бсудим.  Только,  ради
Бога,  -  он на миг посуровел,  -  не считайте меня чересчур щепетильным или
глупым. Есть вещи, которые просто не делают".
     На мгновение ему показалось, что Сара сейчас горячо заспорит. И впервые
он осознал:  если она чего-то захочет,  у нее хватит воли добиться своего. И
вдруг,  когда она вот-вот должна была заговорить громко и  решительно,  силы
оставили ее.
     - Да,  -  тихо проговорила Сара,  -  вы,  наверно,  правы, Ричард. Надо
обсудить это дело тихо и спокойно. Разыграв весь этот спектакль, я сглупила.
Но  мне  казалось,  так  лучше...  хотелось  превратить  радостную  весть  в
праздник. О, Ричард, поймите, надо же как-то отблагодарить вас!
     - Еще бы,  - рассмеялся он, - конечно. Так начните с того, что посидите
со мной как прекрасная принцесса - выпьем шампанского, а за ужином поговорим
как разумные люди.  -  Он начал раскручивать проволоку на пробке и подмигнул
Саре. - Договорились?
     - Если позволите высказать одну мысль.
     - Валяйте.
     - Милее вас я никого в жизни не встречала.
     Ричард пожал плечами,  улыбнулся и наполнил бокалы.  Выпили за здоровье
друг друга.  Потом Сара сказала:  "Последний раз я пила шампанское здесь же,
на именинах матери".
     Стремясь замять разговор о поясе,  Ричард попросил:  "Расскажите о ней.
Похоже, она была очень жизнелюбива".
     Ночью,  в  постели,  Ричард вернулся мыслями к прошедшему вечеру.  Сара
долго рассказывала о  матери.  Она,  конечно,  любила мать,  хотя  прекрасно
понимала,  что  это  была  женщина,  мягко  говоря,  не  очень щепетильная в
вопросах морали.  Она  столь  сильно  жаждала  удовольствий,  что  ради  них
зачастую  пренебрегала благопристойностью.  Производила впечатление существа
безнравственного, но остроумного и очаровательного, не способного любить или
ненавидеть вполсилы.  Такую  женщину,  понял  он,  гораздо лучше иметь среди
друзей,  чем врагов.  И теперь Ричард размышлял,  что же унаследовала от нее
Сара.  Конечно,  упрямство и  желание  стоять  на  своем  -  снова  и  снова
возвращалась она к разговору о поясе,  к бесповоротному решению отплатить им
Ричарду за спасение.  В конце концов, чтобы уклониться от прямого ответа, он
сказал,  что  хочет подумать,  к  тому  же  пояс надо оценить,  а  он  знает
швейцара-ювелира,  который недавно отошел от дел и  обосновался на вилле под
Албуфейрой. На днях он съездит к нему и покажет пояс. Предложение, очевидно,
уверило Сару,  будто он  смирился с  ее  даром,  и  о  поясе речь  больше не
заходила.  Хотя  окольными путями Сара добивалась от  него полного согласия,
потому что за ужином непрестанно выспрашивала о  будущем.  Чем он собирается
заниматься?  Откроет новый ресторан?  "Нет,  спасибо, - ответил он. - С меня
хватит".  Поедет в  Англию,  купит там ферму?  Раз или два он заговаривал об
этом,  но понимал, что так не поступит. А потом, загнанный в угол, он выудил
из памяти совсем нелепую мысль:  "Я знаю в Дордони большую старую фермерскую
усадьбу.  И  однажды подумал,  что здорово было бы купить ее и  превратить в
гостиницу".  Замысел Сару очень обрадовал,  она  захотела узнать об  усадьбе
все,  и  Ричарду пришлось,  чтобы утолить ее любопытство,  выдумывать разные
подробности.   А  между  тем  истина  очевидна,  только  Саре  он  не  хотел
признаваться -  нет у  него никаких планов.  Он  живет одним днем.  Время от
времени ему подворачивается дело, которым он занимается от души. Вот и все.
     Потом,  по  дороге  в  спальню,  когда  он,  намереваясь пожелать  Саре
спокойной ночи,  остановился у порога ее комнаты,  Сара,  не колеблясь,  без
смущения произнесла:  "Я о  своих родителях рассказала.  А  о  ваших не знаю
ничего. Они живы?"
     Секунду-другую Ричард думал,  что  ответит просто:  "Нет,  умерли",  но
вдруг его  захлестнуло непреодолимое желание выложить всю горькую правду,  и
он сказал:  "Мои мать и  отец погибли.  Однажды я вернулся из Найроби поздно
вечером, - а их зарезали туземцы из племени May-May".
     Презирая себя за эти слова, он лежал и видел ее перекосившееся от ужаса
лицо,  вспоминал,  как  она  бросилась  к  нему,  положила  руки  на  плечи,
поцеловала,  бормоча:  "Ричард...  бедный Ричард...  " А потом повернулась и
исчезла в спальне.
     Сейчас он  жалел,  что  не  сдержался.  Его  признание лишь еще  больше
растрогало Сару,  усилило ее желание отблагодарить своего спасителя.  Ричард
взял со столика книгу,  понимая:  в эту ночь придется читать,  пока книга не
выпадет  из  рук.  Из  открытого  окна  донеслась раскатистая быстрая  трель
красношеего козодоя:  кутук-кутук-кутук. Он кричал и в ту ночь, когда Ричард
прошел, подняв навес, в гостиную и увидел на полу убитых родителей.

     Они  беседовали любезно,  однако  любезность эта  напоминала ходьбу  по
тонкому  льду  -  малейшая неосторожность грозила разрушить их  и  без  того
натянутые отношения. Беллмастер презирал Брантона в основном потому, что его
легко оказалось купить и подчинить.  И еще -  он так и не смог избавиться от
зависти к полковнику, зависти необъяснимой, возникшей после давней сделки, в
которой в выигрыше остался Брантон.  Будучи законным мужем Джин, он знал ее,
спал с ней.  А пустив мужчину в постель, она отдавалась ему без остатка. Шла
на поводу у  собственной плоти,  с радостью предавалась чувствам.  Между тем
Беллмастер ревновал ее  даже  тогда,  когда сам  сводил с  мужчинами,  чтобы
извлечь выгоду из ее... распутства (станем называть вещи своими именами).
     Полковник  Брантон  сидел  за   неприбранным  столом,   смотрел  из-под
нахмуренных косматых бровей,  не  скрывая  враждебности.  Потом  с  издевкой
бросил:  "Вы,  конечно,  приехали по делу.  Иначе я бы вас, Беллмастер, и на
порог не пустил. Выкладывайте, что у вас".
     Едва сдерживаясь,  тот ответил:  "Я бы хотел поговорить о  вашей дочери
Саре".
     - Не моей,  а  вашей.  Я  к ней никакого отношения не имею.  По крайней
мере,  предположим,  будто она -  ваша. Если дело касается леди Джин, ничего
нельзя утверждать наверняка.
     Беллмастер пожал плечами и невозмутимо продолжил:  "Я допускаю и такое,
хотя сейчас это неважно. Сегодня я обедал с Гедди... "
     - С этим Винни-Пухом?  Ему по-прежнему нравится жить у вас в кармане? -
Брантон вдруг улыбнулся.  -  Простите,  я  отвлекаюсь.  Но  немного поязвить
иногда бывает так же утешительно,  как хлопнуть рюмку виски. Итак, поговорим
о Саре и незабвенном Гедди.
     - Он  получил  от  миссис  Ринджел  Фейнз  телеграмму о  том,  что  она
возвращает Саре виллу Лобита.
     - Повезло девчонке, ведь вилла стоит больших денег. Что ж, это поставит
ее на ноги. А от меня чего вы хотите?
     - Сара не в состоянии ни себя прокормить, ни виллу содержать.
     - Отчего же?  Пусть сдает часть комнат.  Так  поступают многие.  Раз уж
Сара заполучила виллу,  пусть и  живет там на здоровье.  Лично меня этот дом
всегда раздражал.  Только и думаешь, бывало, что за мужчина согревал постель
Джин в ночь перед твоим приездом.
     Лорд  Беллмастер беззлобно рассмеялся и  сказал:  "По-моему,  я  в  вас
кое-что проглядел. Или оно недавно появилось, это злорадство?"
     - Все дело в  расстройстве желудка -  моя кухарка (дура!) отвратительно
готовит.  До  первой рюмки в  пять минут шестого я  вечно сам  не  свой.  Но
вернемся к Саре.
     Беллмастер с  ответом не спешил.  Что бы ни заявлял Брантон,  а  Сара -
его,  Беллмастера,  дочь. Да, она сглупила, решив пойти в монахини, и все же
она плоть от плоти его.  Он должен о ней позаботиться, к тому же это отведет
возможную угрозу карьере.  "Хорошо, - терпеливо начал он. - Ей нужны деньги.
Я хочу, чтобы вы взяли ее на содержание".
     - Славно придумано! - расхохотался Брантон. - А сколько ей надо? Десять
тысяч в год? Я распоряжусь об этом через банк. Если только меня туда пустят.
     - Я и не рассчитываю,  что платить станете вы. Мне прекрасно известно -
денег у вас нет.  Но ради Сары нужно соблюдать приличия, верно? Даже теперь,
после стольких лет.
     - Да,  да,  конечно. Сохранять приличия очень важно и чертовски трудно,
когда все проиграно на скачках.  Но я на вашей стороне,  Беллмастер.  Деньги
дадите вы,  а Гедди устроит так, что всем покажется, будто они идут от меня.
Сара не  заподозрит ничего.  Восемь лет  она жила затворницей и  до  сих пор
считает  меня  богатым провинциальным джентльменом,  помешанным на  охоте  и
рыбалке,  -  в голосе полковника зазвучала горечь. - А ведь я, если на охоту
еду,  лошадей нанимаю.  А  ружья?  Все английские пришлось продать шесть лет
назад и  пользоваться испанской дешевкой,  на  какую отец бы  и  не  глянул.
Хотите узнать,  как я  рыбачу?  Пока все там же,  но река принадлежит уже не
мне,  а отелю, и за то, чтобы удить бесплатно, я учу рыбачить толстосумов из
Бирмингема и  Манчестера,  которые из  пойманной форели делают чучела.  "Так
проходит земная слава", - говорили древние римляне. Между тем однажды кто-то
заявил,  что если я буду верно служить,  то дорасту до генерал-майора.  Нет,
даже не заявил.  Пообещал.  Впрочем,  это совсем не значит,  что у  меня нет
отцовских чувств.  Напротив.  Посылайте ей  деньги от  моего  имени  сколько
хотите.  Но  за  оскорбленное достоинство меня полагается вознаградить.  Для
этого вы сюда и явились, верно?
     - Совершенно верно.
     - "Совершенно".  Какое точное слово.  -  Брантон взял со стола ножик из
слоновой кости -  такими разрезают книги -  и  забарабанил им по столешнице.
Потом вдруг улыбнулся и продолжил:  -  Итак, говоря языком Гедди, какую цену
за мои услуги вы считаете разумной?
     Внезапно  уязвленный тоном  Брантона,  Беллмастер произнес:  "По-моему,
тысяча фунтов - плата достаточно щедрая".
     - В год, конечно, - улыбнулся Брантон и перестал барабанить ножичком.
     Беллмастер  покачал  головой,   с   трудом   сдерживая  гнев,   который
собеседнику все-таки  удалось в  нем  пробудить,  и  внешне спокойно сказал:
"Простите,  Брантон,  я веду речь о единовременном вознаграждении.  И тысячи
фунтов  более  чем  достаточно  -  согласитесь,  от  вас  совсем  ничего  не
потребуется. Все устроит Гедди".
     - Да,  Гедди на  этом собаку съел.  Интересно,  чего это вам вздумалось
взять Сару на  содержание?  Любопытно.  Впрочем,  дело ваше.  Но тысяча меня
никак не устроит.  Знаете,  -  вновь улыбнулся Брантон,  -  может статься, я
из-за вас под суд попаду. Вдруг вы начнете мухлевать с банком...
     - Не будьте идиотом!
     - Вот именно. Не хочу оказаться им. Боюсь, вам придется раскошелиться.
     Беллмастеру вдруг нестерпимо захотелось поскорее отвязаться от Брантона
и уйти,  поэтому он вкрадчиво предложил: "Хорошо. Зная ваше предложение и по
старой дружбе, я заплачу две тысячи".
     - Нет между нами никакой старой дружбы,  -  покачал головой Брантон.  -
Одна старая вражда. Но вам почему-то очень хочется уладить это дело, поэтому
я  запрошу всего  десять тысяч и  пять  -  немедленно:  нужно рассчитаться с
лавочником,  букмекером  и  директором  банка.  -  Он  развалился в  кресле,
тоненько засвистел сквозь зубы.  В  его ясных голубых глазах льдом искрилось
счастье.  Впервые ему удалось взять Беллмастера в  оборот и  он  наслаждался
этим.
     ...  Они  поладили на  семи тысячах,  Беллмастер подписал чек и  вручил
Брантону, не сходя с места.
     Когда  Беллмастера увозили  в  "Роллс-Ройсе"  по  ухабистой дороге,  он
потянулся  к  встроенному в  автомобиле бару.  Успокоить сейчас  могла  лишь
большая  рюмка  бренди.  Впервые  Брантону удалось поездить на  нем  верхом,
вызвать непривычную,  смешанную с  нетерпением ярость.  "Из-за  чего?  -  со
злостью спрашивал он себя и отвечал:  -  Наверное,  попусту".  Ведь он решил
откупиться от Сары и  Брантона лишь потому,  что когда-то Джин бросила ему в
лицо несколько гневных фраз, которые он так и не смог забыть. До сих пор она
стояла у него перед глазами, крича: "Ты испохабил мою судьбу, и пока я жива,
не смогу отомстить,  не погубив себя.  Но после смерти я вернусь - вернусь и
уничтожу тебя".
     Глоток бренди начал успокаивать Беллмастера,  аристократ устало тряхнул
головой.  Вряд ли  Джин говорила всерьез.  Вероятно,  в  ней просто взыграла
ирландская кровь. Но ради будущего нужно предусмотреть все... Все.
     Оставшийся в  кабинете Брантон не выпускал чек из рук.  От привалившего
ему   счастья  и   сознания  того,   что  Беллмастер  порастерял  с   годами
самообладание -  уж слишком легко позволил он себя облапошить,  -  полковник
подобрел.  "Какой червь его гложет?  - размышлял он, развалясь в кресле. - А
впрочем, не все ли равно?" В дверь тихонько постучали, вошла жена с подносом
в руках.
     - Я принесла тебе чай, дорогуша.
     Не  спеша  свернув чек  и  положив его  во  внутренний карман  пиджака,
Брантон улыбнулся: "Спасибо, милая".
     - Как его светлость?
     - Неплохо.  Проезжая мимо, решил заглянуть, потолковать о старых добрых
временах.  Кстати,  давно хотел тебе  сказать -  мне  нужно будет съездить в
город на несколько деньков. А ты пока, может быть, сестру навестишь?
     - С удовольствием. Сто лет не встречалась с Ви.
     - Отлично. Поворкуете, как старые кумушки. А я остановлюсь в клубе.
     Глядя,  как она разливает чай и без умолку болтает,  не ожидая ничего в
ответ,  Брантон думал:  "Хорошая,  удобная бабенка,  умеет все,  что  надо".
Однако в последние месяцы она полковника не ублажала.  Ему по-прежнему время
от времени хотелось другого.  Молодой девочки.  Эх,  будь у него не семь,  а
семьдесят тысяч,  он  бы прогнал "жену",  заделался холостяком и...  в  омут
головой!

     На платане вновь ворковали два голубя,  но не те, что раньше. В петлице
у  Куинта  была  веточка зимнего жасмина.  Стояло безоблачное,  чистое утро.
Дышалось легко,  на  лице Куинта играла улыбка -  он хорошо себя чувствовал,
что бывало нечасто.  Подняв голову от бумаг,  он улыбаться перестал. Кэслейк
перевел взгляд от окна к начальнику.
     - Любите смотреть на птиц, так? - любезно осведомился тот.
     - Да, сэр. Мой отец разводил голубей.
     - Я и это знаю, что вас не удивляет, верно?
     - Верно, сэр.
     - В  три  часа у  вас  деловое свидание.  С  мистером Арнолдом Гедди из
нотариальной конторы "Гедди, Парсонс и Рэнк" в Челтнеме. Бывали там?
     - Нет, сэр.
     - Город  здорово изменился...  Мистер Гедди  вам  кое-что  объяснит.  А
завтра утром встретитесь с лордом Беллмастером.  Он скажет,  что ему надобно
от вашей поездки в  Португалию.  На виллу Лобита.  Поедете туда послезавтра.
Дополнительные указания получите,  если  потребуется,  в  нашем лиссабонском
отделе.  Гостиницу выберете сами. Если пригласят остановиться на вилле, ни в
коем случае не соглашайтесь. Когда все закончите, получите три дня выходных.
Настоящий отпуск. Без нашей опеки. Понимаете, о чем я?
     - Конечно, сэр.
     Куинт немного помолчал,  не  сводя глаз с  Кэслейка,  потом кивнул так,
словно  поборол какие-то  внутренние сомнения,  и  сказал:  "Знайте -  Гедди
когда-то,   еще  во  время  войны,  работал  на  нас.  Оперативник  из  него
никудышный,  а  вот с  бумагами он управлялся отменно.  Он об этом говорить,
конечно, не станет, а мне хотелось показать вам, как некоторые из нас делают
хорошую карьеру.  Ну,  вот и  все.  Бегите и  начинайте притворяться молодым
служащим процветающей нотариальной конторы из провинции".
     - Да, сэр.
     - И еще: если указания Беллмастера будут отличаться от моих, - а мои он
знает, - если он попросит вас скрыть что-нибудь от меня, соглашайтесь. Пусть
считает, будто вас можно подкупить.
     - Да, сэр.
     - Как  и  нас всех,  конечно.  И  не  отвечайте на  все мои слова своим
неизменным: "Да, сэр".
     - Хорошо, сэр.

     На  другое  утро  Кэслейк встретился с  лордом Беллмастером у  него  на
квартире.  Тот сидел за столиком в  банном халате:  только что принял ванну,
побрился и  теперь завтракал -  пил кофе с тостами.  Кэслейк,  изменив себе,
согласился выпить чашечку.  Подчиняясь не прямому указанию Куинта, а законам
той роли,  что прочил ему Беллмастер,  Кэслейк решил позволить себе выказать
крошечную искорку  радости от  якобы  возникшего между  ним  и  аристократом
взаимопонимания,  своекорыстный интерес и тщеславие. На удивление, он вскоре
почувствовал, что Беллмастер принимает это как должное, будто Кэслейк только
и хотел, что залезть к нему в карман, оказаться под его покровительством.
     - Как вам понравился наш старый добрый Гедди?
     - Очень приятный человек, сэр.
     - И очень способный. Он, конечно, сообщил, что деньги мисс Брантон буду
посылать я, а не полковник.
     - Да, сэр.
     - Но  почему,  не объяснил,  так?  -  Беллмастер вновь налил себе кофе,
добавил сливок.
     - Да, сэр.
     - Ну,  для Клетки это не секрет.  Она моя дочь.  Ее мать вышла замуж за
Брантона по  расчету.  Полковнику,  естественно,  заплатили за  оскорбленное
самолюбие.  Давным-давно. А вчера я купил его согласие участвовать в сделке.
Он  человек  никудышный и  жадный.  Признаюсь,  мне  пришлось  выложить  ему
несколько тысяч. А знаете, почему я так с вами откровенен?
     Кэслейк  некоторое время  молча  рассматривал картину  Рассела  Флинта,
надеясь,  что  Беллмастер  прочтет  у  него  на  лице  глубокое  раздумье...
колебание, граничащее с любопытством, если такое сочетание возможно. Ведь он
уже  знал ответ,  поэтому размышлял о  том,  что груди у  одной из  женщин у
купальни точь-в-точь,  как у  Маргарет...  вспомнил ее,  лежащей на  песке с
лифчиком в руке.
     Наконец,  с  нарочитым  усердием  подбирая  слова,  чтобы  не  нарушить
возникшее между ним и Беллмастером взаимопонимание, Кэслейк произнес: "Когда
вы работали у нас,  мать Сары,  по-видимому, была вашей незаменимой - хотя и
нештатной - помощницей долгие годы... "
     - До самой смерти. - Беллмастер рассмеялся. - Это был настоящий Борджиа
в  юбке,  вот что я вам скажу.  Она из тех женщин,  которые не забывают и не
прощают предательства,  мстят обязательно -  даже после смерти. Ведь людей с
незапятнанным прошлым нет. Теперь вам все должно быть ясно.
     - Признаться,  не все.  - "Хоть я и хорошо играю роль клюнувшей рыбы, -
думал Кэслейк, - слишком легко в сеть лезть не стоит".
     - По-моему,  вы  не совсем честны.  Ну,  да ладно.  Во всякой игре есть
правила.  Истина в  том,  что  мать Сары до  сих  пор  представляет для меня
опасность, но не такую, что заботила бы людей Клетки. У них свои интересы, а
у  меня -  свои.  Загвоздка в  том,  что я вращаюсь в двух мирах -  и вашего
ведомства, и открытой политики. Нужно ли еще объяснять?
     - Нет,  сэр.  Я  же читаю колонки политических сплетен в газетах.  Но я
предан Клетке. И карьеры вне ее не ищу.
     - Это нам не помеха.  Ведь даже стань вы главой Клетки, все равно у вас
на  поясе будет прочная нить,  за которую всегда смогут дернуть вышестоящие.
Так что не бойтесь, если об услуге, которую вы мне окажете, станет известно.
     - В этом деле, сэр, мне дано указание подчиняться вам полностью.
     - Но и сообщать им обо всем?
     - Естественно, сэр.
     - Тогда все в  порядке.  Станете посылать полные и  откровенные отчеты.
Делать все,  что я  попрошу,  а потом -  вот слово,  которое можно толковать
по-разному - докладывать об этом. Вы согласны?
     - Да,  сэр.  Кроме того случая,  когда я обязан буду получить от Клетки
предварительное разрешение.
     Не выказав удивления,  Беллмастер отставил чашку, развалился в кресле и
закурил.  Посидел немного, поигрывая замком золотого портсигара, и со смехом
сказал: "Дорогой мой, неужели вы считаете, что в этом деле столько подводных
камней?  Ничего подобного.  Даже в  самом крайнем случае физически устранять
никого не  придется.  Меч вам не понадобится.  Речь может пойти лишь о  том,
чтобы сжечь одну или несколько тетрадей.  -  Он встал,  подошел к камину, на
ходу подтянув пояс халата.  -  Я просто хочу точно знать содержимое свертка,
за  которым  Сара  ездила  в  Эсториль.  А  потом...  вполне  возм