, что сразу  после  завтрака
застанет миссис Чармонд одну и успеет поговорить с  ней  до  прихода  первых
посетителей.  Задумчиво  шагая  вперед,  вышел  он  на  просеку,  отделявшую
Хинток-хаус от леса, принадлежавшего Малому Хинтоку. Место было открытое,  и
Уинтерборн, работавший с подручными в зарослях орешника на  соседнем  холме,
тотчас заметил лесоторговца. Зная, куда тот идет, молодой  человек  чуть  не
бегом бросился с холма, чтобы не упустить его.
     - Я долго думал о нашем разговоре, - начал он, - и мне  кажется,  лучше
повременить с этим визитом в Хинтокхаус.
     Но Мелбери даже не остановился. Решение его было бесповоротно, - он  во
что бы то ни стало повидает сегодня миссис Чармонд.
     И все то время, пока Мелбери не скрылся из  вида,  Уинтерборн  стоял  и
печально смотрел ему вслед.
     Мелбери  очень  скоро  дошел  до  дома  миссис  Чармонд  и  позвонил  в
колокольчик с черного хода. Тотчас на пороге появился слуга  и  сказал  ему,
что миссис Чармонд  еще  не  выходила,  о  чем  Мелбери  должен  был  и  сам
догадаться, принадлежи он к другому кругу. Мелбери  ответил,  что  подождет.
Тогда слуга по-соседски доверительно сообщил ему, что госпожа, кажется,  еще
спит.
     - Ничего, - повторил Мелбери, - я подожду. Похожу пока во дворе.
     Поглощенный предстоящим визитом,  он  не  был  расположен  к  праздному
разговору.
     Но ему долго не пришлось мерять  шагами  вымощенный  каменными  плитами
двор; он устал, вошел в дом и опустился на стул в маленькой прихожей: отсюда
он краем глаза видел ведущий в кухню коридор и весело порхающих  служанок  в
белых чепцах. Они уже прослышали о его приходе  и,  думая,  что  он  еще  во
дворе, громко судачили о возможных причинах его  появления  в  Хинток-хаусе.
Они удивлялись его смелости, ибо, хотя досужие языки Малого Хинтока обвиняли
во всем Фитцпирса, домочадцы Хинток-хауса  главным  источником  зла  считали
свою хозяйку.
     Мелбери  сидел,  обхватив  обеими  руками  набалдашник  своей   любимой
суковатой палки, которую он помнил еще деревцем. Он почти  ничего  не  видел
вокруг:  несчастье  его  дочери  застило  ему  свет,  предметы   и   явления
окружающего  мира  едва  просвечивали  сквозь  горестную  пелену   последних
событий, точно окрестный пейзаж сквозь густо окрашенные картины витража.
     Так он прождал час, два. Он чувствовал,  что  бледнеет  и  что  у  него
кружится голова. Вошел дворецкий и предложил ему выпить стакан вина.
     - Нет, нет, - отказался Мелбери, поднимаясь со стула. -  Госпожа  скоро
выйдет?
     - Она кончает завтракать, господин - Мелбери, - ответил дворецкий. -  Я
как раз иду наверх доложить о вас.
     - А вы еще не докладывали? - спросил Мелбери.
     - Нет, конечно, - ответил дворецкий. - Вы пришли слишком рано.
     Наконец зазвонил звонок. Миссис Чармонд была готова принять посетителя.
Когда Мелбери вошел в маленькую приемную, там никого еще не было, но в ту же
минуту на парадной лестнице послышались легкие шаги, и наконец явилась  сама
хозяйка Хинток-хауса.
     В этот утренний час миссис Чармонд выглядела, пожалуй, несколько старше
своих лет. Она была то, что  называется  "тридцатилетняя  женщина",  хотя  в
действительности ей было лет двадцать семь, двадцать восемь. Но  красота  ее
уже достигла расцвета, если не начала блекнуть.
     В  комнате  было  нетоплено,  и  миссис  Чармонд  куталась  в   большую
наброшенную на плечи шаль. Она и не подозревала, что Мелбери могло  привести
сюда что-то иное, чем торговля лесом. Фелис одна во всем приходе  находилась
в неведении относительно слухов, ожививших однообразное течение  деревенской
жизни. Не они  были  причиной  уныния,  которое  порой  овладевало  ею.  Она
понимала, что ее увлечение Фитцпирсом может обернуться большой бедой.
     - Садитесь, пожалуйста, мистер Мелбери. Вы ведь уже почти что кончили с
порубкой деревьев, купленных вами в этом  году?  Остались,  кажется,  только
дубы?
     - Да, да, - рассеянно подтвердил Мелбери, думая о другом.
     Он не сел, а  стоял,  опираясь  на  свою  палку,  миссис  Чармонд  тоже
осталась стоять.
     - Миссис Чармонд, - начал лесоторговец, -  я  пришел  к  вам  по  более
важному, по крайней мере для меня, делу,  чем  рубка  леса.  Если  моя  речь
покажется вам грубой, то виной  тому  моя  неотесанность,  а  не  отсутствие
уважения к вам.
     Миссис Чармонд нахмурилась: она вдруг поняла, куда клонит Мелбери.  Все
грубое, неизящное в жизни, в том числе и открытое  проявление  чувств,  было
противно ее утонченной натуре, и, услыхав первые слова Мелбери,  она  сильно
расстроилась.
     - В чем дело? - коротко спросила она.
     - Я старик, - продолжал Мелбери. - На склоне лет господь наградил  меня
ребенком. Я очень любил ее мать, но она рано покинула нас.  И  единственное,
что у меня осталось, - это моя дочь. Дороже у меня ничего нет. В ней вся моя
жизнь. Ради нее я и женился второй  раз  на  простой  крестьянке,  ее  няне,
которая любит ее, как родная мать. Когда девочка подросла и пришло время  ее
учить,  я  сказал  себе,  что  буду  есть  один  хлеб,  но  дочь  моя  будет
воспитываться в самой лучшей школе. Я не мог спокойно думать  о  ее  будущем
замужестве. Мысль, что придет чужой мужчина  и  уведет  ее,  была  для  меня
равносильна смерти. Но нельзя противиться законам природы.  Я  понимал,  что
моя дочь может быть счастлива только в своем доме, у своего очага.  Тогда  и
мне будет легче умирать. И я решил все устроить сам.  В  молодости  я  нанес
обиду своему другу, который давно уже умер, и, чтобы искупить вину, я  решил
отдать свою дочь, свое бесценное сокровище, его сыну. Молодые люди нравились
друг другу, но я стал сомневаться, будет  ли  моя  дочь  счастлива.  Он  был
беден, а она воспитана, как благородная дама, появился другой  мужчина,  моя
дочь приглянулась ему. Он был образован, хорошо воспитан,  словом,  во  всех
отношениях ей ровня. И мне  показалось,  что  в  его  доме  моя  дочь  будет
счастлива. Я не препятствовал ей, и она вышла замуж.  Но,  мадам,  в  основе
всех моих расчетов крылась роковая ошибка. Этот  благородный  джентльмен,  в
котором я так был уверен, оказался слабохарактерным и ветреным человеком,  и
это грозит большой бедой  моей  дочери.  Он  встретил  на  своем  пути  вас,
остальное вам известно... Я пришел не затем,  чтобы  требовать  чего-то  или
угрожать.  Я  пришел  как  отец,  глубоко  встревоженный  за  судьбу  своего
единственного чада. Умоляю вас, пощадите мою  дочь,  не  отвращайте  от  нее
сердце ее мужа. Запретите ему видеть вас, напомните о его долге, - вы имеете
над ним такую власть, что это будет нетрудно. И я  уверен,  что  все  у  них
наладится. Вы от этого не потеряете ничего,  ваша  стезя  пролегает  гораздо
выше стези простого доктора. А благодарность  мою  и  моей  дочери  за  ваше
доброе отношение нельзя будет описать никакими словами.
     В первую минуту миссис Чармонд  пришла  в  сильнейшее  негодование.  Ее
бросило в жар, потом в холод. "Оставьте меня, оставьте!" - воскликнула  она.
Но Мелбери точно не слышал ее, и мало-помалу смысл его речи стал доходить до
нее. Когда же Мелбери умолк; она спросила, задыхаясь от волнения:
     - Но отчего вы так плохо думаете обо мне? Кто вам сказал, что я посягаю
на счастье вашей дочери? Кто-то распространяет ужасные слухи, а я  в  полном
неведении.
     - Но, мадам, - Мелбери простодушно взглянул в глаза миссис  Чармонд,  -
вы знаете правду лучше, чем я.
     Черты лица миссис Чармонд вдруг чуть заострились, и первый  раз  на  ее
красивом лице стала заметна тончайшая пленка пудры.
     - Оставьте меня, -  проговорила  она,  выказывая  слабость,  близкую  к
обмороку, свидетельствующую о нечистой совести. -  Это  так  неожиданно.  Вы
проникли сюда обманным путем.
     - Небо свидетель, мадам, это не так.  Я  никого  не  обманывал.  Я  был
уверен, что вы знаете, зачем я пришел. Эти слухи и...
     - Но я ничего не знаю. Какие слухи? Расскажите мне, ради бога!
     - Разве могу я вам рассказать это? Да и  не  так  важно,  что  говорят.
Важно, что есть на самом деле. А это-то  вам  известно.  Дыму  без  огня  не
бывает. Простите старика за  грубость.  Ведь  я  пришел  сюда  затем,  чтобы
просить вас, умолять стать другом моей  дочери.  Когда-то  она  любила  вас,
мадам, и вы любили ее. Но потом почему-то забыли о ней.  Это  ранило  нежное
сердце моей дочери. Я вам не указ, вы стоите высоко над всеми нами. Но  если
бы вы знали, каково ее положение, вы бы не стали причинять ей зла.
     - Но я, конечно, не причиню ей зла... я...
     Глаза их встретились. Все красноречие Мелбери пропало бы втуне, если бы
не упоминание о том, что Грейс любила когда-то миссис Чармонд.
     - О, Мелбери! - воскликнула миссис Чармонд. - Как я  несчастна!  И  это
все вы! Как могли вы прийти ко мне с такими  речами!  Ах,  как  все  ужасно!
Уходите, умоляю вас, уходите.
     - Я ухожу. Но вы хорошо обо всем подумайте, - глухо проговорил Мелбери.
     Оставшись одна, миссис Чармонд бросилась в  кресло  в  углу  комнаты  и
залилась слезами. Душу ее терзали не только досада и  уязвленное  самолюбие,
но и более благородные чувства.
     Переменчивой натуре миссис  Чармонд  были  свойственны  бурные  периоды
ураганов и наводнений. Но до разговора с Мелбери она и  не  подозревала,  до
какой степени ее душа  опять  во  власти  безумия:  под  действием  его  она
переставала  трезво  мыслить,  теряла  чувство   собственного   достоинства,
становилась одним слепым порывом и живым воплощением страсти.
     Миссис Чармонд чувствовала себя  пленницей  могущественных  чар,  точно
чья-то бархатная длань крепко держала ее. Очнувшись, она вдруг увидела  себя
во мраке глубокой ночи, среди опустошения, оставленного ураганом.
     Пока она сидела в кресле, сжавшись в комок,  потрясенная  разговором  с
Мелбери, наступил час второго завтрака, пробило полдень, - она  не  замечала
времени.  Вошел  слуга  и  доложил  о  приходе  незнакомого  господина,   не
пожелавшего назваться.
     Фелис знала, кто это: один из многочисленных воздыхателей, которому она
улыбнулась мимолетной улыбкой, путешествуя за границей. Но видеть его сейчас
ей было невыносимо.
     - Меня ни для кого нет дома! - сказала она слуге. Больше  о  посетителе
не было слышно. Немного  погодя,  надеясь  энергичной  ходьбой  восстановить
душевное равновесие, миссис Чармонд надела шляпу и  мантилью  и  отправилась
гулять. Пошла по тропинке, ведущей по косогору в лес. Она не любила леса, но
только здесь могла бродить часами никем не замеченной.

ГЛАВА XXXIII

     В тот день много волнений было пережито всеми  участниками  описываемых
событий. Грейс обнаружила  отсутствие  отца  только  за  обедом,  который  в
Хинтоке подавался в час дня;  Грейс  узнала,  что  отец,  никому  ничего  не
сказав, ушел утром из дому и до сих пор не возвращался. Поразмыслив  немного
над этим и кое-что уточнив, Грейс догадалась, куда отец направил свои стопы.
     Мужа не было дома, отец все не  возвращался.  Из  Хинток-хауса  Мелбери
отправился в Шертон, надеясь, что дела хоть  немного  развлекут  и  успокоят
его; но Грейс не знала об  этом.  Опасаясь,  как  бы  визит  отца  к  миссис
Чармонд, вследствие неровности его характера, а также подверженности гневным
вспышкам, не усугубил беды, Грейс в три  часа  пополудни  вышла  из  дому  и
отправилась не спеша по лесной дороге в сторону  Хинток-хауса,  предполагая,
что отец вернется именно этим  путем.  Стена  деревьев  по  бокам  дороги  и
сплетение голых ветвей над головой надежно защищали путника от внешнего мира
ветров; Грейс все шла и шла, под ногами у нее хрустел сухой валежник,  скоро
высокие деревья  остались  позади,  и  она  вступила  в  молодую  рощу,  где
Уинтерборн с дровосеками вырубали подлесок.
     Если бы Уинтерборн был поглощен только делом, он не заметил  бы  Грейс,
но он с самого утра, после  неудачной  попытки  отговорить  Мелбери  идти  в
Хинток-хаус,  пребывал  в  состоянии  сильнейшего  беспокойства;   вчерашний
разговор с лесоторговцем не шел у него  из  ума,  так  что  появление  Грейс
произвело на него действие, какое не произвело бы появление самого Мелбери с
новостями.
     Грейс давно уже не видела своего бывшего возлюбленного,  но,  вспомнив,
что нашептывало ей сердце последние дни, она  не  могла  сейчас  спокойно  и
просто смотреть на него.
     - Я только ищу своего отца, - сказала она, точно оправдываясь.
     - Я тоже хотел пойти поискать его, - ответил Джайлс.  -  Но,  по-моему,
искать его надо подальше отсюда.
     - Значит, вы знали, Джайлс, что он  пойдет  в  Хинтокхаус?  -  спросила
Грейс, посмотрев на Уинтерборна большими, кроткими и встревоженными глазами.
- А он говорил вам, зачем он туда собрался?
     Уинтерборн нерешительно глянул на Грейс и в двух словах рассказал ей  о
вчерашнем разговоре  с  Мелбери  и  о  том,  что  дружба  их  восстановлена;
остальное Грейс поняла без слов.
     - Как я рада, что вы снова друзья! - воскликнула Грейс.
     Они стояли друг против друга, глядя один другому в глаза, взволнованные
и растерянные. Грейс  с  болью  душевной  смотрела  на  груды  хвороста,  на
дровосеков; сердце ее исходило  любовью  к  тихой,  уединенной  жизни  среди
лесов, с которой она должна была, если дома у нее все наладится,  расстаться
навсегда.
     Неподалеку, на краю росчисти, Марти Саут  обстругивала  прутья,  готовя
себе  вечернюю  порцию  работы.  Уинтерборн  и  миссис  Фитцпирс,  смущенные
присутствием друг  друга,  молча  смотрели  на  нее.  Из-за  деревьев  вдруг
появилась  дама  в  темной  меховой  мантилье  и  черной  шляпке,  кокетливо
повязанной белой вуалью.  Подойдя  к  Марти,  дама  окликнула  ее,  девушка,
обернувшись, поклонилась, и дама о чем-то заговорила с ней. Это была  миссис
Чармонд.
     Находясь в сильном нервном  возбуждении,  миссис  Чармонд  шла  сегодня
гораздо быстрее, чем обычно. Даже выкуренная папироса не успокоила ее. Дойдя
до зарослей орешника, она несколько времени рассеянно  наблюдала  за  Марти,
бросила прочь папироску и подошла ближе. "Тук, тук, тук" - стучала маленьким
топориком Марти, увлекшись делом и не замечая миссис  Чармонд,  пока  та  не
заговорила.
     - Кто вон та молодая леди, что разговаривает с дровосеком?  -  спросила
миссис Чармонд.
     - Миссис Фитцпирс, мадам, - ответила Марти.
     - Миссис Фитцпирс! - воскликнула миссис Чармонд чуть ли не в испуге, не
узнав Грейс на таком расстоянии. - А с кем она разговаривает?
     - С мистером Уинтерборном.
     Краска залила лицо Марти, и миссис Чармонд не преминула заметить это.
     - Ты с ним помолвлена? - спросила она ласково.
     - Нет, мадам,  -  ответила  Марти.  -  Это  она  когда-то  была  с  ним
помолвлена, и, по-моему...
     Но Марти не смогла  бы  выразить  словами  сложный  ход  своих  мыслей,
выказывающий необычную для ее лет и жизненного опыта проницательность; Марти
поняла, какая опасность для чистых сердец таится в этих встречах,  явившихся
следствием пренебрежения Фитцпирса к жене. Миссис Чармонд, однако,  чуть  ли
не  сверхъестественным  чутьем,  которое  появляется  у  женщин  в  подобных
обстоятельствах, угадала,  что  хотела  сказать  Марти;  и  вид  этой  пары,
вступившей на опасный путь и разбившей тем самым надежды бедной  Марти,  еще
более укрепил миссис Чармонд в  ее  благородном  намерении,  родившемся  под
действием разговора с лесоторговцем.
     Полная самых  прекрасных  чувств,  она  простилась  с  Марти  и  пошла,
переступая через пеньки срубленного  орешника,  к  тому  месту,  где  стояли
Уинтерборн с Грейс. Они видели  приближение  миссис  Чармонд,  и  Уинтерборн
сказал:
     - Она идет сюда. Это хороший знак. Она не любит меня, так что  я  лучше
уйду.
     И он отошел туда, где работал до прихода Грейс; грозная соперница Грейс
приблизилась к ней, и две женщины оглядели друг друга с головы до пят.
     - Дорогая... миссис Фитцпирс! - воскликнула  миссис  Чармонд,  волнуясь
так сильно, что у нее прерывался голос. - Я столько времени не видела вас!
     С этими словами она неуверенно протянула  руку;  Грейс  замерла,  точно
дикое животное, впервые увидевшее зеркало или  иной  не  менее  удивительный
продукт цивилизации. Неужели это миссис Чармонд  так  приветливо  говорит  с
ней? Нет, Грейс решительно не понимала, что такое жизнь.
     - Я  хотела  бы  поговорить  с  вами,  -  сказала  миссис  Чармонд  без
дальнейших обиняков, ибо Грейс посмотрела на нее  так,  что  у  нее  мурашки
побежали по коже. - Вы не могли бы сейчас пойти со мной туда, где  мы  будем
совсем одни? - прибавила она.
     Едва  преодолевая  отвращение,  Грейс  кивнула  и,   точно   подчиняясь
заведенной пружине, углубилась вместе с миссис Чармонд в чащу леса. Они  шли
и шли и зашли гораздо дальше того, чем предполагала миссис Чармонд; язык  не
повиновался ей, и она шла молча.
     - Я виделась с вашим отцом, - наконец начала она.  -  И...  и  я  очень
расстроена тем, что он мне сказал.
     - А что он сказал вам? Он не посвятил меня в свои планы, когда пошел  к
вам.
     - Зачем повторять то, что вам и без того известно.
     - В самом  деле,  зачем?  -  с  горечью  переспросила  Грейс.  -  Зачем
повторять то, о чем мы обе сейчас думаем?
     - Миссис Фитцпирс, ваш муж, мистер Фитцпирс...
     И в тот самый миг, как с уст ее сорвалось это опасное имя, по  лицу  ее
вдруг пробежало жалкое и несчастное выражение, которое, как вспышка  молнии,
озарило то, чем было до краев  полно  ее  сердце.  Так  мимолетно  было  это
выражение, что никто, кроме очень чуткой женщины - а таковой как раз и  была
Грейс, - не уловил бы его значения.
     - Так вы действительно его любите! - воскликнула  Грейс  в  несказанном
удивлении.
     - Что вы сказали, милочка?
     - Боже мой, - продолжала Грейс. - А я-то до сих пор думала, что для вас
это просто злое кокетство, что вы только забавляетесь  от  нечего  делать  -
богатая леди с бедным сельским доктором, а в  глубине  души  презираете  его
вместе с той, которая ему принадлежит. Но теперь я вижу, что вы любите  его,
любите безумно; и я перестала вас ненавидеть, как ненавидела раньше... Да, -
продолжала миссис Фитцпирс, и голос ее задрожал от волнения, - если  это  не
забава, а настоящее чувство, то во мне больше жалости к вам, чем  презрения!
Потому что вы страдаете больше всех!
     Миссис Чармонд была взволнована не менее Грейс.
     - Я не должна была бы пускаться с вами в объяснения.  Это  унизительно.
Но я любила вас когда-то и только ради тех дней попытаюсь объяснить вам, как
глубоко вы заблуждаетесь!  Смущение  миссис  Чармонд  было  вызвано  главным
образом тем неожиданным и досадным фактом, что простая девчонка,  еще  вчера
ребенок, вдруг одержала над ней такую победу, эмоциональную и духовную.
     - Я  не  люблю  его!  -  с  отчаянием  выговорила  миссис  Чармонд  эту
противоречащую истине фразу. - С моей стороны это всего лишь  любезность.  Я
была с ним более приветлива, чем обычно принято  с  докторами.  Я  была  так
одинока; мы беседовали, я от нечего делать иногда  флиртовала  с  ним.  И  я
очень сожалею, что  эта  ребяческая  игра,  основанная  на  чисто  дружеском
расположении, обернулась таким досадным недоразумением. Кто бы мог  ожидать?
Но люди в этих местах так неискушенны!
     - Нет, нет, это любовь, - продолжала Грейс, качая головой. - К чему все
слова, вы любите его! Я вижу по вашему лицу, что в этой истории с моим мужем
сердце ваше не дало ходу привычке. Последние пять-шесть месяцев вы вели себя
недостойно, но, по крайней мере, вы были искренни; и это обезоруживает меня!
     - Я была неискренна, если уж вы предпочитаете это слово. Я играла им, и
я не люблю его!
     - Вы играли другими, но его вы полюбили, как не любили раньше никого, -
упрямо стояла на своем Грейс.
     - Ну, хорошо, не буду  спорить,  -  сказала  миссис  Чармонд,  невесело
усмехнувшись. - Что же, дитя мое, вы хотите упрекнуть м