редседатель  поздоровался  с  ними,  когда  мы  с ними поравнялись,  и
старики в знак приветствия сделали вид, что приподымаются.
     --  Сынок,-- спросил тот, что был с посохом,-- этот, что с тобой, новый
доктор?
     -- Это козлотурский доктор,-- сказал председатель.
     -- А я посмотрел и думаю: армянин,-- вставил тот, что был с палкой.
     -- Чудеса,-- сказал тот, что был с посохом,-- я этих козлотуров в горах
сотнями убивал, а теперь за одним доктора прислали.
     -- Большой чудак этот старик,--  сказал председатель, когда мы вышли на
улицу.
     -- Почему? -- спросил я.
     -- Приезжал как-то секретарь райкома, остановился тут, а старик вот так
сидел в тени, как сейчас.  Пошел  разговор,  как  раньше  жили, как  теперь.
Старик ему говорит: "Раньше землю пахали деревянной сохой, а теперь железным
плугом".-- "Что это означает?" -- спросил секретарь. "От сохи земля падает в
обе  стороны  одинаково, а железный плуг  выворачивает в  одну,-- значит,  и
урожай себе".-- "Правильно",-- сказал секретарь райкома и уехал.
     Мне  захотелось  в двух словах записать эту присказку, чтобы  потом  не
забыть. Я вынул блокнот, но председатель не дал мне записать ее.
     -- Это не надо,-- сказал он решительно.
     -- Почему? -- удивился я.
     --  Не  стоит,--  сказал  он,--  это фантазия, я вам  скажу,  что  надо
записывать.
     "Ничего, я и так запомню",-- подумал я и спрятал блокнот.
     Мы шли по горячей пыльной улице. Пыль  так раскалилась, что даже сквозь
подошвы туфель пекло.
     По обе стороны деревенской улицы время от времени мелькали крестьянские
дома с  приусадебной  кукурузой,  с  зелеными  ковриками  дворов,  с  лозами
"изабеллы",  вьющейся   по   веткам  фруктовых  деревьев.   Сквозь  курчавую
виноградную листву проглядывали плотные, недозрелые виноградные кисти.
     -- Много вина будет в этом году,-- сказал я.
     --  Да,  виноград  хороший,--  сказал председатель  задумчиво.--  А  на
кукурузу обратили внимание?
     Я посмотрел на кукурузу, но ничего особенного не заметил.
     -- А что? -- спросил я.
     --   Как   следует   посмотрите,--   сказал   председатель,   загадочно
усмехнувшись.
     Я присмотрелся и заметил, что с  одной стороны приусадебного участка  у
каждого  дома кукуруза  была  более рослая,  с  более мясистыми  листьями, с
цветными косичками завязи, с  другой стороны  зелень более бледная, кукуруза
ниже ростом.
     --  Что,  не   одновременно  сеяли?  --   спросил  я  у   председателя,
продолжавшего загадочно улыбаться.
     --  В один  день, в один  час сеяли,--  сказал  председатель, еще более
загадочно улыбаясь.
     -- А в чем дело? -- спросил я.
     --  В  этом  году отрезали приусадебные  участки.  Конечно, это  нужное
мероприятие,  но  не  для  нашего колхоза.  У  меня  чай  -- я  не  могу  на
приусадебных клочках плантации разводить.
     Я еще  раз  пригляделся  к  кукурузе. В  самом  деле, разница в силе  и
упитанности кукурузных стеблей была такая,  какая изображается  в  наглядных
пособиях, когда хотят показать рост урожайности в будущем.
     --  Крестьянское  дело  -- очень  хитрое  дело,  между прочим,-- сказал
председатель,  продолжая загадочно  улыбаться.  Казалось, он  своей  улыбкой
намекал на то, что эту хитрость из городских еще никто не понял, да и навряд
ли когда-нибудь поймет.
     -- В чем же хитрость? -- спросил я.
     -- В чем хитрость? А ну скажи ты,-- председатель неожиданно обернулся к
агроному.
     -- Хитрость в том, что, если  крестьянин увидит коровью лепешку на этой
улице,-- он ее перебросит  на свой участок,--  засопел  агроном.--  И так во
всем.
     -- Психология,-- произнес важно председатель.
     Мне   захотелось   записать  этот  пример  с  коровьей   лепешкой,   но
председатель опять схватил меня за руку и заставил вложить блокнот в карман.
     -- В чем дело? -- спросил я.
     -- Это так, разговор туда-сюда, об  этом писать нельзя,-- добавил  он с
убежденностью человека, который  лучше меня знает, о чем можно писать, о чем
нельзя.
     -- А разве это не правда? -- удивился я.
     -- А разве всякую правду можно писать? -- удивился он.
     Тут мы оба  удивились нашему  удивлению и рассмеялись.  Агроном сердито
хмыкнул.
     -- Если я ему  скажу,--  председатель кивнул  на  приусадебный участок,
мимо  которого  мы  теперь  проходили,--  половина  урожая  тебе  --  совсем
по-другому обработает землю и хороший урожай возьмет.
     Я  уже знал,  что  такие вещи делаются во  многих  колхозах,  только не
слишком гласно.
     -- А почему бы вам не сказать? -- спросил я.
     --  Это  проходит  как   нарушение  устава,--  строго   заметил  он   и
неопределенно добавил: -- Иногда кое в чем позволяем сверх плана.
     Густой  аромат распаренного  солнцем  чайного  листа  ударил  в  ноздри
раньше, чем открылась плантация. Темнозеленые  ряды кустов уходили справа от
дороги и разливались до самой опушки леса. Они мягко огибали опушку, иногда,
как бы образуя залив, входили  в нее.  Посреди плантации стоял огромный дуб,
наверное, в жару под ним отдыхали сборщицы.
     Так  тихо, что кажется -- на плантации пусто.  Но  вот  у самой  дороги
мелькнула широкополая шляпа сборщицы, а там белый платок, а там еще кто-то в
красном.
     -- Как дела, Гогола? -- окликнул агроном широкополую шляпу.
     Она обернулась в нашу сторону.
     -- Двадцать  кило с утра,-- сказала девушка, на миг приподняв худенькое
миловидное лицо.
     -- Ай, молодец Гогола! -- крикнул председатель радостно.
     Агроном с удовольствием засопел.
     Девушка гибко склоняется над  чайным кустом. Пальцы рук легкими, как бы
ласкающими движениями скользят  по поверхности чайного куста. Цок! Цок! Цок!
-- слышится в тишине беспрерывный сочный звук. Молодые побеги, кажется, сами
впрыгивают в ладони юной сборщицы.
     Она  медленно продвигается вдоль ряда.  К поясу,  слегка оттягивая его,
привязана корзина.  Движения  рук от  куста к  корзине,  от куста к корзине.
Иногда она наклоняется  и  выдергивает  из  кустов стебель сорняка. На руках
перчатки  с прорезями для пальцев, вроде  тех, что носят зимой кондукторши в
Москве.
     Зной, марево и упорная тихая работа почти невидимых сборщиц. Вид чайных
плантаций оживляет председателя.
     -- Ай, молодец Гогола, Гогола,-- напевает он с удовольствием.
     Рядом, посапывая, шагает агроном.
     --  Вот про Гоголу  запишите,  все скажу,-- говорит председатель.--  За
лето тысяча восемьсот килограммов собрала, почти две тонны.
     Но теперь мне не хочется записывать, да и задание у меня совсем другое.
     -- Другой раз,-- говорю я.-- А вас давно объединили?
     -- Не  говори,  дорогой,  нищих  примкнули,--  говорит  он  брезгливо и
добавляет: -- Конечно,  хорошее мероприятие, но не для нашего колхоза: у них
табак,  у нас  чай. Я готов десять  козлотуров воспитать,  чем иметь дело  с
ними.
     -- Ай, молодец Гогола,  Гогола,-- напевает он, пытаясь  вернуть хорошее
настроение,   но,   видно,  не  получается.--  Нищие!  --  сплевывает  он  с
отвращением и замолкает.
     Мы подошли к  ферме. Рядом с большим пустым  коровником  был расположен
летний загон, отгороженный плетнем.  К нему примыкал  загон поменьше, там  и
сидел козлотур.
     Мы  подошли  к загону.  Я  с  любопытством  стал оглядывать  знаменитое
животное.  Козлотур сидел  под  легким брезентовым навесом.  Увидев нас,  он
перестал жевать жвачку и  уставился розовыми немигающими  глазами.  Потом он
встал и  потянулся,  выпятив мощную грудь. Это  было действительно  довольно
крупное животное с непомерно тяжелыми  рогами, по форме напоминавшими хорошо
выращенные казацкие усы.
     --  Он себя  хорошо  чувствует,  только  наших  коз не любит,--  сказал
председатель.
     -- Как не любит?
     -- Не гуляет,-- пояснил председатель,-- у нас климат влажный. Он привык
к горам.
     -- А вы что, его огурцами кормите? -- спросил я и  испугался, вспомнив,
что про огурцы он говорил по-абхазски.
     Но председатель, слава богу, ничего не заметил.
     --  Что  вы,-- сказал он,-- мы  ему даем  полный рацион. Огурцы  -- это
проходит как местная инициатива.
     Председатель просунул руку в загон и поманил козлотура. Козлотур теперь
уставился на его руку и стоял неподвижно, как изваяние.
     Подъехал шофер. Он вышел из машины с  плотно  оттопыренными  карманами.
Агроном опустился под изгородью загона и тут же задремал в ее короткой тени.
Председатель  взял  у шофера огурец  и вытянул  руку над  забором.  Козлотур
встрепенулся   и    уставился   на   огурец.    Потом   он   медленно,   как
загипнотизированный, двинулся на него. Когда он вплотную подошел к изгороди,
председатель  поднял руку так, чтобы  козлотур не смог достать  огурец с той
стороны.  Козлотур привстал на задние ноги и, упершись передними в изгородь,
вытянул  шею, но председатель  еще выше поднял огурец. Тогда  козлотур одним
легким  звериным  рывком  перебросился через изгородь и чуть  не свалился на
голову агронома. Тот слегка приоткрыл глаза и снова задремал.
     --  Исключительная  прыгучесть,--  важно сказал  председатель  и  отдал
огурец козлотуру.
     Тот завозился  над ним, выскалив большие желтые резцы. Он возился с ним
с  таким же нервным нетерпением, с  каким кошка  возится  с пузырьком из-под
валерьянки.
     -- Зайди теперь с той стороны,-- сказал председатель шоферу.
     Валико, кряхтя,  стал перелезать  через  изгородь.  Из карманов у  него
посыпались  огурцы. Козлотур ринулся было к ним, но председатель отогнал его
и  поднял  их.  Шофер  с  той  стороны  загона  поманил  козлотура  огурцом.
Председатель подал мне один огурец  и надкусил другой, слегка обтерев  его о
рукав.
     --  Весь скот  у нас на альпийских лугах,-- сказал председатель, чмокая
огурцом,-- для него оставили десять лучших коз, но ничего не получается.
     Козлотур опять  стал  передними ногами на изгородь и, не дотянувшись до
огурца,  еще более  великолепным прыжком перебросился в загон. Шофер  поднял
над  головой огурец.  Козлотур  замер перед ним,  глядя  на огурец  розовыми
дикими глазами. Потом подпрыгнул и, выдернув из руки  шофера огурец,  рухнул
на землю.
     -- Чуть пальцы не отгрыз,-- сказал  шофер и, вынув из кармана еще  один
огурец, надкусил его.
     Теперь все  мы  ели  по  огурцу, кроме  агронома.  Он все  еще  дремал,
прислонившись к изгороди.
     --  Эй,--  крикнул  председатель,--  может,  очнешься,--  и бросил  ему
огурец.
     Агроном  открыл  глаза  и  взял  огурец.  Лениво  очистил  его  о  свой
полотняный китель, но, не дотянув до рта, почему-то передумал  есть и вложил
огурец в карман кителя. Снова задремал.
     К загону подошли девочка и мальчик лет по восьми. Девочка, как ребенка,
держала на руке большой свежий кукурузный початок в зеленой кожуре, с еще не
высохшей косичкой.
     -- Сейчас козлотур будет драться,-- сказал мальчик.
     -- Пойдем домой,-- сказала девочка.
     --  Посмотрим,  как  будет  драться, а  потом пойдем,-- сказал  мальчик
рассудительно.
     -- Попробуй впусти коз,-- сказал председатель.
     Шофер пересек загон и, открыв дверцу-плетенку, вошел в большой загон. Я
только теперь заметил, что в углу загона, сбившись в кучу, дремали козы.
     -- Хейт, хейт! -- прикрикнул на них Валико и стал сгонять с места.
     Козы  неохотно  поднялись.  Козлотур  тревожно вздернул  голбву  и стал
принюхиваться к тому, что происходит в загоне.
     -- Понимает,-- сказал председатель восхищенно.
     -- Хейт, хейт!  -- сгонял коз Валико, но они  стали  бегать  от него по
всему загону. Он  их пытался подогнать к открытой  дверце, но они  пробегали
мимо.
     --  Боятся,--  сказал  председатель  радостно.  Козлотур  замер   и  не
отрываясь смотрел в  сторону  большого загона.  Он смотрел,  вытянув шею,  и
принюхивался.
     Время от времени у него вздрагивала верхняя губа, и тогда казалось, что
он скалит зубы.
     -- Нэнавидит,-- сказал председатель почти восторженно.
     -- Пойдем,-- сказала девочка,-- я боюсь.
     -- Не бойся,-- сказал мальчик,-- он сейчас будет драться.
     --  Я  боюсь, он дикий,--  сказала девочка  рассудительно  и  прижимала
початок к груди.
     -- Он один сильнее всех,-- сказал мальчик.
     Агроном  неожиданно тихо засмеялся и вынул из кармана огурец. Он сломал
его пополам и протянул детям.  Девочка не сдвинулась с  места, только крепче
прижала свой початок к груди. Мальчик  осторожно-осторожно, бочком подошел и
взял обе половины.
     --  Пойдем,-- сказала  девочка  и посмотрела  на  початок,-- кукла тоже
боится.
     Видимо, она напоминала ему о старой игре, чтобы отвлечь от новой.
     --  Это не  кукла,  это кукуруза,--  сказал мальчик поспешно,  разрушая
условия старой  игры во имя новой. Теперь и он  чмокал  огурцом.  Девочка от
своей половины отказалась.
     Наконец  шофер,  чертыхаясь,  вогнал коз  в  загон  и  прикрыл  дверцу.
Козлотур  в бешенстве ринулся на  них. Козы рассыпались по  загону. Козлотур
догнал одну из  коз и  ударом  рогов  опрокинул ее. Она  перевернулась через
голову, крякнула, но тут  же вскочила и пустилась наутек.  Козы бежали вдоль
плетня,  то  рассыпаясь, то вновь сбиваясь в  кучу. Козлотур гнался за ними,
ударами рогов разбрызгивая их по всему загону. Козы бежали, топоча и подымая
пыль, а козлотур внезапно резко тормозил  и, некоторое  время следя за  ними
розовыми глазами, бросался на них, выбрав угол для атаки.
     -- Нэнавидит! -- снова воскликнул председатель, восторженно цокая.
     -- Ему царицу Тамару подавай! -- крикнул шофер. Он стоял посреди загона
в клубах пыли, как матадор на арене.
     --  Хорошее  начинание,  но   не  для   нашего   климата!   --  крикнул
председатель, стараясь перекричать топотню и голоса блеющих коз.
     Козлотур свирепел  все больше  и  больше, козы  метались  по загону, то
сливаясь, то рассыпаясь в стороны. Наконец  одна коза прыгнула через плетень
и  свалилась в большой загон. Другие  сейчас  же ринулись за  ней, но  страх
мешал им соразмерить прыжок, и они падали назад и снова бежали по кругу.
     --  Хватит! --  крикнул председатель по-абхазски.--  А  то  эта сволочь
перекалечит наших коз.
     -- Чтоб я его съел на поминках того, кто это придумал! -- крикнул шофер
по-абхазски и ударом ноги распахнул дверцу загона.
     Козы сейчас же ринулись туда и запрудили узкий проход, блея от страха и
налезая друг  на друга.  Козлотур  несколько раз с разгону  налетел  на  это
сцепившееся, рвущееся и  застрявшее в узком проходе  стадо  и  ударами рогов
вколачивал их в большой загон.
     Шофер с трудом отогнал его.  Козлотур долго не мог  успокоиться и бегал
по загону, как разгоряченный лев.
     -- Ну, теперь пойдем,-- сказала девочка мальчику.
     -- Он один всех победил,-- объяснил ей мальчик,  и они пошли по дороге,
бесшумно перебирая пыльными загорелыми ногами.
     --  Нэнавидит,-- повторил председатель,  как  бы  восторгаясь  надежным
упорством козлотура.
     Мы  сели  в  машину  и  поехали  назад,  к  правлению  колхоза.  Машина
остановилась в тени грецкого ореха.  Агроном остался в машине, а мы вылезли.
Старики сидели на своем месте.
     Вахтанг Бочуа, сияя белоснежным  костюмом и розовым добродушным  лицом,
стоял возле новенького "газика".
     Увидев  меня, он  пошел навстречу,  шутовски  растопырив  руки,  словно
собираясь принять меня в свои объятия.
     -- Блудный сын вернулся,-- воскликнул он,-- в тени столетнего ореха его
встречает Вахтанг Бочуа и сопровождающие его старейшины села Ореховый  Ключ.
Целуй    край   черкески,   негодяй!   --   добавил   он,   сияя   солнечной
жизнерадостностью. Рядом с ним  стоял молодой парень и восхищенно смотрел на
него.
     Вдруг я  вспомнил,  что  он может  со мной заговорить  по-абхазски,  и,
схватив его за руку, отвел в сторону.
     -- Что такое, мой друг, интриги? -- спросил он, радостно загораясь.
     --  Делай вид, что  я не понимаю  по-абхазски,--  сказал я  тихо,-- так
получилось.
     --  Понятно,-- сказал Вахтанг,-- ты приехал изучать тайные козни против
козлотура. Но учти: после моей лекции  в селе Ореховый Ключ будет обеспечена
сплошная козлотуризация,-- завелся  он,  как  обычно.--  Кстати, это неплохо
сказано -- козлотуризация. Не вздумай употреблять раньше меня.
     -- Не бойся,-- сказал я,-- только молчи.
     --  Вахтанг умеет  молчать, хотя это ему не дешево обходится,-- заверил
он меня, и мы подошли к председателю.
     -- Я  надеюсь своей  лекцией разбудить творческие силы  вашего колхоза,
если  даже не  удастся  разбудить  вашего  агронома,--  обратился Вахтанг  к
председателю, подмигивая мне и похохатывая.
     --  Конечно,   это  интересное  начинание,  товарищ  Вахтанг,--  сказал
председатель уважительно.
     -- Что я и собираюсь доказать,-- сказал Вахтанг.
     -- Какое ты имеешь к этому отношение, ты же историк,-- сказал я.
     -- Вот  именно,-- воскликнул  Вахтанг,-- я  рассматриваю проблему в  ее
историческом разрезе.
     -- Не понимаю,-- сказал я.
     --  Пожалуйста,--  он сделал  широкий жест,--  чем  был горный  тур  на
протяжении  веков?  Он   был  жертвой  феодальных  охотников  и  барствующей
молодежи. Они истребляли его, но гордое животное не покорялось и уходило все
дальше и  дальше на  недоступные вершины  Кавказа,  хотя  сердцем оно всегда
тянулось к нашим плодородным долинам.
     -- Заткнись,-- сказал я.
     --  Я продолжаю,--  Вахтанг похлопал себя ладонями по животу и, любуясь
своей  неистощимостью, продолжал:  -- А  чем была наша  скромная, незаметная
абхазская коза? Она была кормилицей беднейшего крестьянства.
     Оба старика с уважением слушали Вахтанга, хотя явно ничего не понимали.
Тог, что был с посохом, даже забыл про свою лунку и важно слушал его, слегка
загнув ухо так, чтобы речь удобней вливалась в ушную раковину.
     -- С ума сойти, как говорит,-- сказал тот, что был с палкой.
     -- Наверное, из тех, что  в  радио  говорят,-- сказал  тот,  что  был с
посохом.
     --  ...Но она,  наша  скромная коза,--  продолжал  Вахтанг,-- мечтала о
лучшей доле, скажем прямо: она мечтала встретиться с туром... И вот усилиями
наших  народных умельцев,--  а  талантами земля  наша  богата,--  горный тур
встречается с нашей  скромной домовитой и в то же время  прелестной  в самой
своей скромности абхазской козой.
     Я заткнул уши.
     --  Видно,  что-то  неприятное напомнил, ишь  как закрыл уши,--  сказал
старик с палкой.
     --  Наверное, ругает,  что  плохо лечит козлотура,-- добавил  старик  с
посохом,--  я  этих  козлотуров  в горах убивал сотнями, а теперь за  одного
ругают...
     -- У них тоже какие-то свои дела,-- заключил старик с палкой.
     --  ...Интимным  подробностям  этой встречи  и посвящена  моя лекция,--
закончил Вахтанг и, вынув платок, промокнул им повлажневшее лицо.
     В это время к  председателю подошли какие-то  лохматые парни городского
типа.  Оказалось, что это монтажники, которые  проводят  сюда электричество.
Они  вступили с  председателем в  долгий,  нескончаемый  спор.  Оказывается,
какие-то виды работ  не учтены  в смете,  и  ребята отказывались работать до
того, как  правильно составят смету. Председатель старался доказать  им, что
не следует бросать работу.
     Нельзя было не залюбоваться мастерством, с каким  он вел спор. Разговор
шел на трех языках,  причем с  наиболее задиристым он говорил по-русски,  на
языке законов. Тихого кахетинца, который  почти ничего не говорил,  он сразу
же отсек от остальных и говорил, отчасти как бы ссылаясь на него.
     Иногда  он  оборачивался  в нашу сторону,  может  быть призывая  нас  в
свидетели. Во всяком случае, Вахтанг солидно кивал головой и бормотал что-то
вроде:   безусловно,  вы  погорячились,  мои   друзья,   я   это   выясню  в
министерстве...
     -- Много ты лекций прочел? -- спросил я у Вахтанга.
     -- Заказы сыплются, за последние два  месяца восемьдесят лекций, из них
десять шефских, остальные платные,-