ькой и  сухонькой,  не  больше
ладошки. Чувство было такое, что все они спаяны воедино, будто вместе  тащат
огромный тяжелый тюк, и, если он нечаянно упадет и коснется земли,  случится
что-то непоправимое.
     Юсси боковым зрением, развитым у  водителей,  следил  за  движением  на
шоссе, по которому проехал грузовик  с  крытым  кузовом.  Он  сел  за  руль,
захлопнул дверцу машины,  проверил  сцепление,  завел  мотор  и  взглянул  в
зеркальце, нет ли сзади машин. Но увидел лишь затянутое тучами серое небо  и
на фоне его крону могучей сосны. Дети не побежали за  машиной,  как  обычно,
они, видно, заподозрили что-то неладное.
     Дорога - дорога детства - шла через поле, ничто  не  изменилось  с  тех
пор, и даже высокая трава росла в тех же самых местах, а посредине  зеленели
две ровные полосы газона. И если бы тот, прежний Юсси, мальчик из  прошлого,
вдруг появился сейчас, он бы, верно, не узнал самого  себя  и,  рассматривая
блестящими  от  волнения  глазами  красивую  машину,  решил  бы,  что  этому
незнакомому парню здорово повезло в жизни, что  он,  верно,  преуспевает.  А
узнав, сделался бы несказанно горд и счастлив. Но вид матери сильно  напугал
бы его, как видение из кошмарного сна: кончик носа у старушки почти сросся с
подбородком, а из ноздрей торчали длинные черные волосы. Юсси удивился,  как
сестры не догадались состричь их, в этом нет ничего особенного.  Надо  будет
намекнуть Пиркко, хотя, впрочем, она  и  сама  догадается.  Проезжая  желтое
пшеничное поле, Юсси заметил соседа, который копошился во дворе возле  дома,
убирал строительный мусор. Сосед не обратил на  них  никакого  внимания,  за
день по шоссе проезжало слишком много машин,  и  не  стоило  отвлекаться  от
работы.
     Начало пути было знакомо Юсси с детства, до того знакомо, что он мог бы
с закрытыми глазами проехать на всех лесных поворотах.

        "2"

     - Конец будет, по всей  вероятности,  безболезненным,  -  констатировал
врач. - У семидесятилетних людей рак развивается не столь быстро.
     - Неужели ничего нельзя сделать? - с отчаянием спросила Пиркко.
     Они стояли на четвертом этаже клиники. Пиркко не решалась взглянуть  на
врача.  Она  смотрела  в  окно.  Из  окна  открывался  вид  на  Теле  {Район
Хельсинки.}. Врач скользнул взглядом по их рукам и заметил кольца магистров.
Он, безусловно, понимал, что разговаривает с интеллигентными людьми, да  это
и так бросалось в глаза. Они вместе с врачом стояли как бы по  одну  сторону
черты, которая называлась жизнь, а по другую сторону были  лишь  кладбище  и
умирающая мать. Все молчали, размышляя о бренности жизни.
     - Он уже захватил печень, но дальше не  пойдет,  -  заговорил  врач.  -
Смерть будет не очень мучительная. В этом смысле рак  печени  лучше  других.
Больная будет лишь постепенно слабеть. После операции на какое-то время  она
станет бодрой и жизнерадостной. Мы удалили все, что только можно было.
     - Она знает об этом? - спросила Пиркко.
     - Нет.
     - Может быть, все-таки стоит сказать?
     - Пожалуй, нет. Пациент не  настаивает,  да  и  в  тех  случаях,  когда
настаивает, не обязательно говорить правду. Незнание избавляет  хотя  бы  от
душевных мук.
     - Сколько ей осталось жить? - срывающимся  голосом  спросила  Пиркко  и
стала теребить свою сумочку.
     - Трудно сказать, возраст преклонный.  В  лучшем  случае  протянет  еще
полгода, - промолвил врач.
     Пиркко вынула из сумки тоненький носовой платочек и сжала его  в  руке.
Замок сработал почти неслышно,  будто  раскрылись  пересохшие  губы.  Пиркко
быстро попрощалась с врачом и выбежала на улицу. Она  не  могла  там  больше
оставаться,  она  боялась  расплакаться.  Только  на  стоянке  машин  Пиркко
опомнилась.  Машин  было  так  много,  что  паркинг  напоминал  скорее  двор
современного автозавода. Пришлось проделать  долгий  путь,  прежде  чем  она
отыскала машину Юсси, хотя та и выделялась среди  множества  других.  Пиркко
казалось, она никогда не сможет дойти до  нее.  Юсси  уже  ждал  Пиркко,  он
открыл заднюю дверцу, и Пиркко робко, несмело внесла себя, точно это была не
обыкновенная  машина,  а   церковь:   овальное   окошко   напоминало   арку,
крестообразный руль - распятие, а щиток с приборами - алтарь.  Пиркко  сразу
прислонилась лбом к спинке переднего сиденья  и  стала  повторять  про  себя
слова молитвы, чтобы успокоиться. Сумочка соскользнула вниз, но такое  часто
случалось и в церкви во время службы. Юсси замер.
     - Так вот какова награда за все ее мучения, - наконец зло сказал он.
     Пиркко разрыдалась.
     - Вот она, правда, - более раздраженно произнес Юсси.
     В Юсси было что-то сатанинское. Такие обычно говорят  то,  что  думают,
режут в глаза правду-матку. Сатана поступает так  же,  но  злая  его  правда
ничто по  сравнению  с  добрыми  делами  создателя,  так  же  как  незаметен
спичечный коробок рядом с высоким домом.
     - Как ты можешь?! Мама ведь думает совсем иначе, - оборвала его Пиркко.
     Юсси резко завел машину, но с места не сдвинулся.
     - Поехали? - примирительно сказала Пиркко. - Только не к нам, я не хочу
никого видеть.
     Юсси медленно  ехал  по  цементированной  площадке  с  темными  жирными
разводами, величиной и очертаниями напоминающими человеческие фигуры.
     - Пусть мама поживет у нас, когда выпишется из больницы,  -  предложила
Пиркко. - Не увози ее сразу, пусть лучше побудет с нами.
     - Она сама, наверное, захочет домой, в деревню.
     - Только ты не напоминай ей, - попросила Пиркко.
     - Она может и к нам поехать, - заметил Юсси.
     - У нас все-таки места больше, чем у вас, - нашлась Пиркко. - И  потом,
для меня это была бы большая радость. Я ведь никогда не ухаживала за  мамой.
Всегда была в поле...
     - Хорошо, пусть будет по-твоему, - согласился Юсси.
     Он выехал на проселочную дорогу Вика, потом свернул  в  лес  и  наконец
миновал усадьбу, от которой до города было  рукой  подать.  У  картофельного
поля Юсси затормозил. Они вышли из машины, чтобы Пиркко успокоилась. По горе
Хертониеми плыло огромное белое облако, оно напоминало  каменный  дом  среди
деревьев, но не совсем достроенный.
     Облако, меняя очертания, постепенно  поднималось  все  выше  и  выше  и
становилось все короче и короче. Когда оно наконец отделилось  от  горы,  то
оказалось совсем небольшим и круглым.
     - Итак, мама оказалась первой, - вздохнул Юсси.
     - Ты забыл о Тайсто, - напомнила Пиркко.
     - Это другое дело. Тогда была война.
     - Нам надо взять себя  в  руки  к  тому  времени,  как  она  выйдет  из
больницы, - сказала Пиркко. - Кстати, у меня краска не потекла?
     - Нет, - ответил Юсси.
     Возле машины Пиркко привела себя в порядок. Она нагнулась, заглянула  в
зеркальце и подкрасила губы.
     - Как же мы не догадались маме цветы отправить, - с сожалением  сказала
она. - Поехали в центр, купим там.
     - Цветы продавались у входа в клинику.
     - Я не могу сейчас туда вернуться,  понимаешь,  не  могу.  Давай  лучше
найдем цветочный магазин с доставкой на дом.
     - Главное, что в таких случаях, как мамин, трудно что-либо предсказать,
- начал Юсси, когда они проезжали мимо гаражей Коскела по дороге в центр.
     Он вспомнил, как мать  рассказывала  о  своем  детстве:  школа  была  в
четырех километрах от дома, нужно было бежать через лес по тропе, которую ей
однажды показал отец. В метель приходилось самой протаптывать  дорогу,  рано
утром, до того, как он проснется. Девочка во весь дух мчалась по лесу, боясь
опоздать, потому что учитель у них был  огромный  страшный  мужик  с  черной
бородой.  Ирония  судьбы,  но  муж  маме  достался,  похожий  на  учителя  -
чернобородый и мрачный.
     - Знаешь, в больнице у меня было такое чувство, будто она уже умерла, -
с усилием произнес Юсси. - Глупо, правда?
     - От этого все равно никуда не денешься. Это  неизбежно,  -  дрогнувшим
голосом сказала Пиркко.
     - Ты случайно не была в  этом  старинном  городке,  который  мы  сейчас
проезжаем? - отвлек ее от грустных мыслей Юсси. - Мы  с  Сами  часто  бываем
здесь. Один раз даже  посчастливилось  увидеть,  как  его  жители  встречали
Паасикиви {Паасикиви - президент Финляндии.  Впервые  взял  курс  на  мирные
отношения с СССР, который затем продолжил Кекконен.} и шведского короля.  Их
сопровождал какой-то профессор-археолог. А шведский король, представь  себе,
прекрасно знал археологию. Вот он и спрашивает у Паасикиви: "Скажите, где мы
сейчас находимся?" На скале была высечена карта местности, рельеф,  кажется,
называется. Паасикиви ткнул тростью в какую-то точку и сказал: "Вот  здесь".
Профессор вдруг отчаянно замахал руками, но, видя, что на него  не  обращают
внимания,  дернул  Паасикиви  за  рукав,  чтобы  указать  ошибку.  "Господин
президент, господин президент",  -  как  заведенный  твердил  он.  Паасикиви
недовольно отмахнулся от него.
     Шведский король  тем  временем  заметил,  что  тут  что-то  не  так,  и
спрашивает  у  президента,  в  чем  дело.  Паасикиви   ответил,   не   теряя
достоинства: "Я уточнил у профессора, это  действительно  то  самое  место".
Президент, как сейчас помню, был в черном пальто...

     - Послушай, Юсси, меня удивляет, почему в клинике все в тонких халатах.
Мама такая слабенькая, ее, наверное, постоянно знобит, - опять заволновалась
Пиркко.
     Возле дома  Бензова  околачивались  какие-то  подозрительные  личности:
винный отдел в магазине собирал пропойц со всего  района.  Юсси  ехал  очень
медленно, приходилось лавировать в толпе и отбиваться от попрошаек.
     - Эй, дай денег, - прицепился к нему один из парней  и  даже  умудрился
схватить его за плечо, просунув руку в раскрытое окно машины.
     - Можно подумать, что мне кто-нибудь дает, - отмахнулся Юсси.
     Пиркко и Юсси вышли из машины и направились к цветочному магазину.  Они
купили дюжину прекрасных свежих гвоздик по две  марки  за  штуку.  За  цветы
заплатили поровну. Деньги нужно было вытаскивать осторожно, потому  что  тот
тип мог подсматривать за ними через стекло и  заметить,  как  Юсси  протянул
продавщице две  купюры  по  десять  марок.  У  винных  магазинов  собирались
алкоголики, они  выклянчивали  деньги  и  покупали  бутылку  сразу  же,  как
накапливалась нужная сумма.
     В магазине был земляной пол и кругом  росли  гвоздики.  Будь  помещение
побольше, создалась бы полнейшая иллюзия сада. Пиркко успела написать матери
открытку и подошла показать ее  Юсси.  "Желаем  дорогой  мамочке  скорейшего
выздоровления и возвращения домой. Пиркко и Юсси".
     - Она ведь скоро вернется, правда? - спросила сестра и снова заплакала.
     Они вышли на улицу и направились к машине. Юсси шел прямо сквозь толпу,
а Пиркко держалась в сторонке, где было  меньше  народу.  В  конце  бульвара
назревала драка. Какой-то парень в  желтой  рубашке  поднял  ногу  и  заехал
ботинком в лицо пожилому человеку. Тот дернулся, с него  слетела  спортивная
шапочка, но он, не обращая на это внимания, рванулся к  противнику.  Молодой
лягнул  его  еще  раз.  Старик  упал.  Видимо,   нога   у   молодчика   была
тренированная. Главное, он не производил впечатление пьяного: слишком  точны
были удары. Никто из окружающих  не  вмешивался  в  драку,  никто  не  хотел
принимать чью-либо сторону.
     - Ты видела, что там делается? -  спросил  Юсси  у  Пиркко,  когда  они
поравнялись.
     - Не оборачивайся, они могут  и  к  нам  прицепиться,  -  предостерегла
Пиркко. - Не смотри на них.
     У стоянки ждали трое. Один из парней пристал к  Пиркко,  одним  прыжком
догнал ее. Парень был ниже ее ростом и ничем не выделялся, самый  заурядный.
За ним подходил и второй. Юсси остановился.
     - В чем дело? - резко спросил он.
     - Который час, старик?
     Парень вытянул вперед  правую  руку  и  стал  лениво  закатывать  рукав
рубашки. На оголившемся запястье сверкнули позолотой  часы  с  пластинчатым,
тоже позолоченным, браслетом. Юсси и парень пристально глядели друг другу  в
глаза. Третий обошел их справа  и,  не  оглядываясь,  пошел  своей  дорогой.
Пиркко  спряталась  за  машину  и  испуганно  выглядывала   оттуда.   Дружки
зачинщика, главаря, держась за руки, цепочкой приближались к ним - они  были
уже  метрах  в  двадцати.  События   разворачивались   рядом   со   Шведским
национальным театром,  действие  на  сцене  которого  едва  ли  когда-нибудь
достигало такого накала и напряжения, как в этой уличной стычке.
     - Так сколько же там настучало на твоих? - вызывающе повторил парень.
     Юсси лихорадочно обдумывал ситуацию. Машина  заперта,  времени  на  то,
чтобы открыть ее, не хватит. Нужно немедленно предпринять  что-то,  пока  не
подоспели  те  громилы.  Центр  города,  вокруг  масса  народу,   оживленное
движение, пешеходы послушно собирались у  светофоров,  которые  будто  пасли
человеческое стадо, - век цивилизации, но и сейчас может случиться  все  что
угодно. Юсси вспомнил, что такое же чувство страха  он  испытывал,  пожалуй,
только в детстве на школьном дворе.
     - Я же тебя спрашиваю, старик. Будешь отвечать или нет?
     Какой-то восемнадцатилетний щенок терроризировал  его,  тридцатилетнего
магистра физики, и заставлял  дрожать,  точно  он  первоклашка  из  сельской
школы.
     Юсси ничего не ответил, он  вдруг  повернулся  и  медленно,  враскачку,
пошел к машине. Они, конечно, могли догнать его и избить,  но  он  продолжал
молча идти вперед. Юсси ни разу не оглянулся, он не мог оглянуться. Вот  уже
и машина. Он достал ключ, открыл ближайшую дверцу,  сел  и  пододвинулся  на
свое место за рулем. Пиркко впорхнула почти одновременно с ним.
     - Нажми на кнопку, -  приказал  Юсси.  Теперь  он  хорошо  видел  их  в
зеркальце: парни молча стояли плечом к плечу, устремив равнодушный взгляд  в
пространство.
     - Почему полиция бездействует, это ведь продолжается из года в  год,  -
возмутилась Пиркко. - Как это понимать?
     - Точно так же, как и все остальное. Сопляков следует  проучить.  Иначе
нельзя. Свинья всегда грязи найдет.
     - Чего ты ждешь? Почему не едешь? - удивилась Пиркко.
     - Хочу посмотреть, что они теперь станут делать. Может быть, перевернут
нас вместе с машиной, - мрачно пошутил Юсси.
     Настроение было испорчено на весь  день.  Сердце  отчаянно  колотилось,
казалось, в груди у него клетка с бешено рвущимися наружу птицами. А  тем  -
хоть бы хны! Они могли, шутки  ради,  испортить  день  еще  не  одной  сотне
прохожих. Почему они так себя ведут? А почему бы и нет?! Раз им все сходит с
рук!
     - Наш лейтенант, он звание это еще в войну получил, - припомнил Юсси, -
рассказывал, как осенью тысяча  девятьсот  сорок  четвертого  его  командир,
бывший капитан запаса, строитель, демобилизовался  из  Лапландии,  с  самого
севера. До дому ему  нужно  было  поездом  ехать  двое  суток.  А  лейтенант
сопровождал его. Так он рассказывал, что они всю дорогу простояли в тамбуре,
поскольку  сесть  было  негде,  даже  на  полу  не  было  свободного  места.
Лейтенант, правда, утверждал, что тамбур -  самое  лучшее  место  в  поезде,
во-первых, там всегда свежий  воздух,  снаружи  тянет,  а  во-вторых,  легче
протиснуться в туалет. Капитан этот был женат, как-то съездил в отпуск домой
и женился. Жена  родила  ему  сына,  и  родственники  отложили  крестины  до
возвращения отца. Капитан не успел еще сына своего повидать, он  родился  за
два месяца до демобилизации. Всю  дорогу  капитан  с  лейтенантом  думали  и
гадали, как наречь ребенка, какое имя придумать в послевоенной  ситуации.  А
когда прибыли в Хельсинки и, радостные, поспешили к зданию вокзала, в дверях
их встретили десять молодчиков.  У  капитана,  естественно,  обе  руки  были
заняты, на крестины все-таки ехал.  Он  толкнул  дверь.  Толкнул,  хотя  они
стояли сразу за дверью и вид их не предвещал  ничего  хорошего.  Но  капитан
подумал: черт возьми, в общественную-то  дверь  каждый  имеет  право  войти.
Войти-то он вошел, но был встречен дикими воплями: "Солдафон  проклятый!  До
каких пор офицеры будут командовать?! Надоело!" Они измолотили его до смерти
тут же, у самой двери. А полиция стояла рядом и смотрела.  Это  не  выдумка,
это быль. Теперь они хотят, чтобы такое снова повторилось, в наши дни.
     - Расскажи эту историю Мартти, когда он опять заведет свою проповедь, -
вставила Пиркко. - Только он все равно не поверит.
     - Как бы научиться хитро жить, внушить себе, что меня это не касается?!
Дудки, это касается каждого из нас!
     Юсси подъехал к тротуару и  остановился  в  том  месте,  где  выступала
скала. Отсюда виднелась часть дома и белая труба теплоцентрали.  Над  трубой
вился дымок. События, связанные с матерью, на время как бы  отодвинулись  на
второй план. Казалось, с утра прошло уже много-много времени.
     - Нас, наверное, давно ждут, - сказала Пиркко.  -  Давай  пройдем  этой
дорогой, как всегда.

        "3"

     В гостиной их встретила Синикка.
     - Отец приехал! - крикнула  она  детям,  игравшим  в  комнатах  второго
этажа.
     - Пусть пока побудут там, не зови их, - сказал Юсси.
     - А что случилось? Как мама? - сразу заволновалась Синикка.
     - Диагноз подтвердился.
     Лицо Синикки при этих  словах  как-то  жалобно  скривилось,  точно  она
пыталась улыбнуться, но вместо этого заплакала. Пиркко громыхала посудой  на
кухне. Дверь гостиной была  распахнута,  она  выходила  во  двор,  в  центре
которого стоял круглый щелястый стол и  несколько  шезлонгов.  На  шезлонгах
лежали белые поролоновые подушки с красной аппликацией.  В  саду  благоухала
свежескошенная  трава,  ее  разложили  вокруг  декоративных  кустов,   чтобы
просушить на солнце. Тонкий нежный аромат витал в гостиной и в комнатах.
     - Кофе пить будете? - спросила, появляясь из кухни, Пиркко.
     - Ой, какой кошмар, Пиркко, - в ответ вздохнула Синикка.
     В гостиную из своего кабинета вышел Мартти, писатель. На  первом  этаже
размещались лишь его кабинет, большая, замысловатой формы, гостиная и кухня,
устроенная в нише. Мартти был в рубашке с короткими  рукавами  и  в  шортах.
Остальные домочадцы одевались гораздо приличнее, чем он.
     - Я вам искренне сочувствую, - неловко буркнул Мартти, прошел в  сад  и
закурил. Выкурив сигарету, Мартти подошел поближе и прислонился  к  дверному
косяку: ему хотелось сказать что-нибудь утешительное.
     - Ужасно все это, но от судьбы  никуда  не  денешься,  -  вместо  этого
сказал он.
     - Слушай, позвонил бы ты лучше Олави, - перебила его Синикка.
     Мартти поговорил с Олави. Выяснилось, что тот сам звонил в  больницу  и
был в курсе дела.
     - Как мама себя чувствует?
     -  Мы  ее  еще  не  видели,  только  цветы  отправили.  Вечером  пойдем
повидаться.
     Мартти сидел в саду в шезлонге. К нему подошла Синикка.
     - Какое горе! - вздохнула она. - Мама  всегда  жалела  нас  и  плакала,
когда кто-нибудь заболевал, а теперь мы ничем не можем ей помочь.
     - Что же делать, болезнь есть болезнь. Давай условимся, что это болезнь
и не более, не будем думать о худшем.
     Тишину залива спугнула моторная лодка, она  стремительно  пронеслась  в
сторону канала.
     - Возьмем канал. Протяженность его всего триста метров, но  и  на  него
распространяются морские законы,  -  разглагольствовал  Мартти.  -  Скорость
движения ограничена. Морской патруль подстерегает и  штрафует  лихачей.  Это
своего рода западня. Заливчик-то небольшой, но моторок тут хватает.
     Издалека послышался протяжный гудок - это, верно,  сигналила  встречная
моторка, входившая в канал через противоположный шлюз.
     - Ты не сможешь меня поднять, а  Кристина  сможет,  -  дразнил  кого-то
младший сын Мартти и Пиркко.  Кристина,  миловидная  девочка,  была  старшей
дочерью Юсси и Синикки. Малышу нравилась Кристина, и  он  хотел,  чтобы  она
взяла его на руки.
     - У вас красивый сад, - похвалила Синикка.
     - Ты гораздо красивее, - пошутил Мартти.
     - Не