазик с водой,  хотела  выпить
из него воду.
   - Не пей! - закричал на нее Марат. - Не надо, это грязная вода...
   - Раньше древние жены мыли ноги мужу и эту воду пили, - сказала Коно-
пушка. - Я сама читала.
   - Мы же не древние! Зови Чарли и Булкина!  -  Конопушка  выбежала  за
дверь.
   В дверь постучали.
   Испуганной птицей глянула на дверь Ганна. Сестры затихли. Марат  нап-
ряженным, каким-то деревянным голосом спросил:
   - Кто там?
   - Открывайте! А не то дверь сломаем!
   В дверь забухали.
   Марат подошел, открыл. В дверь ввалились Чарли и Булкин. Злые, страш-
ные. Все в доме перевернули, что-то искали.
   - Кто вы такие? И что вы делаете в моем доме? - спросил их Марат.
   - Мы - "черный ворон"! - закричали те, показали белую бумагу. - А  ты
- враг народа. И ты - арестован! - скрутили Марату руки. Потащили к две-
рям.
   Разом заплакали сестры в голос:
   - Папа! Папа! Папочка! Не уходи!
   Заплакала вся палата. Плакали по-настоящему, укрывшись с головой оде-
ялами.
   Одна Ганна стояла, не плакала. Стояла-стояла, застыв: будто не  здесь
она, будто думу думает... Бросилась вдруг коршуном на Чарли  и  Булкина,
налетела, била их изо всех сил, в лица плевала, царапалась  и  кусалась,
била, била, била...
   - Это же игра! - кричал, отбиваясь, Чарли. - Дура! Мы же  играем!  Мы
понарошку его уводим! Игра! Понимаешь? Ты испортила всю игру!
   А Ганна не слушая била и била. Покуда не убежали.
   Обняла Марата, подвела к столу, посадила за стол.  Сестер  успокоила,
налила им в миски "борща". Погрозила кулаком двери.
   Села рядом с Маратом.
   Семья начала есть.
   Мокрые глаза детей следили за ними со всех сторон.
 
   18 Утром Тракторина Петровна всех будила:
   - Подъем!
   Дети спали.
   - Подъем! - кричала Тракторина Петровна, срывая одеяла. - Ночью  надо
было спать! На линейку - марш! Марш! Марш!
   Дети сонно вскакивали, одевались нехотя.
   Тракторина Петровна сорвала одеяло с Ганны. Ганна лежала мокрая:  об-
мочилась.
   - Ах ты дрянь! - Тракторина Петровна даже руками всплеснула. -  Обос-
сала всю кровать! Тебе что? Ночью лень было встать? Лень?!
   Ганна закрыла лицо руками от стыда.
   - Нет, ты смотри! -  отводила  ее  руки  Тракторина  Петровна.  -  Ты
ссаться будешь, а я стирать? Ну-ка понюхай! Чем пахнет? Нюхай! -  Ткнула
Ганну лицом в мокрое: - Нюхай! Так щенков учат, чтоб не гадили! Нюхай! -
Она вошла в раж: - Нюхай!
   Марат дотронулся до руки Тракторины Петровны. Та оглянулась,  потная,
красная.
   - Чего тебе?
   - Она сама постирает. Я ее на реку поведу. Можно? После завтрака?
   Тракторина Петровна кряхтя вставала:
   - Ладно. Только завтрака не будет. Разгрузочный день сегодня.  Яблоки
будете грызть. Витамин! - Пошла к дверям, остановилась. - Только  смотри
у меня!
   Чтобы не ты! Чтобы она сама стирала! Сама! Я по глазам узнаю!
   Тракторина Петровна вышла. Потом почти сразу открылась дверь.  Сторож
с порога, не заходя, высыпал из мешка яблоки на  пол.  Мелкими  круглыми
блестящими ядрами заплясали зеленые яблоки по полу, покатились по  пала-
те.
   Каждый взял по яблоку. Марат откусил, поморщился.
   - Кислятина! Выплюньте! - сестрам сказал. - Мы на речку с Ганной пой-
дем, там в саду сладких вам нарвем!
   Ганна послушалась, выбросила яблоко.
   Чарли и Булкин набросились на яблоки: Чарли кидал их себе за  пазуху,
Булкин набивал карманы. Конопушка бегала между ними, яблоки  надкусывала
одно за другим - чтоб никто не взял.
   - Это мое яблочко, - говорила. - И это мое. И это.
   Лицо ее кривилось от кислого, а она все надкусывала, остановиться  не
могла.
   Надкусывала и жевала, приговаривая:
   - Витамин! Вита-а-амин! Потому и кислый!
 
   19 Ганна с Маратом подошли к реке, к Ахтубе.
   - В воду положи, - показал Марат на простыню, -  пусть  отмачивается.
Мы ее камнем придавим. А сами пойдем купаться. Не бойся - не уплывет.
   Марат разделся, стоял в трусах. Ганна разделась донага. Стояла  голы-
шом, крестик на груди.
   - Ты что? Совсем? Хоть трусы надень, - застеснялся за Ганну Марат.
   Ганна смотрела, не понимая, чего он хочет.
   - Ну, поплыли, - вздохнул Марат.
   Ганна покачала головой: нет.
   - Ты плавать не умеешь? - догадался Марат. - Давай я тебя научу.
   Поддерживал одной рукой, вел ее вдоль берега.
   - Бей ногами! Бей сильнее! Только в воде бей, не брызгайся.  Попробуй
на спине теперь!
   Перевернулась Ганна, Марата ослепило будто: розовые нежные два  соска
на груди у Ганны, а в низу живота - золотой треугольник жаром горит, зо-
лотым раскаленным углем...
   Глаз не может отвести.
   - Ныряй! - закричал, а голоса нет. - Плыви под водой!
   Ганна нырнула с открытыми глазами. Увидела маленьких серебристых  ры-
бок под водой, поплыла за ними. Они веселой серебряной стайкой плыли,  с
ней играли, серебряными прохладными лицами ее лица касались. Она их  по-
целовать хотела.
   Потянулась губами. Засмеялись серебряно, как колокольчики,  умчались.
Ганна вынырнула. В ушах звенело.
   - Ты же просто ас! - кричал Марат. - Ты метров двадцать  проплыла.  Я
думал, утонула! Ты же талант! Я тебя всему научу! Хочешь, читать научу?
   Ганна замолотила руками воду, опьянев от счастья  и  брызг,  кивнула:
хочу.
   Поплыла к нему. Он к ней.
   Вдруг змея проплыла между ними. Сверкающей  бечевой,  словно  молния.
Высоко, будто вытянув шею, несла она свою голову над водой. Грозно  гля-
нула.
   Замерли.
   - Змея, - выдохнул Марат. - На берег поплыла. Она в воде  не  кусает-
ся...
   Ганна стояла замерев. Боялась пошевелиться.
   - Чего ты? Поплыли на ту сторону, - предложил Марат. - Там  мельница.
Может, муки натырим.
   Поплыли рядом. Испугалась Ганна, забила руками.
   - Не бойся, я рядом. Я с тобой... - сказал Марат.
 
   20 У мельницы стоял красноармеец с винтовкой. Марат и Ганна  за  угол
забежали.
   Марат отогнул доску:
   - Лезь!
   Проползли в щель, оказались будто в другом  мире:  шум  машин,  белая
пыль.
   Мерно работали жернова, шумно лилась вода, сыпалось зерно. Белая, как
туман, мука висела в воздухе.
   - Встань и стой! Пусть мука на тебя садится! - шептал  Ганне  на  ухо
Марат.
   Встал сам, разведя руки в стороны. Показывал Ганне. Ганна встала  ря-
дом, подняла руки.
   Стояли, покрываясь мукой. Бородатый краснорожий мельник, весь в  муке
и солнце, их увидел. Красноармеец к нему подошел. Мельник подмигнул Ган-
не, увел красноармейца подальше.
   Выползли на свет божий - Марат и Ганна - белые, все в муке, даже рес-
ницы.
   Шли осторожно, разведя руки в стороны, чтобы мука не осыпалась.
 
   21 Ганна облизывала спину Марата.  Слизывала  муку  со  спины.  Марат
ежился, хохотал:
   - Это тебе вместо завтрака. Щекотно! Ганна, ты как кошка. Ой, не  мо-
гу! Давай лучше я тебя!
   Повернулся, начал муку с нее слизывать.  Ганна  смеялась,  запрокинув
голову:
   щекотно. Белые ресницы дрожали, с них мука осыпалась.
   - Ганна, не смейся! Стой смирно! Не трясись, вся мука осыпется.
   Он вылизывал ей спину и вдруг вылизал - родинку. Около самой шеи.
   Прикоснулся губами к родинке. Погладил завиток волос. Присмирела Ган-
на, не смеется больше. И спину напрягла, выпрямила.
   - Ганна, - глухо сказал Марат. - Я люблю тебя.
   Оглянулась беспомощно. Марат понял:
   - Ты не дурочка! Ты не дурочка! Ты красивая! Я женюсь на тебе!
   Поцеловал ее в белые губы. Обнял Ганну покрепче. Ганна, упершись  ру-
ками в его грудь, Марата отталкивала. А он все сильнее ее прижимал,  лез
целоваться:
   - Ну чего ты? Я правда женюсь. Не бойся...
   Ганна лицо отворачивала.
   Повернула голову к реке. Там течение простыню уносило. Замычала,  за-
билась в руках Марата.
   - Что? - отпустил ее.
   Показала рукой:
   - Га!
   Марат посмотрел на реку:
   - Ну, унесло. Догоним! - Вздохнул: - Эх ты!
   Побежал вслед за рекой. Ганна - за ним.
   Они бежали по берегу. Река стала шире, повернула в сторону.
   На песке вдруг увидели плот. Старенький, рассохшийся. Столкнули в во-
ду.
   Поплыли на плоту.
 
   22 Ганна, подоткнув платье, полоскала простыню у берега. Марат прятал
плот у старой ивы: забрасывал листьями, ветками, травой:
   - Пригодится еще.
   Подошел к Ганне. Повернул к себе ее лицо. По-новому смотрела  она  на
него:
   любяще, глаз с его глаз не спуская.
   - Ты меня любишь, Ганна?
   Закрыла глаза: да.
   Убрал ресничку у нее со щеки:
   - Эх, уплыть бы нам с тобой отсюда, Ганна!
   Смотрели на реку. За рекой солнце садилось.
 
   23 Вечером тетка Харыта полы помыла, пошла воду вылить. Мимо сторожки
проходила. Вдруг дверь сторожки открылась:  сторож  Тракторину  Петровну
выталкивал. Та молча могучими руками за дверной косяк держалась.
   Дал ей кулаком прямо в душу.
   - Пошла! Надоела! - дверь закрыл.
   Покатилась Тракторина Петровна с крыльца кубарем. Плюхнулась на  чет-
вереньки, платье на заду задрато. Отползла в кусты.
   - О! О! О! - воем звериным завыла.
   Подошла к ней тетка Харыта, окликнула:
   - Арина! - Руку на плечо положила. - Аринушка!
   Оглянулась та, лицо заплакано:
   - Я!
   - Случилось что?
   - Следишь за мной? - Слезы у Тракторины Петровны сразу высохли.
   - Мимо проходила, помочь тебе хотела, Арина.
   - Какая я тебе Арина?! - закричала. - Тракторина я.
   - Ты ж человек, - сказала тетка Харыта. - И имя у  тебя  должно  быть
человеческое, какое при крещенье дали, - сказала тетка Харыта.
   - Меня Советская власть крестила, - сказала гордо Тракторина  Петров-
на, вставая. - Назвала, как зовусь, - Тракторина! И не человек  я!  А  -
коммунист!
   Поняла?
   - Давно поняла, что не люди.
   - Прочь с моей дороги! - закричала Тракторина Петровна, пошла,  огля-
нулась: - Договоришься - язык отрежут. Не со своим братом ты  связалась,
Харитина Савельевна, ох не со своим!
   Тетка Харыта вылила грязную воду из ведра. Долго смотрела, пока  вода
не ушла в землю.
 
   24 Ночью в палате стон стоял. Конопушка, держась за живот, плакала:
   - Ой, мамочки мои, как живот болит!
   - Дай спать! - закричал на нее Чарли. - Разревелась тут!
   Конопушка, согнувшись до пола, побежала к двери.
   Возвратилась уже с теткой Харытой.
   - Где болит-то? - спрашивала тетка Харыта, мяла Конопушкин  живот.  -
Тут болит?
   - Везде болит! - стонала Конопушка.
   - У нее понос! - сказал Чарли. - Бегает и бегает. Дрищет и дрищет.
   - Я тебе сейчас щавеля конского заварю. Пройдет! Потерпи маленько,  -
говорила тетка Харыта.
   - Не могу терпеть! Не могу! - Конопушка вскочила, побежала к двери.
   - Ты куда?
   - На двор!
   - Дристунья, - сказал Чарли, укладываясь поудобнее. - Замучила всех!
 
   25 Утром Ганну принимали в пионеры.
   В степи, выстроенные в шеренгу, стояли дети. Тракторина Петровна  го-
ворила:
   - Сегодня в наши дружные пионерские ряды мы принимаем  нового  члена,
нашего нового товарища Ганну... - Тракторина Петровна  замялась,  -  ...
Бесфамильную Ганну. Ганна, подойди ко мне.
   Ганна пошла к ней.
   - Ганна немая, вы знаете. Поэтому я прочитаю пионерскую клятву вместо
нее. А ты, Ганна, слушай и произноси в уме. - Тракторина Петровна откаш-
лялась. - Вступая в ряды пионеров, перед лицом своих товарищей  торжест-
венно клянусь!
   Бороться за дело  Коммунистической  партии  большевиков!  Безжалостно
уничтожать врагов Советской власти! Всю свою кровь, до последней  капли,
отдать за дело рабочих и крестьян!..
   - Пропусти меня! - прошептал Чарли Булкину. - Живот схватило.
   Побежал к кустам. Сел там, только галстук видно.
   И другой к кустам побежал, и третий... К концу клятвы все  пионеры  в
кустах сидели. Хотела Тракторина Петровна, чтобы кто-нибудь из  пионеров
Ганне галстук повязал, оглянулась: никого нет. Сама Ганне галстук на шею
накинула, пока с узлом возилась, ветер галстук подхватил, в  небо  унес:
красным змеем он, извиваясь, в небе реял.
   Тракторина Петровна побежала за галстуком. Подпрыгнула. Упала.
   - Тракторина Петровна! - сестры ее позвали. - Идите скорей в  палату.
Там Конопушка лежит на кровати и не дышит!
   - Холоднющая!
   26 Конопушка лежала на кровати мертвая.
   Тракторина Петровна дотронулась до ее лба.  Отдернула  руку.  Подняла
глаза на тетку Харыту:
   - Умерла?
   - Преставилась, - коротко сказала та.
   - От простого