свете луны лицо покойника, я бы только крепче прижался к
моему  козлу и  мне было  бы  почти не  страшно. Я впервые узнал, что значат
живое существо рядом.
     Наконец ему надоело  лизать  мою руку, и он неожиданно сам улегся рядом
со мной и снова принялся за жвачку.
     Было все так же тихо, только свет луны сделался прозрачней, а звездочка
передвинулась на край полоски неба. Стало еще прохладней.
     Вдруг я услышал приближающийся топот копя, сердце бешено забилось.
     Топот   делался  все   отчетливей  и  отчетливей,   иногда  раздавалось
металлическое пощелкиванье подков о камни. Я испугался что всадник свернет в
сторону, но  топот приближался,  твердый и сильный,  и я уже  слышал дыхание
коня, поскрипывание седла. Я замер от волнения, топот прошел почти над самой
головой, и тогда я вскочил и закричал:
     -- Эй! Эй! Я здесь!
     Лошадь остановилась, в тишине я различил костяной звук лошадиных зубов,
грызущих удила. Потом раздался нерешительный мужской голос:
     -- Кто там?
     Я рванулся навстречу голосу и закричал:
     -- Это я! Мальчик!
     Некоторое время человек молчал, потом я услышал:
     -- Что за мальчик?
     Голос мужчины был твердым и недоверчивым. Он боялся ловушки.
     --  Я  мальчик,   я  из  города,--  сказал   я,  стараясь  говорить  не
покойницким, а живым голосом, отчего он сделался странным и противным.
     -- Зачем  туда залез? -- жестко  спросил голос. Человек все  еще боялся
ловушки.
     --  Я упал, я шел к дяде Мексуту,-- быстро сказал  я, боясь,  что он не
дослушает меня и проедет.
     -- К Мексуту? Так и сказал бы.
     Я услышал,  как он слез с коня  и закинул уздечку за  могильную ограду.
Потом шаги его приблизились, но он все же остановился, не доходя до ямы.
     -- Держи! -- услышал  я, и веревка, прошуршав в воздухе, соскользнула в
яму.
     Я взялся за нее, но тут же вспомнил про козла. Он молча и одиноко стоял
в углу. Недолго думая, я обернул веревку  округ его шеи,  быстро затянул два
узла и крикнул:
     -- Тяните!
     Веревка  натянулась,  козел  замотал  головой и  встал  на дыбы.  Чтобы
помочь, я схватил  его за задние ноги и стал изо всех сил поднимать вверх --
веревка врезалась ему в шею. Как только его рогатая голова, озаренная лунным
светом,  появилась над ямой,  мужчина заорал,  как мне  показалось, козлиным
голосом, бросил веревку и побежал.  Козел рухнул возле меня, а я закричал от
боли, потому что,  падая,  он отдавил копытом мне  ногу. Я заплакал от боли,
огорчения и усталости. Видно, слезы были где-то  близко, на уровне глаз. Они
полились так обильно,  что я в конце концов испугался их и перестал плакать.
Я ругал  себя, что не сказал ему  про козла, а потом вспомнил о его лошади и
решил, что так или иначе он за нею придет.
     Минут  через десять я уловил шаги крадущегося человека. Я  знал, что он
хочет отвязать лошадь и удрать.
     -- Это был козел,-- сказал я громко и спокойно.
     Молчание.
     -- Дядя, это был козел,-- повторил я, стараясь не менять голоса.
     Я почувствовал, что он остановился и слушает.
     -- Чей козел? -- спросил он подозрительно.
     -- Не знаю, он сюда  упал раньше меня,-- ответил я,  понимая, что слова
мои не убеждают.
     --  Что-то  ты  ничего  не знаешь,-- сказал он, а потом  спросил: --  А
Мексуту кем ты приходишься?
     Я, сбиваясь от волнения,  стал объяснять наше  родство  (в  Абхазии все
родственники). Я почувствовал, что  он  начинает  мне верить,  и старался не
упускать это потепление. Сразу же я ему рассказал, зачем иду к дяде Мексуту.
Я почувствовал, как трудно оправдываться, очутившись в могильной яме.
     В конце концов  он подошел к  ней и осторожно наклонился. Я увидел  его
небритое лицо, брезгливое и странное в лунном свете. Было видно,  что место,
где он стоит и куда он смотрит,  ему неприятно.  Мне даже показалось, что он
старается не дышать.
     Я  выкинул  конец веревки, за которую  был привязан козел. Он взялся за
нее и потянул вверх. Я старался ему снизу помогать. Козел глупо упирался, но
он, слегка подтянув его, схватил за рог и с яростным  отвращением вытянул из
ямы. Все-таки эта история ему не нравилась.
     -- Богом проклятая тварь,-- сказал  он, и я  услышал, как он пнул ногой
козла. Козел екнул и, наверное, рванулся, потому что человек схватил веревку
и дернул. Потом он  низко наклонился над ямой, опершись одной рукой о землю,
другой схватил меня за протянутую кисть  и сердито вытащил  наверх. Когда он
тащил, я старался быть легким, потому что боялся, как бы и мне не досталось.
Он поставил меня  рядом  с собой. Это  был большой и  грузный мужчина. Кисть
руки, которую он держал, побаливала.
     Он молча посмотрел на меня и, вдруг неожиданно улыбнувшись, потрепал по
голове:
     -- Здорово ты меня напугал со своим козлом. Думал, человека тащу, а тут
рогатый вылезает...
     Мне стало сразу легко и хорошо. Мы подошли к лошади, четко и неподвижно
стоявшей у ограды. Козел на веревке шел за ним.
     От  лошади  вкусно  пахло  потом,  кожей  седла, кукурузой, Наверно, он
оставил на мельнице кукурузу,  подумал я и вспомнил, что  веревка тоже пахла
кукурузой. Он подсадил меня, вернее,  почти вбросил  в седло. Я подумал  про
свою палку, но не  решился возвращаться за  нею.  К тому же лошадь, когда  я
садился, мотнула головой, чтобы укусить меня за ногу. Я успел ее подобрать.
     Хозяин отвернул морду лошади от ограды, закинул уздечку и,  не выпуская
из руки веревку с козлом, грузно уселся на седле. Я почувствовал, что лошадь
прогибается под ним. Тело его придавило меня к луке седла. Мы тронулись.
     Конь  бодро   пошел,  стараясь  перейти   на  рысь,  раскорячиваясь  от
сдерживаемой силы и от раздражения, что сзади тащится козел.
     Под глухой стук копыт, под легкое покачивание на седле я задремал.
     Неожиданно  конь стал, и я проснулся.  Мы  были  у  плетня, за  которым
виднелся большой  чистый  двор и  большой дом на высоких деревянных сваях. В
окнах горел свет. Это был дом дяди Мексута.
     -- Эгей, хозяин! -- крикнул мой спутник и  стал  закуривать. Веревку  с
козлом он намотал на кол изгороди, не привязывая ее.
     Дверь в доме отворилась, и мы услышали:
     -- Кто там?
     Голос  был  мужественный  и резкий:  так  у  нас по  ночам отвечают  на
незнакомый крик, чтобы показать готовность к любой встрече.
     Дядя  Мексут -- это был он, я сразу узнал его широкоплечую, низкорослую
фигуру --  спустился по  лестнице  и,  отгоняя  собак,  шел  в нашу сторону,
внимательно  вглядываясь  в темноту. Помню удивление его и даже испуг, когда
он узнал меня.
     _ Еще не то  узнаешь,-- сказал мой спаситель, ссаживая меня и  стараясь
передать через изгородь прямо в руки дяде Мексуту. Но я не дался ему в руки,
а уцепился за кол изгороди и слез сам.
     Спутник мой стал откручивать веревку с козлом.
     -- Козел откуда? -- еще больше удивляясь, спросил дядя Мексут.
     _ Чудеса, чудеса! -- весело и загадочно  сказал всадник  и  посмотрел в
мою сторону, как равный на равного.
     -- Зайди  в  дом, спешься!  --  сказал  дядя Мексут,  схватив  коня  за
уздечку.
     -- Спасибо,  Мексут, никак не могу,-- ответил  всадник и заспешил, хотя
до этого почему-то не торопился.
     По  абхазскому обычаю,  дядя  Мексут долго уговаривал  разделить  с ним
хлеб-соль,  то обижаясь, то  упрашивая,  то  издеваясь над его якобы важными
делами, из-за которых он не может остаться. Все это время он  поглядывал  то
на козла, то на  меня, чувствуя, что  между  моим  появлением  и козлом есть
какая-то связь, и никак не улавливал ее.
     Наконец всадник  уехал, волоча за собой козла, а дядя Мексут повел меня
домой, удивленно цокая языком и покрикивая на собак.
     В комнате,  озаренной не столько лампой, сколько  ярко пылавшим очагом,
за  столом,  уставленным закусками и фруктами, сидели гости.  Я сразу увидел
маму и  заметил,  несмотря на  багровые  отсветы  пламени, как она  медленно
побледнела. Гости повскакали с мест, заохали, запричитали.
     Одна из  моих  городских теток, узнав о цели моего  прихода, стала тихо
опрокидываться назад, как бы падая в обморок. Но так как в деревне  этого не
понимали и никто не собирался ее подхватывать, она остановилась на полпути и
сделала вид, что  у нее  заломило поясницу.  Дядя Мексут всячески успокаивал
женщин, предлагал пить за победу, за сыновей, за  то,  чтобы все  вернулись.
Дядя Мексут был большой хлебосол,  в доме у него всегда были гости, а здесь,
в долине, уже собрали виноград, и сезон длинных тостов только начинался.
     Мама  сидела молча,  ни  к чему не притрагиваясь. Мне  было  жалко  ее,
хотелось  как-то  успокоить, но роль,  которую я  взял на себя, не допускала
такой слабости.
     Мне подали горячей мамалыги, курятины  и даже налили стакан вина.  Мама
покачала головой, но дядя Мексут сказал, что мачарка еще не вино, а я уже не
ребенок.
     Я рассказал о своих  приключениях и, уже  досасывая последние косточки,
почувствовал, как на меня навалился сон, сладкий и золотой,  как первое вино
мачарка. Я уснул за столом.
     Дней  через  десять из Баку вернулась  мама. Оказывается,  брат не  был
ранен, а просто соскучился по своим и решил увидеться с ними перед отправкой
на фронт. И, конечно, добился своего. Он у нас всегда был с фокусами.

     Часов в десять утра я вышел из автобуса в селе Ореховый Ключ.
     Автобус запылил  дальше,  а я  пошел  в сторону  правления  колхоза,  с
удовольствием разминая ноги после долгого, неподвижного сидения. Становилось
жарко,
     Я  чувствовал себя  бодро  и  ощущал в  своей  душе неисчерпаемый запас
репортерской  проницательности.  Рядом   с  правлением  под  могучим  шатром
орехового дерева в традиционной позе патриархов сидели  два старика абхазца.
Один из  них  держал в  руке палку,  другой --  посох. Я заметил  и радостно
удивился тому, что крючковатый загиб  рогатульки на  посохе  одного  старика
соответствовал крючковатому носу самого старика, тогда как другой старик был
с прямым  носом и держал палку без  всяких ответвлений. Проходя мимо них,  я
поздоровался, вернее,  почтительно кивнул  им, на что  они ответили вежливым
движением, как бы приподымаясь навстречу.
     -- Сдается мне, что это новый доктор,-- сказал  один  из  них,  когда я
прошел.
     -- А по-моему, армянин,-- сказал другой.
     Правление колхоза  находилось в  деревянном  двухэтажном здании.  Внизу
магазин и склады с большими  висячими замками  на дверях.  Наверху служебные
помещения. Из открытых дверей магазина доносился женский смех.
     У самого крыльца стоял потрепанный "газик", и я понял, что председатель
на месте.
     К стене правления было  прикноплено объявление, написанное подтекающими
буквами:
     "Козлотур -- это наша гордость".
     Лекцию  читает  кандидат  археологических  наук,  действительный   член
Общества  по распространению научных  и  политических знаний  Вахтанг Бочуа.
После лекции кино "Железная маска".
     Так,  значит,   Вахтанг  здесь  или  должен  приехать!  Я  обрадовался,
предвкушая встречу с нашим  прославленным балагуром и чангалистом.  Я его не
видел больше  года. Я знал, что он процветает,  но не думал, что он уже стал
кандидатом археологических наук, да еще читающим лекции про козлотуров.
     Кстати, слово чангалист, кажется,  употребляется только у нас в Абхазии
и  означает --  любитель  выпить  на  чужой  счет.  Производное  от него  --
зачангалить,  то  есть  подцепить   кого-нибудь,  взять  на  абордаж,  и  не
обязательно с тем, чтобы выпить, но и в более широком смысле.
     Впрочем,  Вахтанга, как  правило,  любили  угощать, потому что в  любую
компанию он вносил шумливое, безудержное веселье. Сама  внешность его  полна
комических противоречий. Тучная и  мрачная  голова Нерона -- и  добродушный,
незлобивый   характер,  пронырливость  и   пробивная  сила  снабженца  --  и
задумчивая профессия археолога, так сказать, листающего пласты веков.
     После  окончания  историко-архивного института  Вахтанг  несколько  лет
работал  экскурсоводом, а  потом  написал книжку  "Цветущие  развалины". Она
стала любимой книгой туристов. "И интуристов",-- неизменно добавлял Вахтанг,
когда  разговор  о ней  заходил при  нем, А  разговор  заходил почти всегда,
потому что он сам же его и заводил.
     Мы, земляки, в студенческие времена часто собирались вместе, и ни  одна
дружеская  пирушка  не  обходилась  без  Вахтанга,  В  этом  отношении, как,
впрочем,  и  во многих  других,  он обладал необычайным  чутьем, и если  кто
получал посылку, его не надо было звать. Он являлся в общежитие еще до того,
как  хозяин  посылки  успевал  обрезать или  оборвать  шпагат,  которым  был
перевязан ящик.
     -- Приостановить процедуру,-- говорил он, открывая дверь и обрушивая на
голову обладателя посылки водопад великолепного пустозвонства.
     В нем и  тогда чувствовался плут, но плут веселый, дерзкий, артистичный
и,  главное, безвредный  для друзей, разве что  впадал в  меланхолию,  когда
приходило время расплачиваться с официанткой.

     Вспоминая Вахтанга, я  поднялся  по деревянной лесенке на второй этаж и
вошел в правление колхоза.
     Это  была  длинная  прохладная комната,  перегороженная справа и  слева
деревянными перилами. Слева от меня, сидя за столом, дремал толстый небритый
человек. Почувствовав, что кто-то  вошел, он приоткрыл один глаз и некоторое
время  осознавал  мое  появление  и,  очевидно  осознав,  прикрыл  его.  Так
дремлющий кот, услышав  звон посуды, приоткрывает глаз, но, поняв,  что этот
звон не имеет отношения к началу трапезы, продолжает дремать.
     Справа несколько счетных работников усердно  щелкали костяшками счетов,
и   иногда,  когда  костяшка   стучала  слишком  сильно,  дремлющий  человек
приоткрывал все тот же глаз и снова благодушно закрывал его. Один из счетных
работников  встал,  подошел к  несгораемому шкафу  и вынул  оттуда  какую-то
папку, и  вдруг  я понял,  что это  девушка, одетая в  мужской  костюм. Меня
поразило выражение ее лица, печального, как высохший колодец.
     В конце комнаты над большим столом  возвышалась председательская фигура
самого председателя.  Он говорил по телефону. Он оглядел меня с холодноватым
любопытством и отвел глаза, прислушиваясь к трубке.
     --  Здравствуйте,--  сказал  я  по-русски,  не  обращаясь   ни  к  кому
определенно.
     --  Здравствуйте,--  ответила  девушка тихо и приподняла свое печальное
лицо.
     Я  не  знал,  с  чего начать, потому  что  председателя  прервать  было
неудобно, но и стоять так без дела тоже было неудобно.
     --  Лектор  еще не приехал? -- зачем-то  спросил  я  у  девушки, словно
явился на лекцию.
     -- Товарищ  Бочуа уже приехал,-- сказала она тихим  голосом, вскинув па
меня свои большие глаза,-- он поехал рассматривать старую крепость.
     --  Дорогой,  за  кукурузу  не  бойся,  как  львы  стоят!  --  загремел
председатель  по-абхазски.--  Как  львы,  говорю,  только  напоминаю  насчет
удобрения...  Давали,  но не  хватает...  Если комиссия-чамиссия,  есть  что
показать, ведите прямо к нам... Чтоб я кости отца откопал,  если не выполним
план, но, дорогой Андрей Шалвович, больше у  нас земли  нет.  Какие залежные
земли --  бурку  расстелить  негде.  Здесь  агроном сидит, он  скажет,  если
проснется,-- добавил председатель игриво и посмотрел на дремлющего человека.
     Не успел  он договорить, как тот  что-то сердито заклокотал в ответ, и,
по-моему,  заклокотал  раньше,  чем открыл глаза. Из того.  что он сказал, я
понял, что он  не  собирается ради каких-то сумасшедших выкорчевывать чайные
плантации.  Он  замолчал  так же неожиданно,  как  и  начал, и закрыл  глаза
раньше, чем кончил говорить.
     Пока  он  говорил, председатель плотно прикрывал трубку. Заметив, что я
смотрю на него, он нахмурился и бросил по-абхазски в сторону девушки:
     -- Узнай у этого лоботряса, откуда он и что ему надо. Он снова слился с
трубкой и вдруг заурчал тоном гостеприимного хозяина:
     -- Совсем к  нам  дорогу забыли, Андрей Шалвович.  Нехорошо получается,
Андрей Шалвович. Не я прошу, народ просит, Андрей Шалвович.
     Я несколько опешил, услышав про лоботряса. Очевидно, он решил, что я не
абхазец, и мне ничего не оставалось, как согласиться с этим.
     Председатель продолжал говорить. Теперь он заходил по второму кругу.
     ...-- Тонн сто суперфосфат-муперфосфат прошу, как родного брата, Андрей
Шалвович.
     Я  смотрел,  как работает  девушка.  Она что-то  подсчитывала,  изредка
перекидывая   костяшки  на  счетах,  словно  задумчиво   перебирала  большие
деревянные бусы.
     Наконец председатель положил трубку, и я подошел к нему.
     --  Здравствуйте, товарищ, вы из леспромхоза,-- сказал  он  уверенно  и
протянул мне руку.
     -- Я из газеты,-- ответил я.
     -- Добро пожаловать,-- оживился он и, кажется, пожал мне руку  сильней,
чем собирался.
     -- Вот командировка,-- сказал я и полез в карман.
     --  Даже  не  хочу  смотреть,-- ответил  он,  делая рукой  отстраняющий
жест.-- Человека  видно,-- добавил  он  с  наглой серьезностью, глядя мне  в
глаза.
     -- Я насчет  козлотура,--  сказал я,  внезапно почувствовав,  что здесь
слова мои прозвучат смешно. Так и получилось. Кто-то из счетоводов хихикнул.
     -- Чтоб я  похоронил  твой смех,-- проурчал председатель по-абхазски  и
добавил по-русски: -- С козлотуром мы провели большую работу.
     -- А что именно? -- спросил я.
     -- Во-первых, широкая пропаганда среди населения,-- председатель загнул
мизинец на левой  руке и вдобавок пристукнул его правой ладонью.-- Сегодня у
нас читает лекцию уважаемый товарищ Вахтанг Бочуа.  Зоотехника командировали
к  селекционеру,--  он  загнул  безымянный  палец  и  опять  пришлепнул  его
ладонью.-- А что, жалобы есть? -- неожиданно  прервал он себя и посмотрел на
меня черными настороженными глазами.
     -- Нет,-- сказал я, выдержав его взгляд.
     -- А то у нас есть один, бывший председатель примкнувшего колхоза.
     -- Нет-нет,-- сказал я,-- дело не в жалобе.
     --  Но он  свою фамилию  не пишет,--  добавил  он, словно раскрывая всю
глубину его коварства,-- другими словами подписывает, но мы знаем эти слова.
     --  Можно посмотреть на козлотура? --  перебил я его,  давая знать, что
жалобщик меня не интересует.
     -- Конечно,-- сказал он,-- пройдемте.
     Председатель вышел из-за стола. Чувствовалось, как его большое, сильное
тело свободно двигается под просторной одеждой.
     Спящий агроном молча поднялся из-за стола  и  вышел вместе  с  нами  на
веранду.
     --  Сколько раз я этому болвану говорил, чтоб почистил  загон,-- сказал
председатель про кого-то по-абхазски, когда мы спускались по лестнице.
     -- Валико! --  крикнул председатель, обернувшись  к дверям  магазина.--
Выйди на минуту, если тебя еще там не женили.
     Из магазина раздался смех девушки и дерзкий голос парня:
     -- А что там случилось?
     -- Не случилось, а  случится,  если я  запру этот магазин и позову сюда
твою тещу.
     Снова раздался женский смех, и на пороге появился парень среднего роста
с огромными девственно-голубыми глазами на смуглом лице.
     --  Поезжай  к  тете Нуце  и  привези огурцы  для  козлотура,--  сказал
председатель,-- товарищ приехал из города, можем осрамиться.
     -- Не поеду,-- сказал парень,-- люди смеются.
     -- Плюнь  на  людей,-- сказал  председатель строго,--  подъезжай  прямо
туда, мы будем там.
     Я  теперь понял,  что это его шофер. Валико  сел  на  газик  и, сердито
развернувшись, выехал на улицу.
     Было жарко. В тени грецкого  ореха все  еще сидели два старика, и  тот,
что был с посохом, что-то  рассказывал другому, время от времени  постукивая
своим посохом  по земле, так  что  он уже  продолбил  порядочную лунку. Было
похоже,  что  он  собирается   поставить  здесь  небольшую  изгородь,   чтоб
отгородить свое место в тени орешника от летнего солнца и колхозной суеты.
     П