здесь.- И он
принялся вносить в бланк дальнейшие сведения.

   Имрис Хьюз лежал в постели, а подле него сидели (на случай, если
понадобится применить силу) двое его товарищей-шахтеров. В ногах кровати
стояла Олуэн, бледное лицо которой, всегда такое живое и задорное, было
искажено и заплакано. У нее был такой измученный вид и в комнате царила
такая мрачная, напряженная атмосфера, что на мгновение холодный страх
закрался в душу Эндрью.

   Он подошел к Имрису и в первую минуту едва узнал его. Перемена была не
такая уж резкая, это был тот же Имрис, но черты его лица как-то неуловимо
погрубели и исказились. Лицо имело отечный вид, ноздри распухли, кожа
приняла восковой оттенок, и только на носу выделялось красноватое пятно.
Весь он был какой-то вялый, точно сонный. Эндрью заговорил с ним. Имрис
пробурчал в ответ что-то невнятное. Потом, сжав кулаки, разразился
какой-то бессмысленно враждебной тирадой, которая, вдобавок к сообщению
Бремвела, давала слишком убедительные основания для отправки его в
сумасшедший дом.

   Последовала пауза. Эндрью сознавал, что доказательства налицо. Но они
его почему-то не удовлетворяли.
   Он спрашивал себя: что вызывает такие речи Хьюза?
   Если этот человек помешался, что послужило причиной?
   Имрис всегда был счастлив и доволен, не знал забот и нужды и к людям
относился дружелюбно. Почему же он без всякой видимой причины вдруг пришел
в такое состояние?

   "Должна же быть какая-нибудь причина,-упрямо твердил себе Мэнсон.-
Симптомы не появляются ни с того ни с сего, сами по себе". Глядя на
опухшее лицо на подушке и ломая голову над решением этой загадки, он
инстинктивно протянул руку и дотронулся до лица Имриса, подсознательно
отметив при этом, что нажатие пальца не оставило вмятины на отечной щеке.

   И вдруг, с быстротой электрической искры, пробегающей по проводу, в
мозгу его возникла догадка. Почему отек не давал углубления под давлением
пальца? Да потому - сердце у него так и подпрыгнуло! - потому что это
вовсе не отек, а миксоэдема!1 Найдено, ей-богу, найдено! Но нет, не
следует торопиться. Он решительно одернул себя. Нельзя мчаться карьером к
выводам. Надо подходить к ним не спеша, осторожно, чтобы быть уверенным в
них.

   Наклонясь, он взял руку Имриса. Да, кожа сухая, шершавая, пальцы
немного утолщены к концам. Температура ниже нормальной. Он методически
проделал осмотр, подавляя в себе каждый новый порыв восторга.
   Все признаки, все симптомы сходились так же точно, как элементы сложной
загадки-головоломки. Бессвязная речь, сухость кожи, лопатообразные пальцы,
опухшее лицо, потеря памяти, замедленность соображения, припадки
раздражительности, которая довела его до покушения на убийство. Да,
картина была настолько полная, что можно было торжествовать.

   Эндрью встал и пошел в гостиную, где доктор Времвел, стоявший на
коврике у камина спиной к огню, встретил его восклицанием:

   - Ну, что? Удовлетворены? Перо на столе, подписывайте.

   - Слушайте, Бремвел.- Эндрью не смотрел на Бремвела, делая усилия не
выдать голосом свое бурное торжество.- Я не думаю, чтобы нам надо было
отправлять Хьюза в Понтиньюд.

   -Что?! - Лицо Бремвела постепенно теряло свое безразличное выражение.
Задетый и удивленный, он воскликнул:

   - Но ведь этот человек сошел с ума!

   - Я другого мнения,- возразил ровным голосом Эндрью, все подавляя свое
возбуждение. Недостаточно было поставить диагноз. Нужно было еще убедить
Бремвела, говорить с ним осторожно, чтобы не вооружить его против себя.

   - По-моему, умственное расстройство Хьюза только следствие болезни. Я
нахожу, что .у него щитовидная железа не в порядке - явно выраженный
случай миксоэдемы.

   Бремвел уставился на Эндрью стеклянным взглядом.
   Он был совершенно ошарашен. Несколько раз пытался заговорить, но
издавал только странные звуки, как будто снег шлепался с крыши.

   - В конце концов,- говорил между тем Эндрью убеждающим тоном, не
подымая глаз от коврика,- Понтиньюд такое гиблое место! Если он туда
угодит, он никогда оттуда не выйдет. А если и выйдет, то на всю жизнь
останется с этим клеймом. Может быть, сначала попробуем ввести ему
препарат щитовидной железы.

   - Но, доктор...-пролепетал Бремвел дрожащим голосом,- я не понимаю...

   - Подумайте, как поднимется ваш престиж, если вы его вылечите,-
торопливо перебил Эндрью.- Разве не стоит попробовать? Давайте я позову
сюда миссис Хьюз.
   Она все глаза выплакала, боясь, что Имриса увезут. Вы ей скажете, что
мы хотим испытать новый способ лечения.

   Раньше чем Бремвел успел что-нибудь возразить, Эндрью вышел из комнаты.
Через несколько минут, когда он вернулся с женой Имриса, Серебряный король
уже оправился от смущения. Встав в позу на коврике перед камином, он самым
торжественным образом объявил Олуэн, что "есть еще, быть может, проблеск
надежды", а в это время Эндрью за его спиной сжал в тугой комок акт о
болезни и швырнул его в огонь. Затем он пошел звонить по телефону в
Кардифф, чтобы прислали препарат щитовидной железы.

   Наступил период трепетного волнения, несколько дней мучительной
неизвестности - и, наконец, лечение начало оказывать на Хьюза свое
действие. А начав, продолжало действовать просто магически. Через две
недели Имрис встал с постели, а через два месяца уже снова работал в
руднике. Как-то вечером он явился в амбулаторию в "Брингоуэр", бодрый,
хотя и похудевший, в сопровождении сияющей Олуэн, чтобы сообщить Эндрью,
что никогда в жизни не чувствовал себя здоровее, чем сейчас.

   Олуэи сказала:

   - Мы всем обязаны вам одному, доктор. Мы хотим перейти от Бремвела к
вам. Имрнс был в списке его пациентов еще до того, как мы поженились. А
этот Бремвел - просто старая глупая баба. Он бы упек моего Имриса в...ну,
вы знаете, куда -если бы не вы и все то, что вы для нас сделали.

   - Вам нельзя теперь перейти ко мне, Олуэн,- ответил Эндрью.- Вы этим
все дело испортите.- И, отбросив свое профессиональное достоинство,
пригрозил, расшалившись, как мальчик:-Только попробуйте перейтии я кинусь
на вас с вот этим ножом.

   Бремвел, встретив Эндрью на улице, весело крикнул:

   - Алло, Мэнсоп! Вы, верно, видели Хьюза? Ха-ха!
   Оба они так мне благодарны! Смею сказать, такой удачи у меня еще
никогда не бывало.

   Энни сказала:

   - Старый Бремвел расхаживает по городу так важно, как индюк, словно он
бог весть кто. А он ничего не понимает. И жена его тоже хороша! У нее ни
одна прислуга и дня прожить не может.

   А миссис Пейдж объявила:

   - Доктор, не забудьте, что вы работаете для доктора Пейджа.

   Денни комментировал событие следующим образом:

   - Мэнсон, вы теперь так самонадеянны, что становитесь невозможны. Вы
скоро чорт знает как пойдете вгору.
   Да, очень скоро.

   Но Эндрью, в упоении от победы научного метода, спешил к Кристин и все,
что ему хотелось сказать, приберег для нее.


   IX

   В июле в Кардиффе начался ежегодный съезд Британского союза медиков.
Союз, в члены которого (как неизменно в своем напутственном слове внушал
студентам-выпускникам профессор Лэмплаф) следовало вступать каждому
порядочному врачу, славился своими ежегодными съездами. Великолепно
организованные, эти съезды обеспечивали участникам и их семьям всякие
спортивные, светские и научные развлечения, скидку в почти первоклассных
гостиницах, бесплатные прогулки в шарабанах к любым развалинам монастыря в
окрестностях, брошюры "Помни об искусстве", каталоги крупных фирм,
изготовляющих хирургические инструменты и лекарства, льготы при
пользовании лечебными водами на ближайшем курорте.
   На предыдущем съезде после целой недели торжеств каждому врачу и его
жене было послано по коробке печенья.

   Эндрью не состоял членом союза, так как вступительный взнос в пять
гиней пока еще был ему не по средствам, и он с легкой завистью следил за
всем издали. Он чувствовал себя в Блэнелли как-то в стороне от мира,
оторванным от всего. И это ощущение обособленности еще усиливали
появлявшиеся в местных газетах снимки групп врачей, принимающих
приветствия на разукрашенном флагами перроне или отъезжающих на Пенартское
поле, чтобы присутствовать при состязании в гольф, или стоящих на палубе
парохода во время прогулки по морю.

   Но в середине недели прибыло письмо с адресом отеля в Кардиффе,
доставившее Эндрью уже более приятные ощущения. Письмо было от его
приятеля Фредди Хемсона.
   Фредди, как и следовало ожидать, был участником съезда и звал Мэнсона
приехать в Кардифф повидаться с ним.
   Он предлагал в субботу обедать вместе.

   Эндрью показал письмо Кристин. У него теперь появилась инстинктивная
потребность всем с нею делиться.
   С того вечера, почти два месяца тому назад, когда он ужинал у нее, он
влюблялся в нее все больше и больше. Теперь они часто виделись, и,
ободренный явным удовольствием, которое эти встречи доставляли Кристин,
Эндрью был счастлив, как никогда в жизни. Быть может, именно под влиянием
Кристин он стал более уравновешенным. Эта маленькая женщина была
практична, удивительно прямолинейна и совершенно лишена кокетства. Часто
Эндрью приходил к ней раздраженный, нервный, а уходил утешенный и
успокоенный. Она имела привычку выслушивать молча все, что ему хотелось
рассказать, а потом подавать какую-нибудь реплику, всегда меткую или
забавную. Она обладала живым юмором. И никогда не льстила Эндрью.

   Иногда, несмотря на спокойный характер Кристин, они горячо спорили,
потому что у нее обо всем были свои собственные мнения. Она как-то с
улыбкой сказала Эндрью, что любовь к спорам унаследовала от
бабушки-шотландки.
   Быть может, от нее же она унаследовала и свой независимый характер.
Эндрью угадывал в ней большое мужество, и это его трогало, вызывало
горячее желание защитить ез от жизни. Она была совершенно одинока на
свете, если не считать больной тетки в Бридлингтоне.

   По субботам или воскресеньям, если погода была хорошая, они
предпринимали далекие прогулки по дороге в Пэнди. Раз ходили в кино -
смотреть Чаплина в "Золотой лихорадке" и раз в Тониглен, по предложению
Кристин, на симфонический концерт. Но больше всего Эндрью любил вечера,
когда в гостях у Кристин бывала одна лишь миссис Уоткинс, и он наслаждался
ее обществом в домашней обстановке. Тогда и происходили большей частью их
споры и беседы, а миссис Уоткинс, играя роль буферного государства, сидела
и вязала с кротким, ни чопорным видом.

   Теперь, собираясь ехать в Кардифф, Эндрью захотел, чтобы Кристин
поехала с ним. Занятия в школе в конце недели прекратились, и Кристин
уезжала на летние каникулы в Бридлинггон к тетке. Эндрью решил, что до
расставания им надо как-нибудь повеселее провести время.

   Когда Кристин прочла письма Хемсона, Эндрью сказал стремительно:

   - Поедемте со мной! Это только полтора часа езды по железной дороге. Я
добьюсь, чтобы Блодуэн меня освободила на субботний вечер. Может быть, нам
удастся побывать на съезде. И во всяком случае мне хочется вас познакомить
с Хемсоном.

   Кристин кивнула головой.

   - Поеду с удовольствием.

   Окрыленный ее согласием, он не допускал и мысли, что миссис Пейдж его
не отпустит. Еще до того, как он поговорил с нею, он повесил в окне
амбулатории большое объявление:

   "В СУББОТУ ВЕЧЕРОМ ПРИЕМА НЕ БУДЕТ"

   И весело пошел домой.

   - Миссис Пейдж, согласно Положению о состоящих на службе помощниках
врачей, я имею право на свободные полдня в год. Я бы хотел использовать
это право в субботу.
   Я еду в Кардифф.

   - Но послушайте, доктор...- взъерепенилась Блодуэн, называя его
мысленно наглецом и эгоистом. Однако, подозрительно вглядевшись в него,
ворчливо дала согласие:

   - Ну, что же, ладно, можете ехать...
   Ей пришла в голову неожиданная мысль, и глаза у нез засветились, она
облизала губы.

   - Раз вы будете в Кардиффе, привезите мне пирожных от Перри. Я ничего
так не люблю, как пирожные от Перри...

   В субботу, в половине пятого, Кристин и Эндрью поехали поездом в
Кардифф. Эндрью был весел, шумлив, окликал по имени носильщика, кассира.
Улыбаясь, глядел на Кристин, сидевшую напротив. На ней был темносиний
костюм, в котором она выглядела наряднее обычного, красивые черные туфли.
По всему видно было, что она радуется поездке; глаза ее так и сияли.

   Глядя на нее, Эндрью чувствовал, как его охватывает прилив нежности и
новое для него страстное желание. Он подумал, что эта дружба между ними
очень приятна, но одной дружбы ему мало. Ему хотелось ее обнять, ощутить
ее близкоблизко, так, чтобы ее теплое дыхание касалось его лица.

   Он сказал невольно:

   - Я пропаду тут без вас, когда вы уедете на лето.
   Кристин слегка покраснела. Она смотрела в окно.
   Он спросил торопливо:

   - Мне не следовало этого говорить?

   - Быть может. Но я рада, что вы это сказали,-ответила она, не
оборачиваясь.

   Ему ужасно хотелось сказать ей еще, что он любит ее, и, несмотря на его
до смешного необеспеченное положение, спросить, согласна ли она выйти за
него замуж.
   Ему вдруг стало ясно, что это единственный и неизбежный выход для них
обоих. Но что-то удерживало его,- он инстинктивно понимал, что минута для
этого не подходящая. Решил поговорить с Кристин на обратном пути.

   А пока продолжал, не переводя дыхания;
   - Мы сегодня чудесно проведем вечер. Хемсон - отличный малый.
Остроумный, веселый. Помню, раз в Данди устроили благотворительный
дневной- концерт в пользу больниц. Выступали всякие "звезды", настоящие
артисты - это было в Лицее. И что же вы думаете, Хемсон отправился туда,
выступил на сцене - пел и плясал - и, клянусь святым Георгием, покорил
весь зал!

   - Он, очевидно, больше подходит для роли любимца театральной публики,
чем для роли врача,- заметила с улыбкой Кристин.

   - Ну, Крис, не будьте так строги. Фредди вам понравится.

   Поезд прибыл в Кардифф в четверть седьмого, и они направились прямо в
"Палас-отель". Хемсон обещал ждать их здесь в половине седьмого, но, когда
они вошли в вестибюль, его еще не было.

   Они стояли рядом, наблюдая. В комнате теснились врачи и их жены,
болтая, смеясь, создавая атмосферу удивительной сердечности. Любезные
приглашения летели от одного к другому:

   - Доктор! Вы и миссис Смит непременно должны сегодня вечером сесть
рядом с нами.

   - Доктор, как насчет билетов в театр?

   Люди суетливо входили и выходили, джентльмены с красными значками в
петлицах важно скользили взад и вперед по паркету со списками в руках.

   В нише напротив какой-то служащий отеля монотонно гудел:

   - В секцию отологии и ларингологии проход здесь, пожалуйте.

   Над входом в коридор, ведущий в пристройку, красовалась надпись:
"Медицинская выставка". В вестибюле имелись и пальмы и струнный оркестр.

   - Здесь довольно весело, правда?-заметил Эндрью, чувствуя, что они с
Кристин как-то исключены из общего веселья.- А Фредди, как всегда,
опаздывает, чорт бы его побрал! Давайте посмотрим пока выставку.

   Они с интересом обошли выставку. Эндрью скоро оказался нагруженным
изящными брошюрками и листовками. Он, смеясь, показал одну Кристин:
"Доктор! Не пуст ли ваш кабинет? Мы можем вас научить, чем его заполнить".
Было здесь и девятнадцать рекламных каталогов, все разных, предлагавших
новейшие болеутоляющие средства.

   - Можно подумать, что последнее слово медицины - наркотики,- промолвил,
хмурясь, Эндрью.

   У последнего киоска, когда они уже выходили, какой-то молодой человек
учтиво остановил их и показал блестящий, похожий на часы предмет.

   - Доктор! Я полагаю, вас заинтересует наш новый индексометр. Он имеет
самое разнообразное применение, абсолютно точен, очень эффектен у кровати
н стоит всего только две гинеи. Разрешите, доктор, я вам его покажу.
Видите, спереди имеется указатель инкубационных периодов. Один поворот
диска - н вы определяете инфекционный период. Внутри,- он щелкнул задней
крышкой, открывая ее,- внутри превосходный измеритель гемоглобина, а сзади
в виде таблицы,..

   - У моего деда была такая же точно штука,- решительно прервал его
Эндрью,- но он се кому-то отдал.
   Когда они шли обратно коридором. Кристин хохотала.

   - Бедняга!-сказала она.-До сих пор никто не смел насмехаться над его
прекрасным прибором.

   В ту минуту, когда они входили обратно в вестибюль, появился и Фредди
Хемсон. Выскочив из такси, он вошел в отель, а за ним мальчик нес его
палки для гольфа. Хемсон сразу увидел Эндрью и Кристин и направился к ним
с широкой, подкупающей улыбкой.

   - Алло! Алло! Вот вы где! Извините, что опоздал.
   Я должен был доиграть партию с Лнстером. Никогда в жизни не видывал,
чтобы кому-нибудь так везло, клк этому парню. Ну, Эндрью, рад опять с
тобой увидеться.
   Все тот же прежний Мэнсон. Ха-ха! Но почему ты не купишь себе новой
шляпы, мой милый?-Ои приятельски, с развязной и шумной приветливостью
похлопал Эпдрью по спине, и его смеющиеся глаза охватили одним взглядом и
Эндрью и Кристин.- Познакомь же меня, разиня! О чем ты только думаешь!..

   Они уселись за один из круглых столиков. Хемспн решил, что всем надо до
обеда выпить чего-нибудь. Щелкнув пальцами, он подозвал лакея, который со
всех ног бросился на его зов. Затем, попивая херес, стал рассказывать им
подробности своего состязания в гольф...

   Розовощекий, с светлыми, напомажениьгми брпльянтином волосами, в
костюме прекрасного покроя, нз рукавав которого высовывались манжеты с
запонками из черного опала, Фредди представлял собой симпатичного молодого
человека, не красивого,- черты лица у него были очень уж заурядные,- но
добродушного и остроумного.
   Пожалуй, он был немножко самонадеян, но когда он хотел понравиться, ему
это удавалось. Он легко сходился с людьми. Но, несмотря на все это, в
университете доктор Мюэр, патолог и циник, однажды сказал ему угрюмо перед
всей аудиторией: "Вы ничего не знаете, мистер Хемсон.
   Ваша голова подобна воздушному шару и наполнена только газом
самообожания. Но такой, как вы, никогда не пропадет. Если вам удастся,
надув преподавателей, пройти через те детские игры, которые у нас здесь
называются экзаменами, то я вам предсказываю большое и блестящее будущее".

   Обедать они пошли в ресторан, так как для обеда в отеле все трое не
были одеты подобающим образом. Фреддн, правда, сообщил, что ему сегодня
вечером придется переодеваться во фрак: предстоит танцевальный вечер,
ужасно скучный, но он должен туда показаться.

   Небрежно заказав обед по карточке, где все названия невероятно отдавали
медициной: "суп Пастер", "камбала мадам Кюри", "говяжье филе а ля Съезд
врачей", Фредди принялся с драматическим жаром вспоминать былые дни.

   - Никогда бы я не подумал,- закончил он, качая головой,- что старина
Мэнсон похоронит себя в долинах Южного Уэльса.

   - А вы полагаете, что он окончательно себя там похоронил? - спросила
Кристин с несколько натянутой усмешкой.

   Наступило молчание. Фредди оглядел зал, битком набитый посетителями,
улыбнулся Эндрью:

   - А какого ты мнения о съезде?

   - Мне кажется,- сказал нерешительно Эндрью,- он полезен тем, что дает
возможность итти в ногу с прогрессом.

   - В ногу с прогрессом! Да я за всю неделю не был ни на одном заседании
их дурацких секций. Нет, нет, дружище, важно не это, а то, что на съезде
встречаешься с людьми, заводишь знакомства. Ты представить себе не можешь,
каких влиятельных людей я успел расположить к себе за эту неделю. Вот для
того-то я и приехал на съезд. Вернувшись в Лондон, я им позвоню по
телефону, стану бывать у них, играть с ними в гольф. А там - помяни мое
слово - с их помощью налажу свои дела.

   - Я не совсем тебя понимаю, Фредди,- сказал Мэнсон.

   - Боже мой, это так же просто, как расколоть полено.
   Я пока остаюсь на службе, но уже присмотрел себе славный кабинетик в
Вест-Энде, на дверях которого шикарно будет выглядеть изящная медная
дощечка с надписью: "Фредди Хемсон, бакалавр медицины". Когда эта дощечка
появится на двер