ты проиграл.
     - Другие игроки... - начал он.
     - Нет. - Я указала на призрака. - Он встанет между тобой  и  жертвой,
которую ты выберешь. Твой призрак. Твоя вина. Он не позволит тебе.  Ты  не
позволишь себе.
     Киборг избегал моего взгляда.
     - Да, - согласился он, и голос его задребезжал металлическими  нотами
отчаяния.
     - Ты будешь жить вечно.
     - Нет. Я буду существовать вечно, а это совсем другое, Мудрая. Я могу
назвать точную температуру любой среды, но я не чувствую тепла или холода.
Я вижу в инфракрасном и ультрафиолетовом диапазонах, могу  заставить  свои
датчики пересчитать все поры на твоей коже, но я слеп, потому что не  вижу
твоей красоты. Я хочу жизни, настоящей жизни, с неумолимо растущим  в  ней
семенем смерти, которое только и дарит ей смысл.
     - Хорошо, - сказала я, удовлетворенная.
     Он опять посмотрел на меня. В металлической  сверкающей  тюрьме  жили
поблекшие, усталые человеческие глаза.
     - Хорошо?
     - Я сама определяю смысл своей жизни, киборг,  и  жизнь  -  это  враг
смерти, а не ее источник. Поздравляю. Ты выиграл. И я тоже.
     Я встала, протянула руку  и,  утопив  ее  в  холодной  черной  груди,
вырвала его кристаллическое сердце. Я подняла сердце над  головой,  и  оно
засияло - все ярче и ярче, и алые лучи  ярко  высветили  холодные  мрачные
выси моего разума.

     Я открыла глаза.
     Нет, не так. Я переключила сенсоры, и  зал  перемен  предстал  передо
мной четко и ясно,  как  никогда.  Моя  обсидиановая  мозаика,  черная  по
черному,  переливалась  сотнями  оттенков,  ни  разу  не  повторяя  тонкий
искусный узор. Я  сидела  в  нише  на  краю  чаши.  В  центральном  блюдце
женщина-девочка  зашевелилась  и  распахнула  огромные  фиолетовые  глаза.
Открылась дверь, и они подошли к ней - внимательный  Раннар,  равнодушный,
пытавшийся скрыть любопытство Хар Дориан и Брейдже, с хихиканием вводившая
игрокам стимуляторы.
     - Нет, - сказала я им. Мой голос  прозвучал  слишком  низко,  слишком
по-мужски. - Нет, я здесь, - повторила я, изменив тембр.
     Их взгляды обжигали, словно удары кнута.

     В состязании разумов всегда бывают выигравшие и проигравшие.
     Возможно, вмешательство киборга как-то повлияло на расклад,  а  может
быть, и нет. Может, Игра все равно окончилась бы именно так. Креймур Делун
мертв  -  вчера  вечером  его  тело  отдали  трясине.  Но   толстая   юная
потребительница экстазила теперь смотрит осмысленно. Она села на  диету  и
занялась физическими упражнениями, и когда Хар Дориан отправится  в  рейд,
он отвезет ее в поместье Делуна на Гулливере.
     Ризен Джей жалуется, что ее  обманули.  Мне  кажется,  она  останется
здесь, у стен замка, в городе проклятых. Несомненно,  это  излечит  ее  от
скуки. Гверн пытается заговорить  и  разрисовывает  свои  крылья  сложными
узорами. Татуированный парнишка бросился со стены  замка  через  несколько
часов после возвращения и разбился  об  острые  обсидиановые  шипы  далеко
внизу. Падая, он до последней секунды взмахивал руками. Крылья и  яростный
взгляд - отнюдь не признак силы.
     Новоиспеченная  властительница  разума  начала  свое  правление.  Она
повелела приступить к строительству нового замка - здания из живого дерева
с фундаментом, глубоко утопленным в болото  и  стенами,  увитыми  лианами,
цветами и другими живыми растениями.
     - Разведутся насекомые, - предостерегла я, - паразиты, жалящие мухи и
древоточцы. А в фундаменте грибки и гниль в стенах.  Тебе  придется  спать
под москитной сеткой. И постоянно убивать, день и  ночь.  Твой  деревянный
дворец будет плавать в испражнениях и останках миллионов крошечных тварей.
Ты станешь причиной миллионов смертей,  и  через  несколько  лет  призраки
миллионов насекомых будут по ночам заполнять твои залы.
     - Тем не менее, - возразила она, - я построю живой и  теплый  дом,  а
твой был холодным и мертвым.
     Наверное, каждому свои символы.
     И свои страхи.
     - Сотри его,  -  посоветовала  она.  -  Очисти  кристаллы,  иначе  со
временем он поглотит тебя и ты  станешь  еще  одним  призраком  -  узником
машины.
     - Стереть?  -  Я  рассмеялась  бы,  если  бы  голосовые  связки  были
рассчитаны на смех. Я вижу ее насквозь. Ее душа  вся  отражается  на  этом
нежном личике. Я могу пересчитать все поры ее кожи и  зафиксировать  любую
вспышку неуверенности в этих  фиолетовых  глазах.  -  Ты  хочешь  сказать:
"Сотри себя!" Кристалл - дом для нас обоих, дитя. Кроме  того,  я  его  не
боюсь. Ты не поняла главного. Клерономас был  кристаллическим,  призрак  -
органикой, так что исход был предрешен. У меня все иначе.  Я  -  такой  же
кристалл, как и он, и так же вечна.
     - Мудрая... - начинает она.
     - Неверно, - поправляю ее  я.  -  Ну  тогда  Сириан,  если  тебе  так
хочется.
     - Снова неверно. Зови меня Клерономасом. Кем только не побывала я  за
свою долгую жизнь, но вот легендой быть еще не доводилось. В  этом  что-то
есть. Маленькая девочка смотрит на меня.
     - Клерономас - это я, - говорит она высоким удивленным голоском.
     - Да, - соглашаюсь я. - И  нет.  Сегодня  мы  обе  -  Клерономас.  Мы
прожили одну и ту же жизнь, сохранили те же воспоминания. Но с  этого  дня
наши пути расходятся. Я -  сталь  и  кристалл,  ты  -  детская  плоть.  Ты
говорила, что хочешь жизни. Бери ее, она твоя - и все, что с ней  связано.
Твое тело молодо и здорово, оно только начинает  расцветать,  перед  тобой
долгие, богатые событиями годы. Сегодня ты еще считаешь себя Клерономасом.
А завтра?
     Завтра ты снова  научишься  страсти  и  раздвинешь  свои  ножки  Хару
Дориану, и будешь вскрикивать и содрогаться,  когда  он  доведет  тебя  до
оргазма. Завтра ты родишь детей в крови и боли и будешь смотреть, как  они
растут и стареют, как  рожают  собственных  детей  и  умирают.  Завтра  ты
проедешь через топи, и обездоленные будут бросать  тебе  дары,  проклинать
тебя и превозносить, они будут на тебя  молиться.  Завтра  прибудут  новые
игроки, умоляя о теле, о новом рождении,  о  единственном  шансе,  корабли
Хара Дориана приземлятся с новыми призами, и все твои принципы будут снова
и снова перепроверяться и формироваться заново. Завтра  Хар,  или  Джонас,
или Себастьян  Кейл  решат,  что  ждали  достаточно,  ты  вкусишь  медовое
предательство их поцелуя и, возможно, победишь, а возможно,  нет.  Никакой
уверенности. Но вот что я обещаю тебе наверняка. В  один  прекрасный  день
после долгих лет жизни (правда, когда они пройдут,  то  уже  не  покажутся
долгими) в тебе начнет расти смерть. Семя уже посеяно.  Возможно,  в  этих
маленьких сладостных грудках,  которые  Раннару  так  хочется  поцеловать,
поселится болезнь; возможно, во сне твое горло перережет тонкая проволока,
или внезапная солнечная вспышка выжжет всю эту планету. Но смерть  придет,
и раньше, чем ты думаешь.
     - Я знаю. Пусть будет так, - сказала она и улыбнулась.  Кажется,  она
не кривит душой. - Жизнь и смерть. Я  долго  существовала  без  них,  М...
Клерономас.
     - Ты уже начинаешь забывать, - заметила я. - Каждый  день  ты  будешь
утрачивать все больше воспоминаний.  Сегодня  помним  мы  обе.  Мы  помним
хрустальные пещеры Эриса и первый  корабль,  на  котором  служили,  помним
морщинки на лице отца. Мы помним, что сказал  Томас  Чанг,  когда  команда
решила не возвращаться на Авалон, и слова, которые он произнес, умирая. Мы
помним последнюю женщину, с которой занимались любовью, ее тело  и  запах,
вкус ее грудей и как она стонала от наших ласк. Она умерла  восемьсот  лет
назад, но она живет в нашей  памяти.  И  умирает  в  твоей,  ведь  правда?
Сегодня ты Клерономас. Но я - тоже он, и  я  Сириан  с  Эша,  и  маленькая
частица меня - это все еще наш призрак, бедняга. Но когда наступит завтра,
я сохраню себя такой, какая есть, а ты... ты будешь властелином разума,  а
может, сексорабыней в каком-нибудь благовонном борделе  на  Симеранге  или
ученым на Авалоне, но в любом случае не тем, что ты сейчас.
     Она поняла. Она приняла это.
     - Значит, ты будешь вечно играть в Игру ума, - сказала  она,  -  и  я
никогда не умру.
     - Ты умрешь, обязательно умрешь. Бессмертен Клерономас.
     - И Сириан с Эша.
     - Да.
     - И чем ты собираешься заняться? - спросила она.
     Я подошла к окну. Здесь на  подоконнике  стоит  стеклянный  цветок  в
простой деревянной вазе. Его лепестки преломляют  свет.  Я  посмотрела  на
ослепительное солнце Кроандхенни, горящее в ясном полуденном небе.  Теперь
я могла смотреть прямо на него, могла задержать взгляд на солнечных пятнах
и пылающих языках протуберанцев. Я  слегка  перенастроила  кристаллические
линзы моих глаз, и пустое небо расцвело звездами. Такого обилия звезд я до
сих пор не видела, не представляла себе.
     - Чем собираюсь заняться? - переспросила  я,  глядя  на  таинственные
звездные россыпи, видимые  мне  одной.  Они  напоминали  мою  обсидиановую
мозаику. -  Там  миры,  которых  я  еще  не  видела,  -  сказала  я  своей
сестре-близняшке, отцу, дочери, врагу, зеркальному отражению... кем бы она
ни была. - Есть вещи, которых я пока не знаю, и  звезды,  которых  я  даже
сейчас не вижу. Чем буду заниматься... Всем. Для начала всем.
     Пока я говорила, в открытое окно влетело толстое полосатое насекомое.
Шесть прозрачных крылышек разбивали воздух так быстро,  что  человеческому
глазу уследить за ними было просто невозможно, а я могла бы сосчитать  все
их взмахи. Насекомое на секунду опустилось  на  стеклянный  цветок  и,  не
найдя ни нектара, ни пыльцы, улетело восвояси. Я проводила  его  взглядом;
удаляясь, маленькое смертное существо все  уменьшалось  и  уменьшалось,  а
когда я наконец напрягла свое зрение до предела, затерялось среди болот  и
звезд.




    Джордж Мартин.
    Второй род одиночества

   -----------------------------------------------------------------------
   George R.R.Martin. The Second Kind of Loneliness (1972).
   Пер. - И.Петрушкин
   Журнал "Если".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 23 January 2001
   -----------------------------------------------------------------------


   18 июня

   Сегодня мой сменщик покинул Землю.
   Конечно, пройдет не меньше трех месяцев, прежде чем он появится  здесь.
Но он уже в пути. Сегодня он взлетел с Мыса так  же,  как  я  четыре  года
назад. На станции "Комаров" он пересядет в лунный челнок, который доставит
его на окололунную Станцию Дальнего Космоса. Только тогда его  путешествие
начнется по-настоящему. А до того времени он все еще остается на задворках
Земли. Нет, пока "Харон" не оторвется от Станции  Дальнего  Космоса  и  не
уйдет во тьму, мой сменщик не почувствует истинного  одиночества.  До  тех
пор, пока Земля и Луна не растворятся позади, он не столкнется с ним  один
на один. Конечно, он знает, что обратной дороги нет. Но есть разница между
"знать" и "чувствовать".
   Будет  остановка  на  орбите  Марса,  чтобы   переправить   припасы   в
Берроуз-Сити. И множество остановок в поясе астероидов. Но  затем  "Харон"
начнет набирать скорость. Она сильно возрастет,  когда  корабль  достигнет
Юпитера. Воспользовавшись  для  разгона  гравитацией  гигантской  планеты,
корабль помчится еще быстрее.
   После этого у "Харона" нет остановок. Никаких  остановок  до  тех  пор,
пока он не прибудет сюда, на Звездное Кольцо Цербера,  в  шести  миллионах
миль  от  орбиты  Плутона.  У  моего  сменщика  будет  много  времени  для
размышлений. Так же, как у меня.
   Сегодня, четыре года спустя, я все еще предаюсь  размышлениям.  Вначале
нашлось много других дел. Но корабли Кольца редки. Через  некоторое  время
вы устаете  от  звукозаписей,  фильмов,  книг  и  просто  размышляете.  Вы
начинаете думать  о  прошлом,  грезить  о  будущем  и  пытаетесь  не  дать
одиночеству и скуке свести вас с ума.
   Это были долгие четыре года.  Но  теперь  они  подходят  к  концу.  Как
приятно вернуться назад! Я хочу снова прогуляться по траве, увидеть облака
и поесть мороженого с фруктами. И  все  же  я  не  сожалею  о  потраченном
времени. Эти четыре года во мраке  космоса  пошли  мне  на  пользу.  Земля
кажется сейчас очень далекой, но я могу вспомнить проведенные на ней годы,
если захочу. Воспоминания эти не так уж приятны. Я был  тогда  выжат,  как
лимон, и нуждался во времени, чтобы поразмышлять, а это единственное,  что
вы обретаете здесь. Вернувшись на Землю, я начну совершенно новую жизнь. Я
это знаю.


   20 июня

   Сегодня прошел корабль.
   Я не знал, конечно, что он летит. Я никогда  не  знаю.  Корабли  Кольца
нерегулярны, а я здесь играю с энергией, которая превращает радиосигналы в
трескучий хаос. К  тому  времени,  когда  сигнал  наконец  пробился  через
статические разряды, радары Кольца уже засекли его и известили меня.
   Это явно был корабль Кольца, много крупнее,  чем  старые  ржавые  ведра
вроде   "Харона",   хорошо    защищенный,    чтобы    выдержать    объятия
нуль-пространственного вихря. Он прошел мимо, не снижая скорости.
   Когда я спускался в рубку управления, меня поразила  одна  мысль.  Этот
корабль мог оказаться последним... Впрочем, нет - до смены три  месяца,  и
этого достаточно для дюжины кораблей.  Правда,  корабли  Кольца  ходят  от
случая к случаю...
   Эта мысль почему-то обеспокоила меня. Корабли четыре года  были  частью
моей жизни. Важной частью. Я никогда не забывал об этом. По  одной  веской
причине: они придают смысл моему нынешнему существованию.
   Рубка управления - сердце моего жилища. Она центр  всего:  там  собраны
нервы, сухожилия и мускулы станции. Но она не впечатляет ни размерами,  ни
обстановкой. Стены, пол, потолок - все монотонно белое.
   Из мебели - одно мягкое кресло, которое стоит перед пультом,  сделанным
в форме подковы. Возможно, сегодня я сел в это  кресло  последний  раз.  Я
пристегнулся, надел наушники и  опустил  стекло  шлема.  Протянул  руку  к
пульту и включил питание.
   Рубка исчезла.
   Конечно, это голография. Но когда я сижу в  кресле,  это  не  имеет  ни
малейшего значения. Сейчас я не внутри станции. Я парю в  пустоте.  Вместо
рубки меня окружает  гудящая  тьма.  Солнце  -  всего  лишь  звезда  среди
великого множества далеких светил.
   Я словно смотрю на Кольцо со стороны. Огромная конструкция.  Но  отсюда
она - ничто, тонкая серебристая нить, затерявшаяся в черноте. Ее поглотила
необъятность космоса.
   Но я-то знаю: Кольцо огромно. Мое жилище занимает всего один  градус  в
круге диаметром больше сотни миль. Остальное - цепи управления,  радары  и
энергетические батареи. И генераторы, обслуживающие  нуль-пространственные
передатчики.
   Кольцо безмолвно поворачивается подо мной, его противоположная  сторона
вытянута в ничто, в небытие. Я дотрагиваюсь до  следующего  переключателя.
Подо мной просыпаются нуль-пространственные передатчики. В  центре  Кольца
рождается новая звезда. Сначала это крошечная точка  среди  тьмы.  Сегодня
она ярко-зеленая. У нуль-пространства много цветов.
   Ожившие передатчики вливают внутрь  невообразимое  количество  энергии,
разрывая дыру в самом пространстве.
   Дыра была тут задолго до Цербера, задолго до человека.  Люди  нашли  ее
совершенно случайно, когда достигли  Плутона.  Они  построили  вокруг  нее
Кольцо. Позже нашли еще две дыры и построили другие звездные Кольца.
   Дыры малы, слишком малы. Но  их  можно  расширить.  Ненадолго.  На  это
уходит  огромное  количество  энергии.  Если  накачивать  энергию  в   эту
крошечную,  невидимую  дыру  во  Вселенной  до  тех  пор,  пока  спокойная
поверхность    нуль-пространства    не    замутится,    то    сформируется
нуль-пространственный вихрь.
   Вот как сейчас. Звезда в центре Кольца вырастает и сплющивается в яркий
пульсирующий диск, который начинает разбухать.  Вращающийся  зеленый  диск
выпускает  огненно-оранжевые   копья,   они   падают   обратно,   оставляя
дымчато-голубые тени. Красные пятна пляшут и мелькают на зеленом фоне.
   Вихрь. Нуль-пространственный вихрь. Завывающий  шторм,  хотя,  конечно,
космос молчалив... К вихрю приближается корабль Кольца. Вначале движущаяся
звездочка, он  на  глазах  обретает  форму,  становится  темно-серебристой
пулей, которая мчится прямо в вихрь.
   Прицел  хорош!  Корабль  попадает  в  центр  Кольца.  Водоворот  цветов
смыкается за ним.  Я  отключаю  энергию  -  и  вихрь  пропадает.  Корабль,
конечно, исчезает вместе с ним. И опять - только я, Кольцо, звезды.
   Мне будет не хватать кораблей и Кольца. Мгновений  вроде  сегодняшнего.
Надеюсь, что встречу еще  несколько  кораблей,  прежде  чем  расстанусь  с
Кольцом навек. Хотя бы еще разок. Вновь почувствовать, как просыпаются под
руками нуль-пространственные генераторы, увидеть, как кипит вихрь, ощутить
одинокое парение между звезд. Еще раз - прежде чем улечу.


   23 июня

   Этот корабль наводит меня на размышления. Как ни странно, я никогда  не
думал прокатиться на  таком.  Есть  целый  новый  мир  на  другой  стороне
нуль-пространства: Второй Шанс, богатая зеленая  планета  у  звезды  такой
далекой, что астрономы не уверены, принадлежит ли она нашей  Галактике.  У
дыр есть одна особенность: вы не узнаете, куда они ведут, пока не пройдете
через них.
   Еще мальчишкой я увлекался книгами о межзвездных  путешествиях.  Авторы
называли  Альфа  Центавра  первой  системой,  которую   мы   исследуем   и
колонизируем. Ближайшая, и все такое. Теперь их ошибка  кажется  забавной.
Наши колонии есть на орбитах солнц, которые мы не можем даже увидеть. Но я
не думаю, что мы когда-нибудь попадем на Альфа Центавра.
   Даже в мыслях я никогда не связывал себя с колониями. Земля - вот где я
потерпел неудачу и где должен преуспеть теперь. Колонии стали бы для  меня
просто новым бегством.
   Вроде Цербера?


   26 июня

   Сегодня прошел корабль. Значит, тот не был последним. А этот?..


   29 июня

   Почему человек добровольно берется за подобную работу? Почему  бежит  к
серебристому Кольцу (шесть миллионов миль за  орбитой  Плутона)  сторожить
дыру в пространстве? Почему решается на четыре года одинокой жизни во тьме
космоса?
   Почему?
   В первые дни я часто спрашивал себя об этом и не мог ответить.  Сейчас,
наверное, я на это способен.
   Человек бежит к Церберу, спасаясь от одиночества.
   Парадокс?
   Да, парадокс. Но я знаю, что такое одиночество.  Оно  было  сутью  моей
жизни.
   Однако  есть  два  рода  одиночества.  Большинство  людей  не  понимают
разницы. Я понимаю. Я испробовал оба.
   Обычно говорят об одиночестве людей,  управляющих  звездными  Кольцами.
Смотрители маяков пространства, и все такое. Здесь, на Цербере, мне иногда
кажется, что я - единственный человек  во  Вселенной.  Земля  была  просто
горячечным бредом. А люди, которых я помню, - порождения моих грез.
   Иногда мне так сильно хочется с кем-нибудь поговорить, что  я  кричу  и
бьюсь о стены. Бывают моменты, когда скука заползает  в  душу  и  едва  не
сводит меня с ума.
   Но бывает и по-другому. Когда приходят корабли.
   Одиночество? Да. Но  торжественное,  наводящее  на  возвышенные  мысли,
трагическое    одиночество.    Одиночество,    окрашенное    великолепием.
Одиночество, которое человек ненавидит, и все же страстно жаждет его.
   И есть второй род одиночества.
   Для того чтобы оно влилось в вас, не нужно Звездное Кольцо Цербера.  Вы
можете найти его на Земле. Я знаю. Я чувствовал его всюду, куда бы ни шел,
что бы ни делал.
   Это одиночество человека,  попавшего  в  западню  внутри  самого  себя.
Человека, который так часто ошибался, что боится открыть рот и  заговорить
с кем-нибудь. Одиночество,  рожденное  не  расстоянием,  а  страхом.  Люди
закупорены в меблированных комнатах перенаселенных городов, потому что  им
некуда пойти и не с кем поговорить. Они заходят в бары  только  для  того,
чтобы открыть для себя простую истину: они не умеют начать разговор,  и  у
них не хватит храбрости сделать это, даже если бы они знали как.