целого  отряда  нанятых
помощников, приблизились к перекрестку, где  стояли  дом  миссис  Ньюбери  и
мельница Оулета, деревня приняла свой всегдашний утренний деловой вид.
     - Так вот, - обратился Латимер к своим помощникам, их  было  тринадцать
человек, - одно я знаю наверняка: бочонки запрятаны где-то в деревне. У  нас
впереди целый день, - неужели ж мы их не сыщем и не доставим еще засветло  в
Бадмаут в таможню? Начнем с дровяных сараев, потом обшарим  дымоходы,  потом
стога сена и конюшни, все по порядку, чтобы ничего не пропустить. Помните  -
полагаться нам приходится только на собственный нюх, так пусть уж ваши  носы
сегодня поработают в полную силу.
     И поиски начались. Оулет  и  Лиззи  наблюдали  за  ними,  оба  с  видом
полнейшей невозмутимости: Оулет из окна мельницы, а Лиззи -  стоя  в  дверях
своего дома. По улице проехал фермер, один из тех,  кто  имел  пай  в  деле:
одним глазом он поглядывал на свои поля,  а  другим  -  на  Латимера  и  его
подручных, готовый, в случае если к нему обратятся с  расспросами,  запутать
след. Стокдэйл, хотя и не  повинный  ни  в  какой  контрабанде,  беспокоился
больше самых заядлых контрабандистов.
     С тяжелым сердцем сел он в тот день за свои книги и то и дело  вставал,
подходил к двери и задавал Лиззи вопрос за вопросом, допытываясь, какие ждут
ее последствия, если бочонки будут обнаружены.
     - Последствия будут обыкновенные, - сказала она спокойно.  -  Я  понесу
убытки, только и всего. Ни в доме, ни в саду у меня бочонков  не  запрятано,
значит, меня не тронут.
     - Но ведь часть их зарыта у вас в яблоневом саду?
     - Яблоневый сад я сдаю в аренду Оулету, а у него  арендуют  другие.  Не
так-то просто будет доказать, кто хозяин бочонков, если их там найдут.
     Никогда еще и нигде не происходило столь грандиозного  высматривания  и
вынюхивания, как в тот день в Незер-Мойнтоне и  его  окрестностях.  Все  это
проделывалось весьма  тщательно  в  строгой  последовательности  и,  главным
образом, на четвереньках. На каждый час  дня  у  акцизников  имелась  особая
программа. От рассвета до  завтрака  они  использовали  свое  обоняние,  так
сказать, для прямого поиска, проверяя  лишь  те  места,  где  бочонки  могли
находиться в данную минуту, припрятанные там на  время  до  следующей  ночи,
когда их переправят дальше. В числе обследованных и  обнюханных  мест  были:
дупла деревьев, картофельные ямы,  дровяные  сараи,  спальни,  чердаки,  где
хранились запасы яблок, посудные шкафы, футляры  столовых  часов,  дымоходы,
кадки с дождевой водой, свинарники, сточные трубы, живые  изгороди,  вязанки
хвороста, стога сена, печи и медные котлы.
     После завтрака акцизники с новым рвением принялись за поиски, взяв иной
курс, а именно - занявшись обследованием тех предметов одежды, которые могли
соприкоснуться с бочонками во время переправы их на  берег  и,  стало  быть,
оказаться в пятнах от вина, просочившегося  сквозь  клепку.  Поэтому  теперь
акцизники обнюхивали холщовые плащи, старые  рубашки  и  жилетки,  пальто  и
шляпы, штаны и гамаши, женские шали и платья, фартуки кузнецов и сапожников,
наколенники  и  садовые  перчатки,  брезенты,  дорожные  пыльники  и  тряпье
огородных пугал.
     А когда миновало время обеда, розыски были перенесены в те места,  куда
в момент тревоги могли выплеснуть контрабандное  вино,  то  есть  в  конские
водопои, конюшенные  стоки,  кучи  золы  и  кучи  навоза,  канавы  с  водой,
выгребные ямы, стоки во дворах, мусор и помойные ямы на задворках.
     И  все  же  неутомимые  слуги  закона  не  обнаружили   ничего,   кроме
замеченного спервоначала и  еще  не  выдохшегося  предательского  запаха  на
дороге против дома миссис Лиззи Ньюбери.
     - Вот что я вам скажу, братцы, - заявил своим помощникам Латимер, когда
пробило три часа. -  Придется  все  проделать  сызнова.  Я  их  разыщу,  эти
бочонки!
     Помощники, нанятые лишь на день, глянули на свои руки и колени, грязные
от ползанья на четвереньках, и потерли себе носы, как бы желая тем выразить,
что с них взять больше нечего, ибо в ноздри им вошло столько  зловония,  что
носы стали не более чувствительны  к  запахам,  чем  дымоход.  Однако  после
минутного колебания помощники согласились возобновить поиски  -  все,  кроме
троих,  которым  обоняние  окончательно  изменило,  не  выдержав  чрезмерной
нагрузки.
     К этому времени во  всей  деревне  нельзя  было  бы  найти  ни  единого
представителя мужского пола. Оулета не оказалось  на  мельнице,  фермеров  в
полях, пастора в его саду, кузнец ушел из кузницы,  и  мастерская  колесника
пустовала.
     - Куда же, черт побери,  все  они  делись?  -  сказал,  оглядываясь  по
сторонам, Латимер, до сознания которого это только что дошло. - Ну, я же  им
пропишу! Почему никто не идет мне на подмогу? Во всей деревне никого,  кроме
методистского проповедника, а от него проку,  что  от  старой  бабы.  Именем
короля требую, чтобы жители оказали мне содействие в поисках!
     - Сперва надо отыскать жителей, потом уж требовать, -  сказал  помощник
Латимера.
     - Ну, ладно, без них еще лучше, - сказал Латимер, у которого настроение
менялось с необыкновенной быстротой. - Ишь притаились все и носа не кажут  -
очень это подозрительно, я им это припомню! Теперь давайте-ка заглянем в сад
Оулета, посмотрим, может, там что и сыщется.
     Стокдэйл стоял, опершись о калитку, слышал эти  переговоры  и  порядком
встревожился, подумав, что со стороны жителей неблагоразумно так скрыться из
виду. Он сам, как и акцизники, последние полчаса ломал, голову над тем, куда
подевался весь народ. Кое-кто из фермеров в силу необходимости действительно
должен был выехать в поле, далеко от  деревни,  но  тем,  кто  не  занимался
земледелием, надлежало  находиться  всем  на  своих  местах.  Тем  не  менее
ремесленники лишь показались  у  себя  в  мастерских  и  на  нынешний  день,
очевидно, уже закончили работу. Стокдэйл подошел к Лиззи, которая  сидела  у
окна и шила.
     - Лиззи, где же все они?
     Лиззи рассмеялась.
     - Там, куда они всегда забираются, когда приходится туго. - Она подняла
глаза к небу. - Там, наверху, - сказала она.
     Стокдэйл также посмотрел вверх.
     - Как! На крыше колокольни? - спросил  он,  проследив  за  направлением
взгляда Лиззи.
     - Да.
     - Боюсь, им скоро придется сойти оттуда, -  мрачно  произнес  он.  -  Я
слышал, что говорили акцизные чиновники: они хотят заново обыскать весь сад,
а потом и каждый закоулок в церкви.
     Впервые за все время Лиззи забеспокоилась.
     - Мистер Стокдэйл, прошу вас, пойдите скажите это тем,  что  на  крыше.
Нужно их предупредить. - Заметив, что совесть
     в молодом пасторе бушует, словно кипяток в котле, она тут же  добавила:
- Нет, не надо, я схожу сама.
     Она вошла в сад и перелезла через кладбищенскую ограду: акцизники в это
время уже направлялись к саду Оулета. Что  было  делать  Стокдэйлу,  как  не
последовать за молодой женщиной? Он нагнал ее  у  колокольни,  и  они  вошли
вместе.
     Колокольня  в  Незер-Мойнтоне,  как  и  во  многих   других   деревнях,
представляла собой не отдельную  башню,  а  просто  надстройку  над  зданием
церкви, и проникнуть наверх к колоколам можно было только с церковных  хоров
через квадратный люк в  полу  звонарни,  для  чего  пользовались  приставной
лесенкой, - а дальше,  в  самой  звонарне,  была  уже  постоянная  лестница,
которая верхним концом выходила через дыру на крышу. Когда Стокдэйл и  Лиззи
поднялись на хоры и взглянули вверх, они не  увидели  ничего,  кроме  крышки
люка с пятью отверстиями для веревок от колоколов. Лесенки не было.
     - Дальше подняться нельзя, - сказал Стокдэйл.
     - Можно, - ответила Лиззи. - Вон видите, сквозь щель в люке уже смотрит
сюда чей-то глаз.
     В то же мгновение люк открылся,  и  на  белой  штукатурке  стены  четко
вырисовался переплет лесенки, - ее спускали вниз. Когда  она  опустилась  до
пола, Лиззи подтянула ее к себе, установила на месте и сказала:
     - Если желаете подняться наверх, то лезьте первый, а я за вами.
     Молодой человек поднялся по лесенке  и  очутился  среди  освященных  по
церковному обряду колоколов - в первый раз в жизни, ибо не только сам он, но
и несколько поколений его предков были методистами. Он с  чувством  какой-то
неловкости посмотрел на колокола, затем обернулся, ища глазами Лиззи.  Возле
колоколов стоял Оулет и придерживал за край лесенку.
     - Ну! Неужто и вы с нами?
     - Похоже, что так, - удрученно сказал Стокдэйл.
     - Нет, - вмешалась Лиззи, расслышав снизу их слова.  -  Он  ни  за,  ни
против нас. Но он нас не выдаст.
     Через минуту она уже стояла рядом  со  Стокдэйлом.  Дальше  подниматься
было  нетрудно,  вскоре  покрытые  пылью  перекладины  с  висевшими  на  них
колоколами остались внизу, и сквозь дыру,  в  которую  просвечивало  бледное
небо, Стокдэйл и Лиззи выбрались наружу. Оулет задержался возле люка,  чтобы
втащить обратно приставную лесенку.
     - Нагните головы ниже, - послышался голос, едва они ступили  на  крышу.
Стокдэйл увидел здесь всех, кого акцизники тщетно  разыскивали  по  деревне.
Почти все лежали плашмя, и лишь немногие, встав на четвереньки,  смотрели  в
амбразуры  парапета.  Стокдэйл  сделал  то  же  самое  и   увидел   деревню,
раскинувшуюся  внизу,  словно  географическая  карта,  по  которой   ползали
акцизники, в ракурсе похожие на крабов: круглая шляпа на голове у каждого из
них казалась кружком, помещенным в центре фигуры. Некоторые из  находившихся
на крыше контрабандистов повернули головы, когда среди  них  вдруг  возникла
особа молодого проповедника.
     - Как, и вы тут, мистер Стокдэйл? - спросил удивленно Матт Грэй.
     - А лучше бы его тут не было, - сказал Джим Кларк. -  Если  наш  пастор
увидит, что на его колокольню  забрался  методистский  проповедник,  нам  не
поздоровится - терпеть он не  может  тех,  кто  ходит  молиться  в  часовню.
Пожалуй, больше ни одного бочонка у нас не купит. А он  покупатель  хороший,
лучше и не сыщешь.
     - А где сейчас пастор? - спросила Лиззи.
     - У себя дома, понятно, сидит запершись,  чтобы  не  видеть  того,  что
творится в деревне. Всем порядочным людям подобает  сейчас  дома  сидеть,  и
этому молодому человеку тоже.
     - Он принес  нам  новости,  -  сказала  Лиззи.  -  Оказывается,  решено
обыскать весь сад, а потом церковь. Что нам делать, если найдут?
     - Вот мы как раз об этом сейчас и говорили,  -  отозвался  Оулет.  -  И
кое-что придумали. Э! Черт возьми...
     Это восклицание было вызвано тем, что несколько акцизников, войдя в сад
и принявшись ползать там взад и вперед, вдруг остановились посреди сада, где
росла тонкая яблонька, поменьше остальных. К этим акцизникам подошли другие;
сбившись в кучу, все они низко нагнулись к земле.
     - Ах! Мои бочонки!  -  слабым  голосом  произнесла  Лиззи,  заглянув  в
амбразуру.
     - Добрались-таки до них, - сказал Оулет. Происходившее в саду до  такой
степени заинтересовало
     контрабандистов, что теперь уже все, кто  был  на  крыше,  прильнули  к
парапету и смотрели вниз. Но внезапно их внимание было отвлечено раздавшимся
у колокольни  чьим-то  громким  возгласом.  Акцизники,  сгрудившиеся  вокруг
яблоньки, вскочили на ноги и  побежали  к  кладбищенской  ограде.  А  те  из
акцизников, которые успели еще до этого незаметно для контрабандистов  войти
в церковь, закричали вдруг во весь голос:
     - Вот они, вот они, наконец-то мы их нашли!
     На крыше  царила  немая  тишина,  ибо  присутствующим  было  неясно,  о
бочонках или о них самих идет речь, но, осторожно заглянув за край парапета,
они получили возможность убедиться, что подразумевались  именно  бочонки;  и
вскоре обреченные предметы один за другим были извлечены из тайного  убежища
под лестницей и вынесены на середину кладбища.
     - Сейчас их сложат на могиле Хинтона и пойдут еще искать, -  произнесла
Лиззи безнадежным тоном.
     И в самом деле акцизники уже складывали бочонки  на  широкую  могильную
плиту неподалеку от церкви; водрузив на  нее  все  найденные  на  колокольне
бочонки, они оставили возле охрану из двух человек, а прочие снова двинулись
в сад.
     Последующие вражеские действия возбудили в  контрабандистах  болезненно
острый интерес. На колокольне было запрятано только тридцать бочонков, но  в
саду их было еще семьдесят - все, что удалось доставить на берег;  остальное
привязали к канату и опустили в море до очередной  ночной  вылазки.  Теперь,
вернувшись в сад, акцизники вели себя так, как будто не сомневались, что вся
контрабанда схоронена именно здесь,  и  порешили  во  что  бы  то  ни  стало
разыскать ее до наступления  ночи.  Они  рассыпались  по  всему  участку  и,
передвигаясь, как и прежде, на четвереньках, обошли вокруг  каждого  дерева.
Молодая яблонька посреди сада опять привлекла их внимание, и скоро все снова
окружили ее - из чего явствовало, что вторичные поиски навели их  на  те  же
подозрения, что и поиски первоначальные.
     Еще несколько минут они разглядывали землю под яблоней, а затем один из
акцизников встал, побежал  к  боковому  церковному  входу,  которым  уже  не
пользовались  и  где  в  сенях  хранились  разные  хозяйственные  орудия,  и
вернулся, неся принадлежащие сторожу кирку и лопату; их  тут  же  пустили  в
дело.
     - Бочонки в самом деле зарыты там? - спросил священник.
     Трава под яблонькой казалась такой свежей  и  непримятой,  даже  трудно
было  поверить,  что  тут  копали.  Контрабандисты  были  слишком  поглощены
происходящим и ничего ему не  ответили.  Вскоре,  к  своему  огорчению,  они
увидели,  что  с  каждой  стороны  яблоньки  стало  по  нескольку   человек;
нагнувшись и опустив руки к земле, они выдернули деревцо целиком,  вместе  с
дерном вокруг корней. Яблонька, как это стало теперь видно, росла в  большом
плоском ящике, у которого со всех сторон имелись ручки, чтобы можно было его
поднимать. Под яблонькой обнаружилась глубокая яма,  и  один  из  акцизников
заглянул в нее.
     - Ну, стало быть, все, - бесстрастно сказал Оулет.  -  Теперь  слезайте
отсюда, пока вас не заметили, и готовьте дальше все, что надо.  Я,  пожалуй,
досижу здесь дотемна, а то меня заберут по подозрению, ведь спрятано-то было
на моем участке. Как только сядет солнце, я буду с вами.
     - А я? - спросила Лиззи.
     - А вы, Лиззи, сделайте милость, позаботьтесь о шпеньках  и  болтах.  А
потом возвращайтесь домой -  и  больше  вас  ничто  не  касается.  Остальное
доделают ребята.
     Снова спустили лесенку,  и  все,  кроме  Оулета,  сошли  с  колокольни,
прокрались поодиночке вдоль задней стены церкви и исчезли: каждый отправился
выполнять данное ему поручение. Лиззи смело прошла по улице, а за ней, почти
следом, и Стокдэйл.
     - Вы идете домой, миссис Ньюбери? - спросил он.
     Это официальное "миссис Ньюбери" показало ей, что отчуждение между ними
еще усилилось.
     - Нет, не домой, - сказала она. - Мне нужно сперва кое-что сделать. Чай
вам подаст Марта-Сарра.
     - Я не о том беспокоюсь, - ответил Стокдэйл. - Какие еще могут  быть  у
вас дела в этой греховной затее?
     - Да так, мелочь.
     - Что же именно? Я пойду с вами.
     - Нет, я пойду одна. Пожалуйста, идите домой. Я вернусь  не  позже  чем
через час.
     - Лиззи, вам ничто  не  грозит?  -  спросил  молодой  человек,  в  душе
которого вновь шевельнулась нежность.
     - Ничего мне не грозит - ничего такого, о чем  стоило  бы  говорить,  -
ответила она и пошла в направлении к Уормел-Кроссу.
     Стокдэйл  отворил  калитку  и  остановился,  глядя  на  происходящее  в
яблоневом саду. Акцизники все еще трудились там,  и  он,  не  устояв  против
соблазна, вошел в сад и стал наблюдать за их манипуляциями.  Подойдя  ближе,
он увидел потайной погреб, о существовании которого не подозревал, -  погреб
был из бревен, выложенных квадратом, а сверху прикрыт слоем земли толщиною в
фут и дерном.
     Акцизники взглянули на открытое, совсем  еще  юное  лицо  Стокдэйла  и,
решив, очевидно, что он вне подозрений, продолжали свою работу. Вытащив  все
бочонки, они принялись срывать дерн, растаскивать бревна и  разрушать  стены
погреба, пока он весь не развалился и не утратил какую бы то ни было  форму;
возле, корнями наружу, лежала яблонька. Но яму, в свое время хранившую столь
большие запасы контрабандных товаров, так и не засыпали, ни в  тот  раз,  ни
позже, и на этом месте и по сей день осталось заметное углубление.

VII
             ХОЖДЕНИЕ К УОРМЕЛ-КРОССУ И ТО, ЧТО ПРОИЗОШЛО ПОСЛЕ

     Обнаруженную контрабанду надо было еще до вечера переправить в Бадмаут,
так что теперь акцизникам в первую очередь требовалось раздобыть  лошадей  и
повозки, и с этой целью они обошли всю деревню.  Латимер  сновал  повсюду  с
куском мела в руке и на каждой попадавшейся ему на  глаза  телеге  и  упряжи
ставил казенную метку в виде широкой стрелы, да так ретиво, как будто  готов
был переметить даже ограды  и  дороги.  Владелец  помеченной  таким  образом
повозки или упряжи  обязан  был  предоставить  ее  в  распоряжение  властей.
Стокдэйл, вдоволь насмотревшись на все это,  пошел  восвояси,  приунывший  и
подавленный. Лиззи уже вернулась, пройдя через кухонную  дверь,  но  еще  не
успела снять капор. Вид у нее был усталый, а  настроение  не  лучше,  чем  у
Стокдэйла. Разговаривать им было не  о  чем,  и  проповедник  ушел  к  себе,
надеясь отвлечься чтением; но из этого ничего не получилось, и он позвонил в
колокольчик, чтобы ему принесли чаю.
     Лиззи сама внесла поднос, ибо служанка еще  утром  убежала  в  деревню;
развернувшиеся там события так ее взбудоражили, что она забыла о собственных
обязанностях. Но  не  успели  загрустившие  влюбленные  обменяться  хотя  бы
словом, как появилась Марта, вся пылая от волнения.
     - Ох, мистер Стокдэйл и миссис Ньюбери! Что там делается! Акцизники  ни
одной исправной телеги найти не могут. Взяли у Томаса Баллэма; и  у  Уильяма
Роджера, и у Стивена Спрэка, выкатили  на  дорогу,  а  колеса-то  раз!  -  и
свалились, и телеги набок! Тут и увидели, что ни в одном колесе  нету  чеки.
Тогда взялись за фургон Самуэля Шейна, а в нем все болты  повыпадали.  Тогда
забрали тележку у молочника, а в ней тоже ни одного шпенька! Теперь пошли  в
кузницу делать новые шпеньки, а кузнеца-то нигде и нету!
     Стокдэйл взглянул  на  Лиззи;  она  чуть-чуть  покраснела  и  вышла  из
комнаты, а следом за ней и Марта. Обе они были еще  в  коридоре,  как  вдруг
раздался стук у входа, и Стокдэйл услышал голос Латимера,  тот  обращался  к
Лиззи.
     - Миссис Ньюбери, скажите, бога ради: кузнец тут не проходил? Только бы
нам его найти - хоть за волосы, да  притащим  к  наковальне,  где  ему  быть
полагается!
     - Ну, он же известный лентяй, - кокетливо сказала Лиззи. - А  зачем  он
вам понадобился, мистер Латимер?
     - Да ведь как же! Во всей деревне не найдешь лошади, подкованной на все
четыре ноги! У иных три подковы, а у иных и всего-то две! На телегах  колеса
без чеки, у фургона ступицы без втулок, и ни  у  кого  ни  единой  исправной
сбруи - эдак мы дотемна отсюда не выберемся! Ну  и  отчаянный  у  вас  здесь
народ, миссис Ньюбери! Только это они уж через край  хватили,  даром  им  не
пройдет, помяните мое слово! Во всем приходе ни одного не сыщешь, кто  б  не
заслуживал порки!
     А кузнец Хардмен в это самое время стоял  в  конце  проулка  за  кустом
остролиста и покуривал трубку. Простившись с миссис Ньюбери, Латимер  именно
туда и направился, а Хардмен,  заслышав  шаги,  не  вытерпел  -  любопытство
пересилило в нем осторожность. Он  высунулся  из-за  куста  как  раз  в  тот
момент, когда Латимер глянул в его сторону. Хардмену ничего  не  оставалось,
как с невозмутимым видом выйти из-за куста.
     - Вот уж целый час, как мы тебя разыскиваем, - сказал Латимер,  сверкая
глазами.
     - Вишь ты, какая незадача, - отвечал Хардмен. - А я  вот