дело...  Закурить  бы  после
такой встряски, да сигареты намокли.
     - А моя так и лежит за ухом, - обрадовался  мой  друг.  Я  стал  искать
свою, чуть ухо не оторвал, дурак, но сигареты не было.
     - Спокойной ночи, - сказал капитан. - Днем  встретимся,  посмеемся  над
этой историей.
     Но мы больше так и не встретились никогда, тем более днем.


        ^TРасческа^U
     Внутренний монолог одного молчаливого финна

     Перевод Т. Джафаровой

     ...Дело было в поезде. Молодой человек уронил  расческу.  Расческа  эта
закатилась под батарею. Молодой человек нагнулся, пошарил по  полу,  поводил
рукой между витками батареи, но расчески и след  простыл.  Что  потеряешь  в
поезде, ни за что не найдешь.  Что  расческа,  расческа  -  пустяки,  я  вот
однажды билет потерял.  Он  упал  и  тоже  провалился  за  батарею.  Я  его,
разумеется, с тех пор больше не видел. Тут, как назло, появился кондуктор  и
сурово так сказал:
     - Прошу тех, кто вошел на станции Хювинка, предъявить билет.
     Он двинулся к нашему ряду, а я сидел себе как ни в чем не бывало.
     Им, кондукторам, говорят, даже положено различать новых  пассажиров  по
каким-то приметам. Новенький как-то бодрее и оживленнее, что ли.  Зимой  его
легко распознать по ботинкам - если они в снегу, сомнений и быть  не  может.
Кондуктор, ясное дело, глядит в глаза пассажиру. Пристально  так.  Некоторые
безбилетники начинают нервничать и озираться, а другие просто тупо смотрят в
пространство. Я тоже не решился встретить сверлящий взгляд кондуктора.  Куда
интересней было следить, как качались занавески по ходу поезда: все вроде бы
в одинаковом ритме, ан нет, некоторые все же чуточку запаздывали. Любопытно,
отчего бы это? Может быть, они были длиннее? Или тяжелее? Да нет, вес тут ни
при чем.
     Каждый  школьник  знает:  ам-пли-ту-да  не   за-ви-сит...   та-тата-та,
та-та-та-та - повторял я, как попугай, до тех пор, пока кондуктор не прошел.
     Едва опасность миновала, я снова стал лихорадочно  искать  свой  билет.
Искал вплоть до самого Тампере, но так  и  не  нашел.  Вот  и  этот  молодой
человек наверняка будет искать свою расческу до самой последней минуты и все
равно не найдет.
     Однажды, помню, на станции Хэмеенлинна в наш  поезд  неожиданно  проник
продавец лотерейных билетов. Он шел как-то крадучись,  на  цыпочках,  и  все
жался к сиденьям. Вроде бы "я - не я, и лошадь не моя". Лотерейщик с  трудом
удерживал пухлую кипу билетов, перехваченную тонкой красной резинкой.  Вдруг
что-то хлопнуло, и резинка перелетела  на  спинку  моего  сиденья,  как  раз
вровень со щекой, да так и застряла в обивке. Помню, у меня у самого однажды
"выстрелила" в точности  такая  же  резинка  и  села  на  кромке  обоев  под
потолком. Что ее там держало, интересно?.. Под утро она все же шлепнулась на
пол... Вот и лотерейные билеты, к ужасу  продавца,  тоже  полетели  на  пол.
Причем нет чтобы врассыпную, а то образовали какие-то странные завихрения  и
кружили себе и кружили... Вы бы видели, какую  бешеную  энергию  развил  при
этом продавец: он извивался  и  на  лету  выхватывал  свои  билеты  из  этих
"воронок", чтобы они - упаси боже! - не коснулись пола.  И  что  за  спешка,
спрашивается?! Сгорели бы они, что ли?! Тут меня и осенило:  торговал-то  он
ими незаконно. И помочь ему было  нельзя  -  еще  подумал  бы,  что  я  хочу
присвоить его дурацкие билеты.
     Лотерейщик наконец сошел в Риихимяки,  а  мне  предстояло  трястись  до
Хельсинок. Я откинулся на спинку и приготовился вздремнуть, да тут  заметил,
что под скамьей напротив что-то белеет. Пригляделся,  оказалось,  лотерейный
билет. Я поднял его, надорвал и  развернул  -  глухо.  Потом  увидел:  между
витками батареи торчит еще один. Я нагнулся за ним, а под скамьей еще три, а
там еще и еще... На сей раз два из них выиграли по новому  билету.  Тут  уж,
как говорится, нельзя было упускать случая. Я нырнул  под  скамью  и  пополз
собирать урожай... Я выполз в  противоположном  конце  вагона  на  глазах  у
изумленных  пассажиров  и,  отряхиваясь,  побежал  в   тамбур.   Сгорая   от
нетерпения, я вскрыл их и просмотрел: билетов было  свыше  тридцати,  но  ни
один из них не сделал меня, как  пишут  в  газетах,  счастливым  обладателем
фотоаппарата, велосипеда шли радиоприемника. Мне, правда, выпало  с  десяток
новых билетов. Но кого это волновало?!
     Урна, по форме смахивавшая на бутыль из-под виски, давно  переполнилась
надорванными лотерейными  билетами.  До  чего  же  они  длинные  -  смотреть
противно! Каждый приходилось, разворачивать раз пять. У меня  пропала  охота
искать. Что за лотерея такая, хоть бы раз  почувствовать  вкус  выигрыша!  В
принципе-то я не против лотереи. Бывает, повезет. Взять хотя бы ту  лотерею,
которую затеяли у нас на институтском вечере. Я  тогда  еще  студентом  был,
золотое времечко! Мы  устроили  ее  для  себя,  всего  на  девяносто  девять
человек, никого из посторонних не было.  И  что  вы  думаете?  Выигрыш,  как
нарочно, пал на нашего профессора. Да не просто выигрыш, а большущая бутылка
заморского вина с шикарной этикеткой. Я не успел разобрать  названия,  когда
ее демонстрировали залу,  а  жаль.  Было  как-то  неловко  отдавать  бутылку
профессору - все знали, что  он  убежденный  трезвенник.  Кое-кто  предложил
преподнести ему настольную лампу, что стоит в кабинете куратора. Но  поздно,
все уже видели выигрыш. Профессор, кстати, очень обрадовался. Он даже прижал
бутылку к груди, студенты смеялись, сам профессор хохотал больше всех,  даже
больше, чем требовало приличие. Его почему-то  сразу  потянуто  домой,  хотя
обычно он задерживался со своими питомцами до начала  танцев.  Но  не  успел
профессор выйти за дверь, как раздался грохот.  Бутылка  упала  и  разбилась
вдребезги, на мелкие осколки. Осколки разлетелись до самой парадной двери  и
усеяли улицу перед входом. Они еще  долгое  время  похрустывали  у  нас  под
ногами. Небось и сейчас все еще хрустят.  Вот  люди  -  не  догадались  дать
профессору портфель, не стал бы он прятать  бутылку  за  пазуху,  как  самый
обыкновенный пьянчужка.
     Я не мог отвязаться от этих воспоминаний, потому  что  молодой  человек
напротив беспрерывно искал свою расческу. Порой он все же  садился  на  свое
место, как и подобает нормальному пассажиру, но сразу же вскакивал  и  снова
принимался за дело, точно убеждая себя, что до сих пор и не искал  вовсе,  а
настоящий поиск еще впереди. Трудно ведь  примириться,  что  после  стольких
невероятных усилий вещь так и не найдется. Да  и  кому  охота  искать,  если
ясно, как дважды два, что все равно не найдешь.
     В Тампере молодой человек наконец угомонился - пора  было  выходить.  В
проходе он в последний раз нагнулся и заглянул под сиденья. Тут он встал  ко
мне боком, и я вдруг увидел: хм, расческа-то выглядывала из  правой  манжеты
брюк. Ей-богу! Даже слегка виднелись темные кончики  зубьев.  Я  не  решился
сказать ему об  этом.  Зачем  было  ставить  молодого  человека  в  дурацкое
положение! И потом, с таким же успехом могла торчать совсем другая расческа,
которую он положил туда на всякий пожарный случай.  А  может,  все  это  мне
показалось, может, просто светлые брюки  были  подшиты  черными  нитками.  И
такое бывает!
     Едва поезд тронулся, я  пересел  на  его  место,  оттуда  было  удобнее
искать: в конце концов, мне нужно было выяснить, куда девалась расческа -  в
поезде она или в штанине молодого человека.  У  меня  с  собой  был  длинный
карандаш. Я умудрился засунуть его во все дыры и уголки, но так и  не  нашел
расчески. Значит, она на самом деле застряла в манжете брюк. Смех смехом,  а
именно в манжете собственных брюк я нашел как-то серьгу, в  поисках  которой
участвовала большая компания. Но не отважился вернуть ее хозяйке. Зачем? Она
бы мне все равно не поверила. Вы  когда-нибудь  встречали  женщину,  которая
поверила бы мужчине?! Вот и я не встречал. Она бы наверняка заподозрила, что
я хотел припрятать серьгу. В подобных случаях надо заранее  предвидеть,  что
дело может обернуться против тебя, -  иди  потом,  оправдывайся.  Попробуйте
сказать  женщине,  что  она  похорошела,  неприятностей  не  оберешься.  Она
наверняка решит, что прежде вы считали ее дурнушкой:
     Кстати, о женщинах. Вспомнил еще один  случай.  Моя  знакомая,  магистр
математики, потеряла у себя дома кольцо. Причем не обычное кольцо, а  кольцо
магистра {Кольцо магистра - знак окончания вуза в  Финляндии.}.  Всю  неделю
она искала его, едва с  ног  не  сбилась,  и  наконец  закатила  генеральную
уборку, после чего абсолютно уверилась, что  вытряхнула  кольцо  с  одеждой.
Какая-то польза от уборки, разумеется, была: моя знакомая прекратила поиски.
И тут к ней приходит ученик сдавать экзамен по математике. Она усадила его в
прихожей за маленький круглый столик, покрытый  тяжелой  льняной  скатертью.
Скатерть эта была расшита всевозможными цветочками, лепесточками и  птичками
колибри. Ученик облокотился о стол и вдруг почувствовал, что  что-то  мешает
ему писать. Это и было  золотое  кольцо  магистра.  Оно  ловко  улеглось  на
скатерти и казалось деталью замысловатого узора.
     Все прекрасно, одного я не могу понять: что же это была за  уборка,  да
еще генеральная, если магистр  даже  скатерть  не  вытряхнула  как  следует.
Впрочем, это, конечно, ее личное дело!
     Пока я ковырялся карандашом в батарее, напротив успел усесться  толстый
пожилой коммивояжер. Он отдувался и утирал пот со лба тряпочками, сшитыми  в
крохотную тетрадку. Наверно, это были образцы тканей его фирмы.
     - Что-нибудь потерялось? - с любопытством спросил новый пассажир.
     -  Да  вот  расческа  где-то  тут  застряла.  Поджав  ноги  и  неуклюже
свесившись, он тоже заглянул под батарею.
     -  Ничего  ценного.  Обыкновенная  расческа  за   полмарки,   -   сразу
предупредил я. - Ищу вот от нечего делать.
     - Конечно, поискать  всегда  стоит.  Если  всякий  раз,  как  потеряешь
расческу, покупать новую, никаких денег не хватит.
     Так обычно думают  все  коммивояжеры.  И  не  только  думают,  они  еще
занудливо учат людей скупердяйству, будто бизнес на этом делают. И вовсе  уж
бессовестно он пытался уверить меня, что у коммивояжеров никогда  ничего  не
теряется. Но вскоре и сам увлекся, забыл  про  свои  нравоучения,  отстегнул
ремень и начал манипулировать им, точно индийский маг.  И  все  приговаривал
при этом:
     - Не смотри, что ремень старый: гибкий, черт, в  любую  щель  пролезет.
Цены ему нет.
     Попутно коммивояжер похвастал, что с помощью такого, дескать, ремня  он
лично смог бы открыть три из  четырех  захлопнувшихся  дверей.  Оказывается,
если вы захлопнете дверь, а ключ забудете дома, ничего страшного в этом нет.
Надо снять почтовый ящик и попросить  какого-нибудь  слоняющегося  без  дела
мальчишку просунуть  в  щель  руку  и  открыть  замок  изнутри.  Коммивояжер
утверждал, что это массовое явление. И готов был побиться со мной об заклад,
что, если осмотреть подряд четыре двери, три из  них  наверняка  окажутся  с
дырой.  Однако  пари  не  состоялось.  В  Хаапамяки  я  сошел  с  поезда,  а
коммивояжер поехал дальше. Когда я проходил по перрону, головы  его  в  окне
видно не было. Искал небось злополучную  расческу,  а  может  быть,  в  этот
момент он нагнулся и завязывал шнурки на ботинках. Один из них уже болтался,
когда коммивояжер вошел в вагон. У полных людей вечно шнурки  развязываются!
Если бы только шнурки, а то помнится...


        ^TСестра невесты^U

     Перевод Л. Виролайнен

     Его однокомнатная квартирка по форме напоминала латинское V. За  стеной
проходил мусоропровод, и в  холодные  осенние  ночи  слышались  приглушенные
голоса трех бездомных бродяг, ночевавших в подвале. Впервые он увидел  их  в
рождественское утро - двух стариков и молодого парня. Парень был без пальто,
без  шапки,  в  мятом  черном  костюме.  Запрокинув  голову,  он  жадно  пил
простоквашу из бумажного пакета. Над низкой механической мастерской  светило
зимнее солнце, отбрасывая  тусклые  тени.  Старики  с  участием  глядели  на
молодого.
     - Ну и жуткое у тебя похмелье, - сказал наконец один из них.
     - Чего? - переспросил парень, отшвырнув пустой пакет на мостовую.
     - Похмелье у тебя ужасное, говорю, - повторил старик.
     - Что, я сам не знаю?!
     - Ну будет, не сердись, - успокоил старик.
     Мартти прошел мимо рынка  Хаканиеми.  Он  был  завален  рождественскими
елками. Пахло, как в зимнем лесу, даже ветки  у  елок  заиндевели.  С  улицы
Хяментие  выехала  машина,  она  отразилась  по  очереди  во  всех  витринах
торгового зала, а потом объехала его с  улицы.  С  моста  Питкясилта  Мартти
посмотрел на залив, он был покрыт прозрачной коркой льда. Снег еще не выпал.
Все гляделось настолько ясно  и  четко,  будто  находилось  поблизости.  Над
железной дорогой вились паровозные дымки,  точно  белые  черви,  и  таяли  в
прозрачном небе. Мартти купил билет  и  сел.  Едва  поезд  тронулся,  остров
Силтасаари стал быстро поворачивать вправо. "И в самом деле, будто разводной
мост", - подумал Мартти. Он полез в нагрудный карман проверить, на месте  ли
билет.
     Через проход от  него  сидела  темноволосая  женщина  лет  тридцати,  в
красной юбке. Она походила на южанку. Мужчина средних лет  напротив  нее  от
нечего делать вертел на пальце обручальное кольцо.  "Невозможно  определить,
женат он или помолвлен, таковы  уж  финские  обычаи",  -  отметил  про  себя
Мартти.
     - За Хювинкя уже снег лежит, - сказал кто-то из пассажиров.
     "Значит, и в Лампи тоже снег", - обрадовался Мартти. На  ногах  у  него
были черные полусапожки, такие новые, что даже неловко делалось.
     Дорога проходила через леса и поля. Поезд мчался  навстречу  солнцу,  и
пейзаж менялся как в калейдоскопе: мимо  проносились  луга,  лесные  поляны,
озера. Параллельно железной дороге тянулась лента шоссе, по ней  наперегонки
с  поездом  ехал  грузовик.  Но  вот  и  он  стал  отставать,  сантиметр  за
сантиметром. Мартти не удержался и победно помахал водителю рукой.
     Дорога стала  сворачивать  под  прямым  углом,  и  он  увидел  страницы
учебника, который читала  женщина.  Там  были  сплошные  молекулы,  иные  на
пол-листа.  Она  что-то  подчеркивала  в  книге,  пользуясь  расческой,  как
линейкой.
     "Не стоит этого делать, - думал Мартти. - Я  исчеркал  десятки  книг  и
хоть бы что-нибудь в  памяти  осталось.  Через  год  после  окончания  школы
домашние попросили меня начертить пятиконечную звезду. Они  хотели  вырезать
ее, покрасить и повесить на рождественскую елку. Так я не сумел  даже  этого
сделать, хотя окончил школу с математическим уклоном и был на хорошем  счету
у педагогов. В шестом, кажется, классе  нас  учили  делить  круг  на  десять
равных частей. И что поразительно, мы, детвора, умели это делать. А теперь я
даже прямую на равные отрезки разделить не могу. Если бы сейчас мне пришлось
снова поступать в лицей, я бы точно провалился на  вступительных  экзаменах.
Таблицу умножения и ту  помню  смутно,  как  в  тумане.  Прежде  чем  выдать
результат,  прибавляю  в  уме  столько  раз,  сколько  надо  умножить.  Зато
рекламный текст сочинить - это я мастер. Попроси  меня  написать  что-нибудь
другое - ни  в  жизнь  не  напишу.  А  рекламу  -  всегда  пожалуйста.  Хотя
неизвестно, кто ее придумал и кому она нужна.  Ее  читают  просто  так,  для
общего развития, чтобы время скоротать.
     Суровая штука - бизнес. Больше всего мужчин гибнет не  на  войне,  а  в
ресторанах Хельсинки и в сфере его большого бизнеса".
     Темноволосая женщина взглянула на Мартти и вздрогнула. Скорее всего она
не  видела  его,  была  поглощена  своими  мыслями  и  смотрела  куда-то   в
пространство, мимо него, как обычно смотрят из окна на  улицу.  И  задумчиво
грызла карандаш. Она напомнила Мартти какую-то другую женщину, которую бы он
должен хорошо знать и помнить. Но кого? А может быть, он где-то уже встречал
эту? Она, наверное, сразу его узнала.
     "У финнов отличная память на лица", - говорил один еврей-книготорговец.
Во время войны он встретился с двумя лихими солдатами,  они  ошарашили  его,
окликнув: "Здорово, Эфраим, что слышно?!" Оказывается,  лет  двадцать  назад
они недели две отбывали вместе с ним воинскую повинность. Если  какой-нибудь
незнакомец обращается к тебе на "ты", надо его спросить: "Тебя  как  зовут?"
Когда он ответит, например, "Вуоринен", можно сказать: "Это-то я знаю, я про
имя спрашиваю". Так хоть наполовину спасешь репутацию своей памяти. В голове
постоянно бродят всякие воспоминания и мысли - это  поток  сознания.  Но  на
бумагу его не переложишь. Все изменится. "Само размышление  еще  не  рождает
мысли", - сказал Гете. Так что это такое - размышление? Эта женщина  сейчас,
видно, о чем-то думает. Сказать бы ей, как в романах и  в  кино:  "Пятьдесят
марок за вашу мысль", так ведь она ответит, что ни о чем не думает. Вот  она
натянула немного юбку на колени. Когда он однажды катался с Сиско в  фургоне
Лааксо и Сиско сидела впереди, а он рядом с ней,  ноги  Сиско  отражались  в
выпуклом щитке кабины. Сиско  этого  не  замечала.  Если  бы  заметила,  то,
конечно, переменила бы позу.
     Ляжки у нее длинные и плотные.
     В Лахти лежал снег - сантиметров пять толщиной, не меньше. Мартти вышел
в город через здание вокзала. Спускаясь с горки, он прошел мимо того  места,
где у него летом вырвалась накидка от дождя, которую Сиско дала  ему.  Он  в
первый раз узнал, что значит держать такую накидку. При небольшом ветре  она
поднимается и опускается, словно воздушный змей. И вот налетел порыв ветра и
вырвал ее у него из рук. Накидка полетела  куда-то  вдоль  улицы,  а  метров
через тридцать опустилась на плечи двух мужчин. Сиско смеялась.
     Возле банка он свернул налево,  пошел  вдоль  Алексантеринкату,  дальше
тянулась кривая улочка,  в  конце  которой  виднелась  церковь,  похожая  на
сельскую. По улице шла та самая женщина, которую он разглядывал в поезде. Он
даже приподнял шапку, такой она показалась ему знакомой. Женщина шла впереди
него, словно по прямой линии, и швы  на  ее  чулках  вытянулись  ровно,  как
стрелки. У нее была царственная осанка, и люди невольно расступались,  давая
ей дорогу.
     В буфете автовокзала  он  выпил  кофе.  Через  дверь  в  зале  ожидания
виднелась большая пальма. Такая большая, что казалась высокой даже издалека.
В глубине ресторана стояла еще не наряженная елка, но электрические свечи на
ней горели.
     Когда он вошел в автобус, он  снова  увидел  ту  красивую  темноволосую
женщину - она сидела сразу за  креслом  водителя.  Он  опустился  на  первое
сиденье, размышляя о том, что хорошо  бы  время  от  времени  справляться  у
водителя, чтобы не прозевать своей  остановки.  Дверь  была  открыта,  мороз
покусывал щиколотки. Водитель вскочил в автобус так, что  машина  качнулась.
Он обтер рот тыльной стороной руки, сел и, прежде чем они тронулись в  путь,
поглядел в зеркальце на пассажиров.
     На длинном прямом перегоне  они  нагнали  трех  гончих  собак,  которые
мчались посреди дороги. Метрах в ста впереди  собак  бежал  заяц.  Пассажиры
оживились, стали приподниматься со своих мест, спорить. На  повороте  собаки
понеслись по обочине, и  водитель  на  полной  скорости  проехал  мимо  них.
Пассажиры услышали собачье повизгивание. Машина почти нагнала зайца, но  тут
показался  лес,  заяц  огромным  прыжком  махнул  туда  и  скрылся.   Собаки
продолжали мчаться вслед за автобусом. Только после того, как сошла  молодая
пара с ребенком, собаки нагнали автобус  и  с  лаем  пролетели  мимо.  Когда
автобус снова тронулся, они уже  возвращались,  перебегая  с  одной  стороны
дороги на другую.
     Темноволосая  женщина  сошла  на  той  же  остановке,  что  и   Мартти.
Предстояло пройти по шоссе два километра. Женщина снова  шла  впереди  него.
Это было так же верно, как то, что  следы  ее  каблучков  отпе