а стол. Стол был придвинут почти вплотную  к  камину,
чтобы освободить место для танцев, и угол  его  приходился  у  самого  локтя
первого путника, примостившегося возле огня, так что  теперь  оба  пришельца
оказались в близком соседстве. Они кивнули друг другу, и  когда  знакомство,
таким образом,  состоялось,  первый  протянул  второму  фамильную  кружку  -
объемистую посудину из простого фаянса; подобно тому как порог бывает  избит
шагами  пешеходов,  так  края  ее  были  истерты  жаждущими  губами   многих
поколений, ушедших теперь туда, куда уходит  все  живое;  выпуклые  ее  бока
опоясывала надпись желтыми буквами:

                         Сладко из меня пить,
                         Без меня веселию не быть.

     Второй пришелец с охотой поднял кружку к губам и отхлебнул  из  нее,  а
потом еще и еще, пока легкая синева не разлилась по лицу  миссис  Феннел,  с
немалым изумлением взиравшей на то, как щедро один из ее  непрошеных  гостей
потчует другого тем, чем ему совсем бы и не пристало распоряжаться.
     - Так я и знал! - с глубоким удовлетворением сказал гость, отрываясь от
кружки и поворачиваясь к пастуху. - Еще когда я проходил по саду, перед  тем
как к вам постучать, и увидел ульи, что там расставлены, я еще тогда  сказал
себе: "Где пчелы, там мед, а где мед, там брага". Но такого славного медку я
уж не чаял отведать в нынешнее время. - Он снова приложился к кружке с таким
усердием, что дно ее поднялось угрожающе высоко.
     - Рад, что вам понравилось! - радушно сказал пастух.
     - Да, мед ничего себе, - подтвердила  и  миссис  Феннел,  однако  более
сдержанным тоном, видимо, считая, что похвала иной  раз  покупается  слишком
дорогой ценой. - Но с ним столько возни, мы, пожалуй, больше  не  будем  его
делать. - Мед и свежий берут нарасхват, а для себя  можно  сварить  немножко
сыты из той воды, что остается после промывки вощины.
     - Ну, что вы, это  было  бы  прямо  грешно!  -  укоризненно  воскликнул
незнакомец в сером, в третий раз прикладываясь к кружке и  отставляя  ее  на
стол пустую. - Хлебнуть эдакого старого медку - да ведь это так же  приятно,
как в церковь пойти в воскресенье либо убогого приютить в любой день недели!
     - Ха-ха-ха! - отозвался сидевший в углу; до сих пор он молча  покуривал
трубку, но теперь счел своим  долгом  показать,  что  им  оценено  остроумие
собеседника.
     Надо сказать, что старый мед, изготовленный так, как его готовили в  те
дни, из чистейшего, без крошки вощины,  меда,  собранного  в  том  же  году:
четыре фунта меда на галлон  воды,  с  надлежащей  примесью  яичных  белков,
дрожжей,  кардамона,  имбиря,  гвоздики,  мускатного  ореха  и  розмарина  -
перебродивший как следует, разлитый по бутылкам и постоявший  в  погребе,  -
этот мед был весьма крепким напитком, хотя на вкус и казался не так  крепок,
как был на самом  деле.  Действие  его  мало-помалу  начало  сказываться  на
незнакомце в сером: вскоре он уже расстегнул  жилет,  развалился  на  стуле,
вытянул ноги и вообще вел себя так развязно, что невольно привлекал внимание
к своей особе.
     - Так-то вот, - начал он, -  в  Кэстербридж  лежит  моя  дорожка,  и  в
Кэстербридж я должен попасть во что бы то ни стало. Я уже сейчас был бы там,
да вот дождик сюда загнал: ну и что ж, я об этом не жалею.
     - Вы разве живете в Кэстербридже? - спросил пастух.
     - Пока еще нет, но думаю туда переехать.
     - Ремеслом каким-нибудь хотите заняться?
     - Что ты, - вмешалась жена пастуха. - Разве не видишь:  гость  наш,  по
всему, человек с достатком, на что ему работать.
     Серый незнакомец помолчал с минуту, словно взвешивая, подходит  ли  ему
такое определение. Затем решительно его отверг.
     - С достатком! - сказал он. - Нет, сударыня, это  не  совсем  верно.  Я
рабочий человек, да! Приходится работать. Вот доберусь я до  Кэстербриджа  -
дай бог, чтобы в полночь, - а уж в восемь пожалуйте на работу.  Да-с!  Дождь
ли, снег ли, хоть разорвись, хоть лопни,  а  свою  работу  я  завтра  должен
сделать.
     - Бедняга! Так, значит, вы хоть и по-городскому одеты, а на поверку еще
беднее нас? - откликнулась жена пастуха.
     - Такое уж мое ремесло, друзья. Не в бедности дело, а ремесло  такое...
Ну пора мне в путь, а то в городе и пристанища не найдешь на ночь. -  Однако
он не двинулся с места и немного погодя прибавил: - Но распить  с  вами  еще
кружечку - в знак дружбы - времени хватит.  Только  вот  беда,  в  кружке-то
пусто.
     - Не хотите ли сыты? - сказала миссис Феннел. - То есть  мы.  ее  сытой
зовем, а на самом деле это просто вода от первой промывки вощины.
     - Нет, - презрительно отозвался незнакомец. - После  мяса  кто  захочет
глодать кости?
     - Да зачем же, -  вмешался  Феннел.  -  Дети-то  ведь  не  каждый  день
родятся; давай я еще налью меду.
     Он встал и направился в темный угол под лестницей, где  стоял  бочонок.
Жена пошла за ним.
     - Что это ты  выдумал?  -  укоризненно  сказала  она,  как  только  они
остались одни. - На такого разве напасешься? В кружке-то на  десять  человек
было, а он все один высосал, да еще сыта ему нехороша, подавай  меду!  Да  и
кто он такой? Никто его не знает. Не нравится он мне, вот что.
     - Да ведь он к нам в дом пришел, голубка. А на дворе непогода, а у  нас
праздник. Авось не разоримся от одной кружки. Вот станем  летом  подкуривать
пчел, будет и меду вдосталь.
     - Ну ладно, налей еще  одну,  -  ответила  жена,  сокрушенно  глядя  на
бочонок. - Но откуда он взялся и какое его занятие? Пускаем в дом, а кого  -
не знаем.
     - Да и я не знаю. Вот я его еще спрошу.
     На этот раз незнакомцу в сером не удалось разом осушить всю  кружку,  -
миссис Феннел приняла против этого весьма решительные  меры.  Налив  меду  в
небольшой стакан, она подвинула ему, а большую  кружку  отставила  подальше.
Когда гость выпил отпущенную ему порцию, пастух возобновил расспросы  о  его
занятии.
     Незнакомец помедлил с ответом, и тогда другой, сидевший у камина, вдруг
заговорил с неожиданной откровенностью.
     - А я вот своего занятия не скрываю, - сказал он, - пусть  хоть  всякий
знает. Я колесник.
     - Что ж, в наших местах это доходное ремесло, - сказал пастух.
     - И я своего не скрываю, - отозвался незнакомец в сером. -  Пусть  хоть
всякий знает, у кого хватит ума догадаться.
     - Ремесло можно всегда по рукам узнать, -  заметил  плотник,  глядя  на
свои собственные  руки.  -  Уж  какие-нибудь  знаки  да  остаются.  У  меня,
например, вон - все пальцы в занозах, словно иголки понатыканы.
     Рука сидевшего у камина проворно скрылась в тень, а сам  он,  попыхивая
трубкой, устремил взгляд на  горящие  угли.  Незнакомец  в  сером  подхватил
замечание плотника.
     - Это правильно, - сказал он с хитрой усмешкой,  -  да  только  у  меня
ремесло особенное: знаки не на мне остаются, а на тех, кого я обслуживаю.
     Никто не сумел разгадать эту загадку, и жена пастуха  снова  предложила
гостям спеть песню. Начались те же отговорки, что и в первый раз:  у  одного
нет голоса, другой позабыл первый стих. Незнакомец в сером, к этому  времени
порядком уже разгорячившийся от доброго меда, внезапно разрешил затруднение,
объявив, что он готов сам спеть, чтобы расшевелить прочих.  Засунув  большой
палец левой руки в пройму жилета и  помахивая  правой,  он  обратил  взор  к
пастушьим посохам, развешанным над камином, словно ища  там  вдохновения,  и
начал:

                          Подобрал я ремесло,
                          Эй, простые пастухи, -
                          Видно, так мне повезло.
                          Я заказчика свяжу, и высоко подтяну,
                          И отправлю в дальнюю страну!

     В комнате стало очень тихо, когда он закончил строфу, и только сидевший
у камина по команде  певца:  "Припев!"  -  с  увлечением  подхватил  низким,
звучным басом:

                          И отправлю в дальнюю страну!

     Все остальные, Оливер Джайлс,  тесть  хозяина  Джон  Питчер,  пономарь,
пятидесятилетний жених и девушки, сидевшие рядком у стены,  как-то  невесело
примолкли. Пастух задумчиво глядел в землю, а его жена устремила  любопытный
и подозрительный взгляд на певца; она никак не могла понять,  вспоминает  ли
он какую-то старую песню, или  тут  же  сочиняет  новую  нарочно  для  этого
случая. Все, казалось, были в недоумении, словно гости  на  пиру  Валтасара,
когда им дано было  невнятное  знамение;  все,  кроме  сидевшего  у  камина,
который только невозмутимо проговорил:
     - Теперь второй стих, приятель! - и снова взялся за трубку.
     Певец сперва основательно промочил себе горло, а  затем  опять  затянул
песню:

                          Инструмент мой очень прост,
                          Эй, простые пастухи, -
                          Инструмент нехитрый у меня,
                          Столб высокий да веревка, вот и все, и очень ловко
                          Управляюсь с ними я!

     Пастух Феннел тревожно оглянулся. Теперь уж не  оставалось  сомнения  в
том, что  незнакомец  песней  отвечает  на  его  вопрос.  Гости  вздрогнули,
некоторые даже вскочили со своих мест. Юная невеста пятидесятилетнего жениха
начала было падать в обморок и, пожалуй, довела бы до конца свое  намерение,
но, видя, что жених не проявляет  довольно  расторопности  и  не  спешит  ее
подхватить, она, дрожа, опустилась на стул.
     - Так вот он  кто!  -  шептались  сидевшие  поодаль:  название  ужасной
должности, исправляемой незнакомцем, шепотком пробегало в их ряду. - Затем и
приехал! Это ведь на завтра назначено, в Кэстербриджской  тюрьме,  за  кражу
овцы... Часовщик, что в Шотсфорде жил... Ну да, мы  все  про  него  слыхали.
Тимоти Сэммерс его звать... Не было  у  бедняги  работы,  видит,  дети-то  с
голоду пропадают, ну, он пошел на ферму, что у большой  дороги,  да  и  унес
овцу... Да, да, среди бела дня, и сам фермер тут был, и жена, и работник, да
не посмели его тронуть...  А  этот  (с  кивком  на  незнакомца,  только  что
объявившего о своем смертоубийственном ремесле) приехал теперь к нам, потому
что там, где он раньше служил, работы не хватает, а наш, прежний-то, как раз
помер... Наверно, он  в  том  же  самом  домике  будет  жить,  под  тюремной
стеной...
     Незнакомец в сером не обратил никакого внимания на все эти  высказанные
шепотом догадки; он только подвинул к себе кружку и еще раз промочил  горло.
Видя, что никто, кроме соседа у камина, не откликается на его веселость,  он
протянул свой стакан этому единственному ценителю,  а  тот  в  ответ  поднял
свой.  Они  чокнулись,  меж  тем  как  глаза  всех  находившихся  в  комнате
неотступно следили за каждым движением певца. Он уже открыл  рот,  собираясь
запеть, как вдруг опять послышался стук в дверь. Но на  этот  раз  стук  был
слабый и нерешительный.
     Всех, казалось, охватил испуг; Феннел в смятении посмотрел на дверь,  и
ему пришлось сделать над собой  усилие,  чтобы,  наперекор  предостерегающим
взглядам встревоженной хозяйки, в третий раз произнести: "Войдите!"
     Дверь тихонько растворилась, и на коврик  шагнул  третий  пришелец.  Он
тоже, как и его предшественники, не был никому  знаком.  Это  был  небольшой
белобрысый человек в добротном костюме из темного сукна.
     - Не скажете ли мне, как  пройти  в...  -  начал  он,  обводя  взглядом
комнату и, видимо, стараясь понять, в какого рода компанию он попал;  взгляд
его остановился на незнакомце в сером, но тут речь его вдруг  прервалась,  и
так же внезапно смолкло и перешептывание гостей,  потому  что  певец,  столь
поглощенный своим намерением, что едва ли он даже заметил  появление  нового
лица, в этот самый миг во весь голос затянул следующий стих:

                          Завтра мой рабочий день,
                          Эй, простые пастухи, -
                          Хлопотливый день такой.
                          Парень утащил овцу и за это взят в тюрьму,
                          Боже, дай душе его покой!

     Незнакомец у камина,  размахивая  кружкой  с  таким  азартом,  что  мед
выплескивался в огонь, как и раньше подхватил глубоким басом:

                          Боже, дай душе его покой!..

     Все это время третий незнакомец стоял у порога. Заметив наконец, что он
почему-то молчит и не подходит ближе, гости вгляделись в  него  с  особенным
вниманием. И тут они к изумлению своему увидели, что он перепуган  насмерть:
коленки у него дрожали, руки  так  тряслись,  что  щеколда,  за  которую  он
держался, громко дребезжала; его  побелевшие  губы  раскрылись,  глаза  были
прикованы  к  развеселившемуся  блюстителю  правосудия,  сидевшему   посреди
комнаты. Еще миг - и он повернулся и, хлопнув дверью, обратился в бегство.
     - Кто бы это мог быть? - спросил пастух.
     Но гости, взволнованные своим недавним страшным открытием  и  сбитые  с
толку странным поведением  третьего  посетителя,  только  молчали  в  ответ.
Каждый невольно старался отодвинуться как можно дальше  от  грозного  гостя,
восседавшего посередине, на которого многие готовы  были  смотреть,  как  на
самого Князя Тьмы в человеческом образе, и мало-помалу он оказался в широком
кругу,  и  между  ним  и  другими  гостями  пролегло  пустое   пространство:
"...circulus,  cujus  centrum  diabolus"  {Круг,  посреди  коего  -   дьявол
(лат.).}.
     В комнате воцарилась немая тишина, даром  что  в  ней  было  не  меньше
двадцати человек; только и слышно было, как дождь барабанит по  ставням,  да
шипят капли, изредка скатывающиеся из дымохода в огонь, да попыхивает трубка
в зубах у незнакомца, приютившегося в уголку у камина.
     Внезапно  тишина  нарушилась.  Откуда-то  издалека,  как  будто  с  той
стороны, где был город, донесся глухой пушечный выстрел.
     - Вот так штука! - воскликнул, вскакивая, незнакомец в сером.
     - Что это значит?.. - спросило несколько голосов.
     - Арестант бежал из тюрьмы, вот что это значит!
     Все прислушались. Звук повторился, и снова  все  испуганно  промолчали,
только сидевший у камина спокойно сказал:
     - Говорили и мне, что в здешних местах такой обычай: стрелять из пушки,
когда кто-нибудь бежит из тюрьмы, но самому слышать не доводилось.
     - Уж не мой ли это сбежал? - пробормотал незнакомец в сером.
     - А кто ж, как не он! - невольно воскликнул  пастух.  -  И  кого  ж  мы
сейчас видели, как не его! Коротышка этот, что только что заглянул в дверь и
задрожал как осиновый лист, когда вас увидел и услыхал вашу песню!
     - Зубы у него застучали, и дух захватило  от  страха,  -  сказал  тесть
хозяина.
     - И сердце у него ушло в пятки, - сказал Оливер Джайлс.
     - И бежать припустился, словно в него выстрелили, - сказал плотник.
     - Верно, - медленно проговорил незнакомец,  сидевший  в  углу,  как  бы
подводя итог, - и зубы у него застучали, и сердце ушло  в  пятки,  и  бежать
припустился, словно в него выстрелили.
     - Я не заметил, - сказал палач.
     - Мы-то все удивлялись, чего он вдруг  улепетнул,  -  дрожащим  голосом
воскликнула одна из женщин, - а теперь понятно!..
     Выстрелы, глухие и далекие, следовали один за  другим  через  небольшие
промежутки,  и  подозрения  собравшихся  перешли  в  уверенность.   Зловещий
незнакомец в сером встал и приосанился.
     - Кто тут у вас констебль? - сказал он, не без труда ворочая языком.  -
Ежели он тут, выходи.
     Пятидесятилетний жених,  дрожа,  отделился  от  стены,  а  невеста  его
зарыдала, припав к спинке стула.
     - Ты констебль? Присягу принимал?
     - Да, сэр.
     - Приказываю тебе взять себе в подмогу людей и изловить преступника. Он
где-нибудь тут поблизости, далеко не успел уйти.
     - Слушаю, сэр, сейчас... сию минуту... только вот жезл  возьму.  Сбегаю
домой и принесу, а тогда и двинемся.
     - Еще чего, жезл! Пока ты его принесешь, преступника и след простынет.
     - А без жезла нельзя; ведь нельзя, а, Уильям?  Ну  скажите,  Джон...  и
Чарлз Джэйк... ведь  нельзя  же?..  Нет,  нет,  на  нем  королевская  корона
нарисована, желтая с золотом, и лев, и единорог;  ежели  я  жезл  подниму  и
ударю преступника, значит, это все по закону сделано, значит, мне  право  на
то дано. А без жезла - как  человека  арестуешь?  Да  без  жезла  у  меня  и
смелости недостанет; пожалуй, не я его, а он меня сцапает.
     - Я сам слуга короля и даю тебе право, -  возразил  грозный  блюститель
правосудия. - Ну-ка, вы все, пошевеливайтесь! Фонари есть?
     - Да, да! Есть у вас фонари? Отвечайте! - повторил констебль.
     - А мужчины, которые посильней, сюда!
     - Да, да! Мужчины, которые посильней, идите сюда, - повторил констебль.
     - Дубинки какие-нибудь есть? Колья? Вилы? Тащите все сюда.
     - Да, да! Дубинки и вилы - во имя закона!  И  возьмите  их  в  руки,  и
отправляйтесь в погоню, и делайте, как  мы  велим,  потому  что  мы  власть,
поставленная законом!
     Повинуясь этим приказаниям, мужчины зашевелились и вскоре приготовились
к погоне. Улики,  хотя  и  косвенные,  были  достаточно  убедительны,  и  не
понадобилось долго объяснять гостям, что их самих  можно  будет  обвинить  в
соучастии, если  они  не  отправятся  тотчас  ловить  злополучного  третьего
незнакомца, который, конечно, не мог  далеко  уйти  в  темноте  и  по  такой
неровной местности.
     У всякого пастуха в доме найдется фонарь, да  и  не  один;  все  фонари
поспешно зажгли, и, вооружившись кольями, гости выбежали из дому  и  гурьбой
двинулись  по  гребню  холма  в  сторону,  противоположную  той,  в  которой
находился город; дождь в это время, к счастью, несколько стих.
     В  светелке  наверху  вдруг  жалобно  заплакал  младенец,  быть  может,
разбуженный  шумом,  а  может  быть,  потревоженный   во   сне   неприятными
воспоминаниями о недавно перенесенном крещении. Эти горестные звуки проникли
сквозь щели в потолке, и женщины, сидевшие у стены, обрадовавшись  предлогу,
стали вставать одна за другой и удаляться наверх, чтобы  успокоить  ребенка;
ибо  все  совершившееся  за  последние  полчаса,  привело  их  в  угнетенное
состояние духа. Таким образом, через две-три минуты комната опустела.
     Но ненадолго. Не успел еще замереть звук их шагов, как из-за угла дома,
с той стороны, куда удалились преследователи, показался человек. Он заглянул
в дверь и,  видя,  что  в  комнате  никого  нет,  тихонько  вошел.  Это  был
незнакомец,  сидевший  у  камина  и  затем  выбежавший  из  дому  вместе   с
остальными. Причина его возвращения вскоре разъяснилась: он протянул руку  к
ломтю молочной лепешки, лежавшему на полке неподалеку от того места, где  он
раньше сидел; он, видимо, с самого начала хотел захватить  ее  с  собой,  да
забыл. Он также налил себе с полстакана меду  из  большой  кружки  и,  стоя,
принялся жадно есть и пить. Он не успел еще кончить, как в комнату столь  же
бесшумно проник другой человек - его приятель в пепельно-сером костюме.
     - А, и вы тут? - сказал вошедший, усмехаясь. -  А  я  думал,  вы  пошли
ловить преступника.
     Цель его посещения тоже немедленно обнаружилась,  так  как,  войдя,  он
тотчас же стал озираться в поисках соблазнительной кружки с медом.
     -  А  я  думал,  вы  пошли,  -  ответил  другой,  с  некоторым  усилием
проглатывая пережеванную лепешку.
     - Ну, видите ли, поразмыслив, я решил, что там и без меня народу много,
- доверительно продолжал первый, - да и погодка не располагает. А потом, что
ж, стеречь преступников - это дело правительства, а не мое.
     - И то правда. Я вот тоже решил, что там и без меня народу много.
     - Да и неохота мне тут по косогорам бегать  да  по  оврагам  ноги  себе
ломать!
     - И мне неохота, сказать по правде.
     - Пастухи-то эти привыкли. Простачки, знаете ли, - им только скажи, они
и рады стараться. Они его и сами поймают и представят мне  завтра  утром,  а
мне чего ж беспокоиться.
     - Ну конечно, сами поймают, а нам беспокоиться нечег