егда был при мне, неподкупнейшим стражем
           Сам, при учителях, тут же сидел. - Что скажу я? - Во мне он
           Спас непорочность души, красоту добродетелей наших,
           Спас от поступков меня он, спас и от мыслей бесчестных.
           Он не боялся упрека, что некогда буду я то же,
           Что он и сам был: публичный глашатай иль сборщик, что буду
           Малую плату за труд получать. - Я и тут не роптал бы.
           Ныне ж за это ему воздаю похвалу я тем боле,
           И тем боле ему благодарностью вечной обязан.
           Нет! покуда я смысл сохраню, сожалеть я не буду,
        90 Что такого имел я отца, не скажу, как другие,
           Что не я виноват, что от предков рожден несвободных.
           Нет! ни в мыслях моих, ни в словах я не сходствую с ними!
           Если б природа нам прежние годы, прожитые нами,
           Вновь возвращала и новых родителей мы избирали,
           Всякий бы выбрал других - честолюбия гордого в меру,
           Я же никак не хотел бы родителей, коих отличье -
           Ликторов связки и кресла курульные. Может быть, черни
           Я б показался безумцем; но ты бы признал мой рассудок
           В том, что не взял на себя я заемного бремени тягость.
       100 Ибо тогда бы мне должно свое умножать состоянье,
           В многих искать и звать того и другого в деревню,
           Множество слуг и коней содержать и иметь колесницу.
           Нынче могу я в Тарент на кургузом муле отправляться,
           У которого спину натер чемодан мой, а всадник
           Вытер бока. - И никто мне не скажет за это упрека
           В скупости так, как тебя упрекают все, Тиллий, когда ты
           Едешь, как претор тибурской дорогой, и пятеро следом
           Юных рабов, кто с лоханью, кто с коробом вин. Оттого мне,
           Право, спокойнее жить, чем тебе, знаменитый сенатор!
       110 Да спокойней и многих других. Я, куда пожелаю,
           Отправляюсь один, сам справляюсь о ценности хлеба,
           Сам о цене овощей, плутовским пробираюсь я цирком;
           П_о_д вечер часто и в форум - гадателей слушать; оттуда
           Я к пирогу, к овощам и домой. Нероскошный мой ужин
           Трое рабов подают. На мраморе белом два кубка
           Вместе с циатом стоят, простая солонка и чаша,
           И рукомойник - посуды простой, кампанийской работы.
           Спать я иду, не заботясь о том, что мне надобно завтра
           Рано вставь и на площадь, где Марсий кривляется бедный
       120 В знак что он младшего Новия даже и видеть не может.
           Сплю до четвертого часа; потом, погулявши, читаю
           Или пишу, про себя, что-нибудь, что меня занимает;
           После я маслом натрусь, не таким, как запачканный Натта,
           Краденным им из ночных фонарей. Тут, ежели солнце
           Жаром меня утомит и напомнит о бане прохладной,
           Я от жара укроюсь туда. Насыщаюсь нежадно,
           Ем чтоб быть сыту и легким весь день сохранить мои желудок.
           Дома потом отдохну. Жизнь подобную только проводят
           Люди, свободные вовсе от уз честолюбия тяжких.
       130 Я утешаюся тем, что приятней живу, чем когда бы
           Квестором был мой отец, или дедушка, или же дядя.

           Пер. М. Дмитриева


        "7"

          Всякий цирюльник и всякий подслепый, я думаю, знает,
          Как полуримлянин Персий, с проскриптом Рупилием в ссоре,
          (Прозванным Царь), отплатил за его ядовитость и гнусность.
          Персии богач был, имел он большие дела в Клазоменах;
          С этим Рупильем-Царем имел он тяжелую тяжбу.
          Жесткий он был человек, ненавистник; в том и Царя он
          Мог превзойти. И надменен и горд, оскорбительной речью
          Он на белых конях обгонял и Сизенну и Барра.
          Возвращаюсь к Рупилию снова. Никак не возможно
       10 Было их согласить, затем, что сутяги имеют
          То же право стоять за себя, как и храбрые в битве.
          Как между Гектором, сыном Приама, храбрым Ахиллом
          Гнев был настолько велик, что лишь смерть развела ратоборцев.
          А причиной одно: в них высокое мужество было!
          Если ж вражда между слабых идет, иль война меж неравных,
          Так, как случилось между Диомедом и Главком-ликийцем, -
          То трусливый назад; и подарки еще предлагает!
            Персий с Рупилием в битву вступили пред претором Брутом:
          Азией правил богатою он. Сам Биф и сам Бакхий
       20 Менее были б равны, чем они на побоище этом.
          Оба выходят на суд, друг на друга горящие гневом,
          Оба великое зрелище взорам собранья готовят.
            Персий свой иск изложил и был всеми согласно осмеян.
          Претора Брута сперва расхвалил он, потом и когорты,
          Солнцем всей Азии Брута назвав, он к звездам благотворным
          Свиту его приобщил; одного лишь Рупилия назвал
          Псом - созвездием злым, ненавистным для всех земледельцев.
          Персий стремился, как зимний поток нерубленным лесом.
          Начал прен_е_стец потом; отплатил он ему, и с избытком.
          Так виноградарь, когда закукует прохожий кукушкой,
          Бранью его провожает, пока он из глаз не исчезнет.
            Вот грек Персий, Италии уксусом выкупан вдоволь,
          Вдруг закричал: "Умоляю богами, о Брут благородный!
          Ты, который с царями справляться привык! Для чего ты
          Этого терпишь? - Оно бы твое настоящее дело!"

          Пер. М. Дмитриева


        "8"

           Некогда был я чурбан, от смоковницы пень бесполезный;
           Долго думал художник, чем быть мне, скамьей иль Приапом.
           "Сделаю бога!" сказал; вот и бог я! - С тех пор я пугаю
           Птиц и воров. - Я правой рукой воров отгоняю,
           Так же как удом своим, что краснеет меж чресел бесстыдно;
           А тростник на моей голове птиц прожорливых гонит,
           Их не пуская садиться в саду молодом на деревья.
             Прежде здесь трупы рабов погребались, которые раб же
           В бедном гробу привозил за наемную скудную плату.
        10 Общее было здесь всякого нищего люда кладбище;
           Пантолаба ль шута, Номентана ль известного мота.
           С надписью столб назначал по дороге им тысячу пядей,
           П_о_ полю триста, чтоб кто не вступился в наследие мертвых,
           Холм Эсквилинский теперь заселен; тут воздух здоровый.
           Нынче по насыпи можно гулять, где еще столь недавно
           Белые кости везде попадались печальному взору.
             Но ни воры, ни звери, которые роют тут землю,
           Столько забот и хлопот мне не стоят, как эти колдуньи,
           Ядом и злым волхвованьем мутящие ум человеков.
        20 Я не могу их никак отучить, чтоб они не ходили
           Вредные травы и кости сбирать, как скоро покажет
           Лик свой прекрасный луна, проходя по лазурному небу.
             Видел Канидию сам я, одетую в черную паллу,
           Как босиком, растрепав волоса, с Саганою старшей,
           Здесь завывали они; и от бледности та и другая
           Были ужасны на вид. - Сначала обе ногтями
           Стали рыть землю; потом теребили и рвали зубами
           Черную ярку и кровью наполнили яму, чтоб тени
           Вызвать умерших - на страшные их отвечать заклинанья.
        30 Вынули образ какой-то из шерсти; другой же из воску.
           Первый был больше, как будто грозил восковому; а этот
           Робко стоял перед ним, как раб, ожидающий смерти!
           Тут Гекату одна вызывать принялась; Тизифону
           Кликать другая. Вокруг их, казалось, ползли и бродили
           Змеи и адские псы. А луна, от стыда покрасневши,
           Скрылась, чтоб дел их срамных не видать, за высокой гробницей.
           Если я лгу в чем, пускай белым калом обгадят главу мне
           Вороны; явятся пусть, чтоб меня обмочить и обгадить
           Юлий, как щепка сухой, Педиатия с вором Вораном.
        40   Но зачем мне рассказывать все! - Рассказать ли, как тени
           Попеременно с Саганой пронзительным голосом выли,
           Как украдкою бороду волчью с зубом ехидны
           В землю зарыли они, как сильный огонь восковое
           Изображение сжег, как, от ужаса я содрогнувшись,
           Был отомщен, свидетель и слов и деяний двух фурий!
             Сделан из дерева, сзади я вдруг раскололся и треснул,
           Точно как лопнул пузырь. - Тут колдуньи как пустятся в город!
           То-то вам было б смешно посмотреть, как попадали в бегстве
           Зубы Канидии тут и парик с головы у Саганы,
        50 Травы и даже запястья волшебные с рук у обеих!

           Пер. М. Дмитриева


        "9"

           Шел я случайно Священною улицей - в мыслях о чем-то,
           Так, по привычке моей, о безделке задумавшись. - Некто
           Вдруг повстречался со мной, мне по имени только известный.
           За руку взяв, он сказал мне: "Ну, как поживаешь, любезный?"
           - "Так, потихоньку, как видишь. За добрый привет - исполненья
           Всех желаний тебе!" - Но, видя, что шел он за мною,
           Я с вопросом к нему: не имеет ли нужды во мне он?
           "Мы ведь известны тебе, - он сказал: - мы ученые люди!"
           - "Знаю, - ему я в ответ, - и тем больше тебя уважаю!"
        10 Сам торопясь, нельзя ли уйти, и пошел поскорее,
           Только что изредка на ухо, будто шепчась со слугою.
           Пот между тем с нетерпенья дождем так с меня и катился
           От головы до подошв. - "О Болан, да как же ты счастлив,
           Что с такой ты рожден головой!" я подумал. А спутник
           Улицы, город хвалить принялся. Но, не слыша ни слова,
           "Верно ты хочешь, - сказал, - ускользнуть от меня: я уж вижу!
           Только тебе не уйти: не пущу, и пойду за тобою!
           А куда ты идешь?" - "Далеко! Мой знакомый - за Тибром;
           Там, у садов; он с тобой незнаком. Что кружить попустому!"
        20 - "Я не ленив - провожу!" Опустил я с отчаянья уши,
           Точно упрямый осленок, навьюченный лишнею ношей.
           А сопутник опять: "Если знаю себя я, конечно,
           Дружбу оценишь мою ты не меньше, чем дружбу другого,
           Виска, сказать например, или Вария. - Кто сочиняет
           Столько стихов и так скоро, как я? Кто в пляске так ловок?
           В пеньи же сам Гермоген мой завистник!" - "А что, - тут спросил я,
           Чтобы прервать разговор, - есть и мать у тебя, и родные?"
           - "Всех схоронил! Никого!" - "Вот прямо счастливцы! - подумал
           Я про себя, - а вот я... еще жив на мученье! Недаром,
        30 Жребий в урне встряхнув, предрекла старуха сабинка:
           "Этот ребенок, сказала она, не умрет ни от яда,
           Ни от стали врага, ни от боли в боку, ни от кашля;
           Ни подагра его не возьмет... Но как в возраст придет он,
           Надо беречься ему болтунов!" - Вот дошли мы до храма
           Весты, а дня уж четвертая часть миновала! Мой спутник
           Поручился явиться в суде, а неявкою - дело
           Было б проиграно. - "Если ты любишь меня, он сказал мне,
           Помоги мне: побудь там немножко со мною!" - "Я, право,
           Долго стоять не могу; да я и законов не знаю!"
        40 - "Что же мне делать? - он молвил в раздумьи: - тебя ли оставить
           Или уж тяжбу?" - "Конечно, меня! Тут чего сомневаться!"
           - "Нет, не оставлю!" - сказал - и снова пошел он со мною!
           С сильным бороться нельзя; я за ним. - "Что? как ныне с тобою
           И хорош ли к тебе Меценат? - Он ведь друг не со всяким!
           Здравомыслящ, умен, и с Фортуною ладить умеет.
           Если б один человек... мог втереться к нему! Помоги-ка:
           Был бы помощник твой в ролях вторых! Всех отбил бы! Клянуся!"
           - "Полно! - ему я сказал, - мы не любим там этих проделок!
           Дом Мецената таков, что никто там другим не помехой.
        50 Будь кто богаче меня иль ученее - каждому место!"
           - "Чудно и трудно поверить!" - "Однако же так!" - Тем сильнее
           Ты охоту во мне возбудил к Меценату быть ближе!"
           - "Стоит тебе захотеть! Меценат лишь сначала неласков;
           Впрочем, доступен он всем!" - "Ничего, как-нибудь постараюсь!
           Хоть рабов у него подкуплю, а уж я не отстану!
           Выгонят нынче - в другой раз приду; где-нибудь перекрестком
           Встречу его и пойду провожать. Что же делать! Нам смертным
           Жизнь ничего не дает без труда: уж такая нам доля!"
           Так он болтал без умолку! - Вот, встретясь с Аристием Фуском
        60 (Знал он его хорошо), я помедлил идти; обменялись
           Мы вопросами с ним: "Ты откуда? куда?" - Я за тогу
           Фуска к себе потянул и за обе взял руки; и тихо,
           Сделавши знак головой, сам глазами мигнул, чтоб избавил
           Как-нибудь он от мученья меня. - А лукавец смеется
           И не желает понять. - Тут вся желчь во мне закипела!
           "Ты, Аристий, хотел мне что-то сказать по секрету?"
           - "Помню, - сказал он, - но лучше в другое удобное время.
           У иудеев тридцатая ныне суббота и праздник;
           Что за дела в подобные дни, и на что оскорблять их!"
        70 - "Строг же ты в совести! - я возразил, - а я, признаюся,
           Я не таков!" - "Что же делать! - в ответ он, - я многим слабее
           Я человек ведь простой, с предрассудками; лучше отложим!"
           Черный же день на меня! - Он ушел, и остался я снова
           Под злодейским ножом. - Но, по счастью, ответчик навстречу.
           "Где ты, бесчестный?" вскричал он. Потом он ко мне обратился
           С просьбой: свидетелем быть. Я скорей протянул уже ухо!
           Повели молодца! Вслед за ними и справа и слева
             С криком народ повалил! - Так избавлен я был Аполлоном!

           Пер. М. Дмитриева


        "10"

         Да! Я конечно сказал, что стихи у Луцилия грубы,
         Что без порядка бегут они. Кто же бессмысленный будет
         Столько привержен к нему, что и сам не признается в этом?
         Но того же Луцилия я и хвалил - за насмешки,
         Полные соли, пр_о_тиву Рима. Однако ж, воздавши
         Эту ему похвалу, не могу я хвалить все другое!
         Если бы так, то пришлось бы мне всем восхищаться и даже
         Мимам Лаберия вслух, как прекрасным поэмам, дивиться.
         Хорошо и уметь рассмешить, но еще не довольно.
      10 Краткость нужна, чтоб не путалась мысль, а стремилась свободно.
         Нужно, чтоб слог был то важен, то кстати игрив, чтобы слышны
         Были в нем ритор, поэт, но и тонкости светской красивость.
         Надобно силу уметь и беречь и, где нужно, умерить.
         Шуткой нередко решается трудность и легче и лучше,
         Нежели силой ума! - То старинные комики знали!
         Нам бы не худо последовать им, а их не читают
         Ни прекрасный собой Гермоген ни та обезьяна,
         Чье все искусство в одном: подпевать Катуллу да Кальву!
           "Так но ведь этот Луцилий сделал великое дело
      20 Тем, что он много ввел греческих слов, примешавши к латинским".
         - О запоздалые люди! Вам кажется важным и трудным
         То, что бывало давно! Так писал Пифолеон Родосец.
         "Правда, но это смешенье в стихах так для слуха приятно,
         Как хиосское вместе с фалернским приятно для вкуса!"
         - А позволь мне спросить: например, хорошо ли бы, если б
         Трудное дело Петиллия ты защищал, и другие,
         Педий, Корвин, Публикбла, потели б с своею латынью.
         Ты же, забыв и отца и отечество, стал возражать им
         Речью своей и чужой, как в Канузиуме двуязычном?
      30 Я ведь и сам, хоть рожден по сю сторону моря, однако
         Тоже, случалось, писал по-гречески прежде стишонки.
         Но однажды средь ночи, когда сновиденья правдивы,
         Вдруг мне явился Квирин и с угрозой сказал мне: безумец!
         В Греции много поэтов. Толпу их умножить собою -
         То же, что в рощу дров наносить, ничуть не умнее!
           Между тем как надутый Альпин вторично Мемнона
         Режет в стихах и главу уродует грязную Рейна,
         Я для забавы безделки пишу, которые в храме
         Бога поэтов (где Тарпа судьей) состязаться не будут,
      40 Да и не будут по нескольку раз появляться на сцене.
         Ты лишь один из живущих поэтов, Фунданий! столь мило
         Можешь прелестниц заставить болтать, сколь искусно представить
         Дава, который морочит бедного старца Хремета!
         Но Поллион воспевает царей, но пламенный Варий
         Равных не знает себе в эпопее, а сельские Музы
         Нежное, тонкое чувство Вергилию в дар ниспослали.
         Я же, что пробовал тщетно Варрон-Атацин и другие,
         Лучше пишу я сатиры, хотя и другой изобрел их.
           Славы великой венца я с его головы не срываю!
      50 Я одно лишь сказал: что он льется, как мутный источник,
         Но что больше достойного памяти в нем, чем забвенья!
         Разве нет недостатков в сам_о_м великом Гомере?
         Разве сам скромный Луцилий не делал поправок - ив ком же?
         В трагике Акции! Разве над Эннием он не смеется?
         Разве, других порицая, себя он не выше их ставит?
         Что же мешает и нам, читая Луцилия, тоже
         Вслух разбирать: ему ли натура его отказала
         В мягкости, или предметы, которые он выбирает
         Жестки; но только стихи у Луцилия жестки - как будто
      60 Так он писал, чтобы только шесть стоп в стихе уместились,
         Да чтоб двести стихов натощак да столько же после
         Ужина! - Что ж, говорят, ведь писал же так Кассий Этрурец.
         Как река он стихами кипел, и по смерти сожжен был
         С кипой стихов: их одних на костер погребальный достало!
         Я повторяю: Луцилий, конечно и легче и глаже,
         Чем наш поэт, изобретший стихи, неизвестные грекам;
         Легче и глаже он был всей толпы стародавних поэтов.
         Но когда бы, по воле судьбы, он в наше жил время,
         Много бы выключил он: все, что ниже нашел совершенства.
      70 Ногти бы д_о_ крови грыз он, чтоб сделать свой стих совершенным,
           Если ты хочешь достойное что написать, чтоб читатель
         Несколько раз прочитал, - ты стиль оборачивай чаще.
         Не желай удивленья толпы, а пиши для немногих.
         Или ты пишешь для школьников? - Нет, я другого желаю!
         Нет, я желаю, чтоб всадник меня похвалил благородный!
         Так Арбускула танцовщица раз, как ее освистали,
         Очень умно говорила: что, зрителей всех презирая,
         Рукоплесканий она от одних благородных желала!
           Пусть же Пантилий меня беспокоит, как клоп, пусть заочно
      80 Будет царапать меня и Деметрий, пусть и безумец
         Фанний поносит при всех, за столом у Тигеллия сидя!
         Только бы Плотий и Варий, мой Меценат и Вергилий,
         Муж благородный Октавий, Валгий и Фуск одобряли!
         Если бы оба и Виски хвалили - я был бы доволен!
         Но, оставивши лесть, я могу справедливо причислить
         К ним и тебя, Поллион, и Мессалу с достойнейшим братом,
         Также Бибула и Сервия, также и Фурния с ними.
         Многих друзей просвещенных мне скромность назвать запрещает.
         Их бы желал я хвалы; признаюсь, что мне грустно бы было,
      90 Если б надежда меня в одобрении их обманула.
         С вас же, Деметрий с Тигеллием, будет вниманья и школьниц!
         Мальчик! поди переписывать эту тетрадку с другими!

         Пер. М. Дмитриева


        "КНИГА ВТОРАЯ"

        "1"

                                  Гораций

            Многие думают, будто в сатирах излишне я резок
            Или что я выхожу из пределов; другим же, напротив,
            Чт_о_ ни пишу я, все кажется с