а,  казалось,  похрустывала  под  днищем
лодки. Небо было  холодное,  темное,  но  это  была  напряженная  темнота,
готовая  мгновенно  уступить  сиянию  утра.  Лес  притих   и,   неимоверно
притихший, казался  заброшенным,  мертвым.  Нов  тишине  где-то  слышалась
хрупкая капель и более острый звук бегущей по склону воды. А потом,  когда
он вывел челнок на середину озера, когда на  окрестных  хребтах  вспыхнули
первые отсветы зари, вместе с утром родились и первые звуки лесной  жизни.
Снеговая сова - последний голос ночи  -  загукала,  пролетая  у  него  над
головой. Потом откуда-то издалека донеслось тявканье лисы. Потом  птицы  -
черноголовая   синичка   зачирикала:   "чик-а-ди-ди-ди-ди";    засвистели,
заверещали,  зацокали  белки;  застрекотали  голубые  сойки;   послышалось
"бзт-бззт" куропаток.  Это  были  слабенькие  звуки,  едва  долетавшие  до
середины озера, но он слышал их и все их различал. А к  тому  времени  как
свет разлился по всему небу, сам лес  начал  помаргивать,  потрескивать  и
покряхтывать непонятными звуками своего медленного пробуждения.
   Рой  знал:  ничего  на  свете  не  могло  для  него  сравниться  с  тем
удовлетворением,  которое  он  испытывал  сейчас,  в  первый  день   своей
очередной битвы с коварными уловками природы,  сейчас,  когда  он  плыл  в
тяжело груженном челноке по  основной  артерии  своего  леса,  уже  ощущая
приятное чувство здорового голода. Он знал,  что  на  этот  раз  предстоит
битва и за самого себя: быть ему  траппером  или  бродягой,  пьяницей  или
фермером, человеком или зверем. Но  у  него  был  план,  какие-то  зачатки
плана, с помощью которого он должен был  все  и  навсегда  уладить;  и  он
собирался этот план испробовать.
   Цепь капканов Роя располагалась по  огромному  кругу  протяжением  миль
пятьдесят. Южным основанием его и началом маршрута было озеро Т. Обычно он
начинал обход капканов, проплывая до  самого  конца  озера  Т  и  проверяя
прибрежные норы. Потом оставлял челнок на том берегу и шел на север, через
хребты к Четырем Озерам: это было его основное охотничье  угодье,  богатое
бобром и ондатрой. На Четырех Озерах у  него  была  небольшая  хижина,  из
которой он, прежде чем идти на запад к Литтл-Ривер, как правило,  три  или
четыре дня обходил все капканы на впадающих  в  озера  речках.  Иногда  до
ухода на запад он охотился на лося в болотах между Четырех Озер,  но  чаще
довольствовался  оленем,  которого  стрелял  на  хребтах   по   дороге   к
Литтл-Ривер. Это был быстрый узкий поток, на котором водилась норка, и тут
проходила западная граница угодий Роя. На другом берегу начинались  угодья
Скотти и Самсона, здесь  они  иногда  встречались.  По  этому  потоку  Рой
спускался на юг к последнему своему озеру, которое он назвал  Пит-Пит,  по
особенному звуку, с которым речка вливалась в озерную воду. Отсюда,  чтобы
добраться до хижины, ему оставалось перевалить еще  один  хребет,  замкнув
этим круг или квадрат маршрута на восток, север,  запад,  юг  и  опять  на
восток. Как правило, обход всей цепи капканов занимал пять-шесть дней.
   Но на этот раз он решил поступить иначе.
   Для начала он  проплыл,  как  обычно,  до  восточного  конца  озера  Т,
проверяя по пути капканы на норок, некоторые снимая, другие перезаряжая, -
как те, что накануне поставил вместе со Скотти. В самом конце озера  Т  он
затащил челнок под большую упавшую сосну, прикрыл  его  ветками,  а  потом
разложил костер, чтобы приготовить завтрак. Тяжело нагрузившись хлебом  со
свининой и сладким чаем, он навьючил на плечи увесистый мешок и  пошел  не
на север, а на восток и шел на восток почти до  полудня,  пока  не  достиг
мелкой порожистой речки. На том берегу ее виднелась хижина,  и  когда  Рой
вброд перебрался к ней, его встретил лай  собак,  кудахтанье  перепуганных
кур и наконец высокий худой индеец.
   - Хэлло, Рой, - сказал индеец.
   - Хэлло, Боб, - сказал Рой.
   Индеец Боб: так его прозвали потому, что настоящее имя его было слишком
сложно. Рой знал его и охотно называл бы Боба по имени, радуясь тому,  как
оно звучит - Хома-Хомани: первое облачко на небе, - но это имя  Боба  было
не для белого, будь то сам Рой. Ведь даже маленькая бронзоволицая индианка
- его жена - теперь называла  его  Боб.  Одежда  Боба  тоже  была  одеждой
белого: заячья шапка, кожаная куртка, синие холщовые штаны,  но  индейские
оленьи мокасины. Во все это было облачено высокое, худое, изможденное тело
чахоточного - черноглазого, бледного человека, напоминавшего Рою  сохнущий
клен, из которого выцедили слишком много соку.
   - Хорошо, что я застал тебя, - сказал Рой.
   - Я только что собирался в Сент-Эллен за мукой и  провизией,  -  сказал
Боб.
   - А не поздно? - спросил Рой.
   - В этом году все запоздало. Рой.
   - Запоздало? - повторил Рой, думая о дичи. - Или просто ушло?
   - Мало-мало запоздало и мало-мало ушло, - сказал Боб.
   Это было пародией на мнимо индейский говор, которым Боб пользовался как
своего рода насмешкой над белыми. По-английски он говорил,  как  и  все  в
Сент-Эллене, как все охотники,  но  время  от  времени  передразнивал  тот
жаргон, который белые приписывали индейцам. Сейчас он  не  высмеивал  Роя,
которого любил. Просто это был невольный протест.
   - Боб, - сказал Рой, - я хочу пройти к Зеленым Озеркам, туда,  где  мои
владения вклиниваются в твои. Ты не против, если я пройду по твоим землям,
чтобы попасть к озерам?
   - А для чего тебе туда надо, Рой?
   - Я хочу обловить там все, что мне удастся. Я засяду в своей хибарке на
Четырех Озерах и расставлю капканы по всей округе, столько  капканов,  что
мне только бы запомнить их место. Зверя там, может  быть,  и  немного,  но
если он там есть, я  его  возьму  без  остатка.  Массовый  облов!  Я  хочу
обловить даже Зеленые Озерки. Я там никогда не ставил капканов, взять  там
можно немного, но они, по крайней мере, все в одной горсти, и чем  же  они
хуже здешних больших озер.
   Зеленые Озерки, маленькие, окруженные почти непроходимыми зарослями, по
правде говоря, были Рою ни к чему. Он назвал их сейчас официальным именем,
но  чаще  крестил  их  Никчемными  озерами,  Бросовой  землей,  Разоренной
округой.
   - Может быть, там есть пушной зверь именно потому, что  я  его  там  не
ловил, - сказал он. - Во всяком случае, испробую, но для  этого  мне  надо
пройти по твоей земле, чтобы не плутать по этим лесам.
   - Конечно, - сказал Боб. - Прошу тебя.
   - А есть тропы прямо к Зеленым Озеркам?
   - Есть одна старая охотничья тропа, но лучший путь туда по хребту.
   - А тебе не будет неприятно, если увидишь меня на хребте?
   - Я теперь редко хожу туда, - сказал Боб. - Слишком далеко.
   - Хочешь, если встречу, я подстрелю тебе дичину на мясо? - спросил Рой.
   - Там водится много оленей, - сказал Боб. - Увидишь, стреляй.
   Предложив снабдить Боба мясом, Рой хотел  отплатить  за  разрешение  на
проход по его угодьям. Мясо было почти единственной пищей  этой  индейской
семьи. Боб охотился, как и все, но он не  мог  позволить  себе  незаконной
охоты. За это его - индейца - ждало то же воздаяние, что и белого, но  для
индейца потеря  участка  была  потерей  самой  жизни.  И  вот  Индеец  Боб
перебивался кое-как на  законной  норме.  Это  позволяло  ему  каждый  год
закупать  немного  провизии  в  лавке,  но  большую  часть  пропитания  он
выцарапывал из земли, здесь, у своего ручья, выращивая немного кукурузы  и
озерного риса, держа немного кур,  свиней,  коз  и  ловя  в  летнее  время
столько рыбы, сколько мог провялить или сохранить на зиму в своем погребе.
   -  Почему  ты  не  попросишь  себе  участок  в   бобровом   заповеднике
Джеймс-Бэй? - спросил Рой у Боба.
   Как некоторые другие заповедники Канады, Джеймс-Бэй был крупным  лесным
заказником, закрытым для всех трапперов,  кроме  ограниченного  количества
индейцев; это  были  угодья,  кишевшие  молодыми  бобрами,  и  огражденные
законом бобры быстро размножались и давали верный улов.
   - Не знаю такой земли, Рой, - сказал Боб.
   Рой знал: Боб хотел этим  сказать,  что  Муск-о-ги  его  дом,  дом  его
предков. Он не хотел покидать его, как Рой не хотел покидать Сент-Эллен.
   - Ты прав, - медленно промолвил Рой.  -  Джеймс-Бэй  это  очень  далеко
отсюда.
   - Кончится тем, что я стану  фермером,  расчищу  вот  тут  лес  и  буду
фермерствовать, - сказал Боб. Как и Рой, он знал, что дичь уходит на север
и скоро совсем исчезнет. Как  и  Рой,  он  знал,  что  никогда  не  сможет
покинуть лес, и чем покидать его, он готов был  попробовать  фермерство  в
лесу.
   - А что говорит уголовный кодекс насчет угодий на севере? - спросил его
Рой. - Ведь ты мог бы попытаться получить участок на севере?
   - Трудно сказать, Рой. Одно дело, когда читаешь закон,  совсем  другое,
когда его нарушаешь, особенно уголовный кодекс.
   Уголовным кодексом обычно называли положения об индейцах. Рой читал эти
положения, читал их в хижине Боба, где они висели как еще одна из насмешек
Боба над белыми. Рою они показались  настолько  похожими  на  положение  о
дичи, что он пришел к заключению, что индейцев  сохраняют  как  дичь,  как
осколок естественной и желательной лесной жизни, которой нельзя было  дать
вовсе исчезнуть.
   - Ну что ж. Я пойду, Боб, - сказал Рой.
   Вид индейца  начинал  угнетать  его.  Мысль,  что  Индеец  Боб  обречен
оставаться тут, - все равно, будет ли начисто выловлено  его  угодье,  или
нет, - всегда угнетала Роя.
   - Когда ты собираешься уходить к  северу  на  новые  земли?  -  спросил
индеец Роя.
   Рой уже начал переходить речку.
   - Еще не знаю. Боб, это будет  зависеть  от  многих  обстоятельств.  Но
скоро это выяснится.
   - А Сохатый тоже где-нибудь близко? - перекрикивал Боб шум порогов.
   - Да. А что?
   - Кто-то ставил капканы на моей плотине у старых  коряг.  Должно  быть,
Сохатый.
   - Ты так думаешь? - ответил Рой. Теперь ему тоже приходилось кричать.
   - Скажи ему, если он будет искать свои капканы, что они висят на  сухом
дереве около плотины. - В этом не было злого умысла, индеец поступил  так,
как поступил бы любой траппер, найдя на своем  угодье  чужие  капканы:  он
снял бы их и повесил. Во второй раз он имел право взять их себе.
   - Ладно, Боб. Увидимся, когда я буду возвращаться.
   - Счастливого пути, Рой.
   Рой перешел реку и заброшенной тропой пошел на север, к Четырем Озерам.
   Еще засветло он добрался  до  своей  хижины,  скатившись  с  последнего
склона, как перегруженный состав, который давит  на  паровоз  и  подгоняет
его. Пока он зажигал лампу и разводил огонь, мыши разбежались по  углам  и
оттуда наблюдали, как он распаковывает провизию  и  прячет  ее  в  прочный
ларь, весь источенный следами их зубов. Рой устал; поужинав,  он  пригасил
огонь, повалился на койку и заснул безмятежным сном.
   Утром Рой быстро и сноровисто принялся за свой массовый облов.
   Прежде всего он проверил капканы на Четырех, Озерах, сняв одного  бобра
и одну ондатру.  Потом  стал  расставлять  капканы  во  всех  мало-мальски
пригодных местах. У него в хибарке на Четырех Озерах  было  десять  старых
капканов системы  "Ньюхаус";  он  их  починил,  вычистил  и  расставил  по
бобровым запрудам, на кормовых площадках ондатры и у  хаток.  Он  поставил
полдесятка капканов первого номера по берегам и на песчаных  отмелях.  Эти
предназначались для норок, которые каждую ночь бродят по берегу в  поисках
рыбы и лягушек. Покончив с  Четырьмя  Озерами,  Рой  совершил  двухдневный
поход в сторону, на север от угодий Индейца Боба, к Зеленым  Озеркам.  Это
были глубокие озера, не очень удобные для бобров, но здесь могли  водиться
норки и, может  быть,  выдра.  Прежде  всего  надо  было  разведать  дичь,
разыскать красноречивые кучки  окровавленных  перьев  у  обиталища  норок,
неприступные убежища ласок, скользкие глиняные склоны, по  которым  выдры,
играя, съезжают в воду. Он обнаружил мало следов выдры или норки, но  там,
где они были, расставил капканы, расставил искусно, используя для приманки
рыбу, наловленную сетью в Четырех Озерах. На одном из Зеленых Озерков были
две небольшие бобровые запруды, и тут он тоже поставил три капкана прямо у
хаток.
   - "Запрещается законом, - громко распевал Рой, ставя  свои  капканы,  -
любому гражданину ставить капкан ближе  чем  в  пяти  футах  от  обиталища
бобра". Ну что ж, господин  губернатор,  я,  кажется,  нарушаю  закон,  но
извольте пожаловать сюда и поймать меня на месте  преступления.  Пожалуйте
сюда и посмотрите, как приходится бедному человеку  изворачиваться,  чтобы
взять какого-то несчастного проныру - бобра.
   Когда Рой расставил все свои капканы, он стал устраивать западни.
   Он  хорошо  знал  и  параграф  о  западнях,  и,  так  как  единственным
источником печатной поэзии для Роя был язык положений о  дичи,  он  охотно
цитировал вслух выдержки из закона. Параграф был очень прост,  он  гласил,
что любому гражданину запрещается законом пользоваться западнями для любой
цели на всем протяжении округа Сент-Эллен.
   Рой устраивал западни в расчете на  любую  дичь,  какая  бы  в  них  ни
попалась, будь то рысь, лиса, куница-рыболов или даже волк.  Волчьи  шкуры
шли за бесценок, но за волка старше трех месяцев платили премию в двадцать
пять долларов; и хотя Рой  считал  это  лишь  яростной  местью  закона  по
отношению к четвероногому охотнику, он не упускал и этой возможности.
   - Идет война, - говорил Рой звериной братии на охотничьих тропах,  -  и
кто-нибудь должен в ней победить. Кто-нибудь должен  перехитрить  другого.
Так берегись же, свирепый  волчище,  кровопийца-норка,  сторожкая  лисица,
залегшая в чаще рысь. Кто-нибудь из нас должен перехитрить другого.
   Рой был очень хитер. Он не был специалистом по трудно уловимой дичи, но
он мог перехитрить ее, потому что знал ее  повадки.  Вся  дичь  ходила  по
тропам, пробитым крупным зверем, таким,  как  олень  или  лось.  На  таких
тропах Рой и ставил свои западни. Хитрее всего он устраивал их на  лисицу.
Обычно Рой перегораживал звериную тропу стволом;  он  подкатывал  ствол  к
месту рычагом,  к  которому  прикасался  только  в  перчатках,  совершенно
устраняя всякий человеческий запах. Перегородив дорогу, он обматывал  один
конец длинной проволоки вокруг тяжелого ствола, а затем  прилаживал  петлю
так, что лисица должна была попасть в нее, если бы вздумала обойти  ствол.
Делалась западня из стальной рояльной струны, прочной и упругой;  чтобы  и
на ней не было следов  прикосновения  человека,  Рой  натирал  ее  воском.
Некоторые трапперы пользовались для этого мускусом бобра или крысы, но Рой
считал, что чем привлекать чуткий нос лисицы этим  ложным  запахом,  лучше
нейтрализовать западню безразличным запахом воска. Он еще никогда на  деле
не проверял этой своей теории, но  теперь,  расставив  западни  в  большом
количестве вокруг Зеленых Озерков и Четырех Озер, а  также  по  хребтам  и
долинам, он должен был  на  опыте  проверить  настоящую  их  цену  и  свое
собственное охотничье мастерство.
   В  последнюю   очередь   Рой   занялся   куницей   и   родственной   ей
куницей-рыболовом. Эти ценные пушные звери могли попасться в любую из  его
ловушек, в капканы на норок, в некоторые западни, даже в капканы на бобров
и ондатр. Но охота специально на рыболова  или  куницу  требовала  особого
опыта и навыков. Они не только редко встречались, но, как правило, никогда
не обнаруживали своего обиталища. Охотнику приходилось  догадываться,  где
их искать, догадываться об их привычках. У обоих был  богатый  шелковистый
коричневый мех стойкого цвета, за него всегда хорошо платили. Оба они жили
на деревьях,  не  нуждаясь  в  логовах  или  норах.  Оба  питались  мелкой
живностью - зайцами, белками, мышами, всем, что попадало на их острый зуб.
Раздумывая о них. Рой вспомнил, что за всю свою долгую  жизнь  в  лесу  он
видел каждого из этих зверьков всего пять или шесть раз, особенно  куницу.
Она жила в самой гущине и темноте хвойных  чащоб  и  не  выносила  воды  и
сырости. А рыболова, наоборот, можно было обычно найти  возле  болота  или
ручья, хотя и тут он держался на верхушках  деревьев  и  спускался  только
охотиться. Они были заклятые враги, и в схватках куница  обычно  побеждала
своего родича. Оба они охотились в одиночку, преимущественно ночью. Об  их
привычках у Роя сохранилось только одно воспоминание. Однажды  у  него  на
глазах рыболов загрыз красную белку; увидя Роя, рыболов  откусил  у  белки
пушистый хвост и метнулся к ближайшему дереву. Он мгновенно исчез в листве
и помчался с верхушки на верхушку, держа в зубах белку,  но  освободившись
от ее хвоста, который затруднил бы ему бегство.
   Рой заряжал свои капканы на  куницу  и  рыболова  красной  белкой,  но,
вместо того чтобы закреплять капканы на поваленном стволе или на земле, он
подвешивал их так, что, прыгая за белкой, куница или рыболов  должны  были
непременно попасть в капкан. Он поставил  пять  полуторных  капканов,  все
вокруг Зеленых Озерков. Для рыболова он выбирал нависшие  над  водой  ели,
для куницы заходил поглубже в чащу. Этим  Рой  закончил  расстановку  цепи
капканов массового облова.
   Но расстановка была только началом. С этого дня ему надо было упорно  и
методично осматривать капканы, обходя их в  строгой  последовательности  и
освежая наживку. Он  обошел  сначала  Четыре  Озера,  обобрал  капканы  и,
возвращаясь с добычей в хижину, одновременно проверил  кое-какие  западни.
Потом совершил двухдневный обход Зеленых Озерков, по  пути  туда  проверяя
западни, обобрал капканы у воды, а по дороге  обратно  проверил  остальные
западни. Ему приходилось  тащить  на  себе  провизию,  приманку,  топор  и
наловленную дичь. Обход приходилось делать быстро, потому что  на  Зеленых
Озерках у него не было другого убежища, кроме шалаша  из  пихтовых  веток,
который он соорудил под большой сосной.  Значит,  ему  приходилось  тащить
также и спальный мешок, а  для  человека,  привыкшего  к  удобствам  своих
хижин, это  было  большим  лишением.  Но  он  не  сдавался,  надеясь,  что
результат оправдает все труды. За две недели Рой изловил  четырех  бобров,
четырех ондатр, одну норку и двух ласок. Более редкая дичь: лисица,  рысь,
куница, рыболов, выдра - вовсе ему не попалась, хотя  он  обнаружил  много
следов лисицы и рыси и знал, что рано или поздно и они ему  попадутся.  Но
это требовало тяжелого труда, бесконечного труда.
   - Вот тебе и одиннадцатый номер! Чем не автолиния, - говаривал он себе,
возвращаясь измотанный в  свою  хижину  у  Четырех  Озер.  -  Вот  тебе  и
конвейер! - Но он протянул так еще и третью неделю,  а  потом  понял,  что
пора это прекратить: стал выпадать снег.
   Началось все с небольшого бурана при порывистом северном ветре.  Чистый
ранний снежок пеленой лег  на  леса,  озера  и  хребты  гор,  и  с  одного
снегопада в долинах уже образовались сугробы. Всю эту бурю Рой пересидел в
своей хижине на Четырех Озерах. Когда буря пронеслась, он сделал последний
обход, - снег вынуждал его торопиться и скорее идти проверять  капканы  на
Литтл-Ривер, а потом свернуть на юг и посмотреть, что делается у  него  на
озере Пит-Пит. Оба эти участка были заброшены им почти  на  месяц,  и  Рою
предстояло решить, стоит ли ради новой цепи  капканов  пренебрегать  всеми
старыми. От этого решения многое для него зависело.
   В последнем обходе его  задерживал  рыхлый  снег,  который  приходилось
приминать  на  ходу.  Обход  был  неудачен.  На  Четырех  Озерах  попалось
несколько бобров и несколько ондатр. И только. По дороге на Зеленые Озерки
он нашел в одной западне лисицу. Лисица сидела на тропе, проволочная петля
захлестнула ей шею, но она была еще жива и напоминала  собаку  на  сворке.
Она злобно смотрела на Роя, подходившего по тропе, и Рой остановился.
   - Эх ты, пугливая лиса,  -  задумчиво  вымолвил  Рой,  -  на  этот  раз
перемудрила.
   Другие звери, попав в западню, яростно вырывались; но чем  сильнее  они
вырывались,