ла жилет и убрала его в шкатулку, взяла шкатулку под мышку
и  тихонько направилась  к себе.  Она должна лечь  пораньше,  чтобы пораньше
проснуться для  следующего приключения. Однако, есть  еще кое-что, что  надо
сделать перед сном.
     Положив  руку  на  ручку двери, она сказала начальственным тоном:  "Сэр
Бенджамин! Сэр!"
     Ее родственник поднял голову, несколько изумленный, потому  что никогда
раньше он не слышал в своем собственном доме таких королевских интонаций.
     "Сэр Бенджамин",-- повторила Мария.-- "Вы не имеете права на те деньги,
которые вы получаете  от продажи шерсти, состригаемой с овец,  пасущихся  на
Райском Холме".
     "В самом  деле, Мария?" -- вырвалось у сэра Бенджамина.-- "А собственно
говоря, почему?"
     "Сэр Рольв  украл Райский Холм у  Бога",--  твердо сказала  Мария.-- "А
завтра Старый Пастор,  все дети и  я  отдадим его  обратно Богу.  Так что он
больше не ваш".
     "Ну и ну",-- удивился сэр Бенджамин.
     "Вы должны дать мне слово, сэр",-- сказала  Мария,--  "что вы больше не
будете брать эти деньги себе, а будете раздавать их бедным".
     "Мой  бюджет  будет  значительно  подорван",-- весьма  сухо заявил  сэр
Бенджамин.
     "Вы можете есть поменьше",-- решила помочь ему Мария.
     "Мария!"  -- выпалила мисс Гелиотроп в ужасе.-- "Как  ты разговариваешь
со своим дядюшкой!"
     "Я говорю это для его же блага",-- заявила Мария.
     Внезапно сэр Бенджамин замотал головой  .и даже заревел от смеха, точно
так же, как Робин до этого хохотал от облегчения: "Отлично, Мария. Повинуюсь
требованиям вашего высочества".
     Мария отправилась в постель совершенно счастливая, зная, что сегодня ее
любопытство было полностью удовлетворено. Одного она не  знала --  где  спит
Мармадьюк Алли.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

     Малютка  Эстелла сдержала  свое  обещание и  на  следующее  утро  Мария
проснулась от поцелуя в щеку, легкого, как прикосновение  бабочкиного крыла,
и открыв глаза, увидела то, что  в первый  момент  приняла за  лицо  ангела.
Потом она узнала это лицо и улыбнулась.
     "Малютка Мама",-- сказала она.
     Эстелла рассмеялась: "За  мою жизнь меня  называли многими именами,  но
это лучшее из всех. Вставай скорее, Мария. Сегодня утром у тебя много дел".
     Мария  мгновенно выпрыгнула  из кровати, так  что  Виггинс,  который по
обыкновению лежал
     у нее в ногах, был с силой подброшен в воздух
     и  приземлился на  пол  плашмя,  упав  на  спину  не  в  очень  хорошем
расположении духа. Так  он  лежал,  сердито  ворча,  болтая  всеми  четырьмя
лапками  в  воздухе, пока Эстелла  не  взяла из коробки  на камине  сахарный
бисквит и  не положила ему на брюшко.  Тогда он мгновенно перевернулся, съел
бисквит и утешился.
     "Ты  точно знаешь, где лежат бисквиты, Малютка  Мама",-- сказала Мария,
умываясь в серебряном тазике.-- "Тебе тоже все готовил Мармадьюк Алли, когда
ты была девочкой и спала в этой комнате?"
     Малютка Эстелла застыла в изумлении, так  и не  вынув из  комода костюм
для  верховой  езды. "А почему  ты думаешь, что  я спала  здесь,  когда была
девочкой?"
     "Я просто догадалась",-- сказала Мария, надевая нижнюю юбку.-- "А кроме
того, где ты  еще могла спать? Сэр  Бенджамин и его  мать занимали комнаты в
верхней  башне. Твоя  гувернантка  Эль-спет  жила в  большой  спальне, в той
самой, где теперь мисс Гелиотроп. А где  ты проводила  больше времени? Здесь
или  в  гостиной? А  где  ты  шила  свое подвенечное  платье? И  жилет  сэра
Бенджамина?"
     "Мария!"  --  в  ужасе воскликнула Эстелла.--  "Тебе  кто-то  про  меня
рассказывал?"
     "Нет. Я просто сложила вместе два плюс два".
     "Твое знание арифметики, Мария, меня пугает".
     "У  меня  есть  чутье",--  сказала  Мария, ласково беря  костюм из  рук
Эстеллы и надевая его,--  "и  сдается  мне, что  я  первая  из  Мерривезеров
обладаю чутьем. Я унаследовала  его от моей  матери, потому что у моего отца
его не было. Похоже, что у тебя и у сэра Бенджамина его  нет, иначе бы вы не
поссорились. А почему вы поссорились?"
     "Это слишком долгая история,  чтобы ее сейчас рассказывать",-- поспешно
заявила Эстелла.
     "У тебя будет уйма времени на  рассказ, пока мы дойдем до деревни через
парк",-- сказала Мария.-- "Малютка Мама, ты должна мне  рассказать.  Любящие
матери и дочери не имеют секретов друг от друга".
     Малютка  Эстелла  не  отвечала.  Она  подала Марии  шляпку с  перышком,
накинула на плечи  свою серую  шаль и проскользнула через  маленькую  дверь,
подходящую  по размеру  Лунным Девам и карликам, и в  сопровождении Виггинса
они спустились вниз.
     В зале их  уже  ждали Рольв  и Тишайка,  и -- что самое удивительное --
Захария.
     "Захария пойдет с нами?" -- с изумлении спросила Мария.-- "Я думала, он
никогда ни с кем не ходит".
     "Это великий момент в истории Лунной Долины",-- объяснила Эстелла.-- "И
потому  все звери, особо  интересующиеся  этим делом, собрались вокруг тебя.
Барвинок  ждет снаружи. Я оседлала его для тебя. Робин в церкви с остальными
детьми".
     Они вышли и спустились по ступеням. Барвинок терпеливо стоял у камня, с
которого удобно была садиться на лошадь.
     "Ты поедешь на  Барвинке, а я на Рольве",-- сказала Мария.-- "Не важно,
что ты не в костюме для верховой езды. Он пойдет очень тихо".
     "Я это знаю",-- мягко  сказала Эстелла, умело вскакивая на пони.-- "Мой
дорогой Барвинок".
     Барвинок  негромко  и радостно заржал,  а потом с  любовью посмотрел на
Марию, чтобы та не почувствовала ревности.
     "Похоже,  у Мерривезеров животные живут  много  лет",--  сказала Мария,
садясь на Рольва и ухватившись за его шерсть на загривке.
     "Они знают, что они нужны",-- ответила Эстелла.
     "Да, у них  есть чутье",-- задумчиво произнесла Мария. Она все лучше  и
лучше  понимала  --  водительство  и  защита  зверей  совершенно  необходимы
полностью лишенным чутья Мерривезерам.
     Было так рано, что луна еще висела в небе над кедром, как лампа, и даже
слабо  виднелись звезды. Но на востоке,  за Райским Холмом,  небо  уже  было
розовым,  а  на западе,  над морем, гряда  жемчужно-серых  облаков светилась
чистым золотом.  Времени  было предостаточно,  и  две  Лунные Девы  медленно
скакали  под  деревьями  по  поросшей  мхом  дороге. Ударяясь о  мох, копыта
Барвинка  не издавали ни звука, а  Рольв всегда скакал  совершенно бесшумно.
Тишайка, Захария и Виггинс бежали позади,  переговариваясь друг с другом, но
так тихо, что их беседа была  почти не слышна. Это был момент особой тишины,
самый подходящий для рассказа.
     "Ну, давай, Малютка Мама",-- сказала Мария.
     "Как  и  ты, я  не родилась в Лунной Усадьбе",--  начала  Эстелла.-- "Я
родилась  в Корнуолле,  где море ревет у огромных скалистых утесов  и растут
самые прекрасные герани в мире. Я прожила там десять лет, а потом умерли мои
родители, и я приехала в Лунную Усадьбу  со  своей  гувернанткой Эльспет  на
попечение жены моего дяди леди Легации Мерривезер, матери  сэра  Бенджамина.
Она  очень рано овдовела, но она была  способной женщиной,  хорошо воспитала
своего сына и так умело  вела хозяйство, что Лунная Долина процветала под ее
управлением. Она была резкая  и  суровая, и  я ее не любила, хотя я уверена,
что она делала, что могла, для маленькой нищей сироты, которой я была, когда
приехала в Лунную  Долину,  не имея в мире ничего, кроме той одежды, которая
была  на  мне, и десяти  цветочных  горшков  с отростками  герани, той самой
знаменитой розовой герани, гордости Корнуолла".
     "Так вот почему в твоем доме столько герани",-- пробормотала Мария.
     "Да",-- ответила Эстелла,-- "те, что в  моем доме,  и те,  что в доме у
Старого Пастора, это потомки тех десяти первых отростков.  Если я принесла в
Лунную Долину несчастье, то я принесла и герань".
     "Продолжай",-- мягко сказала Мария.
     "Мой  отец, отец сэра  Бенджамина  и  твой  дедушка  были  братьями",--
сказала Эстелла.-- "Их было только трое, и у каждого было по одному ребенку,
сэр Бенджамин,  я  сама  и  твой  отец, так  что  теперь  Мерривезеры  очень
маленькая семья, только сэр Бенджамин, я и ты".
     "Ничего",--  решительно  заявила  Мария,--  "недостаток  количества  мы
восполним качеством. Трех более милых людей  в  мире не  найти. И  как такие
милые  люди, как  ты и сэр  Бенджамин  могли поссориться, ума  не приложу...
Расскажи мне о ссоре, Малютка Мама... Из-за чего вы поссорились?"
     "Из-за гераней",-- совсем тихо ответила Эстелла.
     "Из-за  гераней!" -- выдохнула  Мария.-- "Но как  можно  ссориться  так
долго и ужасно из-за гераней?"
     "Оглядываясь  назад, я тоже не понимаю",-- сказала Эстелла,-- "но тогда
герани казались важнее всего на свете. Так происходят все  ссоры, особенно у
Мерривезеров. Они начинаются  из сущего пустяка, такого, как розовые герани,
а потом этот пустяк все растет и растет, пока не займет весь мир".
     "Продолжай",-- сказала Мария.
     "Когда  я  приехала  в  Лунную  Усадьбу, я  была  несчастной  маленькой
девочкой. Я любила своих родителей, а они умерли, я любила наш корнуолльский
дом, а  его не  стало.  Только розовые герани напоминали  мне о родителях  и
доме. У  меня не хватает  слов  объяснить тебе,  Мария,  как  я  обожала эти
розовые герани. Меня, как только я приехала, поселили в маленькой комнатке в
башне,  и  я  заполнила всю комнату геранями,  а когда герани  разрослись, я
расставила  горшки вдоль всей лестницы... И  тут-то и  начались  проблемы...
Леди  Летиция  очень  не любила  двух вещей  -- гераней и розового  цвета --
особенно ярко-розового. В парке усадьбы  не было  герани, а  в  доме не было
ничего розового. Это  она подбирала  мебель  для гостиной  и вышивала обивку
кресел, и ты помнишь, что розы там и красные, и желтые, но не розовые".
     "Я знаю",-- сказала Мария.-- "За что  еще я люблю гостиную, так  это за
отсутствие розового, потому что я как леди Летиция. Эстелла, я тоже не люблю
розовый цвет".
     "Что?" -- воскликнула Эстелла.-- "Ты скачешь бок о бок со  мной, Мария,
и  осмеливаешься заявлять, что не любишь  розового?" Эстелла  вышла из себя,
глаза ее метали молнии, грозившие  испепелить все  вокруг. Казалось, ей было
нанесено оскорбление, и  Марии это  показалось столь возмутительным,  что ей
тоже захотелось выйти из себя,  засверкать глазами и  открыть рот  для того,
чтобы отпустить какое-нибудь насмешливое замечание.  Но прежде,  чем она это
сделала, послышалось низкое  рычание Рольва и дружелюбное ржание Барвинка, и
вместо того, чтобы произнести колкость, она просто рассмеялась.
     "Не  будем ссориться",--  сказала  она.-- "Ты любишь розовое,  а я нет,
согласимся, что в этом мы отличаемся".
     Эстелла успокоилась и улыбнулась.  "Как раз этого мы  с леди Летицией и
не смогли  сделать. Мы все время ссорились. Она  не  позволяла, чтобы  поток
герани переливался через порог моей  комнаты и разливался по всему дому,  не
разрешала мне  носить в  волосах розовую ленту. Я  ужасно от этого страдала,
потому что  считала, что оскорбляя  мои герани, оскорбляют моих родителей. Я
была очень несчастна. Думаю, что я бы умерла от того, как я была  несчастна,
если  бы  не  моя  гувернантка,  старая  Эльспет,-  которая  была  ворчливой
старухой, но  всегда брала  мою сторону.  И  еще если  бы не.  доброта  сэра
Бенджамина.  Когда мне было  десять,  он был великолепным молодым  человеком
двадцати пяти лет, и как я уже сказала, он был добр ко мне, и я  его любила,
хотя  он разделял со своей  матерью нелюбовь к розовым гераням. Но в отличие
от  нее, он не говорил о том, что  ему не нравилось, он сдерживал себя и  не
упоминал об этом. Он
     всегда дарил мне  что-нибудь, чтобы смягчить суровость своей матери. Он
в молодые годы был умелым плотником, и это он сделал для меня всю ту мебель,
которая сейчас стоит  в твоей комнате. И он научил меня играть в шахматы. Мы
всегда  вместе играли в шахматы. Я не могу тебе сказать, как я любила его. И
он тоже любил меня... Хотя свою мать он любил больше".
     "Ты наверно страшно ревновала его к матери",-- сказала Мария.
     "Да. Я была  ужасной  девочкой  в то  время,  Мария, ревнивой, гордой и
страстной. Но и в гневе я  оставалась холодной, в  отличие  от  горячей леди
Летиции, и  это ее ужасно  раздражало. Однако сэр  Бенджамин  любил меня,  и
когда я выросла, попросил меня выйти за него замуж, и я согласилась".
     "А леди Летиция не возражала?" -- спросила Мария.
     "Конечно,  возражала.  Но  она  все   же  была  просто  женщиной.  Сэру
Бенджамину в ту пору было под тридцать, и  она понимала,  что он имеет право
жениться  на мне, если захочет. Так что ей ничего не оставалось  делать.  Но
она очень меня не любила, и была  так несчастна из-за нашей помолвки, что, я
думаю, именно  это ее  и ослабило. Зимой  она  простудилась,  и не успели мы
оглянуться,  как она умерла. У сэра Бенджамина было разбито  сердце,  так он
обожал мать. Я старалась утешить его,  как могла, и он, казалось, любил меня
еще больше, чем раньше, мы  условились  пожениться весной, и он,  я и старая
Эльспет готовили дом  к свадьбе так, чтобы все сияло и сверкало. Я трудилась
над   своей  вышивкой,   Я   сшила   сэру  Бенджамину  великолепный   жилет,
бледно-голубой с желтой и малиновой вышивкой, потому что  это были солнечные
цвета,  которые  он любил, и  принялась  за  другой к  нашей свадьбе. Себе я
готовила  приданое  и  подвенечное платье...  А потом, Мария, одним весенним
вечером, прямо перед свадьбой, я сделала страшную глупость".
     "Я догадываюсь, что это  было",-- сказала Мария,-- "в  то  время  башня
была  переполнена  розовыми  геранями,  и  они  стояли везде, куда  ты могла
втиснуть  новый горшок,  и однажды,  когда сэр Бенджамин уехал  кататься, ты
стащила их вниз и наполнила ими дом".
     "Именно это я и сделала",-- сказала Эстелла.-- "Особенно много цветов я
поставила  в  гостиной,  потому  что  в тот вечер к  ужину должен был прийти
Старый  Пастор,  и  я хотела, чтобы гостиная  выглядела  понарядней. Я одела
платье  из моего приданого  -- розовое. Я  украсила  стол  розовыми цветами.
Потом, позже, чем обычно, сэр Бенджамин вернулся с прогулки  и увидел, что я
сделала".
     "И что он сказал?" -- поинтересовалась Мария.
     "Он ничего не сказал, потому что здесь был Старый Пастор. Он играл роль
любезного  хозяина весь  вечер,  но  я видела,  что  он страшно разгневан. Я
думаю, что Старый Пастор это тоже заметил, потому что для того, чтобы как-то
разрядить  атмосферу,  он попросил  меня поиграть им после ужина, и  я спела
песню,  написанную  кем-то  из  Мерривезеров  много  веков  тому  назад. Сэр
Бенджамин очень любил эту  песню, потому  что  ее героиня напоминала ему обо
мне".
     "Да",-- прошептала сама себе Мария,-- "я знаю эту песню".
     "Но в  этот  вечер она ему не  понравилась, и  когда Старый Пастор ушел
домой,   он  высказал  все,   что  думал  обо   мне.  Ты  знаешь,   у   него
мерривезеровский  характер,  несмотря  на  то,  что  он  такой  солнечный  и
замечательный,  а  когда он был  молод,  он  вел  себя как рыкающий лев.  Он
гневался и гремел в тот вечер, так что казалось, что его ярость снесет крышу
дома. Он сказал, что я оскорбила память его святой матери и что лучше бы мне
последовать за ней. Он наговорил много  другого, что разозлило меня, так что
я тоже сказала ему много обидных слов. Среди прочего я сказала, что его мать
вовсе не была святой, что она была злой женщиной,  если она могла так сурово
обращаться с маленькой девочкой за ее  любовь  к  розовому. И что святые  не
ненавидят  герани.  Святые  любят  все  цветы, сотворенные  Богом,  особенно
ярко-розовые  герани  Корнуолла,  потому  что Бог сотворил их  красивей всех
прочих цветов... И тогда сэр Бенджамин похвала.  И  все горшки с геранью, до
которых смог дотянуться, и повыбрасывал их через окно в розарий".
     "А ты что сделала?"-- спросила Мария.
     "Я поднялась в башню, сняла шелковое платье и надела дорожную одежду. Я
написала  маленькую записку старой Эльспет, своей гувернантке, говоря в ней,
что  уезжаю, но что со  мной  все в порядке, чтобы  она  не беспокоилась,  и
подсунула  ее под дверь ее спальни.  И когда в доме стало совершенно темно и
все  затихло, я  взяла огромный мешок,  выскользнула  из дома и собрала  все
осколки разбитых горшков с остатками герани, которые смогла найти в темноте,
наполнила ими мешок, прошла через парк, туннель  и большие ворота и вышла на
дорогу, ведущую прочь из долины . Я шла всю ночь и на заре очутилась в мире,
которого  совершенно  не  знала,  и он  показался  мне  чужой страной,  и  я
почувствовала себя  одинокой и  покинутой. Но  я  не проявила слабости и  не
повернула  назад.  Я  дошла   по   дороге  до  города,  постучала  в  первую
приглянувшуюся мне дверь, и спросила не  нужна  ли им служанка. Они сказали,
что нужна. Сын хозяев, молодой адвокат, влюбился в меня с первого взгляда, и
я вышла за него замуж  так быстро,  как только было возможно, потому  что он
был  добр и понравился мне, а в своей  гордыне и  гневе, я  решила поставить
преграду, которая не позволит сэру Бенджамину вернуть меня силой".
     "А он попытался вернуть тебя назад?" -- спросила Мария.
     "Да.  И  он,  и  Старый  Пастор,  и  Эльспет  не  успокоились,  пока не
обнаружили моего пристанища, и сэр Бенджамин послал Старого Пастора сказать,
что он прощает меня и забирает меня  назад. Но сам он не приехал... Наверно,
он был слишком задет  и горд, и зол... И он не прислал  мне извинений за то,
что побросал  в окно мои герани. И я  еще больше разозлилась  и  послала  со
Старым  Пастором  записку,  чтобы  мне прислали  мою одежду,  и сказала, что
выхожу  замуж за моего адвоката, так скоро, как  только можно, и буду жить в
городе, и никогда не вернусь в долину".
     "Но ты вернулась",-- сказала Мария.
     "Да, я вернулась. Я слишком ее любила для того, чтобы оставаться вдали,
и  я  была  деревенской девочкой и  ненавидела  город.  Когда  Эльспет стала
привратницей,  я  навещала ее,  а когда она умерла, и мой  муж  тоже умер, я
собрала все свои  пожитки, включая розовые герани, и тайно поселилась здесь,
как я тебе рассказывала... Как первая Лунная Принцесса".
     "Да!" -- выдохнула Мария.-- "Она тоже здесь жила?"
     "Думаю,  что  да",--  ответила Эстелла.--  "До  того,  как мы с Робином
поселились    в   домике   у   ворот,   никто   не   пользовался   маленькой
комнаткой-пещерой, где сейчас живет Робин. Она была завалена землей, камнями
и всяким  мусором,  который  нападал  в  дыру, где сейчас  окно.  Робин  и я
вычистили  весь мусор и нашли  маленькую дверцу в холме с молоточком в  виде
лошадиной подковы, а еще мы нашли прямо подо всем мусором серебряное зеркало
со скачущей лошадью, которое теперь висит в моей комнате. Кому еще это могло
принадлежать,  если  не ей? Мне  кажется, что она жила  тут  всю жизнь после
того, как покинула усадьбу,  а ее маленькая белая лошадка паслась на склонах
Райского Холма".
     "Наверно,  это   была   она",--  сказала   Мария.--  "Эстелла,  легенда
рассказывает, что она взяла с собой жемчужное ожерелье. Вы его не находили?"
     "Нет. Я часто его искала, но так и не нашла. Огромное рубиновое кольцо,
которое Лунная Принцесса подарила  сэру Рольву, сохранилось, и сэр Бенджамин
его  иногда носит, но жемчуга безнадежно пропали. Жалко, ты бы была хороша в
них в день своей свадьбы".
     "Подумать только, Эстелла",-- сказала Мария,-- "что  ты жила в домике у
ворот все эти годы и так и не попыталась помириться с сэром Бенджамином!"
     "А  почему  я?" -- холодно возразила Эстелла.-- "Он ведь  не  попытался
помириться со мной".
     "Он пытался! Он послал Старого Пастора к тебе в дом адвоката".
     "Это  был  не лучший способ мириться.  Он  так и  не извинился  за свою
вспышку,  и  он  не извинился  за то, что выбросил  в окно мои герани. И все
другие герани,  которые он  не побросал в  окно, он уничтожил,  потому что я
никогда не слышала, ч