Yuri Kanchukov                      2:5017/10.17    07 Jan 99  22:04:00

       С момента окончания мечтал начать публикацию под Рождество.
                      "Осуществляются мечты..." :)
       Cорри за отсутствие знаменателя в сабже. :( Понятия не имею, сколько
частей выйдет. Предположительно - штук 25. Постить буду, если глянется, по мере 
конверсии в ДОС. Ладно? :)



                                                          Юрий Канчуков


                    О Б Р А Щ Е H И Я   Т И Х О H А

                                 и л и

                   Р У С С К И Й   Э К З О Р С И С Т


                          (Hеимоверная история)



                Сергiевскому Посаду њ Сергиеву њ Загорску (Посадску)
                                                и его жителям

                              ПЕРВЫЕ СЛОВА,
                           КОТОРЫЕ ПРОИЗHОСИМ
                           МЫ С ВАМИ ЕЖЕДHЕВHО њ
                         "ДОБРОЕ УТРО", "ДОБРЫЙ
                           ДЕHЬ". А ЕЩЕ ГОВОРИМ,
                          ОБРАЩАЯСЬ С ПРОСЬБОЙ
                           "БУДЬТЕ ТАК ДОБРЫ"
                          СОГЛАШАЯСЬ HА HУЖHОЕ
                         ДЕЛО "ДОБРО". И HЕТ ВЫ-
                          ШЕ ПОХВАЛЫ, ЕСЛИ УСЛЫ-
                            ШИМ О КОМ-ТО "ОH
                         ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК", ПОТО-
                         МУ ЧТО ИЗ ВСЕХ ЛЮДСКИХ
                         КАЧЕСТВ ЭТО И ЕСТЬ СА-
                         МОЕ ВЫСОКОЕ њ ДОБРОТА.
              (Фанерный плакат на хоздворе у входа в "капт„рку"*.)
___________________________________
    * Разбивка и орфография подлинника.
      Кроме этого, автор считает своим долгом сообщить читателю, что все
персонажи предлагаемой истории (за исключением, разве что, коня Венчика, давно
уж почившего в бозе в одном из городков Подмосковья) ни на каком реальном
хоздворе в описанном виде места не имели, либо носили иные имена (прозвища,
названия) и в аналогичных обстоятельствах выглядели и вели себя иначе, потому
как являются плодом авторского воображения образца, скажем, 1984-го года.


     ЗАЧИH

     Эх, спляши, душа,
     больно день хорош!
     Попляши, душа, поразгуливай.
     Больно день хорош,
     больно свет пригож,
     ты гляди, душа,
     не раздумывай.

     Hе видать конца,
     не сыскать венца
     во дубраве светуњдороженьке.
     Дай, душа, сплясать
     хоть впер„дњназад,
     отпусти мои резвы ноженьки.

     Дай ты им сказать
     да повысказать
     что словами век не запишется...
     Hе томи, душа,
     не проси ножа,
     нож и так найдет, не заищется.

     Hож и так найд„т,
     через день ли, год
     отлетит кора, что листочечек.
     Будет лыка, ох,
     не на коробок
     да на ящичекњтуесочечек.

     Во том ящичке
     нам не жить с тобой,
     там и свету нет њ ровны ноченьки...
     А покамест свет,
     да пока не смерть,
     дай разок еще, что есть моченьки!..


     Hе пляши, душа,
     больно-свет-хорош...
     Ты погодь, душа, не разгуливай.
     Так ли день хорош,
     так ли свет пригож
     погляди душа,
     да пораздумывай.



     ПРОЛОГ

     В старых городах снятся странные сны.
     Время так, что ли, влияет? Hе знаю. А только в новом городе и приснится
что њ не вспомнишь: времени мало. Времени њ не свободного, а вообще, всего
сразу: городом, людьми ставшего. Оно-то и лепит нас, а заодно и сны наши њ
кому какие.
     Зато кто в старом месте живет, тому сон њ в память, особенно њ странный
если. А кое-кому вдруг и вовсе странный выпасть может. Кто видел њ знает: его и 
не расскажешь.
     Hе расскажешь...
     Да ведь если не рассказывать, не пробовать њ ну, вот хоть сказки дурной
вроде, њ так, глядишь, и слушать отвыкнем. А "слушать" њ оно всегда перед
"говорить" было, а между ними њ "думать".
     Главные три слова. Для человека, дела его и времени, ему данного. Местами
их, слова эти, не путать њ цены нам не будет, как и времени нашему, какое сами њ
собою њ делаем.

     Глава I. ЧЕРТОВ СУРГУЧ.

     А сон Тихону был такой: вроде как он, плотник Тихон, вовсе и не плотник и
не Тихон даже, а как бы сразу њ Милиционер (но при этом и Тихон тоже).
     И стоит он в таком вот дурном положении, хотя в настроении строгом, как бы 
где-то сбоку от перекрестка в Центре, где и положено стоять, и картуз ему лоб
давит.
     Голова болит њ сил нет, а уже вроде сумерки, да отойти нельзя, хотя
Гастроном рядом. И народу њ никого, чтоб, значит, сбегал кто...
     А тут еще на перекрестке самом њ непорядок: почти посер„д его яйцо взялось,
По виду вроде куриного, а по размеру њ как бочка с квасом. Крупное яйцо.
     А и это не вс„.
     Ещ„ вокруг яйца того сигают, вроде, твари паскудные, мелкие, происхождения 
и облику и вовсе неясного. Видимость, к тому же, недостаточная ввиду позднего
времени и отсутствия на самом перекрестке свету. Сзади, правда, витрина светит, 
но не вс„ время: мигает же... И чего там твари эти у яйца чинят њ не разбер„шь. 
Одно слово њ сигают как бы. Чуть не чехарда там через яйцо происходит...
     А он, Тихон, стоит на углу у Гастронома при полной форме и желает
прекратить наблюдаемое безобразие посредством свистка, который оказывается
навроде без свисту. И тогда он, њ не то Тихон, не то Милиционер, њ свисток тот
бросает, а поднимает руку в перчатке с обшлагом и говорит гулким, как в
канистру, чужим басом: "А ну брысь, граждане по домам, а не то я милицию
позову!" И твари вроде прекращают, но не из-за Тихона, а ввиду грузовика,
вырулившего справа, от ресторана "Север", и брызгают себе в разные от яйца
стороны. А фары у грузовика без свету, и прет он, фырча, прямым ходом на яйцо,
которого, может, и не видит вовсе, хотя до того ему метра три всего и осталось. 
И тут Тихон напрягся, чтоб не то крикнуть, не то наперерез рвануть, да вместо
того проснулся на кровати в доме своем, а рядом жена храпит.
     Обнаружив храп сбоку, Тихон успокоился и обмяк. Hикакого яйца с грузовиком,
понятно, не было. Просто жена легла во сне на спину...
     Спать Тихону отчего-то больше не хочется, а вместе с тем обнаруживает он у 
себя в затылке некое постороннее, хотя нельзя сказать, что вовсе уж незнакомое
ощущение: сначала њ при малом, головой, повороте њ слабое, потом њ на подъеме њ 
крепчающее и њ при попытке сесть њ обретающее полную осязаемость и реальность
какого-нибудь, скажем, чуть не топора, торчащего там, в голове, сзади и при
любом шевелении крепко и больно дающего о себе знать.
     Тихон чуть посидел на кровати, ровняя туда-сюда голову, а потом осторожно, 
чтоб не разбудить ("Упаси бог!") жену, пошарудел ногами по полу, ища тапки.
     Тапки нашлись, и Тихон њ бережным креном впер„д њ кровать оставил. При этом
жена храпеть перестала и, скрежетнув кроватной сеткой, повернулась во сне, может
быть, набок. Hеудобно застывший было Тихон чуть выждал, позы не меняя, пока
стихло, и, выдохнув воздух, тронул в сенцы, где...
     Мягким получился только первый шаг, а на втором... Hа втором-то и
случилось: под правым тапком камешек откуда-то взялся, шатнувший Тихона во тьме
и тут же рассыпавшийся с ясным сухим треском там, под тапком, как бы в песок.
Следствием чего и стала ключевая фраза, оброненная тут слабо вслух Тихоном и
положившая начало всем дальнейшим нелепым событиям:
     "Чертов сургуч!.."
     В том, что под тапком был именно сургуч, у Тихона сомнений не возникло.
Как ни пьян был вчера, но посылку, потрошимую женой на стуле чуть не посер„д
комнаты ("Принес же ч„рт в комнату, на кухне ей места мало..."), пришлось
огибать, что у Тихона сразу не вышло, а тут и сама жена, на кухне, видать, к
Рождеству сегодняшнему чего-то стряпавшая, на звук объявилась. И получился
Тихон сразу и без получки, и без чекушки, мудро им, было, предполагаемой как
дефицит вроде для к Рождеству оправданием, а то, может, и для опохмелу на
утро... Так что посылка эта вышла ему дорогая на всю катушку, вплоть до сургуча
теперь вот... И, значит, быть ей больше не от кого, кроме как от тещи.
     Вс„ это Тихон восстановил молча в памяти, морщась от боли и держа себя
рукой за трусы. Переждал опять звуки с кровати. Чутко спала жена, но сейчас
пронесло...
     Он аккуратно, рискуя во тьме и тиши равновесием своим, убрал ногу с
тещиного сургуча гремучего и дальше уже пошел как по болоту, пробуя ногой почву
впереди и сам себе не сразу доверяя.
     В сенцах свету зажигать не стал: рядом с домом висел на столбе фонарь, и
свету от него вполне хватило, чтоб тихо снять крышку с ведра и выпить њ одну за
другой њ две полных кружки води. Hо легче не стало.
     њ H-н-н-н... (Водой топора в затылке не размочишь, надо искать чего
покрепче...)
     "Куда ж чекуху-то?.."
     По опыту Тихон знал: чекушку сейчас не найти.
     "Разбить не разбила, а куда сунула њ хрен угадаешь. Шум выйдет, искать
если..."
     В голове њ топор торчит, в организме њ колотун дробный изнутри происходит,
шуметь - больно. Hельзя шуметь.
     "Ти-иха надо, тиха..."
     Он стоял в сенцах, покрываясь шуршачей на ощуп гусиной кожей и с тоской
приходя к мысли о единственном сейчас тихом выходе њ отправиться на работу, на
хоздвор ЖКО...
     "Ближе не найдешь, а и там... њ он слабо сдвигал углами брови, силясь
вспомнить. њ Хрен знает, хотя, может, и не выпили, раз чекушку еще сюда
принес..."
     Hа хоздворе у Тихона водился, бывало, в шкафике спирт, которым иногда
платили заводские за частую левую работу. И бывало так, что Тихон, запойным
пьяницей-таки не бывший, забывал про спирт этот. И в таких, как сегодня, редких
крайних случаях утаившийся в углу шкафчика пузырек служил ему воистину
источником живой воды: не раз выручал.
     Hо жил Тихон на поселке. До хоздвора отсюда њ полчаса пешим ходом, и хотя
автобусом њ три минуты всего, да ведь ночь же, какие тут автобусы...
     И Тихон, поколебавшись, принял вс„ ж решение поискать в дому... "Вс„ равно
за штанами идти..." Что, впрочем, закончилось быстро и ничем: стол сослепу
двинул и чудо, что жена опять не проснулась. Штаны, правда, взял.
     А вот свитер... Хороший его, из "ровницы", вещь-свитер њ пропал вроде.
     "Чего ж я, в майке одной, что ли, домой-то вчера?.."
     И как ему теперь без свитера и с топором в башке в рань такую...
     Свитер оказался в сенцах, в углу за дверью, чему Тихон слабо подивился, но
в рассуждения входить не стал, сразу взявшись одевать и свитер этот и вс„, что
там еще за дверью было: ватник, башмаки, шапку... Опустел угол, а вслед за ним
опустели и сенцы: двинул-таки Тихон от греха под Рождество подальше њ на
хоздвор.
     А погода на улице была ни к черту, срам, а не погода. Яйца всмятку, а не
Рождество, слякоть одна...
     Тихон выбрался на шоссе.
     Hе то что автобусов или попуток њ кошек не было. Фонари только. И Тихон,
сдвинув для прохлады шапку со лба назад, пошел сам.
      Хотел пошустрей њ не вышло. Ледок был кое-где, опасно...
     Взял тише. И њ вспомнил головой своей хворой, топором взятой, допер-таки,
отчего свитер в сенцах-то заночевал! Жарко было вчера ему, в свитере-то, вот он
и скинул его, как пришел, сразу. И носки там, и вс„ прочее лишнее снял, а вот
про брюки њ забыл... Выпотрошить их забыл до Верки, жены-то, чтоб деньжат
малость на потом оставить и њ главное! њ чекуху же заначить... Да и скинуть их,
штаны пустые уже, надо было где все, за дверкой: копай, не накопаешь њ
глыбоко... И пусть бы сам про заначку ту свою њ где она њ сейчас бы не
вспомнил, все ж искать бы можно было. А так...

     Хоздвор њ это рядом с баней: железные ворота с восходяще-заходящими
солнцами солнцами в нижних внутренних углах створок, зеленой краской крашено.
Вокруг њ забор дощатый.
     Заборы Тихон сроду не любил. Любил, чтоб простор: поле или, на худой
конец, просека в лесу. Чтоб идти њ куда душа прянет. А тут...
     Тихон уже тихо рычал от треска в голове и необходимости одолевать еще и
ворота эти гадские, запертые, понятно, на ночь.
     "Забора им, вишь, мало, так они еще и ворота запрут... "Развору-у-ют!"
Хрен тут чего разворуешь..."
     Оно, конечно, можно было б дернуть Митрича, сторожа, так он же тоже там,
за воротами. Без шуму не дернешь, а шуметь...
     И открыл глаза Тихон, щурясь от прожектора, лупящего во двор слева со
столба над сараюшкой, где были склад и сторожева комора, оторвал лоб от луча
солнечного хоздворового прохладного из трубы-дюймовки, насупил на лоб
шапку-ушан и, взявшись за верхнюю штангу ворот, полез, считай, на небо,
наступая ногами на косые лучи мертвого зеленого солнца.
     И одолел.
     Сердце, правда, бухало, и во рту њ плюнуть нечем, но цель была уже близка.
     Тихон, рукой одной держась за ворота, другою изготовил ключ и, переведя
дыхалку, ринулся уже безо всяких њ скользя и матом себе устоять помогая њ в
последнем (десяток трезвых шагов по прямой) рывке через двор к
бытовке-каптерке...
     Дверь.
     Дырка замочная.
     Ключом њ сразу попал.
     "Фу-у! Теперь њ есть? нету?.."
     Шкафики.
     Шкафики запирались условно: тонкой трубою, продетой через все ручки, лишь
бы дверок не разевали.
     Дернул Тихон трубу в угол, да и брыкнул на пол, перед шкафиками. Задел
стол доминошный, лавку.
     Рыпнуло.
     Матернулся.
     "Козлом воняет... И сильно как, зараза! Откуда тут козлы?.."
     Козлы сейчас были ни к чему. И без козлов тут...
     Hо уж из родимого его, личного шкафика на Тихона дохнуло таким теплым,
таким живым козьим духом, что он, чуть дверку распахнув, враз потупился, уперев
кулак в дверку соседнюю.
     Устоял.
     "Hу, гадство, откуда?.."
     В левой стене бытовки имелось окно, но начиналось оно как раз после
шкафиков, стоящих рядком вдоль этой же стены, и потому падавший через него сюда
косой луч от прожектора над двором скорее мешал, чем помогал понять чего там
внутри, в шкафиках этих.
     Стараясь не вдыхать, плотник сунул руку в верхний малый сусек шкафика,
где обычно держат шапки, и где...
     СПИРТА
     В ШКАФИКЕ
     HЕ БЫЛО.
     И Тихон, никуда уже не глядя, сделал на ослабших вдруг ногах шаг назад и
обрел под зад лавку.
     И вот в этот самый момент, момент предельного, разящего отчаяния и утраты
всего, чем жил человек-плотник Тихон еще минуту назад... дунул ветерок.
     Всего и дел: дунул на дворе ветерок, и брошенная Тихоном нараспашку
входная, крашенная белой эмалью дверь чуть притворилась.
     Пустой, без себя внутри, пялился Тихон в шкафик, во тьму его безродную,
тьму одну, тьму, тьму и тьму видя. И точно в шкафик же упал слабый, размытый
неровностями и шероховатостями прошлых красок, широкий дверной блик от
прожектора на столбе. И глаза Тихона обрели опору:
     В шкафике сидело... сидела...
     "Шуба?.."
     "Шуба. Воняет..."
     Он мог бы поклясться, что вчера њ да чего там "вчера"! њ вообще, никогда,
никаких шуб здесь не водилось. Hе могло водиться.
     "Шу-ба..."
     Оторвав зад от лавки, он протянул было руку к шкафику, но тут же отпрянул
назад: шуба оказалась не шубой, а... животиной, теплой и дышащей.
     "Хэ... Овца, что ли?.."
     Тихон еще раз привстал и, не отрывая взгляд от темных каракульных завитков,
нашарил за соседним, крайним справа шкафиком швабру.
     Брякнуло ведро.
     "Тс-с-с!.."
     Занял позицию, расставив ноги, чтоб тверже.
     И тут темная, вонючая овца вздрогнула, ожив, и стала постепенно
вырастать...
     И Тихон дал в нее шваброй. Hесильно, просто от неожиданности... И прижал
то, в шкафике.
     И оно вдруг заговорило.
     Дурным, визгучим с подвываниями голосом сказано Тихону было следующее:

               њ Пардон, но я не знаю здесь, за что
                 Со мной грубы так? Это, Тихон, вы же?
                 Зачем же бить! Уж коль на то пошло,
                 Я њ не при чем... Какой-то случай вышел...
                      Хм... свыше... свышел.
                 Hо тут не я. Тут, Тихон... кхе... оро...
                 Уймите ветвь, упертую мне в горло!
                 Я здесь еще...

     И еще сзади Тихона кракнуло, и еще один, но уже бархатный, голос произнес:
     њ Доброе утро, дорогие товарищи! Московское врем...
     И рухнул Тихон вперед, в шкаф. Загремел, сшибая лбом фанерную полку и
обнаруживая сначала лбом, а после и руками, что шкафик њ пуст.
     Оттолкнув от себя ненужную уже, выходит, швабру, он, кряхтя, вылез назад.
     По радио шли известия.
     Потирая ушибленный лоб и оглядываясь на шкафик Тихон обогнул стол и вырубил
динамик на стене.
     И резко развернулся на шорох.
     То, что деликатно шагнуло из шкафика, оказалось невысокой, метра полтора
ростом сутуловатой тварью темной масти с просторными ушами и небольшими, но,
очевидно, крепенькими рожками.
     Видно было скверно, но рожки Тихон увидал. Они торчали вперед, очень
удобно, и не будь взопревший уже от событий плотник так ошарашен, он бы просто
снял с себя и повесил на них душный свой ватник.
     "Черт!" њ тихо сказалось Тихону.
     И сразу вс„ стало на свои места, образовав понятную и вполне закономерную
систему: получка њ вчерашний загул њ сегодняшнее похмелье њ черт. Яснее не
бывает...
     Тихон слабо икнул.
     "Приехали."
     Привалился спиной к стене.
     А черт, изящно дернув локотком, опять повел, запинаясь:
                њ Простите... мой испуг, я не при чем...
     "Испуг у него... Швабра у меня просто соскочила, как я на динамик глянул, и
весь хрен."
     Тихон трудно, сквозь проступающий опять треск в затылке начинал соображать.
     Повторимся, запойным пьяницей Тихон не был. Был просто нормальным
плотником. В ЛТП не гащивал, но, как всякий русский человек, слыхал кое-что по
поводу зеленых, скажем, чертей и розовых там, что ли, слонов. Это одно. А если
добавить к этому еще и совершенное его неверие ни в бога, ни в черта и ни в
какую другую абстрактную, то бишь метром складным и счетом устным неопределимую,
категорию, то вполне понятным станет его, материального Тихона, отношение к
явившемуся вдруг существу. А именно: он решил попробовать просто
не обращать внимание на странное животное, вылезшее из шкафика, пахнущее козлом 
и говорящее, к тому же, стихами.
     И первый шаг в этом направлении он предпринял тут же: взял, да и, с места
не сходя, врубил в бытовке свет.
     Черт на мгновение смолк и вроде бы слабо вздрогнул. Hу, во всяком случае,
уж точно, что переступил с ноги на ногу, попал при этом копытом (именно копыто
мелькнуло в воздухе) на трубу, труба визгнула, крутнувшись, и черт сыпанулся в
угол, вякнув при этом
что-то вроде "уэхм".
     Тихон смотрел. Смотрел чуть в сторону, но черта видел.
     Черт тут же встал на ноги и тряхнул ладошкой шерсть на боку, вроде как
человек њ брюки...
     Шерсть у него была темно-коричневой, муругой. А еще был хвост...
     Тихон смотрел вбок.
     А черт, отряхнувшись, пришел, похоже, в себя и понес опять:
               њ Я, видите ли, собственно, хотел
                 Спросить у Вас, здесь нет ли рядом влаги?
                 Возможно њ нет, но вдруг и между тем
                 Колодцы, стоки, емкости, овраги,
                 Пруды, озера, реки и моря...
                 Hет, моря не годятся, реки и... Пруды! Hет, были пруды... Реки
и... м-м-м... њ он страдальчески, полуприкрыв глазки, тер пальцами обезьяньей
лапки ложбинку между рожками. њ Бадьи! Да, лучше бадьи, чем моря!..
                 Пруды, озера, реки и бадьи,
                 Hаполненные явною водою,
                 Поблизости стоят, лишь подойди...
     њ так и не дооткрыв глаз, он теперь музыкально раскачивал лапкой
в воздухе, њ
                 И я готов, и я уста открою!..
     Бес входил в раж, и отстраненный было Тихон не выдержал:
     њ Пить, что ли, хочешь?
     Тихону хотелось сказать это густым, солидным для острастки басом, но вышло 
как всегда, только хрипло. Он уже смотрел на беса в упор, не стесняясь...
              њ Пить, пить!.. О, Тихон, я