го не чувствует,  так что я могу им
располагать,  если мне хочется попытать удачи,  ведь все  парни  немного
сдвинуты на женщинах, которые не получают удовольствия, и лезут из кожи,
словно боятся упустить большой куш.  Как можно достойнее я отвечал, что,
прежде всего,  я обручен,  даже если... впрочем, в конце концов, это мои
проблемы... и потом, не моя вина, что она такая, а говорить со мной мож-
но  бы  и в другом тоне.  Она извинилась и сослалась на то,  что слишком
вздрючена.  Я заметил,  что нервы есть и у меня.  Тут она снова  стянула
свою майку со словами, что, по меньшей мере, это нас успокоит, а с таким
доводом согласился и я.
   Когда ее бордовые джинсы и все прочее спустились к щиколоткам,  я по-
думал:  если она не любит заниматься любовью, то только зря портит такой
стоящий товар.  Она красовалась на паласе нагишом,  а я старался открыть
мини-бар,  чтобы малость взбодриться.  Наконец, воспользовавшись связкой
ключей как фомкой,  я успешно взломал дверцу и начал  приготовлять  кок-
тейль  собственного изобретения.  Лежа поперек кровати с сигаретой в зу-
бах, она наблюдала, как я смешиваю напитки из миниатюрных бутылочек. Об-
ратив  мое внимание на то,  что обычный способ использовать ключ - вста-
вить его в замочную скважину,  она затем не без надежды в голосе спроси-
ла,  не страдаю ли я случайно бессилием. Я же был просто слишком заморо-
чен историями с Жан-Полем и Иргизом.  И к тому же,  ежели я сначала зай-
мусь любовью с этой девчонкой,  мне, как я себе представлял, потом будет
легче ей все объяснить.
   Когда я разделся и перевернул ее к себе спиной,  она забормотала, что
нет,  так не надо,  мы же еще не слишком знаем друг друга,  а я отвечал,
что именно поэтому я и желаю явить к ней уважение как к  незамужней  де-
вушке. Но тут мне стукнуло в голову, что она-то не цыганка, и я плюхнул-
ся ей на живот, и видел ее глаза, и это было тоже хорошо, несмотря на то
что  она вежливенько поглядывала на меня,  ожидая,  пока я уймусь.  Надо
сказать, чувствуешь себя при этом довольно странно. Я уж пускался во все
тяжкие,  елозил,  как мог, перемежал нежности с грубостью, но можно было
бы подумать,  что я мою ее машину, а она терпеливо пережидает, посматри-
вая на меня через лобовое стекло.
   - Если вам угодно, я могу и прекратить.
   - Ничего, это меня не беспокоит.
   - А меня вот как раз напротив.
   - Ну, если мы будем продолжать хамить, то не стоило и начинать.
   - Но начал-то не я первый или как?
   - А что за книжку вы пишете?
   Мне захотелось  выказать  свое  мужское превосходство классным уколом
шпаги.  Она же лишь хмыкнула,  что это не ответ.  Тогда я сказал ей, что
это разные истории о жизни человека.  Это ее немножко смутило,  и я смог
без помех заняться собственным удовольствием, думая о Лиле: она-то вкла-
дывала столько жара в это занятие, что теперь у меня даже выступили сле-
зы и закапали на грудь блондинки.
   - Ты что, плачешь или это пот?
   Я не ответил. Проглотил свои дурацкие слезы о потерянном прошлом, ко-
торое,  пусть теперь я изо всех сил и стараюсь о нем забыть, все же при-
несло мне немало счастья.  В некотором смысле я был доволен,  что  топлю
Лилу  в теле этой совершенно бесчувственной девицы.  Такова плата за то,
что меня предали.  Я спрашивал себя:  неужели мне по гроб жизни  суждено
остаться таким сентиментальным?  Но тут моя красавица вскрикнула: дело в
том,  что,  перепихиваясь с ней, я затолкал ее к самому изголовью, и она
стукнулась головой о стену.  Оттуда раздался голос сонного соседа-посто-
яльца: "Войдите!"
   Тут мы оба разом зашлись от хохота,  и сам не пойму, что дальше прои-
зошло: может быть, что-то там у нее в нутре содрогнулось или сдвинулось,
но голову могу прозакладывать - мы оба разом вознеслись на небеса.  Обх-
ватив друг дружку за бока,  мы катались по простыням, обоим стало как-то
сладко не по себе, было трудно дышать, но главное - все перегородки меж-
ду нами обрушились,  и мы посмотрели друг на друга, как старые приятели.
Получилось даже лучше,  чем когда просто любишь, и совершенно по-новому:
два  чужака,  двое отверженных,  на которых всем наплевать,  обрели друг
друга, и я был горд, что смогу увезти ее в Иргиз.
   - Поганец, - улыбнулась она. - Это какое-то жульничество.
   Я прошептал,  что меня зовут Азиз,  чтобы не  упустить  минуты  моего
скромного триумфа.  Она расщедрилась, заметив, что так даже неплохо, и я
по чести должен был бы принять ее слова за комплимент,  а потому  тотчас
сказал "спасибо" и что в следующий раз будет еще лучше.  Ну нет, следую-
щего раза не случится (это уже она сказала),  таков ее  принцип:  единс-
твенный  способ иметь нормальные отношения с мужчинами - тотчас ложиться
с ними в постель. Так они получают, что им нужно, и можно перейти к дру-
гим делам,  например к разговору.  Меня задело за живое, но я не показал
виду.  Наверняка она - девушка с высшим образованием.  О чем я и осведо-
мился. Ну да, она дипломированный специалист по массе таких вещей, о ко-
торых я даже не знал, как они называются. Имело смысл переменить тему.
   - Почему ты наколола себе дерево?
   Она едко обронила, что это меня не касается, мол, дела семейные. Нас-
таивать я не стал. Идя за ней в ванную, я спросил, как ее зовут.
   - Валери.
   Куда ни шло. Даже лучше, нормальнее, чем Клементина.
   - Валери, а дальше?
   - Д'Армере.
   - Валери, мне надо с тобой поговорить.
   Дальше мы замолчали. Она смотрела на меня, опершись на раковину. Пос-
кольку я все не решался,  она выпроводила меня из ванной, и я отправился
пить мой фирменный коктейль, который на вкус оказался еще хуже, чем аме-
риканская бурда из кафе "Маршелли". Через дверь она резко спросила:
   - Как там твое давешнее предложение?..  Что-то серьезное  или  только
предлог покататься на мне верхом?
   Я прокричал  ей,  что она действительно тронутая и что в жизни прихо-
дится заниматься не одной только любовью. Она открыла мне дверь, буркну-
ла, что я милашка, и я плюхнулся вместе с ней в ванну.
   - Тебе известны работы Конрада Лоренца о гусях?
   Конечно, я  усек,  что  дело здесь вовсе не в гусиной печенке,  но на
всякий случай промямлил что-то невразумительное.
   - Я пишу диссер по социологии. О групповой агрессивности. Работа гида
позволяет платить за курс и подбрасывает материал. И потом, ежу понятно:
коли хочешь зацепиться в Марокко,  выбор профессий совсем невелик.  Пены
прибавить?
   - Угу. А почему не вернешься во Францию?
   - Я отсюда родом.  Впрочем, не о том речь. К тому же у меня нет выбо-
ра. Но все путем, не бери в голову, с моими гусями я совсем неплохо уст-
роилась.  Обычно я никогда не даю промашки. Так что сегодняшний случай -
это что-то новенькое.
   Я кивнул. Для меня тоже в новинку прохлаждаться вдвоем в мыльной пене
после  постельной  баталии и вот так дружески болтать.  По-своему совсем
неплохо.  Я не позволял себе ее приласкать,  чтобы чего-нибудь не испор-
тить. Уперев голову мне в грудь, так что мой нос оказался в ее шевелюре,
рассеянно закручивая кончиком пальца волоски у меня на лодыжке, она выс-
лушала всю мою повесть: похищение из горящей машины, Валлон-Флери, арест
в кафе "Маршелли",  изгнание из страны, оказавшееся на руку "Пари-матч",
жена гуманитарного атташе,  требующая развода.  А закончил я собственной
легендой, придуманной в самолете. За все время она не произнесла ни сло-
ва.  Я трижды замолкал, проверяя, не спит ли, но каждый раз меня дергали
за волосок, чтобы продолжал.
   В конце моей исповеди я с комом у горла спросил, согласна ли она сыг-
рать роль в моей комедии с Жан-Пьером. Ответила не сразу. Что-то чертила
большим пальцем ноги на запотевших кафельных плитках.  Попросила в  точ-
ности повторить то описание Иргиза,  что пришло мне на язык в самолетном
кресле компании "Эр Франс".
   Я закрыл глаза,  чтобы припомнить точные слова: о долине, пещере, ос-
вещенной отблесками горных ледников, волшебном источнике и новой автост-
раде,  угрожающей нарушить сокровенную тайну жизни сероликих людей, убе-
регавших свои доисторические нравы и обычаи от нынешней цивилизации.
   - Я  устрою  тебе нечто похожее в горном массиве М'Гун.  Мы сунем ему
под нос местечко,  где в равных долях будут и кусочек пустыни,  и клочок
оазиса, и горные ледники. Тебе подойдет?
   Я сказал, что да.
   - А  когда мы доберемся до Айяши и поднимемся на половину его высоты,
ты скажешь,  что мы опоздали,  по-видимому,  горная лавина погребла  под
камнями Иргиз, и я привезу вас обратно. Как ты думаешь, он проглотит та-
кую байку?
   Я ответил,  что он сам ни о чем другом и не помышляет, особенно из-за
своей Лотарингии. До утренней зари мы обсуждали все подробности будущего
спектакля,  подбавляя в ванну горячей воды,  а потом  отправились  часок
вздремнуть.  Я чувствовал, что как раз вовремя попался на ее пути: чувс-
тво мести заставит ее повести моего бедолагу в несуществующий заповедный
край,  чтобы хоть немного отдохнуть от гусей,  привычных рекламированных
маршрутов,  обязательных красот,  безделушек и воспоминаний по сниженным
ценам.  Мы лежали голышом, прижавшись друг к другу под прохладными прос-
тынями, и у меня не появлялось никаких желаний; то, что я испытывал, по-
ходило  на  какую-то нежную доверчивость,  и я решил,  что,  может быть,
вот-вот влюблюсь по второму разу.
   - Знаешь, Валери...
   - Что?
   Я уткнулся носом в ложбинку ее плеча,  и запах ее тела  вытеснил  все
мысли.
   - Так.
   Она тихонько прижала к себе мою ладонь:
   - Не забивай себе голову. Спи.
   Без десяти восемь я нашел моего атташе в холле. По его лицу было вид-
но,  что он провел ночь без сна; для путешествия он напялил на себя кос-
тюм  геолога:  высокие башмаки и бежевую хлопчатобумажную курточку с ко-
роткими рукавами,  белый легионерский шарф и  бейсбольную  каскетку.  Он
достал себе радиотелефон и, сжимая его в руке, нервно мерил шагами холл.
   Завидев меня,  он бросился навстречу, волоча за рукав детину боксерс-
кого вида в джелабе,  и представил его как Омара, специалиста по Атласу,
согласившегося отвезти нас туда в своем джипе.  Я отвел Жан-Пьера в сто-
ронку и прошептал ему,  что этого не следовало делать. Так как он не мог
взять в толк,  почему я заупрямился,  пришлось объяснить ему, что Омар -
из народности разауи,  искони слывших заклятыми врагами сероликих  людей
из  Иргиза.  Довод попал в цель.  Жан-Пьер отправился улаживать вопрос с
боксером, и тот, получив отступного, ушел, довольный удачным дельцем.
   Тут я сообщил Жан-Пьеру,  что отыскал для нас идеального шофера:  де-
вушку  из почтенного бордоского семейства,  с фамилией,  начинающейся на
"де" (в общем, если говорить точно, не совсем на "де": на "д" с закорюч-
кой вверху).  Я убеждал его, что они быстро найдут общий язык, тем более
что эта особа знает Атласские горы назубок и даже слыхала о  существова-
нии сероликих людей,  хотя,  впрочем, не смогла бы сама отыскать тропы в
заповедную долину. Он оставался все таким же мрачным, и я под конец счел
нужным весело добавить, что нам достаточно лишь в нужный момент завязать
ей глаза. Он поинтересовался, где она сейчас, и я ответил, что на пляже.
Тогда он вдруг забубнил,  что телефонный номер занят. Я растерянно уста-
вился на него,  и он,  сложив телефонную антенну, пояснил: слышны только
гудки,  а значит, он израсходовал всю ленту Клементининого автоответчика
и теперь до него не доходит даже голос бывшей  жены,  просящий  передать
сообщение после звукового сигнала.  Хуже для него не придумаешь:  теперь
между ними все кончено - дальше тишина. Мне осталось просто прошептать:
   - Но я-то здесь.
   Он поглядел на меня странно  внимательным  взглядом,  словно  пытался
уяснить,  какую роль я играю в его сложных семейных отношениях,  а затем
снова вытянул антенну и сказал:
   - Я люблю ее.
   Да, как видно, ночь не поправила его дела, подумал я, а значит, самое
время шевелиться. И потащил его на террасу. Он покорно плелся, еле удер-
живая в повисших руках телефон с волочащейся по  полу  антенной,  словно
человек, прогуливающий по улицам поводок своего недавно умершего пса. Их
встречу я устроил под солнечным тентом,  после завтрака,  чтобы  он  мог
увидеть ее в купальном костюмчике,  служившем, по моему разумению, самым
весомым доводом в пользу Валери;  другой ее довод  -  обещание  блеснуть
изысканной добропорядочной манерой выражаться,  принятой в лучших семьях
Бордо - не внушал мне особого доверия.
   - Мадемуазель Валери д'Армере,  - представил я ее.  - А это  господин
Жан-Пьер Шнейдер, мой атташе по гуманитарным вопросам.
   - Как поживаете?  - спросила Валери,  протянув ему руку.  В эти слова
она чуток переложила рахат-лукума,  но мы так и договаривались,  так что
пока роль удавалась ей.
   Жан-Пьер несколько растерянно глянул на меня, потом переложил телефон
в левую руку, чтобы протянуть правую девице.
   - У вас есть на примете подходящий автомобиль? - спросил он.
   - Могу вам предложить настоящий корабль пустыни,  модель  разработана
для гонок Париж - Дакар. Восемь ведущих полуосей, триста пятьдесят лоша-
диных сил,  три тысячи пятьсот километров автономного пробега; кондицио-
нированный воздух, душ, туалет, кухонный блок. Ни дюны, ни солевые боло-
та,  ни снег, ни песок не способны его остановить, а вы сидите как дома,
в клубном кресле перед экраном телевизора.
   - Наши претензии скромнее, - только и выдавил из себя Жан-Пьер.
   - За шесть дней двадцать тысяч франков.  Незабываемые ощущения гаран-
тированы. К тому же платить будет ваше правительство. Кофе?
   Жан-Пьер уселся по-турецки на песок и застыл с прямой как палка  спи-
ной.  Нет,  спасибо,  он уже завтракал.  Увы, отпущенные ему средства не
беспредельны. Затем он принялся задавать ей вопросы по географии, прове-
ряя ее компетентность, и неожиданно показал себя весьма подкованным. На-
верное, прокорпел над картой всю ночь. Ветер сорвал с него каскетку, и я
отправился за ней вдогонку.
   Было уже тепло,  от песка шел жар, птички и коты дрались из-за остав-
ленных людьми крошек.  Какое-то время я не отрывал  глаз  от  воздушного
змея с трещоткой, парившего на нитке, которую сжимал в кулачке маленький
мальчик.  Малыш ревел,  уставясь на кончики своих сандалий. Нескончаемый
пляж с шеренгами людей, листавших "Вельт", "Монд", "Суар", "Матен", "Гуд
морнинг",  "Морген",  не имел запаха и был совершенно тих.  Ни рыбака  с
удочкой,  ни  паруса в море,  ни скалы на берегу,  ни радостного смеха -
гладь и безмолвие. Там, откуда я ушел, Валери отвечала на вопросы, глаза
ее блестели,  и она поднимала палец, как в школе. Я смотрел на нее и на-
чинал забывать об уютных марсельских  бухточках.  Каскетку  Жан-Пьера  я
принялся усердно отчищать от пыли, чтобы иметь какое-то занятие и не ме-
шать им как следует познакомиться.
   Когда я наконец к ним подошел, они сошлись на "лендровере" за девять-
сот дирхемов в неделю, не считая бензина. Жан-Пьер уже начинал понемногу
расслабляться.  Я позволил себе заметить, что со своей белой кожей севе-
рянина без каскетки он сожжет себе лицо. Валери тотчас схватила свой тю-
бик и,  не спрашивая у него разрешения,  намазала ему кремом лоб, щеки и
нос. Я же подметил, как он украдкой поглядывает на то, что у нее под ку-
пальником,  и это мне понравилось. А тут заверещал его телефон, он вско-
чил,  подняв вокруг себя кучу песка,  и отошел,  чтобы сделать вызов. На
сей раз он звонил не Клементине,  так как я расслышал  "господин  дирек-
тор",  и  сразу он перестал походить на маленького мальчика.  Стал почти
мужчиной,  хотя и из тех,  кто всегда не в своей тарелке. Ну да, на него
возложена ответственность, он отдает себе в этом отчет, но незачем его в
чем-то обвинять, ни его, ни выдворенного уроженца Марокко: им необходимы
время  и  средства,  чтобы выполнить взятую на себя миссию,  твердил он,
шлепая ногами по мелководью.  Таким он мне очень нравился.  Я  был  горд
тем,  что он пытается отбиться и защищает меня. Я даже обернулся к Вале-
ри,  призывая ее в свидетели.  Однако ее лицо не выражало особого вооду-
шевления.
   - Гнилой парень. Дырявая кастрюля.
   - Дырявая что? - переспросил я.
   - Кастрюля.
   Я поглядел  на  Жан-Пьера,  шлепавшего взад и вперед по кромке воды с
подвернутыми штанинами,  носками в одной руке и телефоном в  другой.  Он
уже  дал отбой и теперь снова пытался дозвониться до автоответчика своей
Клементины, и могу дать голову на отсечение - он снова превратился в со-
сунка.
   - Ему надо бы влюбиться в тебя, - сжав зубы, процедил я.
   - Что  ж,  влюбиться  так влюбиться!  - вздохнула она с чинной покор-
ностью уроженки Бордо и потянулась. - Ты не намажешь мне спину?
   Она перевернулась на живот и расстегнула лифчик.  Я втер  крем  ей  в
спину,  не отрывая глаз от Жан-Пьера. Волоча ноги по песку, тот печально
слушал гудки автоответчика.
   - Понимаю, он, наверное, кажется тебе странным...
   - Нет.
   - Да? А почему?
   - "Все характерные особенности поведения,  объективно  наблюдаемые  у
гусей, потерявших своего партнера, - зевая, прочитала она на память, - в
значительной мере проявляются среди людей, удрученных расставанием".
   Вдруг Жан-Пьер издал вопль,  выпустил телефон из рук прямо в  воду  и
прыжками помчался к нам, размахивая руками, словно ветряная мельница.
   - Конрад Лоренц, "Агрессивность", глава одиннадцатая. - закончила ци-
тировать Валери, перевернувшись на бок и опершись на локоть.
   С багровым,  искаженным от боли лицом он рухнул прямо на ее завтрак и
задрал ногу. Потом грубо сорвал с Валери лифчик и обвязал его тугим жгу-
том вокруг лодыжки. Я только хмыкнул: мне-то казалось, что я подам им на
блюдечке  неспешную  любовную историю,  роман при свете костра у горного
уступа, где они раскроют друг дружке свои разбитые сердца.
   - А трусы мои тебе не нужны,  господин Чурбан?  -  закричала  Валери,
отбросив прочь полотенце, которым я хотел было прикрыть ее грудь.
   - Морской дракон,  - запыхавшись, прохрипел Жан-Пьер. - Такое со мной
уже однажды было в Раматюэле. А я аллергик... Я... У меня в комнате есть
телефон моего врача...
   И он боком заполз на купальный матрасик,  его била дрожь. Да, в таком
путешествии подобный тип - отнюдь не подарок.
   Надув от ярости щеки, Валери вскочила на ноги, напялила свою тенниску
и не слишком вежливо заметила мне:
   - Как видишь, при прочих равных условиях мои гуси для меня предпочти-
тельнее.
   И она бросилась по узенькой дорожке, тянувшейся вдоль пляжа за шерен-
гой эвкалиптов.  Я уже начал было думать,  что на том наше путешествие и
закончится,  когда она возвратилась с симпатичным парнем и тот мне помог
дотащить нашего атташе до своего такси.
   - Мне больно, - стонал Жан-Пьер.
   - Пустяки, обойдется, - успокаивал я.
   На нашем  пути  курортники переставали играть в волейбол,  и мне было
стыдно нести,  как мешок, по пляжу моего недотепу в костюме льва пустыни
с лифчиком вокруг лодыжки. Я стыдился и переживал за него.
   - Тебе сейчас везти в поликлинику, мисью, - повторял шофер. - Там те-
бе лечить.
   Я злился и на него тоже - за его уродский выговор,  оскорблявший  мой
родной язык.  Я бы с удовольствием подрался с ним по-мужски,  как араб с
арабом,  в моем положении это был бы единственный способ нормально пооб-
щаться с кем бы то ни было,  потому что мне все обрыдло, обрыдло, обрыд-
ло. Жан-Пьера я бросил, как тюфяк, на сиденье старого "пежо", и он замы-
чал в истерике:
   - А... А мой телефон?
   - Дерьмовая жизнь! - подытожил я.
   Он снова  принялся клацать зубами,  а потом потерял сознание,  уронив
голову мне на плечо и трясясь в разъепанной  четырестачетверке  по  всем
ухабам проселочной дороги.  Валери права:  этот тип - кастрюля,  дырявая
кастрюля. Она перегнулась через атташе и схватила меня за руку, так мы и
доехали, пихая друг на дружку этого беднягу, которого мотало между нами.
То,  что она так же раздражена, как и я, меня немного успокоило, хотя мы
не проронили ни слова.  Меж нами действител